Это я для себя коллаж такой сделала, чтобы не забыть. Голубой огонёк 2023. В зале увешаные медалями "защитики отечества", тосты подымают такие: "За нашу победу!", "Ждёт Запорожье, ждёт Одесса, Харьков ждёт..." Петросян провозглашает с обворожительной улыбкой: "Нравится не нравится - Россия расширяется!"

То есть ребята, тут поющие, играющие, НИКОГДА не отмоются. НИКОГДА. А рядом с молодыми относительно Биланом, Пресняковым, Куценко - не просто корифеи, Мэтры, господи: Пахмутова, Зацепин! "Светит незакомая звезда, снова мы оторваны ..."

Не спето ни одной свежей, незнакомой песни. Очень тонкий ход. Песни - старые, прекрасные, из детства и юности - их тоже надо все замазать этой дрянью, покрыть этим позором. "Беловежскую пущу" старенькие Песняры поют, теми самыми ангельскими голосами. "Дорогие мои москвичи" лирично кружатся под "Вальс Бостон", провожают "последнюю электричку", непрестанно что-то спрашивают "у ясеня" .

Ясень вам ответит, ребята, дайте срок.

Белякина Анна

. Два дня назад на одной из центральных площадей Нью-Йорка (напротив Мэдисон-сквера) установили инсталляцию из 333 подсолнухов в поддержку Украины. Каждый подсолнух символизирует день войны.

благодарим за поддержку, да еще и так символично.

Sapienti sat DIPOL (Diskussionen. Informationen. Politik.)

Голубой огонёк 2023. В зале увешаные медалями "защитики отечества", тосты подымают такие: "За нашу победу!", "Ждёт Запорожье, ждёт Одесса, Харьков ждёт...

что поделаешь, эти люди оказались низкими личностями, песни поют о "высоком, духовном", а на деле: пресмыкающиеся перед кремлем, их фальшь, а если даже и нет - пусть преследует их всю жизнь, а перед глазами стоят убитые украинцы.

Sapienti sat DIPOL (Diskussionen. Informationen. Politik.)

АЛЕКСАНДР КАБАНОВ (Киев)

* * * *

Свет в районе отключают дважды:

папа улыбается в раю,

и когда мы встретимся однажды,

я ему фонарик подарю.

Чтобы он, во тьме пустого рая,

как в кинотеатре всех времён,

шёл, через богов переступая,

не запоминая их имён.

Словно папа мой – источник света,

ненаглядный кокон золотой,

за которым, только смерть и лето,

смерть и лето – точка с запятой.

Вместе с ним, прищурившись, во мраке,

в абсолютно белой тишине,

охраняют кошки и собаки –

всех детей, убитых на войне.

Так мы жили долго умирая,

так мы пели с кровью на ветру,

новый ад рождается из рая,

ты не бойся, я его сотру.

Чтоб в черновике моей отваги,

где отец с фонариком в руке,

сохранился чистый лист бумаги,

мир на украинском языке.

02-03.01.2023

РАСТРЕВОЖИЛИ В ЛОГОВЕ СТАРОЕ ЗЛО

Растревожили в логове старое зло,

Близоруко взглянуло оно на восток.

Вот поднялся шатун и пошёл тяжело —

Как положено зверю, — свиреп и жесток.

Так подняли вас в новый крестовый поход,

И крестов намалёвано вдоволь.

Что вам надо в стране, где никто вас не ждёт,

Что ответите будущим вдовам?

Так послушай, солдат! Не ходи убивать —

Будешь кровью богат, будешь локти кусать!

За развалины школ, за сиротский приют

Вам осиновый кол меж лопаток вобьют.

Будет в школах пять лет недобор, старина, —

Ты отсутствовал долго, прибавил смертей,

А твоя, в те года молодая, жена

Не рожала детей.

Неизвестно, получишь ли рыцарский крест,

Но другой — на могилу под Волгой — готов.

Бог не выдаст? Свинья же, быть может, и съест:

Раз крестовый поход — значит много крестов.

Только ваши — подобье раздвоенных жал,

Всё враньё — вы пришли без эмоций!

Гроб Господен не здесь — он лежит, где лежал,

И креста на вас нет, крестоносцы.

Но, хотя миновало немало веков,

Видно, не убывало у вас дураков!

Вас прогонят, пленят, ну а если убьют —

Неуютным, солдат, будет вечный приют.

Будет в школах пять лет недобор, старина, —

Ты отсутствовал долго, прибавил смертей,

А твоя, в те года молодая, жена

Не рожала детей.

Зря колосья и травы вы топчете тут,

Скоро кто-то из вас станет чахлым кустом,

Ваши сбитые наспех кресты прорастут

И настанет покой, только слишком потом.

Вы ушли от друзей, от семей, от невест —

Не за пищей птенцам желторотым.

И не нужен железный оплавленный крест

Будет будущим вашим сиротам.

Возвращайся назад, чей-то сын и отец!

Убиенный солдат — это только мертвец.

Если выживешь — тысячам свежих могил

Как потом объяснишь, для чего приходил?

Будет в школах пять лет недобор, старина, —

Ты отсутствовал долго, прибавил смертей,

А твоя, в те года молодая, жена

Не рожала детей.

Владимир Высоцкий, 1976

УРОК ИСТОРИИ

Однажды к нам пришел старик-историк,

чтоб провести внеплановый урок.

И он держался как античный стоик,

а под конец занятия изрёк,

что колесо истории всемирной

вращается с годами всё быстрей.

Изрёк, и стал задумчивый и смирный,

чтобы момент прочувствовать острей.

Потом взглянул в окошко и добавил,

озвучив свой намёк не без труда:

- "В истории дела ведут без правил,

так что, читайте книги, господа!"

Влечения подростка переменны.

Мой интерес к предмету лишь возрос.

И, наконец, дождавшись перемены,

я занялась историей всерьёз.

Забившись в уголок полуподвала,

открыла первый том, он был весом.

Читала и всё больше узнавала

о тех, кто правит этим колесом,

за каждым новым оборотом круга,

следя — но лучше этого не знать —

как пожирала мелочно друг друга

безнравственная царственная знать.

Отец зарезал мать, сестра сестрицу,

брат брата отравил, а дочь отца.

Так быстро в колесе крутились спицы,

что я не осознала до конца,

как муж, известный враль в седьмом колене,

пока рассудком был ещё здоров,

состряпав лихо дело об измене

и милый текст "Зеленых рукавов",*

казнил свою любимую жену

под тем предлогом, что спасёт страну.

Я углублялась в жертвенные беды,

И было ясно моему уму,

что все национальные победы

сводились неизбежно к одному:

хватай и мучай, разделяй и властвуй,

а корень зла потомкам завещай.

И там, где я сказать хотела "здравствуй"

истории, вдруг вырвалось: "прощай!"

Я лучше затону в нейтральных водах.

Поскольку власть и суть её — говно,

мы с ней плывем на разных пароходах,

и разминулись берегом давно.

И хочется, отдав приказ со шканцев,

в текущий исторический момент

оставить всех влиятельных засранцев

без права на престол и тестамент.

27.01.23

Марина Гершенович

Поутру зима протирает рожки,

выдувает фьюжн на губной гармошке,

вынимает силою из постели

и выводит за руку на порог.

С нутряным задором, как у мальчишки,

тычет в бок меня, мол, чего молчишь ты

(от тычков ее синяки на теле).

«Говори, ты ж можешь!» - ей вторит бог.

У земного бога очки и перхоть,

я ему скажу: «Ты не ври теперь хоть,

что ж ты гнал-то, мать твою, «нету смерти»?

И тебе не стыдно? В глаза смотри!»

Я его спрошу: «На твоей планете

почему, зачем умирают дети,

почему по новой твоей оферте

выживают орки и упыри?»

Я беду словами сказать могла бы,

каб не эта злая худая баба,

что глядит, страшна, как улыбка слепка,

за спиной размазавшись по стене.

Только смерть на сердце моем открытом

держит пальцы, скованные артритом,

даже если сплю, даже если крепко,

даже в те минуты, что ты во мне.

И умолкну я, говорить не вправе,

и умолкнет бог, преуспев в растраве,

и присядет медленно на дорожку,

оглушенный мякотью тишины.

В ней пустой беззвучно уходит поезд,

оставляя нас в мерзлоте по пояс.

И зимы на солнце сверкают рожки,

будто просто утро и нет войны.

Юлия Драпкина

Всё происходит через пелену,

сквозь эту растреклятую войну,

бессрочную, как вражеская ссуда

на боль и смерть, на первобытный страх,

расчерченный крестами во дворах,

на бабий плач, несущийся оттуда.

Невидимый за этой пеленой,

сгорает, расползаясь, шар земной,

стекает огневая анфилада,

дробится время, стонет тяжело,

и то, что было, пело и цвело,

становится продуктами распада.

Смотри на это всё, не закрывай

глаза. У смертоносных старых свай

земли резьба проржавевшая стёрта.

Ломается фундамент естества,

и видно, как пульсирует едва

надежды перекрытая аорта.

Такой стоит нетающий туман,

что не видать ни зги. Анжамбеман

ломает ненаписанные строчки.

И нереальность в целом такова,

что разом обессмыслели слова,

крошатся на ветру поодиночке.

#ЮДтексты

Юлия Драбкина

2022

1

Тридцать первого века, десятого дня от войны,

победители к дому дорогу забытую ищут,

разделив напоследок по-братски осколки вины,

уползают без крыл токовать на свои пепелища

по крошащейся кромке земли, по сухому былью,

по степям и болотам, разбавленным кровью двойною.

Командир то кричит, то бормочет, оглохший в бою:

на войне, о войне, про войну, перед новой войною.

Горький запах въедается в пазухи носа – дыши,

это выжженный фронт, за которым и не было тыла.

Прикрывая шинелью сквозные раненья души,

победители смотрят бездушно друг другу в затылок.

Два безруких солдата снимают свои сапоги,

возникает рояль, чье-то сердце стучит в метрономе,

и лабают неслаженно Шнитке в четыре ноги,

и звучит сумасшедшее танго в оставленном доме.

2

Двери в небо тоской заколочены,

пахнет пылью пустых закромов,

полдень ставнями лупит пощёчины

по зареванным лицам домов.

Ребра выгнулись мятою клеткою –

трудно сердце держать взаперти,

только крутится русской рулеткою

как молитва «С ума б не сойти...»

Время щупает пальцами чуткими

неживые от страха дворы,

Тель-Авив прорывает маршрутками

переспелую мякоть жары.

Светофоровы очи печальные –

так не хочется им угасать.

Крошит ветер молекулы чайные,

а не буквы в пустую тетрадь,

будто высохли разом все перья и

Бог печатает сразу в гранит.

Он приходит из Черной Империи

и с собой не ведет Эвменид.

Глас бездушного чревовещателя

из динамика бурым течет.

Где нажать на курок выключателя,

выключая обратный отсчет?

Гарь победные флаги развесила,

слепок смерти - на каждом углу.

Так легко, сумасшедше и весело,

как идти босиком по стеклу...

3

Земля из-под ног уплывает,

земля отправляется в скит,

зияет на ней ножевая

горячая рана, кровит.

Крошатся ее цитадели,

воюют ее короли,

а те, что за землю радели,

ни пяди ее не спасли.

В карман окровавленный кортик

вложив, эполеты надев,

убийца гуляет и портит

всю ночь околоточных дев.

Встречает его, негодяя,

народная шумная рать

и, с криком чуму прославляя,

ложится под ним умирать.

Кормилица, где твое вымя?

Голодных своих не томи.

Идем по земле не живыми,

не мертвыми - полулюдьми,

напрасно последние розы

в надежде съедая с полей.

(Не эти ли метаморфозы,

не с нас ли писал Апулей?)

История ищет фарватер

среди полыхающих нив,

цепляясь клюкой за экватор,

планету слегка накренив.

И в бездну, не смерив уклона,

сорвавшись, летит ватерпас.

Ты слышишь прощальные стоны

Земли, оставляющей нас?

#ЮДтексты

Юлия Драбкина

В чуть заметный разлом, где смыкаются воды и остров,

незнакомые звуки сквозь топкую вязь проросли:

ты же слышишь, как с плачущим скрипом шатается остов,

не способный держать накрененную плоскость земли?

Глянь, пространство дробится, поправ внеземные законы,

не в противника - в сердце слетает стрела с тетивы,

и хохочет по-дьявольски, голову свесив с балкона,

анемичное лето в дрожащих прожилках Невы.

Безнадежное время кропает себе эпилоги,

будто взято само у себя под залог во тщете.

Будет жалко - оставь: столько лишних вещей на дороге,

будет больно - скажи: столько слов на пути к немоте...

Каждый день начинается раненым воем подранка,

отнимая у жизни по пяди крошащийся край,

накрывает свой стол похоронный страна-самобранка:

хочешь пульку, наперсточек яду ли - сам выбирай.

Потому что кончается все, отшумев бесполезно,

обращается в пепел, насквозь прогорев на огне.

(Я хотела тебе рассказать, как рождается бездна,

а выходит опять и опять о войне, о войне.)

#ЮДтексты

Юлия Драбкина

Не смотри, не смотри, будет больно глазам -

это время горит агонически,

на амбарный замок закрывайся, Сезам,

затвори своих слуг механических.

Вот парадный подъезд, вот растерзанный дом

чёрно склабится шторами-ставнями,

вот обугленный двор под разбитым окном,

разлинован крестами недавними.

Раз я видел, сюда мужики подошли –

блики золота над эполетой,

колоски вырывали из теплой земли,

человеческой кровью согретой.

Так ломали и гнули небесную ось -

сотрясалась планеты окраина,

что по уровню ада сравнять удалось:

там поставили сторожем Каина.

Не впустили ни Бога туда, ни врача,

затерялись дороги, не пройдены,

и закончилось время, зубами стуча.

Золотыми коронками родины…

#ЮДтексты

Юлия Драбкина

Это плоскую землю горящий покрыл бурелом

или время разбилось, себе самому не синхронно?

То по суше идет полоумный, махая веслом,

громогласно себя нарекая последним хароном.

Обезумевший грека, останься у нас на постой,

чтобы сунуть дрожащую руку в кровавую реку,

посмотри, что наделал ты в этой юдоли густой -

так никем никогда не положено жить человеку.

Расскажи, все равно ты живым не останешься, где ж

ты запрятал свои смертоносные тайные руны?

Обнищавший язык: сострадательный выпал падеж,

опустела его парадигма – чернеют лакуны.

Ниже уровня моря, качаясь с бедой наравне,

погружается общая лодочка жизни худая.

Но упорно склоняю: война, про войну, на войне,

еженощно в поту ледяном в этот мир выпадая.

И с летящей землей совершая крутое пике,

принимаю как есть: ничего не осталось иного,

как больнее молчать на виновном своем языке,

в пустоте испустившем последнее, мертвое слово.

#ЮДтексты

Юлия Драбкина

Это отрывок из письма от человека, которого я знаю почти сорок лет. Я убрала некоторые имена, названия и личные данные и с его разрешения публикую это письмо здесь. Им ТАМ опасно говорить, нам ЗДЕСЬ (за границей) - нет, и я считаю, что это важно - по возможности делать эти частные истории публичными, доступными. Не то чтобы я сильно верила, что это заставит кого-то по ту сторону нравственных баррикад задуматься и хотя бы головой понять ужас происходящего, но это - реальные свидетельства. Я верю, что они пригодятся для независимых международных расследований преступлений российской армии в Украине.

"…Вроде и войны у нас на территории нет, а на душе мерзко. Родни жены много в Украине - тети, дядя, двоюродные сестры, братья. И все живут в Гостомеле, Бородянке и в Киеве. Мы из первоисточника уже в начале марта знали, что там творят российские военные. Кратко - массовое мародерство, произвольные расстрелы, изнасилования. Но, наши, к счастью, все целы оказались. Кто-то смог вырваться на "большую землю" в начале или середине оккупации, кто в Киеве - тот в относительной безопасности был. Ну, по сравнению с Гостомелем. Тетя жены с 24 февраля в Гостомеле в подвале три недели сидела с 60-ю соседями, под постоянными бомбежками, обстрелами. Потом россияки их насильно до Беларуси вывезли, через зону отчуждения. Телефоны они у них в первый день, как зашли в Гостомель, отобрали у всех, под угрозой расстрела, если найдут. Поэтому с 25-го февраля мы про нее уже ничего не знали. С остальными родными из Бородянки, Киева связь плохая, но была. Часть смогла выехать в Польшу, дядя жены, 71 год ему, представляешь, мог бы выехать с женой, дочкой и внуками в Польшу, возраст был такой, что выпускали уже из Украины. Но он завез своих к границе, и остался, пошел в тероборону, и даже не просто пошел, еще и возглавил местное отделение на своей малой родине, в деревне. В Бородянку было уже тогда не вернуться. Еще одна двоюродная сестра жены, из Бородянки, рассказывала, что еще 4 марта, когда бомба попала в многоэтажный жилой дом в Бородянке (есть фото известное, с проломом посередине длинного жилого дома в Бородянке, это он был). Так вот, люди остались под завалами там, звали на помощь, местные стали руками разбирать завалы, так приехали русские, и начали стрелять по разбиральщикам завалов! Прямо на глазах сестры жены убили ее учительницу, которая помогала разбирать завалы! Еще одна сестра жены жила под Гостомелем, в деревне, в собственном новом доме, очень хорошем, построили только год как. С мужем и тремя детьми жила. Мужу 45 лет, бывший военный украинский в отставке. Так вот его в начале оккупации тягали на допросы россияне, три, три!! раза водили на расстрел! Но стреляли над головой. Он тертый калач, знал про такое, ни в чем не признался, еще и жена его за него просить выпустить ходила, обмотавшись белой тряпкой. Отпустили. Ну как отпустили - вывезли на ночь в поле связанного и выбросили. А тогда, в конце февраля, морозы были. Думали, окочурится сам там. Но он выбрался. Домой пришел, собрали они наскоро необходимое самое, в машину, и, невзирая на риск быть расстрелянными по дороге или попасть под артобстрел или бомбежку, выехали через кучу блок постов вглубь Украины. Сосед с семьей присоединился к ним, и поехали. Пока ехали по деревне и окрестностям, видели по обочинам трупы местных жителей, расстрелянные машины соседей... Дети это все тоже в окно видели, пока ехали. Никто ж тогда не убирал трупы. Опасно, бомбежки постоянно шли. А потом соседи им рассказали, что через минут двадцать, как они уехали из дома, к ним во двор БТР заехал, выскочили пять вооруженных солдат и в дом к ним! Но уже никого не нашли там. А так, еще пока в доме жили, в начале оккупации, к ним три раза русские солдаты заходили с "обыском". И каждый раз выносили технику, телевизоры, даже бензопилу и шуруповерт забрали! И все удивлялись - у вас в деревне асфальт лежит! В частном доме, а туалет и ванная есть! Дикие люди. Но там много бурятов тогда было, хотя и русские с чеченцами были тоже. Чеченцы так вообще первым делом камеры видеонаблюдения на доме постреляли, хоть им и говорили, что электричества давно нет, не работают они. Да, кстати, на тех фэйковых расстрелах рядом с тем нашим 45-летним был парень молодой, местный, 25 лет. Его все знали, и тетя жены знала, известный кадр был. Так вот молодой этот решил, видно, что и взаправду расстреливают. Запел перед "смертью" гимн Украины. Так его по-настоящему уже расстреляли... Прямо при нашим этим 45ти летним. А тетю, когда вывозили в Беларусь, в обратную сторону, в Гостомель, через зону отчуждения сплошным потоком на скорости техника российская шла, танки, БТРы, заправщики, артиллерия. Она еще думала, как с этим всем Украина справится? Вкопаны по обочинам дороги через каждые метров 50, танки и пушки стояли. И это в зоне отчуждения! Где пыль радиоактивная будет. У нас потом в *** с лучевой болезнью рос солдаты лежали. Но немного. Думаю, многих тупо в глубинку российскую заслали обратно, потиху помирать. Т.е.беженцев из Гостомеля на манер живого щита использовали. Беженцев в одну сторону, а обратно технику. Тетю мы сразу выцепили, забрали к себе. Но пока несколько дней ждали ее, общался уже с прибывшими раньше из Гостомеля. Их разместили в санатории в ***. Нашел женщину, которая в одном подвале сидела с тетей. Так мы узнали, что по крайней мере тетя жива. Ну и как-то само собой получилось, что стал помогать прибывшим украинцам. Ведь что им надо в первую очередь, помимо крова и еды? Связь с родными. Дать знать, что сами целы, узнать, как родня. В общем, организовал "пункт связи". Ну и потом, кому что привезти, кого в город завезти, кого обратно. Ну, в итоге, нарекли меня "волонтером". Хоть никогда им и не был раньше, а тут по факту, стал. Вот такие у нас дела."

Тлеет пространство, временем пригвождённое,

время молчит, помешивая угли.

В том, что родители, перед войной рождённые,

до наступленья новой войны ушли,

чудится мне какое-то провидение.

Господи, за крамольное не сгнои…

Только сквозь горечь рада на самом деле я,

что не увидят там старики мои,

как покрывает здесь похоронным инеем

мёртвых расчеловеченная зима,

гонит живых из дома, как страшно в спины им

ставнями машут брошенные дома,

рушится мир – вот угол его падения

(Господи, отними у них транспортир…),

как, заложив взрывчатку под заведение,

сбрендивший валтасар продолжает пир,

как, потеряв личину, его угодники

неньку на рынке двигают за пятак

недалеко от Гомеля (Кут мой родненькi,

нешта скупляеш д'ябла? Ды як жа так?!)

Всё, что болело молча, наружу просится,

сердце само не в силах разжать тиски,

бьётся запретных мыслей разноголосица,

спать не дает, распарывая виски.

Завтра багряной нитью по небу вышито,

крошатся под ногами края земли.

Господи, если можешь ты, если слышишь ты,

Господи, перед нами нас отмоли…

#ЮДтексты

Юлия Драбкина

СОЛНЕЧНЫЙ ЛЕС*

- Дай булочку, мама, я выйду во двор,

уроки я сделал, и холодно в доме.

- Сынок, есть вода в том ведре на соломе,

муки больше нету, а был бы топор,

его бы пустила на суп, как когда-то

сварила хозяйка топор для солдата.

И сказку о том помню я до сих пор.

- А в прошлом году, в день моих именин,

сосед мне сказал, что меня уничтожат.

- Не бойся, вреда причинить он не сможет,

он сгинул в горах, прихватив карабин.

- Что делать нам, мама?

- Мы спросим у Бога,

не Им, а людьми перекрыта дорога,

и свечи зажжем, уходя, у порога

душ наших за здравие и на помин...

- Скажи, я еврей? - Нет, сынок, армянин.

31.01.23

Արցախ* Арцах, дословно "солнечный лес"

Марина Гершенович

Этот дигитальный сборник люди составляли в Украине на фоне орущих сирен и отключенного отопления при минусовой температуре. И вопреки всему, он, во-первых, получился, а во-вторых, получился удивительным! Поэтический и прозаический отпечаток этого дикого времени. Тексты оформлены потрясающими картинами и плакатами, сопровождаются прекрасными песнями и музыкой. Спасибо вам за этот труд!

https://online.pubhtml5.com/zitq/avzq/?fbclid=IwAR0LJezMqb...

Ирина Сапир

В темноте углы сначала твои враги,

А потом приятели.

Если ты заблудился, то просто считай шаги

От стола, кровати ли.

Понимай по звуку - по нам или не по нам,

Есть ли пострадавшие.

Ты сначала всё время будешь включать фонарь,

А потом отдашь его.

Привыкай по шороху, скрипу опознавать.

Где очки? Ищу еще.

Это кошка мягко запрыгнула на кровать

И лежит, прищурившись.

Недопитый ещё вчерашний остывший чай

Ледяные простыни.

Что до вечной любви - то лучше не обещай,

Нам бы тёплой просто бы.

В темноте углы превращаются в маяки

На границах комнаты.

По утрам считаешь знакомые синяки,

Мажешь незнакомые.

Прогоняешь кошку, жаришь большой омлет -

Если нет, то бутеры.

Я люблю тебя вечно, милый, а если нет

Всё равно люблю тебя.

Постираем простыни, может быть? Дали свет.

Доживем до лютого.

#русскийвоенныйкорабльидинахуй #світлопереможетемряву

Аня Хайтлина

Твой путь устелен тлеющей золой.

Мир для тебя опальный, нежилой.

Ты - поджигатель и мостов, и писем -

От пиромании своей зависим.

Ты в бликах пламени неузнаваем,

Когда бежишь по закопченным сваям

Тобой же подожженого моста

Вприпрыжку, рыжим чертом от креста,

Быстрее, чем спасаются от смерти -

Под факелом письма в пылающем конверте.

Рита Бальмина

Я забыла дом,

Где любить не смела,

Где Бальзака том

На балконе белом,

Дребезжал буфет,

Скрежетали ставни,

И скрипел паркет

Унижений давних.

Не ища угла,

От родных и близких

Навсегда ушла

Без поклонов низких.

И, наддав под дых

Кобелям постылым,

Позабыла их

Имена-могилы.

Суетой поправ

Певчий дар небесный

Я лишилась прав

На стихи и песни.

Никого не жаль,

Ничерта не нужно

И пуста скрижаль,

И строка натужна

Кликни, баловник,

Да на линки эти.

Я – безликий nick

В никаком Рунете.

На Великий Пост

Пантократор-Боже

Уничтожит post...

Модератор тоже.

Рита Бальмина

Как поживаю? Не хватит открытки с отпиской,

Той, что в архивной пыли откопает потомок...

Обезображенный профиль намека пугающе тонок:

Молкнет строка комариным прихлопнутым писком.

Досыта я наглоталась иллюзий, приправленных спермой,

На черепках перебитой фамильной посуды.

Грязью раздоров текут и текут пересуды

Вниз по строке, зарифмованной с "первой" и "стервой".

Вниз по строке, над которой становишься нервной

Жертвой своих же седеющих, дряблых амбиций.

Постмодернизмом строки удавалось добиться

Только житья в нищете с репутацией скверной.

Тише и тише волнение четверостиший,

Падаю, падаю и растворяюсь в полете...

Как вы, до срока забытые, нынче живете

В странах меня потерявших, меня отпустивших?

Рита Бальмина