О России в стихах.
Порой, когда лед оплывает под солнцем полудня
или вешний поток устремляется вдоль бордюрца,
меня накрывает простое, мирное, подлое,
очень русское, кстати, чувство — все обойдется.
Точнее, чувств этих два, и оба довольно русские.
Душа без них сиротлива, как лес без птиц.
Неясно, с чего я взял, что скоро все будет рушиться —
и с чего решил, что все должно обойтись.
Вероятно, российский декабрь в завьюженности, застуженности,
и солнце — оттиснутый на морозном стекле пятак —
наводят на мысль о некоторой заслуженности:
не может быть, чтобы все это просто так.
Но поскольку мы не Германия и не Сербия,
и поскольку важней огородство, чем благородство,
и поскольку, помимо правды, есть милосердие, —
возникает рабская мысль, что все обойдется.
И сидишь,
бывало, в какой-то плюшечной, рюмочной,
и течет по окнам такая прелесть, такая слизь,
и такой аморфный вокруг пейзаж, такой межеумочный,
что не может не обойтись. Должно обойтись.
Это чувство стыдней рукоблудия, слаще морфия,
и поскольку пойти до конца мы себе мешали,
потому что мы сущность бесформенная, аморфная, —
может статься, опять остановимся в полушаге.
Облака ползут на восток, кое-как карабкаясь.
Облетевший клен на оконном кресте распят.
Это рабское чувство, что все виноваты. Рабское.
Но гораздо более рабское чувство, что всех простят.
И уж если вгляжусь сегодня в толщу осадка я,
отважусь хлебнуть на вкус, посмотреть на свет, —
начинает во мне подыматься гадкое, сладкое
знанье о том, что не обойдется. Нет.
Дмитрий Быков, письма счастья
Поздравить Родину рискую.
Ликуй, отец, резвись, юнец, –
Мы революцию цветную
Заполучили наконец.
Дурак услужливый, провластный
Раскрасил наши времена.
Она была когда-то красной –
Теперь зеленая она.
Поэт, абсурдом вдохновленный,
Приняв амброзии на грудь,
О революции зеленой
Ужо споет когда-нибудь!
В эпохе нашей аномальной
Найдет он годный матерьял:
Зеленкой полит был Навальный –
И глаз едва не потерял.
Двух исполнителей назвали
По именам и адресам.
Поскольку власть в полуразвале,
Он разбираться должен сам.
Но за какой-то гранью тонкой
Зло разгулялось, как на грех,
И поливать врага зеленкой –
Примета года. Можно всех.
Она, зеленка, – символ прямо,
Эпохи нашей главный цвет:
Во-первых, это цвет ислама,
Хотя буквальной связи нет;
Цвет первой зелени весенней
(Взгляни в окно! – дождался ты),
И
цвет великих потрясений,
И оборзевшей школоты,
Но также цвет тоски зеленой,
Всеобщей, честно оценю, –
И всей стабильности хваленой,
Успешно сгнившей на корню;
Виват, зеленая Россия!
Ты снова радуешь меня –
Ведь это цвет еще и змия!
Он вместо красного коня.
Я так и слышу ваше слово,
Оно уныло, как гастрит, –
Мол, не смешно!
Да что ж смешного?
Один Навальный все острит.
Но глупо киснуть, как на тризне.
Тоска – не тема для стиха.
Пусть зеленеет древо жизни,
Хотя теория суха.
Дмитрий Быков, Виват, «зеленая» Россия!
РЕН ТВ утверждает, что: "Совершенное накануне нападение на блогера
Алексея Навального может быть не чем иным, как отвлечением внимания от
последних разоблачений, касающихся черных схем финансирования как самого
создателя ФБК, так и других политтехнологов, начавших широкомасштабную
пропагандистскую кампанию".В качестве авторитетного экспертного
мнения РЕН ТВ ссылается на слова политолога Александра Асафова: "Жертвы
этих нападений получили бесплатный пиар, бесплатное широкое попадание в
медиа".
"Обозреватель" спрашивает по этому поводу:"Было бы любопытно узнать у Юрия Ковальчука, главного акционера Национальной медиа группы, куда входит РЕН ТВ, а также у Алины Кабаевой, председателя совета директоров этой компании, готовы ли они выжечь себе глаза ради пиара или для отвлечения внимания от чего-либо неприятного."
Ведущий Дмитрий Киселев
Намедни выглядел побито,
Но пояснил без лишних слов,
Что стал обычной жертвой быта.
Я опишу его беду,
Причем без всякой похабели:
Сажал оливы он в саду
В своем именье в Коктебеле,
Но поскользнулся средь травы –
И пал на землю поневоле
Лицом, которое, увы,
Знакомо зрителю до боли.
Я верю старому бойцу
Родного фронта новостного:
Никто по этому лицу
Не бил, конечно, Киселева.
Природа свой вершила суд
Над верным бардом Путистана:
Того, что зрители снесут,
Сама земля терпеть не стала.
Когда кривлялся лицедей,
Кричали я, Навальный, Носик:
«Как носишь ты таких людей?!»
Так вот, она уже не носит.
Не любит действий наш народ,
Простой жилец пятиэтажек.
Он в рот побольше наберет –
И ждет, когда Господь накажет.
И если мордочку треплу
И впрямь попортили оливы –
То, судя по его, так сказать, лицу –
Оливы очень справедливы.
http://sobesednik.ru/dmitriy-bykov/20170516-dmitriy-bykov-priroda-otdohnula-na-lice-kiseleva
Маленький мальчик Шекспира читал,
А рядом наряд полицейский гулял -
Под взгляды прохожих и крики мамаши
Скрутили гадёныша органы наши!
если кто вдруг не в курсе: Полицией задержан школьник, читавший в центре Москвы "Гамлета"
В России больше нет невиноватого. Серебренников, в частности, Кирилл, — он тоже сам виновен, что гнобят его; и то, зачем он с ними говорил? Он деньги брал у государства этого, их честно меж актерами деля; зачем он покушался на бюджет его? Зачем он ставил «Околоноля»? Он выступил недавно с резким возгласом — «Россия превращается в тюрьму»; тогда зачем он дышит этим воздухом, который так не нравится ему?
«В России больше нет невиноватого, за кем бы мог пойти актерский цех. Виновна, например, Чулпан Хаматова: зачем она поддерживала тех? Хвалила ВВП, и ей понравилось. Никто не вынуждал, и не врала. Детей спасала? Нет, она пиарилась, брала награды, звания брала! Теперь пришли выписывать квитанцию». Мол, через край, актриса, не хватай. Миронов тоже: «едете
во Францию»… А если бы в Японию? В Китай? Он тоже ведь начальник Театра нации, и тоже, как последний сукин сын, не может без вранья, без махинации, прогибов, поцелуев ниже спин… У нас сейчас настолько все убогие, страна себе настолько не равна, что ни театра, ни гематологии не может быть без толики говна. Поистине, в стране, где правят скважины, и кажется, что это на века, мы все должны быть несколько загажены: попахивать — не слишком, а слегка. Страну нельзя успешно оболванивать, коль светочи духовные кругом: нет, светочи должны слегка пованивать и каждый быть для каждого врагом.
У нас не может быть невиноватого: куда ни глянешь — склизко и черно. Вот, например, была еще Ахматова, писала «Славу миру», а чего?
В России нет героев — только грешники: какие не свалили — тех купил. Сплошные кагэбэшники, приспешники плюс несколько умученных терпил. «Поэма без героя» — вот пророчество: никто не свят, не честен и не тверд. Молиться иногда еще и хочется, но подойдешь к иконе — видишь: черт. «Спасти сынка — понятное желание!» — а все равно не сжалился прохвост. В России нет такого выживания, чтоб дьявола не целовать под хвост.
Замараны от крайнего до главного. Такие нравы в нашем шапито, что мальчика, читающего «Гамлета», — и то найдут задерживать за что. (Сегодня вся страна на нем зациклена; настолько всем понравился пострел, что тянет повторить догадку Рыклина: читал бы Михалкова — был бы цел.) За кем бы ни пришли — найдутся
поводы: за бунтарем, за рыцарем пера, — и интернет ему устроит проводы: а я не удивлен, давно пора!
А интеллектуалов нет тем более: они привычно ходят по костям, их всех заботит только монополия на право создавать словарь властям. Теории у них настолько куцые, что уязвимы сплошь, со всех сторон: хотят консервативной революции — но это же, друзья, оксюморон! Не знаю, там верховное задание — иль просто тренд, возникший неспроста: запрос на пафос — и на оправдание арестов, пыток, лжи и воровства? Фашизму непременно нужен Хайдеггер, набор темнот потребен главарю (кто рифму подберет на слово «Хайдеггер», тому я лично книгу подарю). Все колумнисты, всё образование, вся проповедь традиции, sans doute, — затем, чтоб сочинить обоснование, когда за кем положено придут.
А так как все забито, заморожено и вскорости сорвется с якорей, то крепнет мысль, что это всем положено — и многие хотят, чтобы скорей.
В России больше нету сострадания. Страдают те, чьи помыслы чисты. У нас теперь не Швеция, не Дания, а чисто предвоенная Германия, а в ней — одни драконы и глисты. Здесь, кажется, нарочно все устроено, в ничем не разгоняемой ночи, — чтоб не было ни рыцаря, ни воина, а только палачи и стукачи. И это так талантливо поставлено, так вечно, без начала и конца, что обвинить ни Путина, ни Сталина не можешь: тут видна рука Творца. Поэтому — от барда до чиновника — трясутся все и по ночам не спят: ни праведника нету, ни виновника.
Виновен
Бог.
Но он уже распят.
Дмитрий Быков: Поэма без героя
- За окном сгустился сумрак сизый,
Опустился на луга туман,
Растопи-ка, бабка, телевизор
Да протри бархоткою экран. - Раньше, помнишь, был он черно-белый,
А теперь, гляди-кось, весь цветной,
Мир внутри его запрятан целый,
Но какой-то, скажем так, иной. - Что еще нам в жизни этой надо,
Чтобы старость встретить по-людски?
Он утеха наша и отрада,
Лучшее лекарство от тоски, - Перхоти, поносов и запоров,
Что б гореть им, всем троим в аду,
По нему поет Филипп Киркоров
И балет танцуется на льду. - Он у нас заместо Спаса в доме,
Господи, помилуй и прости,
Ничего не нажили мы, кроме
Как его, на жизненном пути. - Но горды мы славными делами
И своей великою судьбой.
Не красна изба у нас углами,
Да и хер бы с этою избой. - * * *
- Меж президентом и народом
Проходит линия одна,
Причем буквально с каждым годом
Прямей становится она. - О, эта линия прямая,
О, долгожданный мастер-класс,
Когда страна глухонемая
Вдруг обретает слух и глас. - И взором лидера ласкает,
И слово ловит на лету,
И ощущенье возникает
Приятной свежести во рту. - Эффект инъекции подкожной
Недолговечен, но пока
И невозможное возможно,
И жизнь становится легка. - Она прекрасна без извилин,
Так просто, по себе сама.
…Народ мой вовсе не дебилен,
Но слишком линия пряма. - © Игорь Иртеньев
ПуПуСта
Три святых величины, три хранителя страны
Едет Сталин на коне в благородной седине — по мечтам о русском праве, по державе и по мне. Едет Пушкин на коне в звонком ямбе, как в броне, с «Бородинской годовщиной» и с «Евгением Оне…» Едет Путин на коне — чисто всадник Фальконе, но с Медведевым под мышкой и с Песковым на ремне. Едут трое в кураже на последнем рубеже — то ли новая триада, то ли троица уже: знак эпохи испитой под названием «отстой», Сталин — папа, Путин — сына, Пушкин типа Дух святой. Это наш, на всех един, сувенирный магазин — «Спор славян между собою» (с долей негров и грузин). Сталин, кстати, был поэт. Пушкин — тоже.
Путин — нет. Впрочем, может, тоже пишет и сливает в интернет?
В тридевятые края едут три самурая; в этой доблестной триаде роль у каждого своя. Сталин страху задает, словно бешеный койот; Путин смертный сон наводит, Пушкин песенки поет. Пушкин — светлый русский дух, Сталин — наша птица Рух, Путин — то ли вырожденье, то ли синтез этих двух. Пушкин создал, чуть возник, нашу вольность и язык, Сталин это все угробил, Путин памятник воздвиг. Пушкин — дерзкий наш Приап, Сталин — мерзкий наш сатрап, ну а Путин, как ни крутим, — окончательный этап. Это русский наш проект, а точней, его конспект, но какой-то в нем таился огорчительный дефект. Семь веков, как семь колец. Тонут кормщик и пловец, и какой
печальной тройкой все накрылось наконец!
…Пушкин вертится в гробу, Сталин шепчет: «Я гребу», а полезно и приятно лишь галерному рабу. Это главный наш итог, окончательный виток перед полным превращеньем в запыленный закуток. Это русская судьба — триединство и борьба сочинителя, тирана и галерного раба. Это блоковская, та роковая пустота — три российских аватара, сокращенно ПуПуСта.
© Дмитрий Быков, письма счастья