Невские ворота

Южный фасад, открытый речному простору, был создан заново в 1784-1787 годах по проекту архитектора Н.А.Львова. Этот образец строгого классицизма особенно монументален и торжествен. Здесь вновь варьируется тема портика с парными вертикальными элементами и треугольным фронтоном. Но вместо пилястр арку фланкируют стройные колонны дорического, ордера, выполненные из серого сердоболь-ского гранита и попарно связанные у оснований огромными гранитными блоками. Поле фронтона занято изображением якоря со скрещенными ветвями, а по его краям поставлены декоративные бомбы, сделанные наподобие военных атрибутов Домика Петра I.
Возведение новых каменных ворот было связано с работами по облицовке гранитом южной стороны укреплений. Невские ворота стали вторым парадным входом в крепость. Но страшная история "русской Бастилии" превратила их в "ворота смерти". Под этими сводами проходили на Комендантскую пристань узники крепости, приговоренные к смертной казни или каторге.

Нарышкин бастион

Нарышкин бастион акцентирует центральную ось невского фасада крепости. Мощный объем, выдвинутый вперед и облицованный снаружи гранитом, подступает к самой воде. Над его передним углом- шпицем поднимается Флагшточная башня (над ней когда-то развевался крепостной флаг).

Каждый день в 12 часов с Нарышкина бастиона раздается холостой пушечный выстрел. Старинный петербургский обычай - отмечать стрельбой из вестовой пушки полуденное время - поддерживался в Петропавловской крепости с 1873 года. После долгого перерыва эта традиция была возобновлена в 1957 году, когда отмечалось (с четырехлетним опозданием) 250-летие города.

Кронверк

Памятник Декабристам

Золотой шпиль Адмиралтейства, увенчанный трехмачтовым фрегатом, давно уже стал общеизвестной эмблемой города на Неве. Трудно встретить человека в нашей стране, который хотя бы раз в жизни не видел, если не своими глазами, то, по крайней мере, на изображении, башню Адмиралтейства и ее изящный золотой шпиль, гордо устремленный к облакам. Адмиралтейская игла, которая, по меткому выражению одного из современных поэтов, Лтома истории прошила│, доминирует в ленинградском пейзаже. И это вполне закономерно. Адмиралтейство, вошедшее в сокровищницу русской и мировой архитектуры, стало архитектурным центром города.
Особенно-остро чувствуют это те, кто впервые приезжает в Ленинград. И в самом деле...
Предположим, гости прибывают в наш город с одним из московских поездов. Они выходят из здания Московского вокзала, пересекают площадь Восстания и вступают на Невский проспект.
Не будет преувеличением сказать, что их первое и потому, возможно, самое сильное впечатление от города - это сверкающий вдали, на фоне синего неба, шпиль Адмиралтейства. Асфальтовая струна Невского, убегая к нему, настойчиво манит за собою.
Другие гости прибывают на Варшавский вокзал. И вдали, в перспективе Измайловского проспекта и проспекта Майорова, они тоже видят прежде всего Адмиралтейскую иглу, солнечным лучом выбивающуюся из окружающей ее зелени.
А приехавшие на Витебский вокзал, пройдя каких-нибудь двести метров по Загородному проспекту, в восхищении останавливаются на углу улицы Дзержинского, откуда открывается вид на шпиль и башню Адмиралтейства, обращенную фасадом как раз к этой улице.
Невский проспект, улица Дзержинского, Измайловский проспект и продолжение его, проспект Майорова,- вот три старейшие городские улицы, которые сбегаются к одной точке - Адмиралтейству.
Гости осматривают исторический центр города - Дворцовую площадь или площадь Декабристов, Стрелку Васильевского острова или Университетскую набережную, Петропавловскую крепость или невские мосты, Лповисшие над водами│, и всюду прекрасный образ Адмиралтейства не покидает их. И это неудивительно.
Адмиралтейство неотделимо от Ленинграда, как Кремль от Москвы, Парфенон от Акрополя, Лувр или Нотр-Дам от Парижа, Колизей от Рима.
Однако значимость Адмиралтейства, его ценность для нас не исчерпываются тем, что оно стало архитектурным центром города. Адмиралтейство - это частица истории русского мореходства и судостроения, это кузница кадров флота как российского, так и советского.
Адмиралтейская игла как бы парит над городом, легкая и воздушная, как те облака, которые проплывают над ней. Золотой фрегат, венчающий ее, на всех парусах словно несется вперед и вперед, навстречу будущему.

Северная война была в разгаре. Русские войска одержали несколько крупных побед, штурмом взяли крепость Орешек (Нотебург) при выходе Невы из Ладожского озера и двинулись по ее берегам к Финскому заливу.
1(12) мая 1703 года двадцатитысячное русское войско овладело шведской крепостью Ниеншанц, при впадении реки Охты в Неву, и закрепилось на островах невской дельты. 16(27) мая на Заячьем острове была заложена крепость Санкт-Питербурх. Свое наименование крепость и возникший под ее защитой город получили, однако, не сразу. Оно прочно закрепилось за ними лишь с осени 1703 года.
Близость шведов заставляла вести строительство исключительно быстрыми темпами. Уже 29 июня (10 июля), в день именин Петра I, произошло освящение крепости и состоялась закладка деревянного собора Lво имя апостолов Петра и Павла│. От этого и пошло в дальнейшем название крепости -Петропавловская.
Так русские люди вновь вернулись на берега Балтийского моря.
В то время русские боевые корабли сооружались на верфях у рек Сяси и Свири. Это было не совсем удобно, так как провести суда из Сяси и Свири в Неву через бурную Ладогу было весьма рискованным делом.
Осенью 1704 года, например, из устья Сяси вышло около пятидесяти кораблей, построенных на верфи. Когда они плыли по капризному озеру, разыгрался шторм, и большинство судов погибло. А те, что уцелели, требовали основательного ремонта.
Это несчастье, видимо, натолкнуло Петра на мысль - перенести верфи к Финскому заливу.
И вот прошло всего полтора 'года с того дня, как была заложена Петропавловская крепость, а Петр принял новое важное решение - основать верфь в непосредственной близости от рейда. И не просто верфь, а верфь-крепость.
Такая необходимость диктовалась военной ситуацией, которая в районе невской дельты продолжала оставаться весьма тревожной. Шведы неоднократно пытались прорваться к строящемуся городу. Так, 23 июня 1705 года они переправились через Большую Невку на Каменный остров, ночью подошли к Малой Невке, чтобы перебраться на Аптекарский остров. Но, увидев на противоположном берегу русские окопы, остановились. Завязалась перестрелка, продолжавшаяся всю ночь...
Петр сам искал место для новой верфи. Вместе с Меншиковым он целую неделю провел в шлюпке, объезжая все бухты, заливы и проливы невской дельты. Наконец место было выбрано - наискосок от Заячьего острова. Находясь на левом берегу Большой Невы, новая крепость должна была, вместе с Петропавловской крепостью на правом берегу, надежно закрыть для врагов вход в Неву. Обе крепости поддерживались бы огнем пушечной батареи, расположенной на месте нынешней Стрелки Васильевского острова.
5 ноября 1704 года состоялась закладка Петербургской судостроительной верфи, о чем Петр сделал в своем журнале (дневнике) следующую запись:
Заложили Адмиралтейский дом и были в остерии и веселились, длина 200 сажен, ширина 100 сажен".
Первый план верфи, хотя и неосуществленный, принадлежал Петру, о чем свидетельствует его собственноручная надпись, сделанная на чертеже Адмиралтейского дома:
Сей верфь делать государственными работниками или подрядом как лучше и строить по сему, жилья делать мазанками прямыми без кирпича, кузницы обе каменные из кирпича, амбары и сараи обить досками так, как мельницы ветряные обиты, доска на доску, и у каждой доски нижний край обдорожить и потом писать красною краскою. От реки бить... сваями".

Первоначально Адмиралтейство планировалось и сооружалось в соответствии с традиционной композицией московских дворов - Хамовного, Печатного, Литейного, с той, однако, разницей, что оно было открыто в сторону Невы, тогда как московские промышленные сооружения повторяли схему замкнутых крепостных комплексов (в частности, Хамовный двор). Для них было характерным периметральное расположение цехов и складов, которые раскрывались в сторону внутреннего двора, тогда как наружные стены были полностью лишены проемов. Исключение составлял входной узел, в котором находилась Lгосударева контора│ и который получал поэтому парадное оформление, подчеркнутое высотным сооружением с государственной эмблемой.
Эту схему нетрудно увидеть и в планировке Адмиралтейского дома.
Общее руководство работами по сооружению верфи Петр возложил на Меншикова. Ближайшими помощни-
ками его были петербургский обер-комендант Брюс и олонецкий комендант Яковлев. Брюс занимался сооружением вокруг Адмиралтейства крепостных верков, а Яковлев - устройством Адмиралтейского двора.
Однако работы явно затягивались и шли медленнее, чем хотелось бы Петру. Причин тому было несколько. В начале июля 1705 года, например, переправившиеся через Неву шведы пожгли у впадения реки Тосны кирпичные заводы, поставлявшие кирпич строительству новой верфи.
Неудачным оказался также выбор места для валки деревьев на болотистых берегах реки Ижоры, в двадцати пяти верстах от Петербурга: отдаленность от Невы значительно затрудняла доставку леса на Адмиралтейский двор.
Тем не менее различные препятствия и трудности преодолевались, и уже в конце сентября 1705 года Яковлев доносил Меншикову, что все начатые постройки заканчиваются, а к первому октября будет готова и крепость.
Адмиралтейство возводилось руками тысяч русских людей, согнанных на берега Невы с разных концов страны. Спустя пять месяцев после закладки верфи на ее строительстве было занято более 1000 человек и 226 лошадей с подводами. Кроме того, около 900 подвод поставляли лес из Новгородского уезда. А к 1715 году число рабочих на Петербургской верфи достигло почти 10 тысяч, причем лишь 2 тысячи с небольшим были вольнонаемными, основную же массу составляли крепостные крестьяне.
Труд этих людей был неимоверно тяжелым. Плохо одетые, жившие впроголодь, в тесных хибарках, строители мало чем отличались от каторжников. Их рабочий день начинался в пятом часу утра и заканчивался около девяти часов вечера, то есть длился шестнадцать-семнадцать часов!
Йункт 32 LРегламента Адмиралтейской верфи│, утвержденного Петром I, устанавливал такой распорядок дня: "Kолокол бить на работу и с работы, марта с десятого, сентября по десятое число, по утру полпята, в вечеру в марте и апреле семь часов; в июне, июле по утру полпята, в вечеру в осьм... Сентября с десятого марта по десятое, по утру час пред восхождением солнца, в вечеру час по захождении солнца..."
Тревожная военная обстановка вынуждала продлевать и без того чрезвычайно долгий рабочий день. А платили людям ничтожно мало - по три копейки в день (для сравнения укажем, что фунт ржи стоил тогда одну копейку).
За малейшие проступки рабочие и служители Адмиралтейской верфи подвергались жестоким наказаниям. А Lказни и наказания│ были такие: за первый проступок рабочий получал десять ударов кнутом и предупреждался, что при повторении он Lбудет под киль корабельный подпущен и у мачты будет бит 15-ю ударами, а потом навечно на каторгу сослан│. И это не пустая угроза: недалеко от Адмиралтейства (на территории нынешней площади Труда) существовал Каторжный двор.
Бесчисленные болезни и гнилостный климат умножали страдания людей. Они умирали тысячами.
Поэт 30-х годов XIX века М. Дмитриев писал о Петербурге:
Богатырь тебя построил, Топь костями забутил...
Но благодаря упорному труду тысяч безвестных строителей работы на новой верфи шли быстро, и уже к концу лета 1705 года здесь выросли различные адмиралтейские сооружения, жилые дома морских чинов и хибарки рабочих.
В 150 саженях от Адмиралтейского двора был поставлен канатный сарай длиною в 120 саженей, подле него - канатная баня и пеньковый амбар, а при них флотские житницы с обширными закромами. Под крайние бастионы, выдвинувшиеся в Неву, потребовалось бить сваи на глубину до трех с половиной саженей (более семи метров).
Главные адмиралтейские сооружения объединялись в одно здание, которое образовывало широкую букву "П", развернутую к реке, то есть сам "двор". В готовых светлицах нижнего яруса был размещен Адмиралтейский приказ - предшественник Адмиралтейской коллегии и Морского министерства.

У самого невского берега сооружались десять эллингов, стапеля для постройки кораблей Lдлиной от 60 до 70 футов│ и мелких судов Lот 20 до 50 футов│, а также кузницы, сараи и т. д. Прорывались каналы.
К осени 1705 года строительство верфи было почти закончено, но большое наводнение, случившееся 5 октября, прервало работы и причинило серьезный ущерб. Тем не менее уже 29 апреля 1706 года на воду сошло первое судно - 18-пушечный корабль, конструкция которого приписывается самому Петру.
Первыми петербургскими судостроителями стали рабочие, присланные с Олонецкой верфи. Мастерами же были почти исключительно иностранцы - англичане, голландцы, итальянцы, по крайней мере до той поры, пока не вернулись из-за границы русские молодые люди, посланные для обучения корабельным наукам.
Кстати, и сам Петр не только разрабатывал конструкции первых судов, но и трудился на верфи. Он оставил за собой должность главного мастера (Lбаса│) и получал соответствующее этой должности жалованье. И позже, когда Петр уже не служил Lбасом│, он, по свидетельству камер-юнкера Берхгольца, не пропускал 12
ни одного дня, чтобы не побывать в Адмиралтействе; прибывал он туда в четыре или пять часов утра.
Особенно часто можно было видеть Петра в модель-камере. Здесь он назначал даже официальные приемы техников или пансионеров, возвращавшихся из-за гра-ницы, а иногда устраивал им и настоящий экзамен- еще до официальных испытаний в присутствии Адмирал-тейств-коллегии.
Так в ноябре 1705 года в устье Невы появилась верфь-крепость, построенная по всем правилам фортификации того времени. Эллинги, мастерские, амбары, кузницы и другие здания, предназначавшиеся для кораблестроения, были окружены высоким земляным валом с пятью бастионами: три из них на середице и по концам длинной южной куртины, а два у самой реки, на обеих оконечностях коротких куртин. Кроме того, Брюс предлагал Меншикову устроить зимою еще один, шестой бастион - прямо в реке, впереди Адмиралтейства (своеобразный аванпост), но проект этот не был одобрен.
Перед крепостным валом вырыли сухой ров, который для большей прочности одели не дерном, а фашинами '.
Посредине южной куртины были устроены ворота со Lшпицем│, обитым жестью, через ров к воротам перекинут подъемный мост, а все Адмиралтейство обнесено рогатками. С трех сторон вокруг него вырубили большую площадь, так называемую эспланаду, которая в просторечье называлась Адмиралтейским лугом. Эспланада была необходима из чисто военных и противопожарных соображений. Она простиралась до самой Мьи (Мойки) и позволяла хорошо просматривать местность.
1 Фашина - перевязанный пучок хвороста, применявшийся при саперных и земляных работах для укрепления насыпей. 14
Осенью 1705 года из-под Котлина пришел в Петербург на зимовку флот. Всех офицеров и матросов разместили в срубленных на адмиралтейских бастионах избах, и моряки составили первый гарнизон верфи-крепости. Снятые с кораблей 100 пушек 12-, 6- и 3-фунтового калибра были установлены на валах.
Однако в боевых целях крепость-верфь не использовалась ни разу. Шведы, убедившись в твердом намерении русских любой ценой удержать вызволенные земли, прекратили набеги. А Полтавская победа в 1709 году и взятие Выборга в 1710-м не только обеспечили спокойствие юного города на Неве, но и позволили Петру перевести столицу государства из Москвы в Петербург.
С заключением Ништадтского мира в 1721 году верфь потеряла всякое оборонное значение. Обширный Адмиралтейский луг, весною и осенью превращавшийся в вязкое болото, а летом в пыльную пустыню, дал впоследствии жизнь трем красивейшим площадям города: Дворцовой, Адмиралтейской и Сенатской (ныне площадь Декабристов).

В ознаменование Полтавской победы Петр I 6 декабря 1709 года собственноручно заложил на Адмиралтейском дворе первый крупный, 54-пушечный корабль "Полтава", который был спущен на воду летом 1712 года.
За "Полтавой" начали сходить со стапелей десятки других больших судов. Чтобы ускорить строительство, по обеим сторонам Адмиралтейского двора сооружали всT новые эллинги. И действительно, корабли рождались один за другим. История сохранила имена замечательных мастеров корабельного дела - Скляева, Окунаева, Щербачева, Батакова, Пальчикова и других.
Петр лично следил за ходом работ. Спуск на воду каждого корабля отмечался как большой праздник и обычно завершался грандиозным пиром. Мастер, строивший корабль, получал из рук царя или президента Адмиралтейств-коллегий на серебряном блюде по три серебряных рубля за каждую пушку.
Адмиралтейская верфь сыграла важную роль в усилении Балтийского флота. Сражение при Гангуте, в котором участвовал и сам Петр под именем контр-адмирала Петра Михайлова, явилось первой в русской истории крупной морской битвой. В ней участвовали и суда, построенные на Адмиралтейском дворе. С этой победы, по сути дела, и началась летопись морской славы России. Ныне, кроме многих побед на земле, России и на море слава есть┐, - с гордостью говорил Петр.
Адмиралтейская верфь, перешедшая Lна строительство крупных кораблей, становилась все более тесной. Для мелких судов - скампавей, полугалер и галер - пришлось заложить еще одну верфь, ниже по течению Невы (где затем было Новое Адмиралтейство). Эта верфь стала называться Галерной.
В ведение Адмиралтейства поступили многие подсобные предприятия - "Смоляной двор", где хранилась смола и вываривался деготь, пильная мельница на реке Ижоре, несколько кирпичных заводов, гонтовый завод на Охте и др. Адмиралтейские предприятия снабжались также промышленностью Москвы, Ревеля, Риги.
Весной 1719 года Петр принял решение расширить "мастерские палаты", причем строительство вести из камня.
Созданная в том же году Адмиралтейств-коллегия, во главе с адмиралом Ф. М. Апраксиным, привлекла к участию в новом строительстве голландских мастеров, находившихся тогда в Петербурге. Достройка адмиралтейского шпиля также была поручена голландцу - "шпицных и кровельных дел мастеру" Герману ван Болесу, который незадолго перед тем соорудил шпиль собора в Петропавловской крепости.
Ван Более получил от Адмиралтейств-коллегий приказ: LШпиц адмиралтейский достроить всякою столяр-ною и плотничного работою и укрепить своими мастеровыми людьми и на оном шпице поставить яблоко и корабль и поверху его корону, доделать же внутри и с лица того шпица окошки, двери... балясы и лестницы со всем в отделку самым добрым и чистым мастерством".
В исполнении этого замысла участвовали русские мастера Иван Шпак, Иван Сухой и их товарищи, слесарь Герасим Иванов и капрал Пимен Куликов, установивший часы в основании шпиля,- и многие другие. Сам шпиль обили железом, башню украсили деревянными колоннами с резными капителями, кронштейнами и четырьмя фигурами орлов.
Еще при жизни Петра Адмиралтейство производило большое впечатление и на русских людей и на иностранцев, хотя оно мало походило на тот архитектурный шедевр, который ныне известен каждому. Вот как описывает Петербургскую верфь один из членов польского посольства, посетивший новую столицу России через семнадцать лет после ее основания:
"Нас пригласили в Адмиралтейство, где ожидал царь. Пройдя мост на канаве и ворота, мы вышли через сени в громадное помещение, где строятся корабли. Здесь мы осматривали кововыстроенный большой красивый корабль, затем отправились в кузницу, где было 15 горнов и при каждом 15 кузнецов с мастером... Царь ходил с нами по разным магазейнам..."
Потом гости Lотправились в коллегии, где было много молодежи. Там столы были накрыты зеленым сукном, на стенах развешаны зеркала, чертежи, гравюры. Преподаватель здесь объяснял военное искусство. Отсюда мы сошли к каналу, в котором стояло несколько судов с насосами. Потом пошли в комнату, где была библиотека... Затем пошли мы через канал, где живут разного рода ремесленники, видели, где цирюльники приготовляют мази и пластыри для ран; было здесь около восьмисот портных, работающих над парусами. Было там тоже здание большое и широкое, на сваях в два этажа; здесь приготовляли модели кораблей".

Зима. Петербургский вид. 1859 г. Н.Абутков. Холст, масло.

К 1722 году Россия имела флот, который ставил ее в ряды самых могучих морских держав того времени. Почти все корабли были построены на эллингах петербургского Адмиралтейского двора. Верфь в устье Невы стала крупнейшим кораблестроительным предприятием, на котором, выражаясь современным языком, уделяли большое внимание механизации и специализации. Свидетельство тому можно найти в уже упоминавшемся выше "Регламенте Адмиралтейской верфи", утвержденном Петром в 1722 году. Пункт 28 "Регламента" гласил:
В зимнее время держать наемных шестьдесят лошадей, которыми по корабельному строению все леса от кранов возить, кроме самых тяжелых... которые надлежит людям по каналам такелями тянуть..." И далее - пункт 29:
Не надлежит ничего людям носить или возить (кроме такой мелочи, что может один человек понесть), но летом водою, понеже ко всем работам есть каналы; а зимою в санях лошадьми, также везде у работ употреблять машины, которые в иных государствах употребляются; а где и нет, а можно быть, то вымышлять, дабы меньшим числом людей дело управлять было возможно".
А вот как был сформулирован пункт 38, в котором шла речь о специализации:
Мастеровых людей не переводить от одного мастерства к другому; также переменных не употреблять у дел, но везде быть не переменным, дабы лучше T своем художестве обыкли".
Мы вновь и вновь видим большую государственную и деловую мудрость Петра, его умение проникать глубоко в суть вещей.
К концу царствования Петра Адмиралтейство было, однако, не только верфью-крепостью, не только резиденцией высшего морского начальства. Оно начинало играть роль архитектурного центра молодого города.
Еще в начале строительства от адмиралтейской эспланады в лесной чаще были проложены дороги, которые со временем превратились в главные городские магистрали. Одна из них, протянувшаяся на юго-восток, стала впоследствии знаменитым Невским проспектом. Вторая дорога, убегавшая от Адмиралтейской башни к югу, превратилась в Гороховую улицу (ныне улица Дзержинского), а третья - в Вознесенский проспект (ныне проспект Майорова).
К востоку от Адмиралтейства, на берегу Невы (там, где ныне Дворцовая набережная), располагались дома знатных вельмож и приближенных царя, а к югу селились те, кто служил в Адмиралтействе - офицеры, солдаты, матросы, плотники, канатчики, кузнецы, корабельные мастера, подьячие. Они образовали Морскую слободу (в районе нынешних улиц Гоголя и Герцена). Некоторые из них жили и к востоку от Адмиралтейства- в так называемой Греческой слободе. А на территории, где теперь высится здание Главного штаба, находился Морской рынок.
Регламент Адмиралтейской верфи" запрещал харчевникам и другим продавцам ходить в Адмиралтейскую крепость". И торговый люд располагал свои заведения поблизости. Даже на Полицейском мосту через Мойку можно было видеть шалаши продавцов и множество разносчиков, отчего проезд по улице был затруднен и случались часто жестокие драки". Большой популярно-
стЫо в те времена, когда чай был еще неизвестен, пользовались сбитенщики, несшие свою вахту" у стен верфи-крепости. Сбитень - горячий напиток - зимой был незаменим. Его охотно употребляли рабочие и служащие Адмиралтейства.
В 1718 году было издано распоряжение, повелевавшее торговать на Морском рынке и возле него только в лавках, а разносчикам, продавцам сена и дров отводилось строго определенное место.
Академик П. Пекарский в статье "Петербургская старина", опубликованной в 1860 году на страницах журнала "Современник", писал, что в собрании петровских рисунков в Академии наук он видел Lэтот рынок: перед Адмиралтейством изображено несколько шалашей с товарами, кругом их толпа народа, несколько возов и лошадей, справа ряд деревьев, которыми был обсажен Невский проспект, слева площадь и дома, бывший Кикина и графа Апраксина┐ (на самом берегу Невы, где ныне Зимний дворец).
На запад от Адмиралтейства еще в 1717 году был прорыт канал. Он связал верфь с портовыми складами. Вдоль канала располагались канатные заводы и Галерная слобода (канал был засыпан в прошлом веке; ныне на этом месте - бульвар Профсоюзов).
Верфь - любимое детище Петра I - продолжала расти и строиться.

"...И ВЫЗОЛОТИТЬ ДОБРЫМ МАСТЕРСТВОМ"
К концу первой трети XVIII века городской центр переместился с Петербургской стороны на Адмиралтейский остров. Здания верфи оказались как бы в фокусе застройки левого берега Невы. Поэтому надо было уделять внимание не только практичности и удобству производственных помещений, но и их внешнему виду.
В 1731 году Адмиралтейств-коллегия приняла решение на Адмиралтейском шпицу, где имеется набатной колокол для лучшего звуку, окна сделать по рассуждению архитектора Коробова...". А годом позже последовал указ императрицы Анны Иоанновны:
"...Адмиралтейскую башню, на которой шпиц (понеже оная со второго апартамента мазанковая и весьма пошатилась), за ветхостью ныне немедленно разобрать и для прочности сделать вновь всю каменную и шпиц поставить..."
Подготовка соответствующего проекта и все руководство перестройкой также были поручены И. К. Коробову.
Иван Кузьмич Коробов (род. в 1700 г.)-талантливый русский зодчий. В числе других молодых людей он был направлен за границу для Lобучения художествам┐. Сперва в Брабанте (Антверпен), а затем в Голландии он совершенствовался в области архитектуры, строительства шлюзов, садоводства, сооружения фундаментов на сваях.
Вернувшись в 1727 году в Россию, широко образованный инженер-архитектор вскоре принял должность главного архитектора адмиралтейских строений и все свое внимание сосредоточил на них. Уже год спустя он разработал проект перестройки Петербургской верфи, который рассматривался комиссией. Кроме того, им были поданы два варианта: в соответствии с одним из них башня должна была завершаться шпилем. Приступив вплотную к работе после издания указа императрицы, Коробов продолжил начатую еще до него перестройку внешней линии адмиралтейских Lмагазейнов┐. Фасады их были элементарны и не подвергались архитектурной обработке.
Зато башня, которая вошла в историю русской архитектуры как монументальный памятник Петербурга- Ленинграда, полностью принадлежит Коробову.
Зодчий выполнил проектные чертежи перестройки башни в двух вариантах. В одном варианте предусматривалось восстановить башню с высоким шпилем, а в другом - снизить шпиль на пятнадцать метров (башня должна была заканчиваться небольшой главкой), что якобы будет способствовать увеличению прочности башни и предохранять стены от повреждения.
Со вторым вариантом не могли согласиться старые моряки - сподвижники Петра, для которых высокий шпиль с плывущим в небе корабликом олицетворял славные свершения Петровской эпохи, и прежде всего - превращение России в великую морскую державу. Под их влиянием был утвержден вариант с высоким шпилем, предусматривавший не только сохранение прежних силуэтов башни, но и увеличение ее высоты.
Одобряя этот проект, императрица повелела тот шпиц построить против того, какой прежде был и оббить оной шпиц и купол медью и вызолотить "добрым мастерством".
Коробов работал вдохновенно. Он проявил немало изобретательности в конструировании всей верхней части башни, чтобы обеспечить ее устойчивость. В частности, с этой целью каркас шпиля был опущен внутрь объема каменной башни на двенадцать метров, а для сооружения шпиля использовали мачтовые леса 11-саженной длины. Высотные работы, сложные и трудные, производились артелью плотников под руководством олончанина Артемия Филиппова.
В центре башни был устроен арочный проезд с двумя окнами по бокам и углам. Завершал башню восьмигранный купол своеобразного очертания, с круглыми часами по четырем сторонам. А от него убегал вверх восемью суживающимися гранями шпиль, увенчанный, как и предыдущий, яблоком, короной и трехмачтовым корабликом.
На позолоту купола и шпиля использовали 5081 червонец общим весом 43,5 фунта (то есть больше пуда), что по тогдашнему курсу составляло 11076 рублей 38 копеек.
Созданная Коробовым башня отличалась стройностью и изяществом очертаний. Это было первоклассное произведение русского зодчества, ставшее украшением Петербурга.
Адмиралтейств-коллегия осталась весьма довольна работой Коробова и ходатайствовала о том, чтобы его Lпожаловать полковничьим рангом, понеже тому награждению за прилежание его и труды он быть др-стоин┐. Но сенат не утвердил ходатайство, и лишь
десять лет спустя, уже при Елизавете, выдающийся архитектор-строитель был произведен в полковники.
В 1737 году Ивана Кузьмича Коробова пригласили в "Комиссию по устроению Санкт-Петербурга", в которой главную роль играл известный архитектор П. М. Еропкин. Комиссия сделала немало для упорядочения городской застройки. Совместно с П. М. Еропкиным и М. Г. Земцовым Коробов участвовал также в составлении первого русского архитектурного трактата-кодекса "Должность архитектурной экспедиции".

В 1741 году зодчий был переведен в Москву (причины перевода до сих пор неясны), где шестью годами позже умер.
И. К. Коробов оставил в истории русской архитектуры яркий след - и как выдающийся мастер, вместе с другими подготовивший расцвет русского зодчества второй половины XVIII века, и как талантливый педагог-воспитатель. Учениками Коробова были архитекторы Д. В. Ухтомский, А. Ф. Кокоринов, С. И. Чевакин-ский и другие.
С перестройкой Адмиралтейства Коробовым завершился второй этап в истории создания этого шедевра русской архитектуры.
Ни здание самого Адмиралтейства, ни его башня в течение всего XVIII века более не подвергались перестройкам, если не считать внутренних перепланировок'. Но зато в районе, примыкающем к Адмиралтейству, происходили значительные изменения, вызванные ростом и благоустройством Петербурга.
В 1747 году в башне под шпилем была устроена церковь, для которой использовали зал заседаний Адмиралтейств-коллегий.
Зимний дворец и Адмиралтейство.
С акварели Аткинсона. Вторая половина XVIII века.
По соседству с Адмиралтейством выросло величественное здание - Зимний дворец, созданный зодчим Растрелли. Изменилась западная часть Адмиралтейского луга, ставшая Сенатской площадью, которую украсил прекрасный памятник Петру I - ╚Медный всадник╩. Напротив, на Васильевском острове, тоже появились красивые сооружения. Невская перспективная дорога, обсаженная деревьями и вымощенная, превратилась в нарядную городскую магистраль.
И только Адмиралтейство со своими казенными корпусами, окруженное валами и рвами, сохраняло прежний вид, все более и более диссонируя с соседними пышными строениями. Даже изящная коробовская
башня с ее золоченым шпилем выглядела инородным телом среди эллингов, ╚магазейнов╩ и кузниц...
После сильного наводнения 1777 года в Адмиралтействе располагалась служба оповещения о подъеме воды в Неве. Во время опасности на углах средней башни днем выставлялись флаги, а ночью фонари; кроме того, стреляли из пушки. Эта традиция просуществовала более ста лет.
Со двора Адмиралтейства производился и пушечный выстрел, возвещавший о наступлении полудня. Время для выстрела сначала определялось по часам колокольни Петропавловского собора. Во второй половине XIX века было решено производить выстрелы по астрономическому времени. В 1865-1866 годах к пушке был подведен электрический кабель, и она стреляла по сигналу, передававшемуся непосредственно из Пулковской обсерватории. На крыше правого павильона Адмиралтейства (обращенного к Зимнему дворцу) тогда же был установлен оптический сигнал точного времени, действовавший одновременно с пушкой.
Лишь в сентябре 1873 года сигнальная пушка была перенесена на Нарышкинский бастион Петропавловской крепости, где она находится и поныне и ежедневно производит выстрел в двенадцать часов по московскому времени.
Kолоссальный пожар, случившийся в Адмиралтействе в 1783 году, сильно перепугал Екатерину II, и она распорядилась немедленно перевести весь комплекс верфи (кроме Галерной гавани) в Кронштадт, где имелись небольшие ремонтные и судостроительные мастерские. Здание же Адмиралтейства предполагалось приспособить для сената и синода.
Однако Адмиралтейств-коллегия воспротивилась решению императрицы и предприняла все для оттяжки его реализации. Истощение государственных финансов постоянными войнами также значительно способствовало этому. В результате за десять лет в Кронштадт перевели лишь канатный завод да постепенно ликвидировали так называемый Морской полковой двор.
После смерти Екатерины и воцарения Павла перевод адмиралтейских предприятий из Петербурга в Кронштадт и вовсе прекратился, а наиболее пострадавшие от пожара корпуса мастерских были капитально отремонтированы и частично перестроены.
Хотя Адмиралтейство еще при Петре полностью утратило свое значение как крепость, Павел, вместо придания верфи большего архитектурного изящества, занялся... фортификационным укреплением ее. Одержимый манией преследования и страхом перед насиль-
ственной смертью, Павел возводил для себя замки, которые, впрочем, не спасли его от бесславного конца.
Желая и Адмиралтейство превратить в замок, вопреки логике и исторической необходимости, Павел приказал инженер-генералу Герарду внести ╚поправки╩ в это сооружение. В течение года валы, окружавшие верфь, были срыты, а вместо них сделаны новые, гораздо выше. Все место окружили палисадом, который ограничивался гласисом. На двух угловых, выходящих к площади, бастионах, поставили новые срубы с флагштоками. Адмиралтейскую площадь превратили в место учений и солдатской муштры.
Однако жизнь диктовала другие требования. Не крепость, не замок на месте Адмиралтейства требовались Петербургу, - нужно было здание, которое гармонировало бы с окружавшими его строениями и площадями, которое было бы достойно столичного города великой морской и сухопутной державы.

МАЯК ОТЕЧЕСКОЙ ЗЕМЛИ
Через сто лет после основания Адмиралтейства решено было начать работы по его реконструкции. Подготовить проект и претворить его в жизнь поручили Андреяну Дмитриевичу Захарову, которого в 1805 году Александр I, вступивший на престол после Павла, утвердил в должности "Главных Адмиралтейств Архитектора".
Почему выбор пал именно на него?
Андреян Дмитриевич Захаров был коренным петербуржцем и даже, можно сказать, коренным адмирал-тейцем: отец его, прапорщик Д. И. Захаров, служил в Адмиралтейств-коллегий. И хотя семья была небогата, Захаров-отец все же сумел дать двум своим сыновьям хорошее образование. Оба они стали впоследствии профессорами и академиками. При этом Яков Захаров прославился как крупный ученый в области химии и механики, а его младший брат Андреян - как гениальный архитектор.
Окончив подготовительное училище при Академии художеств, Андреян Захаров перешел в академию и А. Д. Захаров.
занимался там у выдающихся русских зодчих: профессоров Кокоринова (ученика Коробова), Старова и Иванова. Еще в стенах академии он подготовил учебный проект Lувеселительного дома┐, за который был удостоен на выпускном экзамене большой золотой медали и командирован для продолжения образования за границу.
Четыре года провел Захаров во Франции, занимаясь у крупнейшего французского архитектора того времени Ж.-Ф. Шальгрена.
Вот как писал Шальгрен о своем ученике в отзыве, направленном им в Петербургскую академию художеств:
"В настоящее время под моим руководством работает... Захаров, способностями и поведением которого я не могу достаточно нахвалиться. Такие люди всегда дают высокое представление о школе, которая их воспитала, и позволяют высоко ценить учреждение, которое оказывает такое блестящее содействие искусствам. Если, в чем я не сомневаюсь, рвение, усидчивость, благоразумное поведение этого молодого человека будут продолжаться, вы, конечно, благосклонно встретите его по возвращении...
...Мое намерение было заставить его упражняться над большими заданиями, которые требуют все напряжение таланта, чтобы развить прекрасное дарование, которое получил этот молодой человек от природы".
После возвращения в Петербург Захаров начал преподавать в Академии художеств, где в последние годы XVIII века получил звание академика и профессора. В качестве помощника с 1800 года у него работал А. Н. Воронихин, создавший впоследствии такие выдающиеся произведения русской архитектуры, как Казанский собор и Горный институт.
Большую роль в творческой жизни Захарова сыграло его путешествие по городам России в 1801-1802 годах.
Оно было предпринято По указанию Александра I с целью выбора мест, составления проектов и смет для строительства военных училищ. Полуторагодичная командировка позволила зодчему хорошо познакомиться с архитектурой многих крупных городов страны. Он тщательно изучал их планировку, исторические достопримечательности. Все это ему очень пригодилось впоследствии.
Выполненные Захаровым работы - такие, как Андреевский собор в Кронштадте, проекты застройки Провиантского острова и Галерного порта в Петербурге, проект морского госпиталя в Херсоне, казармы в Гатчине, и т. п. - хотя и явились значительными по объему, однако не могли дать зодчему творческого удовлетворения. Вот почему Захаров, получив задание капитально перестроить коробовское Адмиралтейство, с большим подъемом и энергией взялся за дело. Проект, составленный им, был утвержден царем, и 25 мая 1806 года на Адмиралтейском дворе вновь начались строительные работы.

Задача, вставшая перед Захаровым, была чрезвычайно сложна. Ему предстояло не только переделать фасады, но и произвести перепланировку сотни помещений. Дело в том, что сама верфь нуждалась в коренной реконструкции. А кроме того, требовались новые обширные помещения для только что учрежденного Министерства морских сил, в состав которого вошли и Адмирал-тейств-коллегия, и вновь созданный Адмиралтейский департамент. Адмиралтейство по-прежнему должно было оставаться не только резиденцией морского ведомства Lс его библиотекою, музеумом и прочими к нему принадлежностями│, но и производственным предприятием, о чем свидетельствует пункт 5 захаровского проекта:
"Весь нижний этаж под всем зданием и в некоторых местах в среднем этаже займут кладовыми, в нижнем 32
же этаже корпуса к монументу подле павильона сделана большая кузница".
Совмещение действующей верфи со зданием, играющим главную роль в архитектурном ансамбле, было задачей весьма необычной, почти не имевшей прецедентов в истории мировой архитектуры. Кроме того, Захаров был стеснен планом старого, коробовского Адмиралтейства, которое он изучил самым тщательным образом и которое решил по мере возможности не разрушать. Андреян Дмитриевич исключительно бережно отнесся к творению своего предшественника.
Вот характерные примеры.
Между башней и шестиколонным портиком Захаров спроектировал одиннадцать окон вместо двадцати одного, как это было у Коробова. Но он добился того, что оси его одиннадцати окон совпали с осями существовавших, а остальные были заделаны, так что не пришлось ломать стену.
Сама башня, по первоначальному варианту проекта, должна была приобрести раскреповки. Но затем по ширине зодчий оставил ее равной коробовской и как бы заключил в футляр. Внутри адмиралтейской башни и сегодня можно видеть старую деревянную конструкцию, выполненную Коробовым.
Захаров сам установил очередность предстоящих работ, разбив их на несколько этапов. Первый - сооружение корпуса перед Зимним дворцом; второй - сооружение крыла главного корпуса до башни; третий - башня и т, д.
Однако строительство продвигалось вперед медленнее, чем это предусматривалось планами и сметой. Заметим, кстати, что по смете, составленной Захаровым, стоимость строительства была определена в 654 232 рубля ("...если же сделать колонны, карнизы и прочие украшения из пудожского камня, то еще нужно прибавить 110 000 рублей"). А фактически было израсходовано 2,5 миллиона рублей.
Причин тому было несколько. Во-первых, иногда на стройке ощущалась нехватка рабочей силы. Во-вторых, тормозило дело и личное вмешательство царя, далеко не всегда разумное и своевременное.
Строительство первоочередного, восточного корпуса началось в 1806 году. К осени того же года была возведена часть стен. На следующий год здание подвели под крышу, а еще год спустя Александр I потребовал сократить его длину (чтобы корпус не подходил вплотную к Неве), в связи с чем пришлось сломать часть уже воздвигнутого здания, переделать проект и начать строительство сначала.
В 1811 году в основном завершились работы по отделке восточной части Адмиралтейства, включая и Невский павильон, но здание в целом было еще далеко не окончено.
Борьба за каждую деталь Адмиралтейства, борьба с бюрократической рутиной и сопротивлением чиновничьих Lмедных лбов│ бесконечно изматывала силы. Зодчий остро нуждался в хорошей мастерской, способной избавить его от черновой работы, в увеличении числа помощников. В одном из рапортов Захаров писал, что его сотрудники загружены не по силам и Lот непомерных трудов до того изнурены, что беспрестанно впадают в болезни очевидные│.
Прежде всего это относилось к самому Андреяну Дмитриевичу.
Захаров буквально сгорел на работе. Он умер 27 августа 1811 года, пятидесяти лет от роду, так и не успев завершить свое великое творение, которому суждено было стать выдающимся произведением не только в творчестве самого зодчего, но и во всей русской и мировой архитектуре.
"Академия в сем году лишилась сочлена своего, профессора архитектуры, статского советника Захарова, каковая потеря, по сведениям и дарованиям его, весьма для Академии чувствительна. Опыты талантов его и правильного вкуса в строении достаточно представить может и одно ныне строящееся здание Адмиралтейства, отличающееся великолепием и красотой".
Так откликнулась на смерть выдающегося архитектора Академия художеств. В скупых словах протокола заседания академии содержалось признание больших заслуг покойного зодчего.
К моменту кончины Захарова работы по перестройке Адмиралтейства были еще весьма далеки от окончания. В восточном павильоне только началось оштукатуривание фасадов, а в западном даже еще не началась кладка.
После смерти Захарова строительством руководили, последовательно сменяя друг друга, три бывших его помощника - академик А. Г. Бежанов (с 1811 по
1813 год), архитекторы Д. И. Калашников (с 1813 по 1816 год) и И. Г. Гомзин (с 1816 года), которые сотрудничали с Андреяном Дмитриевичем и хорошо знали его идеи. Им остались прекрасно разработанные исходные проектные документы, и, хотя ни один из архитекторов не проявлял такой кипучей энергии и настойчивости, какие были присущи А. Д. Захарову, они все же сумели успешно завершить замысел своего коллеги и учителя.
В связи с Отечественной войной 1812-1814 годов работы по перестройке Адмиралтейства были частично свернуты, - война отвлекала силы и средства. В результате реконструкция значительно затянулась.
В общей сложности основные строительные работы заняли тринадцать лет, еще четыре года ушло на отделку зданий. Лишь к 1823 году все было завершено.

П.А.Александров. Исаакиевский мост и новая церковь. Литография. 1825 г

В сооружении Адмиралтейства приняли участие крупнейшие русские скульпторы того времени - Ф. Ф. Щедрин, В. И. Демут-Малиновский, С. С. Пименов, И. И. Теребенев, А. А. Анисимов. Созданное ими скульптурное убранство здания находится в удивительной гармонии с его архитектурным обликом, неотделимо от него и, что особенно важно, раскрывает его идейный и исторический смысл. Это касается всей скульптуры, а особенно - главного барельефа "Заведение флота в России".
Великолепны и лепные украшения Адмиралтейства, выполненные русским мастером Сергеем Саегиным и итальянским лепщиком Фридолино Торичелли, талантливым мастером-декоратором Иваном Теребеневым и художником-резчиком Павлом Соколовым.
К концу первой четверти XIX века Петербург получил одно из самых выдающихся своих сооружений, созданное творческим гением Андреяна Захарова. Зимний дворец и "Медный всадник", арка Главного штаба и Александровская колонна на Дворцовой площади, здание сената и синода и Исаакиевский собор стали его ближайшими соседями. Все вместе они образовали великолепный по красоте и неповторимости архитектурный ансамбль, которым нельзя не восхищаться, нельзя не гордиться.
Андреян Захаров сохранил П-образную форму Адмиралтейства и его общую конфигурацию, которая была намечена еще при Петре и закреплена Коробовым, а также старый коробовский шпиль. Но если посмотреть на Адмиралтейство сверху, то станет ясно, что, по сути дела, речь идет не об одном, а о двух зданиях, о двух вытянутых в длину корпусах. Один из них как бы вставлен в другой. Концы внешнего и внутреннего "П" замыкаются с обеих сторон павильонами-арками. Между корпусами когда-то проходил канал шириной четырнадцать метров, использовавшийся для пропуска судов; в дальнейшем он был засыпан.
В этих двух "П" нашло свое отражение двойное назначение Адмиралтейства: как административного здания (наружное "П") и как верфи (внутреннее "П"). Это было принято во внимание еще Коробовым, который также построил не одно, а два здания, и его идею сохранил в своем произведении Захаров.
С внутренней стороны первого этажа главного корпуса тянулась открытая галерея-аркада, примыкавшая вплотную к каналу и связывавшая обе арки-павильона. Она была удобна для перевозки строительных материалов в вагонетках по специально проложенным там чугунным рельсам.
Площадка между тремя сторонами внутреннего LП│ использовалась для строительства судов; на ней находилось множество эллингов.
Коробовское (наружное) здание было двухэтажным, высотой 9,92 метра. Захаров увеличил его на один этаж и довел высоту до 16,51 метра.
Адмиралтейская верфь.
Корпус, обращенный к Дворцовой площади, архитектор приспособил под резиденцию Адмиралтейского департамента, а корпус, обращенный к "Медному всаднику",- под резиденцию Адмиралтейств-коллегий..
Дворовые же фасады, сугубо производственного назначения, были выполнены в кирпиче и без всякого декоративного убранства, высотой в два этажа.
Захаров создавал Адмиралтейство в духе лучших традиций классицизма, но он не копировал слепо произведения архитектуры, давно ушедшие в прошлое, не подражал им. Он творчески переработал классическое наследие, обогатив его русскими национальными традициями.
Предшественникам зодчего не приходилось создавать таких протяженных фасадов, какой имеет Адмиралтейство. Захаров не мог получить готовых рецептов у греков или римлян. Решение он должен был искать сам. И он его нашел.
Длина главного фасада Адмиралтейства составляет (по прямой) 415 метров, а каждого из боковых - около 172 метров. Простор поистине русский. Но архитектор должен был так спланировать вытянутые в длину и достаточно приземистые корпуса, чтобы они не казались монотонными и казенно-унылыми, как казарма. Захаров не пошел по пути обогащения отделки и увеличения количества украшений. Нет, он избрал иное решение: четкий ритм чередования отдельных частей, их безупречно точные пропорции. Именно в этом все обаяние, вся прелесть Адмиралтейства.
Главный фасад разделен на три части. В центре - массивный куб, над которым возвышается легкая ступенчатая башня. Ее венчает устремленный в небесную высь золотой шпиль - знаменитая Адмиралтейская игла. Этот острый шпиль, сохранившийся с петровских времен и лишь еще более удлиненный Захаровым (до 72 метров), является характерным атрибутом западноевропейской готики или прибалтийско-скандинавской архитектуры. Но он не диссонирует с уравновешенными, классически спокойными и величественными формами здания. Захаров сумел найти гармоничное сочетание столь противоположных архитектурных форм, и в этом отношении он был настоящим новатором.