Отключили? Отключили.

Ни умыться, ни согреться

При фонарике-лучине

Операция на сердце.

Не попали? Не попали.

Значит, дальше продолжаем.

От экранов отлипаем,

Оперируем, рожаем.

Это смелость? Это смелость -

Перед сном теплей одеться.

Уносить из-под обстрелов

Задремавшего младенца.

Не попали - не попасть им

По тому, кто не сбиваем.

Петь "Калину", дуть на пальцы.

Скальпель. Нитки. Зашиваем.

Раз от боли скулы сводит -

Скинемся на дрон и берцы.

В центре мира происходит

Операция на сердце.

Аля Хайтлина

Ответственность

Думаешь, как же быть, до ночи, до тошноты

Под глазами мешки, в холодильнике мышь повесилась.

Кто во всём виноват? Наверное, это ты.

Кто-то же должен уже взять на себя ответственность?

Любила не тех людей. Искала не те пути.

В гостях наморщила нос и не доела третье.

Что-то должно же было такое произойти,

Что отбросило нас назад на тысячелетие.

Пускай меня заберут, пусть скажут - это она,

Отправят меня в тюрьму, плюют и кидают грязью.

Но только пусть прекратится страшная эта война,

Останется только в книгах - кириллицей, брайлем, вязью.

Пускай отправят, куда Макар не гонял телят.

Где рак на горе свистит, где конь не станет валяться.

Только пускай сейчас же враги прекратят стрелять,

И все куда-нибудь денутся. Провалятся, растворятся.

Я буду сидеть в тюрьме, я буду полы мести,

А ночью, чтобы уснуть, я буду смотреть на стаю

Прыгучих живых детей, которых смогли спасти.

И пусть они ненавидят.

Но пусть они вырастают.

Аля Хайтлина

Невозможно жить на износ -

Никому из нас.

Больше хочется быть на вырост,

Быть про запас.

Собирать весёлые силы,

В карман копить,

А потом как выскочить,

Выпрыгнуть, завопить!

Здравствуй, солнце,

Ярче всех яблок и фонарей

Здравствуй, море -

Дом для кораллов и якорей!

Невозможно жить на износ,

Запивать слезой.

Что теперь на дворе?

Инквизиция? Кайнозой?

Как укрыться при ядерке,

Где отыскать приют?

Дайте противоядие -

Морщатся, не дают.

Говорят - вот такое отмерено,

Ешь, изволь.

До глотка допей,

До последней слезы извой,

И когда никаких

Не останется больше слёз,

Будет солнце тебе,

И полное небо звёзд.

Будут щёки пылать

Ярче яблок и фонарей,

Будет пахнуть горячей корочкой

От дверей.

Где ты был, что вынес -

Станет зола и смех.

Будет жизнь на вырост,

Огромная жизнь на всех.

А пока - износи

Железные башмаки.

Ни о чём не проси.

Только не отпускай руки.

Слышишь, рядом с тобой

Такой же железный стук.

Только верь, что там тоже

Не отпускают рук.

Аля Хайтлина

Некоторый итог для меня таков:

Мир разделён не на умных и дураков,

Не на ленивых жоп и адептов зожа.

Не на шлимазлов и тех, кто умеет жить,

Мир разделён на близких и на чужих.

На сердцекаменных и на тоненькокожих.

С кем ты там раньше пел - зачеркни и брось,

Это не общая кровь в вас текла насквозь,

Это вода, отравленная словами.

Сладко ведь было пить - а во рту горчит.

Складно ведь было петь - что же он кричит,

Что произносят губы, что целовали.

С кем ты сейчас обсуждаешь, кого и как

Вывезти в тыл сквозь боль, сквозь огонь и мрак,

Сколько им лет? И петь хорошо о ком им?

Кажется, получилось. Ура? Ура!

Кстати, привет, я Ира. Привет, сестра,

Я Тимофей. Ну здрасте, теперь знакомы.

Есть и ещё итог - он того странней,

Я, заключённый слов и пастух камней,

Вдруг на другом языке говорю и плачу.

Будто звучать иначе слова хотят,

Смотришь в окно - там жовтень, а не октябрь,

"Ти там тримайся, сонечку", - слёзы прячу.

И наконец последнее - нет войне,

Ни на какой земле, ни в какой стране.

Азбука? Азбука. Заповедь? Даже круче.

Учим детей: нападающий - идиот.

И примечание: кто к нам с мечом придёт,

Пусть этот меч засунет и там прокрутит.

Что с географией стало? Она не та,

Перемешались границы, цвета, места,

Ближе теперь Париж, Черновцы и Варна.

Мы одинаково дышим - рука в руке.

Мы на одном обнимаемся языке.

Дочь подросла, я думаю: "Дуже гарна".

Мир красоты.

Висящий на волоске.

Аля Хайтлина

Это все происходит сейчас, наяву, действительно,

И сочатся кровь и слизь из его речей.

Надо срочно прекратить и остановить его,

Он ведь сам не остановится ни перед чем.

Да, слова хороши, но только не в этом случае,

Этот только зевнёт и погромче себе включит.

Так жестокий мальчик кошку схватил и мучает

И тем слаще ему, чем звонче она кричит.

Так отец выходит из спальни, бухой, рыгающий,

Кто не спрятался, получается, виноват.

Пощади, Господь, одиноких, больных, рыдающих.

Если ты его породил - забери назад.

Всё, что трогает он - становится испоганено,

Это царь Мидас, но только наоборот.

Разбери его на минералы и на органику,

Или пусть его разбирает, кто заберёт.

Но молчат наверху - уж слишком им отвратительно,

И внизу не торопятся - гадов у них запас.

Так что надо остановить его, прекратить его

Только нам. Никто не справится, кроме нас.

Аля Хайтлина

Любовь - не вздохи на скамейке,

Не поцелуи у реки,

А дроны, шлемы, батарейки,

Штаны с подкладкой и носки.

Любовь нечаянно нагрянет,

Когда её никто не ждёт.

Пускай, пожалуйста, не ранит,

Пускай, пожалуйста, не ранит,

А если ранит - не убьёт.

Он пишет: вот вернусь с заданья,

И снова будет воскресенье,

Пойдём и купим крем-брюле.

И это, в целом, оправданье,

И это, в целом, объясненье

Любови вечной на земле.

Она: нас сорок миллионов,

Мы не умеем бить поклонов,

И плакать перед алтарём.

Пускай к нам шлют иранских дронов,

А мы других накупим дронов

Всем миром вместе соберём.

Любовь - не вздохи на скамейке

И не прогулки при луне,

А жёлто-синие наклейки

На каждой видимой стене.

Мы по глазам своих отыщем,

В любом краю, в стране любой.

И будет день, и будет пища.

И жизнь, и слёзы и любовь.

Аля Хайтлина

Перемотай, пожалуйста, на конец

Раз уж ты не умеешь вернуть к началу.

Город встаёт красивый, как леденец.

Чайки кричат на рыбу. Кошки на чаек.

Папа вернулся в нашивках и орденах,

Мама уже не вздрагивает от грома.

Бомбоубежище больше не при делах.

Бабушка дома. И младшие тоже дома.

К Новому году становится холодней.

Тётя Наташа приедет в гости, наверно.

Все в магазине подшучивают над ней

Гривны она пересчитывает на евро.

Младший не верит, что люди спали в метро,

Там ведь невкусно пахнет и места мало,

Знает лишь, что назвали его Дмитро

В честь молодого спасателя из подвала.

Перемотай, пожалуйста, на конец

Хватит, настало время монтажных ножниц.

Перемотай, пожалуйста, наконец,

Боль эту долго вытерпеть невозможно.

Лампа зажжётся. Пёс в углу заскулит -

Время гулять со мной, я совсем скучаю.

Папа привычно возьмётся за костыли.

Окна блестят леденцами под крики чаек.

Ярко горят на улице фонари,

Город не ждёт подвоха - войны, беды ли.

Там, наверху, смеются - смотри, смотри,

Видишь, они справляются. Победили.

Аля Хайтлина

Изучай географию: сёла, поля.

В города непрерывно играй.

К февралю уже ближе, чем от февраля,

Только всё это время февраль.

Календарь неподвижно застыл на столе,

Поломалось в приборе реле.

Представляешь - и вишни цвели в феврале,

И созрели хлеба в феврале.

Кровь течёт из закушенной насмерть губы,

Дети спят, удержись, не реви.

А сейчас в феврале золотые дубы

В полусонной закатной крови.

Чтоб помочь - отключись, огрубей, обезличь.

Просто поезд. Билет. Самолёт.

Вот февральский купальник. Февральский кулич.

Впереди, говорят, новый год.

Будет слякотный март. Будут ветви дубов

Укрываться зелёным платком,

Потому что всегда побеждает любовь -

И тогда. И сейчас. И потом.

Приготовим бокалы, о том лишь моля,

Чтоб навек не вернулся назад

Год безудержной нечисти. Год февраля.

Год любви, побеждающей ад.

Аля Хайтлина

229

Обезъязычели, будто бы онемели,

Толку-то из пустого опять в порожнее.

Если от лютости челюсти каменеют,

Зубы крошатся, как здания в Запорожье.

Что там они говорят - это только присказка?

Сколько ещё людоеду детей положено?

Двести какое-то утро с кровавым привкусом.

- Як ви усі?

- Тримаємось, переможемо.

После подвалов дети на солнце щурятся,

Дети, что научились навек прощаться.

Лучше б враги отрастили клыки и щупальца,

Было б понятнее, как с ними обращаться.

Тут осторожней спускайся, темно на лесенке,

И одевайся теплее, уже не жарко.

Лучше б враги смешались с землёй и плесенью,

Только вот землю жалко. И плесень жалко.

Вырастут дети. Вырастят своё дерево.

Вырастут внуки - мирными, нежнокожими.

Пусть эти суки на худшее не надеются.

- Як ви усі?

- Тримаємось,

переможемо.

Аля Хайтлина

225 день: золотой

Хорошо сейчас - жара спала,

И над золотом простор синий.

Что-то с памятью моей стало -

Я не помню, где искать силы.

Я не знаю, где найти смелость

Из чего производить стойкость.

Было лето, но оно съелось,

Что-то горькое во рту только.

Чем, на чём нарисовать карту,

Чтоб по ней пробраться сквозь осень?

Для других - оно ещё как-то,

Для себя - уже никак вовсе.

Этот лист прозрачный имбирный

Так беспечно полетел с ветки,

Будто где-то ещё мир - мирный,

Будто где-то ещё свет - светлый.

Хорошо сейчас бродить долго,

И шуршать, и запивать сладким,

Завести себе щенка-дога

Тёмно-серого, с кривой лапкой.

И играть вдвоём в листве палой

И дышать по вечерам паром.

Что-то с памятью моей стало,

Что-то с радостью моей стало.

Подожди меня, щенок милый,

Может, снова будет мир - мирным

А пока нам - помогать сильным.

А пока нам - помогать ссыльным.

На обрывке рисовать карту,

Сердце справится, оно камень.

Для других - оно ещё как-то,

Лист к листу, ладонь в ладонь.

Амен.

Аля Хайтлина

И когда опять разорвался круг

И когда врагом оказался друг,

И крапивинский мальчик достал кастет,

Умножая тоску и бред,

Мы готовим яблоки на меду -

Не надеясь так отвратить беду,

А скорее законы блюдя отцов -

Пусть посмотрят в конце концов.

Круг был мал и мил, и не круг и был,

Огоньки тепла на путях судьбы,

Было мало их, а один погас,

Посчитай, сколько стало нас.

Мы готовим яблоки на меду,

Оставляя плохое в плохом году,

И надеясь на то, что хоть кто-нибудь

Нарисует нам добрый путь.

Будет слаще, нам говорит Тора,

Будет слаще, гмар хатима това,

Запиши меня в книгу, чтоб все грехи

Превратились в пыль и стихи.

Запиши меня в книгу, поставь печать,

Невозможно же каждый день кричать,

Мы узнали тьму, какой равных нет,

Мы готовы идти на свет.

Для чего же пели мы об одном,

Для чего дышали одним огнём,

Для чего цвели кто во что горазд,

Если близкий потом предаст.

Я не знаю, но верь, что я не уйду,

Мы готовим яблоки на меду.

Дай мне руку, мою в темноте узнай.

И барух ата адонай.

Аля Хайтлина

219: ненависть

Чтобы вырастить ненависть, нужно сажать её ночью,

Пока все ещё спят, пока дети лежат в колыбелях.

Появился росток под сирен завывания волчьи,

Остролистый росток распустился в пустом подреберье.

Чтобы вырастить ненависть, нужно полить её кровью,

Нужно утром ударить по рынку бедой многотонной,

Нужно в ноль раздробить весь район, что недавно построен.

Появились на стебле шипы, приоткрылись бутоны.

Чтобы вырастить ненависть, нужно удобрить костями,

Их снарядами в пыль вместе с домом и садом смололи,

Эта ненависть ветви высокие к облаку тянет,

Эта ненависть жжёт, она брызжет кипящей смолою.

Эта ненависть выросла, стала до самого неба,

До немирного чёрного неба, до дальних созвездий,

Это запах сожжённого хлеба и страшного гнева,

Это вой матерей, несмолкаемый голос возмездья.

Поднимается лес, выдирая могучие корни,

Это неба клочок. Это кровь на трёхлеткином платье.

Это колокол бьёт на сгоревшей вчера колокольне.

И никто не уйдёт. Не разжалобит. Каждый заплатит.

Аля Хайтлина

218: молитва о Днепре

Повторяешь после новостей,

Повторяешь вместо новостей

Господи, как страшно за детей.

Господи, как страшно за детей.

Это вывих мира или сдвиг,

Надо гипс плотнее положить.

Господи, как страшно за своих.

Господи, как страшно за чужих.

Может, порошок какой принять,

От беды лекарство поискать.

Господи, как хочется обнять

И не отпускать, не отпускать.

Не ходи ни в сад, ни погулять

Не ходи ни в школу, ни в бассейн.

Господи, а вдруг начнут стрелять,

Он же растеряется совсем.

Восемь лет, двенадцать, двадцать шесть,

От болезней, голода, смертей

Господи - пускай ты всё же есть -

Защити, пожалуйста, детей.

Аля Хайтлина

217: пусть

Темнота начинается словом "народ",

Переставший гордиться людьми.

Двухголовый орёл двухголово орёт:

Принеси, разорви, накорми.

Разрушай огороды, сдирай ламинат,

Только зубы не смей расцеплять.

У6ивай для меня, умирай для меня,

Приноси мне бельчат и цыплят.

Будь примером змее, подлецу, палачу,

Присягая на верность говну,

Я тогда ипотеку тебе оплачу,

Три на метр и два в глубину.

Твой друган по дворам первоклассников тряс

И девчонок запихивал в шкаф.

Говорил, это сложно один только раз,

А потом начинается кайф.

А потом - ну какое там, слушай, потом,

Поглядим, как окажешься там.

Я тебя двадцать лет обучал быть скотом,

Так что время платить по счетам.

Двухголовый орёл двухголово орёт,

А потом замирает и ждёт.

Но цыплёнок встаёт, и бельчонок встаёт

И никто никуда не идёт.

Потому что надежда приходит на свет,

Возвращая себе имена.

Потому что не может один трупоед

Целый мир под себя подминать.

Я не буду двухсотым в четвёртом ряду.

Не у6ью, не останусь в гробу.

Я Кирилл. Не пойду. Я Артём. Не пойду.

(пусть так будет, пусть будет, пусть бу...)

Аля Хайтлина

Двести четырнадцатый день: слова

Какие хорошие были слова:

"Больно" - значит, болит голова

Или упал, на локте синяк.

"Грустно" - значит, устал, размяк,

Хочется плакать под сериал.

Кстати, было слово "устал".

Значило: "Много рабочих дел"

Или: "Полночи не спал, сидел,

Думал, как сложное упрощать".

Кстати, было слово "прощай".

Но мы говорили "до скорых встреч".

Миленький, надо себя беречь.

Вдруг ты устанешь - и обана!

Кстати, было слово "война".

Мы думали, грамматические времена

Они у глаголов, а в действительности

Они бывают у существительных.

Больно. Устал. Прощай. Согрей меня.

Во всём этом страшном, чёрном, свистящем.

Война - было слово в прошедшем времени,

А стало во времени настоящем.

Аля Хайтлина

Свет всё равно победит тьму, а жизнь смерть. Иногда нужно об этом себе напоминать.

Пусть тут будет текст, в который очень хочется поверить.

Так болит. Погладь меня.

Вроде началось.

Кто рожает? Матери.

Так уж повелось.

Чёлки разлохматили,

Дырки на локтях.

Кто причешет? Матери.

Дети не хотят.

В школе невнимателен,

Двойка по труду

Кто жалеет? Матери

Отведут беду.

Звякнешь? Обязательно.

Ну чего опять?

Кто хоронит? Матери

Фото три на пять.

Вороны над папертью,

Душный суховей.

Плачут, плачут матери,

Прячут сыновей.

Стань - к чертям амбиции -

Скотником в селе,

Лишь бы не убийцею

На чужой земле.

Мир от края катится

Тихо - кать да кать.

Кто толкает? Матери

Им не привыкать.

Аля Хайтлина

Двести двенадцатый день

Всё печёшь, плетёшь ребёнку локоны,

Машешь первоклашкам с рюкзаками,

Ниточку нормальности, что лопнула,

Непрерывно вяжешь узелками.

На привычный мир (вернись, услышь меня)

Ставишь, ставишь наскоро заплаты.

То накупишь три телеги лишнего

То на дроны ухнешь ползарплаты.

Осень здесь пронзительно красивая,

Над полями ветер колокольный.

Сердце каменеет от бессилия,

А под камнем холодно и больно.

Этот камень тяжелее в сумерки

Никуда нам от него не деться.

Этот камень нынче в каждой сумочке

В школьном рюкзаке, в коляске детской.

- Сядь за стол и ешь, моя горошинка,

Как дела сегодня, друг мой нежный?

- Мама, правда, в мире все хорошие,

Кроме злых солдатиков, конечно?

Утереть глаза одним движением,

Придвигая блюдечко с малиной

И ответить:

- В первом приближении

Ты права.

Пирог пересолила.

Аля Хайтлина

Мобилизация, могилизация,

Крови напицция, слёз нализацция

Всем убегающим сигнализация

Мы вас отыщем, не скрыться, не спрятаться.

Не обращайся ни к чёрту, ни к батюшке,

Наше СС - высочайшего качества.

Ты, колобок, укатился от бабушки,

А вот от дедушки ты не укатишься.

Сколько вас? Горстка? Так что ж вы пытаетесь

Протестовать, партизанить намазались?

Что же вы сыром тут в масле катаетесь,

Сыр, как известно, давили камазами.

Мобилизация, всех обналичили,

В очередь с майками, ложкой и шлёпками.

Был колобком, возвращаешься блинчиком,

Блинчики проще ведь складывать стопками.

Так не бывает же, правда, не можется?

Пчёлы малы, но летают и жалятся.

Был колобком - превращаешься в ёжика.

Вытащи нож из кармана, пожалуйста.

Аля Хайтлина

Двести девятый день

С малышом-карандашом

Вместе бегать хорошо.

По тропинкам тонким

С крошечным ребёнком.

С малышом-карандашом

Вместе прыгать хорошо.

Он сидит в коляске,

Не боится тряски.

С малышом-карандашом

На скамейке хорошо.

Осень золотая

Рядом облетает.

С малышом-карандашом

Обниматься хорошо.

Дать ему игрушку

Подышать в макушку.

С малышом-карандашом

Вместе плакать хорошо.

Ты сидишь немая,

А он не понимает.

Аля Хайтлина

Двести шестой день

Кому-то ведь и правда всё равно,

Что из воды становится вино,

Когда его окрасит свежей кровью.

Что жидкость, что он хлещет из горла,

Недавно улыбалась и жила

Смотрела теннис, поводила бровью,

Любила петь, настраивала зум.

- Где ты живёшь?

- Под Харьковом, Изюм.

- Изюм, прикольно. Сладко там живётся?

И как ему, нормально, не горчит,

Что больше не поёт она, молчит?

Нормально пьётся? Весело жуётся?

Ходила в офис или в детский сад.

Слова как будто в воздухе висят,

Туман на вкус солёный и горчащий.

Живётся сладко? Если жить, то да.

Вином опять становится вода.

Ну, я пойду. А ты звони почаще.

И толку-то, что толку в том, скажи,

Что мы стоим над пропастью во ржи,

Беспомощно твердя: хоть что-то делай,

Когда безумный молот, не щадя,

Колотит по домам и площадям.

Семь дней в неделю. Семь детей в неделю.

"Здесь может быть чувствительный контент".

Здесь мог бы быть любительский концерт.

Здесь мог быть корт и ресторан с террасой.

Но здесь лишь перекопанный песок.

И жёлто-синий тонкий поясок

Всё почему-то красным цветом красит.

#русскийвоенныйкорабльидинахуй #izummassacre

Аля Хайтлина