Закончив учёбу, приехал по распределению в экспедицию в Иркутск, познакомился и подружился с такими же молодыми специалистами из Хабаровска- Витей и Валерой. Первое время жили мы на квартирах, а потом нам дали комнату в общаге. И началась "взрослая" жизнь. От зар.платы до аванса денег не хватало, погулять любили. А есть-то хочется... Однажды остался последний рублишка, а жить предстояло ещё несколько дней. Мы пришли в магазин, долго выбирали, что купить. Увидели свежую кильку по 11 копеек килограмм. Я протянул купюру продавцу и важно сказал:
- Нам кильку... на все!!
Комната провонялась ужасно, мы ели рыбёшку в жареном, варёном и солёном виде, но до следующей получки дотянули.

Как-то взялись воровать супчики и кашки у девушек, которые жили на этом же этаже. Кухня была общая. Дождёмся, когда потянет запахом готовой пищи, прошмыгнём на кухню и, обжигаясь, быстренько зачерпнём еду, а потом бегом назад, в комнату. Кончилось не очень хорошо. Девки подсыпали слабительное, а мы как раз были очень голодные и спёрли всю кастрюльку. Съели содержимое, аккуратно вернули пустую кастрюлю на плиту и улеглись на кроватях, поглаживая сытые животики. И тут в них забурлило... На бегу расcтёгивая ремни, пуговицы. неслись мы в туалет. Когда пробегали мимо комнаты девчонок, оттуда нас ехидно спросили:
- Ну, как вам супчик?
Больше мы у них еду не воровали.

Кому-то из нас однажды пришла в голову умная мысль, что, если в пятницу не прийти на работу, то к понедельнику начальство забудет про прогул. Так мы изобрели четырёхдневную рабочую неделю и три выходных, весьма довольные своими сообразительностью и талантом. И длилось это с месяц, пока однажды в понедельник нас не пригласили с утра всех троих на ковёр. В кабинете сидело человек десять- начальник экспедиции, начальники партий, зам.по технике безопасности и ещё несколько мелких шишек и пристально рассматривали троих лоботрясов.
- Мда-а, думал я: один раз не пришли- мало ли что, второй раз не появились, решил подождать, сами одумаются или как... Ан нет, такую наглость в своей жизни я ещё не встречал.- Начальник экспедиции медленно ходил по кабинету и пытался зазглянуть в наши виноватые глаза.
- Ну, что будем с ними делать?
- Уволить к чёртовой матери!!!
- Лишить премии!!!

- Выговор строгий обьявить!!!
А зам. по хозяйственной части предложил:
- А пусть рабочими поработают до полевого сезона, я найду, чем им заняться.
На том и порешили.
Посмеиваясь и подталкивая в спину, как арестантов, он повёл нас в мастерские. И до конца зимы мы рубили арматуру на станках, сверлили отверстия в трубах, что-то пилили, строгали, пересыпали цемент, чистили снег во дворе и т.п.
На наши попытки протестовать, мол, мы не для этого учились, завхоз, хихикая, напоминал про четырёхдневку со свободной пятницей. Так что, в то время, как другие наши коллеги-молодые специалисты, ходили на работу опрятные, чистенькие, в костюмах и галстуках, мы выглядели, как обыкновенные бичи, в грязной замасленной робе.

Ещё до идеи с четырёхдневкой, мы начали убегать домой часа за два до окончания рабочего дня. Кабинеты располагались на втором этаже, а внизу был кабинет начальника экспедиции, мимо которого нужно было прошмыгнуть к выходу. И вот, спускаемся мы по лестнице, и тут открывается медленно дверь кабинета шефа. На выход не успеваем, несёмся в другое крыло, там туалет. Стоим внутри и прислушиваемся: шаги приближаются. И тут Витька с Валеркой шмыгнули в кабинку и закрылись изнутри, а я не успел. Подёргал в отчаянии ручку, шипя им, чтобы впустили и меня. Открывается дверь, появляется начальник и с недоумением смотрит на меня, одетого в полушубок, с шапкой на голове. Я же открыл кран и тщательно мою руки, потом поворачиваю голову к шефу, смотрю на него, как бы, удивлённо (мол, а Вы почему не работаете?), бросаю взгляд на часы на руке и почему-то заявляю очеь серьёзно:
- Рано ещё!
Он растерянно кивнул головой, действительно, рабочий день в разгаре. Подёргал ручку туалета, пацаны там затаились, не дыша. Постоял немного, подождал, глядя, как я тщательно, словно хирург перед операцией мою руки, похмыкал и ушёл молча. На втором этаже был ещё один туалет. Как маленькое стадо баранов, мы выскочили из туалета и на цыпочках выбежали на улицу.
Ну, а после первого же полевого сезона мы стали уже полноправными членами экспедишного братства и даже могли в рабочее время спуститься вниз погонять билльярд с начальством.

Дин Рид на БАМе.

В полевой сезон 1988 года часть объекта отрабатывали на БАМе на лошадях- места в тайге были такие, что на вездеходе не проехать, а пешком тяжеловато всё на себе носить. Однажды мы вышли в один Бамовский посёлок, полил дождь, палатку ставить не хотелось, и нам посоветовал местный житель перебраться на островок, где жил мужик по прозвищу "Сучье вымя". Забравшись на въючные сёдла, вброд перебрели речушку. На острове стояла небольшая избушка, рядом паслась неказистая лошадёнка. Расселали своих мустангов, пустили их пастись, а сами зашли в дом. Хозяин- тощий мужичок лет этак за 60- стоял на крыльце и молча наблюдал за нашими действиями.
- Здравствуйте, можно у вас ночку перекантоваться?
- Ну, а чего ж нельзя. Только вечер длинный, как насухую-то?- выжидающе глянул дед на нас.
- Понятно..
Я достал деньги, протянул ему, и деда как подменили. С разбегу прыгнув на своё неосёдланную лошадь, моментом ускакал в посёлок, штурманув речку в брызгах воды. Скоро он вернулся, придерживая за пазухой пару пузырей. Сварганили незатейливый ужин, уселись за стол, и полились рассказы из уст весёлого дедка. Послушав его, поняли почему он носит такое прозвище. Почти после каждой фразы дед обязательно произносил:
- Вот сучье вымя!!!

В семидесятых годах на БАМ приехал знаменитый певец и актёр Дин Рид. Народ встречал его, как родного. Даже не дали ступить на землю, а несли на руках от самых ступенек вагона. Дин Рид с радостью пел песни собравшимся людям. Сучье вымя, прослышав о приезде знаменитости, оседлал свою лошадёнку и поскакал в посёлок. Был он, естественно, нетрезв, мягко говоря. Пытался пробиться к трибуне, крича:
- А вот пусть он покажет, как на лошади скакать, индеец этот.
Дин Рид, слыша крики и не понимая по-русски, подошёл к деду и потрепал его по щеке:
- О-о-о, рашен бич!!!
Так и не проехал он на лошади, а Сучье вымя не узнал, сам скакал певец в фильмах на лошади или каскадёр. Но с гордостью продемонстрировал несколько раз, как его трепал за щёку сам Дин Рид.

Был у меня коллега Валентин по прозвищу Макномара- его татарская фамилия была созвучна фамилии американского генерала. Хоть и возраст у него за 40, самостоятельную работу ему не доверяли, был он слабоват на алкоголь, так и ходил в помощниках-записаторах, благо, что был у него талант- моментально делал в уме вычисления. Наконец, на объекте в районе Нижней Тунгуски доверили ему делать рекогносцировку для строительства пунктов триангуляции- деревянных вышек высотой от 20 метров и выше. Нужно было согласно проекта определить точку, сделать описание и затесать деревья от хорошего ориентира, чтобы строители нашли это место. Ещё не вылетая в тайгу, Валентин загулял. Пропил всё!!! Палатку, спец.одежду, продукты. Когда пришло время лететь, он пришёл ко мне и, глядя умоляюще, попросил дать мою палатку. Я тоже работал пешком по тайге, решил довольствоваться шалашами или куском брезента в качестве тента от дождя. Макномара сказал:
- Без палатки я не смогу жить, так как боюсь медведей, а в палатке я как за стеной.
На юркой вертушке МИ-2 выбросили их троих в тайгу. Валентин с глубокого похмелья покрутил в руках карту и аэроснимок, уверенно ткнул карандашом в какую-то точку:
- Мы здесь!
И они пошли работать. На связь он не выходил несколько дней, понимая, что накосячил своим поведением на базе. Делали затёски, описания, выполняли рекогносцировку. Но однажды, переходя вброд ручей, Макномара, вдруг, замер, остолбенел. Вновь и вновь всматриваясь в карту, он бродил по берегу, доставал компас, глядел на солнце, что-то бормоча. (Это всё мне позже рассказал его рабочий). Потом произнёс:
- Интересно, кто тут работал? Ручей-то не в ту сторону течёт...
Он решил выйти на связь и рассказать, что какие-то коллеги много лет назад напортачили, создавая карту.
Не успев раскрыть рот, услышал от начальства столько нецензурных слов!!!
Оказывается, когда его загрузили в вертолёт в полубессознательном состоянии, начальник партии ткнул на карте у штурмана точку:
- Вот здесь их высадишь.
Как на грех, на той карте были ещё пометки, и пилоты высадили Макномару с бригадой далеко за объектом. И он всё это время шустрил в тайге, каким-то образом опознаваясь и находя ориентиры далеко в стороне от нужного места, пока не напоролся на ручей, текущий в другом направлении.
- Макномара!!! Выходи на ближайшую болотину и жди вертолёта, тебя на объект забросят!!!

Через пару лет мы работали уже на другом объекте. Именно там бродил Валентин, и мы не раз встречали его фальшивые затёски.

Снайпер.
Ко мне в бригаду попал на полевой сезон в тайгу рабочим Мишка Севастьянов- молодой мужик лет под тридцать. Сначала я на него нарадоваться не мог- постоянно чем-то занят, активен. Особенно он любил точить в свободное время свой топор. Топорища мы изготавливали сами из берёзы. Чтобы удобнее рубить деревья (а мы в начале сезона занимались маркировкой опознаков размером сорок на сорок метров методом вырубки леса, чтобы это квадратик потом на аэроснимке был заметен), топорища делали подлиннее. Мишка же сделал коротенькое и в первый же день рубанул себе по ноге. Кровищи было... Естественно, как раненый, от работы был освобождён и кашеварил у палатки. Только нога подзажила, как он снова бесжалостно тюкнул по той же ноге. На фронте когда-то такой поступок считался самострелом- членовредительством и карался смертной казнью. Мы же лишь отматерили Мишку в очередной раз и сами сделали ему топорище достаточной длины. Как-то ехали на вездеходе по старому профилю и заметили в стороне глухаря, который осторожно перемещался пешком параллельно нашему движению. Стукнули по кабине, вездеход остановился. Ружьё, как на грех, лежало в кузове, а наверху был лишь мой карабин. И в этот момент глухарь спрятался за валежиной. Лишь его маленькая голова выглядывала. По такой цели метров с семидесяти я не рискнул стрелять и хотел спрыгнуть на землю, чтобы подкрасться. Но Мишка попросил карабин, прицелился, выстрелил... Точно в голову! Мы в изумлении смотрели на стрелка, а он, как бы, скромно сообщил, что в армии был лучшим стрелком в дивизии. И мы единогласно решили сделать его штатным стрелком бригады с условием, что он будет добывать мясо и чистить оружие. Должен сказать, что с той поры Мишка не подстрелил больше никого. Но зато вечерами старательно чистил и смазывал карабин, в то время, как остальные рабочие хлопотали по хозяйству.

И вот, однажды едем мы и видим, что метрах в 150 впереди выходит лось, останавливается боком к нам и не двигается. Цель- лучше не придумаешь. Мы замерли в предвкушении вечернего шашлыка и прочих блюд из свеженины- уж так приелась постнятина с тушёнкой.. Мишка, не слезая с вездехода, прицелился и выстрелил. Мы видим, что лось шевелит ушами, водит мордой, не соображая, что за звук. Ветерок тянет от него, зверь нас не чует. Мишка стреляет ещё и ещё. Судорожно подаю ему новую обойму, которая точно так же уходит в белый свет, как в копеечку. Сохатый, наконец, начинает что-то понимать и неспеша уходит в лес.
- Ты как же это смазал? Тут же с рогатки можно было попасть!!! Стрелок хренов! Лу-у-учший снайпер в дивизии...- Наперебой стали ругать Мишку.
Всё выяснилось, когда я забрал у него карабин: прицельную планку он установил на 700 метров и шмалял, естественно, в небо. С этого момента допуска к оружию Мишка был лишён. А буквально через пару дней наш вездеходчик Миша Орлов подстрелил сохатого, и мы попировали, сообщили на связи коллегам, поделились с ними мясом, а, чтобы не испортилось мясо в летнюю жару, закоптили его такими полосочками. Так что порой даже не готовили обед, а с чаем съешь пару таких кусков и сыт.

Жаркий июльский день- температура градусов за 30. В тайге это сущее

наказание- тучи кровососов в воздухе: пауты, комары, мошка. Весь мокрый

от пота, не можешь скинуть с себя куртку-энцефалитку и дико страдаешь от

гнуса, облепившего тебя с ног до головы сплошным ковром. Никакая мазь

не помогает, она тут же с потом стекает по коже, попадая в глаза, в

ранки, вызывая резь.

Мы ехали на вездеходе по старой лесовозной дороге. Вдоль колеи повсюду

были протянуты разноцветные кабели, стояли таблички, что проезд

запрещён, идут взрывные работы. Но нам-то, в любом случае, нужно было

дальше ехать и работать. Поэтому, как всегда, понадеясь на русское

вечное "авось", мы двигались на свой страх и риск по начинённому

взрывчаткой лесу. В Сталинские времена в этих местах осужденные валили

лес- кедр, сосну, ель, лиственницу, а нынче предприимчивые бизнесмены

взялись добывать из оставленных пней смолу на канифоль. Не

заморачиваясь, огромные пни рвали взрывчаткой, а потом лесовозами

увозили на завод.

Выезжаем из-за поворота и видим, что в огромной болотной луже стоит лось

метрах в 60-70 от нас. Сохатый, видно, спасался в этой луже от паутов.

Винтовка-трёхлинейка лежала у меня под боком, быстренько дослал патрон,

передёрнув затвор, прицелился. Выстрел. Мимо. Лось не убегает, лишь

настороженно шевелит огромными ушами. После второго выстрела он рухнул в

воду, судорожно взбивая копытами грязь. Добив его, прицепили сохатого

тросом к вездеходу и утащили подальше от дороги в кусты. Там и взялись

разделывать. Через десяток минут взвыл один из рабочих:

- Сколько слышал от других- сохатого завалил, сохатого завалил... Да лучше бы одной тушёнкой питаться, чем так мучаться...

На кровь слетелись кровососы и мухи со всей округи. Мы практически не

могли открыть глазa, и нас и тушу облепили плотным ковром насекомые,

жужжали, гудели, кусали и просто до бешенства лезли во все щели. На мясе

тут же появилисъ "опилки"- мухи моментально отложили личинки. Мы их

соскребали, скидывали, но борьбa была не в нашу пользу. Все перемазались

в крови- одежда и руки, лица. Наконец, мясо было уложено во фляги,

мешки, вёдра, и мы ретировались поспешно с этого места. Соли было

маловато, и мы решили в темпе двигать до ближайшей таёжной деревни, по

пути выполняя свою геодезическую работу. На следующее утро, собрав

палатку, только тронулись в путь, как буквально наткнулись на огромного

сохатого. Он стоял посреди дороги метрах в 30 от нас, что-то жевал и

смотрел задумчиво из-под могучих рогов. Я было сунулся за винтовкой, но

вовремя одумался. Минут пять мы рассматривали зверя, любовались им, а

потом он развернулся и спокойно ушёл в лес, освободив нам путь.

В деревне мы купили соль, пересыпали мясо. Через несколько дней достигли

базы нашей геодезической партии в другой деревне, но радость встречи

омрачило известие о прибытии комиссии с контролем. Они дотошно проверили

мои журналы наблюдений, нашли какие-то нарушения инструкции, что-то

где-то было неправильно оформлено. В общем-то, мелочи, обычные в

процессе работы, но акт проверки был составлен жестокий, который тянул,

минимум, на строгий выговор. Смирившись, подписал всё и пригласил

"комиссаров" вечером посидеть с нами у костра, соблазнив их шашлыками из

сохатины. Взяли пару бутылок водочки, наделали салатов из свежих

овощей, что у местных набрали. Сначал посиделки были скованные, угнетало

меня будущее наказание, а им явно было не по себе за составленный

нехороший протокол. Но алкоголь развязал языки, шашлык получился

отменным, а под конец мой рабочий достал свою гитару и начал тренькать

на ней. Я запел (увы, всю жизнь, стоит чуть выпить, тянет на вокал, при

этом ни слуха ни голоса). Комиссары оживились и стали подпевать- они

тоже оказались любителями бардовских песен Митяева, Визбора, из 60-х

годов. Уже и водка кончилась, на небе луна взошла, звёзды сверкали, а мы

продолжали дружно орать "Бригантина поднимает паруса...", "Люди идут по

свету", "Всем наши встречам разлуки, увы, суждены..."

И не было уже среди нас разграничения на "комиссию" и "наказуемого".

Расставаясь перед сном, главный "комиссар"- солидный мужчина лет

шестидесяти, начальник ОТК экспедиции, приобняв меня, доверительно

сообщил:

- Ты уж не обижайся, была нам установка начальника экспедиции найти у

тебя нарушения, чтобы было за что наказать. Что вы с ним не поделили-то?

Я засмеялся:

- Знаете, ещё молодыми специалистами мы с друзьями хотели отлупить его,

искали по всей общаге, но он спрятался. Узнали, что "стучит" он, думали,

накажем за это. Никто не мог представить, что он так быстро начальником

станет- наверное, где надо лизнул, кому надо подмахнул, всё время в

комсомольских вожаках был, в коммунисты резво записался.. И вот я к нему

на один полевой сезон попал. Неужто так отомстить захотел?

- Да-а, интересная ситуация получается. Ну, спокойной ночи.

А утром он подошёл ко мне и протянул акт контроля:

- Распишись.

- Так я же вчера расписывался.

- Это другой протокол. Тот я порвал и выбросил. В общем, нет у тебя

никаких страшных нарушений, работай спокойно, отбрешусь как-нибудь перед

начальником.

- Ну, спасибо, не ожидал.

- А хорошо мы, всё-таки, вчера посидели, душевно. Уж и не помню, было ли так у меня когда в жизни. Спасибо тебе.

Отработав год, я ушёл из этой экспедиции, вернулся в свою родную. Но за

это время успел, всё же, "заработать" пару выговоров непонятно за что.

У геодезистов в Геофизике было такое понятие- межсезонье. Это когда летняя рубка профилей закончилась, а к зимней ещё ничего не готово. Да и на летней рубке старались работать там, где нет болот, озёр, чтобы не утопить технику. Зимой трясины и водоёмы замерзали и держали тяжёлые вездеходы и тракторы. В эти пару месяцев народ распускали по домам, предупредив, что вызовут, когда можно будет начинать работать. Но в ту осень мы не успели выполнить план, начальство обратилось с просьбой ещё поработать. Морозики стояли под 30 уже, а тёплой спец.одежды не завезли. Народ, естественно, морщился и отводил глаза- никто не хотел быть в роли Павки Корчагина. Переговорив с руководством и выбив обещание повышенной оплаты, я решил остаться. Тем более, что домой мне добираться поездом, если ещё билеты будут, не менее двух суток в одну сторону с пересадками. Но нужно было ещё уговорить рабочих и водителя. Посидев вечерок в тёплом вагончике за накрытым столом, влив в себя добрую дозу алкоголя, мужики расшухарились и дали добро поработать в собачьих условиях. Отправились мы впятером на мощном вездеходе МТЛБ, который мы прозвали "танк", в промороженную тайгу пилить- рубить лес и выносить на местность запроектированные геофизические профили.

Погода, словно пожалев бригаду сумасшедших, вдруг изменилась, потеплело почти до нуля. И мы дали такую невероятную выработку, что на базе, слушая по рации мои данные, начальство даже не верило, думали, что мы жульничаем. А в лесу было раздолье осенне-зимнее. Ягоды- морошки, клюквы, брусники, голубики и черники столько, что глаза болели на неё смотреть. У меня было с собой ружьишко двадцатого калибра, и без мяска каши-супы мы редко ели: глухари непуганные нагло не уступали дорогу вездеходу, наверное, думая, что дробь не пробьёт их крепких перьев.
Но, как только мы начали привыкать к такой курортно-оздоровительной работе, вдарили морозы.

Палатка-брезентуха шестиместная, печка-буржуйка да мешки спальные на деревянных лежаках, которые мы изготовили ещё на базе. Вечером перед сном в натопленном жилище была лафа- комфорт неземной. Разнежимся в одних трусах, залезем неторопливо в спальники. А к утру каждый скукоживался в позе эмбриона, стараясь согреться своим дыханием. Хуже всего было дежурному рабочему. Надо было вылезти из спальника, растопить печурку, приготовить завтрак и сварить чай. А уж потом мы, постепенно распрямляясь в нагретой палатке, выползали наружу. Валенок не было- работали в сапогах-болотниках и в жидких фуфайчонках. На головах вместо шапок какие-то сооружения типа, как у Наполеоновских французов под Москвой. Рукавиц тёплых на базе не было тоже, так что руки у ребят в мокрых верхонках были, словно ледышки. Я, стоя у электронного тахеометра, порой не мог даже попасть заледеневшим пальцем в кнопочку на пульте. Дышал на руки, пока не приливала кровь и работал дальше. Но, тем не менее, дело шло, и никто из нас даже не чихнул, не кашлянул. В общем, выполнили мы необходимый объём, даже с запасом солидным. И сейсмопартия наша снова была в передовиках. Когда вернулись на базу, туда начали съезжаться коллеги и рабочие, которые уезжали домой. И нет-нет, да и слышали мы в разговорах от них, что лучше бы тоже остались и поработали, чем домой мотаться.
А мои кадры ходили героями, надув щёки, словно они повторили подвиг папанинцев. Ну, и получив расчётки за это мёрзлое время, они не упустили возможности подразнить зар.платой своих коллег, которые отдыхали дома в то время.

Потом мужики нас спрашивали, конечно, мол, что вам- больше всех надо было? Да как объяснишь, что воспитание-то как раз таким и было- на примере того же самого Павки Корчагина: умри, но дело сделай.

Нужно было подняться на одну гору на Байкальском хребте, выполнить геодезические измерения. В принципе, невысокая горка- порядка полутора км, но весна ещё наверх не добралась, поэтому передвигаться пришлось по глубокому снегу, местами толщина покрова была в рост человека. Спасал наст, пока не начинало припекать солнышко. И тогда мы барахтались в сугробах, кое как проползая по несколько метров, потом без сил заваливались на спины, отлеживались и вновь, обзывая нехорошими словами всё и вся, карабкалисъ дальше. Рабочий Серёга придумал способ: толкал впереди себя котелок, а затем по промятому желобку полз. Ну, а мы уж за ним следовали. В первый день мы не осилили подъём, установили палатку, переночевали, а по утреннему морозцу бодро штурманули высоту. Выполнив работу, нужно было спуститься в ущелье по довольно крутому склону- благо, что все камни и кедровый стланик оказались под мощным слоем снега. А внизу было раздолье- травка пробивалась, ручьи... нет, не звенели: они превратились в ужасные потоки воды.
Я постепенно оторвался от своих мужичков, первым разрезая снег, словно ледокол, а те топали по траншее за мной.
Неожиданно уловил какое-то движение впереди. Медведь, зарывшись в снег, что-то выкапывал лихорадочно. Наверху видны были лишь его задние ноги в "штанах". Метров сто до него было, как раз на нашем пути расположился. Передёрнул я затвор карабина и шмальнул в воздух. Сначала мишка замер, потом из сугруба вынырнула его морда. Казалось, что он недоумённо оглядывался по сторонам: мол, что ещё за шум такой. Потом заметил нас, привстал, потянул носом, поймал запах да как побежал вниз. Вернее, покатился колобком. Когда мы добрались до места его археологических раскопок, то подумали, что совсем неплохо будет спуститься по мишкиным следам. Он буквально скатился на заднице, сделав замечательный плотный жёлоб в снегу. И мы таким же манером повторили его путь. Задрав ноги, прижимая к груди рюкзаки, неслись мы с горы вниз, словно по трассе бобслея. Правда, иногда мелькала мысль: а что, если косолапый поджидает внизу? Каждому по оплеухе могучей лапой- и вот тебе запас "продуктов" надолго. К счастью, мишка убежал, не дождавшись нас, но оставив замечательную дорожку. А мы ведь и не чаяли так быстро спуститься в долину. Не обошлось, конечно, без порванных на задах штанов, но это уже были мелочи в сравнении с тем восторгом и выплеском адреналина, который мы ощутили, летя с горы на бешеной скорости по медвежьему следу.

В разгар лета на склад нашей полевой партии завезли несколько огромных коробок с куриными яйцами. Хранить их было негде, холодильников у нас не было. Поэтому очень быстро организовали вертолётный рейс, хотя до этого бригады тщетно просили выполнить заявку на продукты и снаряжение. Никого не предупреждая о яйцах, начальник партии распорядился по рации, чтобы бригады выехали на ближайшие к ним поляны, болотины, подходящие для посадки вертушки, и сообщили данные. Народ был, естественно, рад, что, наконец-то, получит вещи, продукты. Меня и ещё одну бригаду выловить на связи не смогли- мы передвигались по тайге пешком, без техники, и на связь выходили не каждый день. Так что для бригад строителей вышек триангуляционных пунктов, закладки грунтовых реперов, нивелировочных бригад был огромный сюрприз в виде большущих коробок с яйцами- им по две штуки выдали. В летнюю жару сохранить их было невозможно, поэтому забросили работу, бригады обосновались у ручьёв, пряча яйца (куриные) в ледяную воду. Ели их варёными, жареными, печёными в костре, изобретали какие-то яичные супчики... и крыли матом начальство. В эти дни включать рацию было сплошным удовольствием и развлечением, слушая, как обладатели куриных яиц выражали свои эмоции, переговариваясь с базой и между собой.
- У меня народ уже кукарекает по утрам!
- Мы одними яйцами ср..м!
- Ступить некуда- повсюду куриная скорлупа!

Действительно, когда доводилось попасть на места стоянок яйцепоедателей, то открывалась картина, словно в курятнике побывал, где похозяйничал какой-нибудь зверь: сплошь покрыта земля скорлупой.
Особенно в этот сезон не везло одной бригаде строителей. Весной из-за поломки вездехода они просидели на базе больше месяца, а т.к. ещё ничего не заработали, то решили экономить: целыми днями стояли на берегу реки и ловили рыбу, которую и ели всё время. Потом эпопея с яйцами, а ближе к осени сложилась ситуация, что не могли обеспечить продуктами, и народ перешёл на подножный корм, питаясь, в основном, грибами. Из оружия у них был лишь старенький карабин, зверя добыть они не смогли.

Весной, перед выездом в тайгу, затарились продуктами, купили в сельской пекарне свежего хлебушка на первое время. Потом-то, всё равно, переходили на сухари и лепёшки-ландорики. Решили к хлебу получить немного сливочного масла, но зав.склада была непреклонна- если брать, то целую коробку- 20 килограммов. Ну, ладно, получили. В последний вечер рабочие с водителем делали последние приготовления вездехода, упаковывались, а я взялся топить масло, чтобы сохранить его не в картонной коробке, а в большой эмалированной кастрюле. Её и в ручей ведь можно будет поставить и под мох закопать на мерзлоте. Кастрюля была 20-литровая, масла 20 кг. Так что я был уверен, что всё будет тип-топ. Двадцать на двадцать. Не учёл, что твёрдое, переходя в жидкое состояние, увеличивается в объёме. Поставил кастрюлю на печку-буржуйку, закинул внутрь огромный кус масла, подсолил (мне сказали, что солёное масло дольше хранится). Вечер перешёл в ночь, а масло в коробке убавлялось довольно медленно. Весна, довольно тепло на улице, в вагончике температура, как у доменной печи. Я уже разделся до трусов, режу масло, бросаю в кастрюлю. Нечаянно задремал, а проснулся от шипения. В вагончике стеной стоял дым от горевшего масла- кастрюля переполнилась, в ней плавал приличный комок, а жидкое масло стекало на раскалённую печку. В этом чаду я метался, как чёрт, хватал какие-то чашки- кружки, зачерпывал масло ими и искал ещё всякие ёмкости. Часам к трём ночи, наконец-то это безумие закончилось. Балок провонялся горелым маслом, печка и пол возле неё был устряпан ужасно. Я блестел, словно умасленный эфиопский фараон. Кастрюля была полна до краёв, а повсюду стояли кружки, чашки, банки- всякая посуда, какая попалась мне под руку. Так мы их и загрузили утром. С хлебушком шло прекрасно, потом хлеб закончился, и мы обильно сдабривали маслицем кашу. Видя, что летняя жара начинает угрожать запасу масла, уже и в супы добавляли, но, всё равно, часть масла пришлось выкинуть, когда оно стало покрываться зеленью.

Основная база нашей полевой партии находилась в Хатанге. Но создали ещё одну, так называемую подбазу на реке Шренка (кстати, так я и не выяснил, в честь кого назвали реку: Александр Иванович Шренк или Леопольд Иванович? Оба связаны с геологией, оба путешественники). Место очень интересное, но, к сожалению, я там побывал лишь однажды уже поздней осенью, а по северным меркам- зимой, и не увидел многого- ни причудливых скал-останцов, ни бродящих по окрестностям овцебыков. Так вот, на этой подбазе всё лето жил наш радист Андрей- умелый рыбак и охотник. Рыбы там было немерено всякой: благородной, и белой и красной, которую он ловил, солил в бочках, а начальство вертолётами вывозило в Хатангу, а потом и на Большую землю. В ту весну от подбазы должны были начинать выдвигаться на вездеходах две бригады. Одна работала на вездеходе ГАЗ-71, а вторая на мощном ГТТ. Те, что газоновские, расположились в вагончике вместе с радистом, а вторая бригада ночевала в палатке, которая была укреплена на вездеходе: устанавливался металлический каркас, на него натягивалась палатка, внутри ещё и утеплитель из сукна. Наверх поднимались по приставной лестнице. Обогревались с помощью печки-капельницы. Принцип действия: в самой печке находилась металлическая чашка, в неё капала солярка, подающаяся по трубке из бачка, закреплённого снаружи палатки. Поджигали топливо в чашке и регулировали подачу краником. Перед сном кран перекрывали.
Вечером (хотя, какой вечер или ночь на Таймыре весной- солнце с небосвода совсем не уходит круглые сутки), наигравшись в карты, разошлись по спальникам- одни в балок, другие в палатку залезли. Проходит немного времени, и в вагончик забегает один из рабочих, машет руками, пытается что-то сказать, но дар речи изменил ему. Остальные напряжённо следили за его манипуляциями и, наконец, "поняли":
- Гуси!!! Гуси прилетели!!!
Похватали ружья и рванули на улицу, уверенные, что начался массовый прилёт серых гусей и чёрной казарки. А там их ждало зрелище: полыхала палатка у соседей, те лихорадочно забрасывали огонь снегом. Бросив ружья, присоединились к погорельцам и скоро справились с огнём. Вездеход-то отстояли, но от палатки остались лишь клочья на металлическом каркасе. Спальники и вещи, естественно, сгорели. Благо, геодезист Миша успел выхватить сумку с секретными материалами и подотчётный карабин.
Стали разбираться в причинах пожара. Оказывается, дежурный рабочий, перед тем, как занырнуть в спальник, закрутил кран подачи соляры ( а её смешивали с бензином, чобы не так быстро забивалась сажей труба) и переусердствовал, сорвал его. Топливо начало литься тоненькой струйкой на раскалённую печку. Мужики лениво переговаривались перед сном:
-Что-то солярой сильно попахивает. Ты её, что, прямо на печку плеснул?- успели пошутить, как вдруг раздался хлопок-взрыв, и палатка начала полыхать. Мужики обезьянами прыгали с двух-трёхметровой высоты вниз, хватали всё, что под руку попадётся и пытались засыпать огонь снегом. А одного отправили за помощью в вагончик. Ну, а уж он не смог вымолвить слова, лишь махал руками, словно крыльями и мычал, бешено тараща глаза. Потому коллеги и решили в первую минуту, что он изображает гусей, и нужно скорее бежать на охоту.

Оставив ГАЗ-66 с водителем Серёгой на грунтовой дороге рядом с железкой БАМа, отправились вдвоём с рабочим Володей километров за 25-30 в горы, чтобы отнаблюдать пункт триангуляции. Подъехать к нему ближе не было никакой возможности, так что, нацепив рюкзаки, потопали туда, запланировав вернуться через пару суток назад. Я надеялся отнаблюдать в вечернюю видимость, потом спуститься в ущелье к ручью, там переночевать и с утра пораньше идти к машине. Но человек предполагает, а Господь располагает. Когда мы добрались до места, то обнаружили, что деревянная пирамида на вершине скалы, построенная лет за сорок до нас, практически, развалилась. Время, климат,а, возможно, и какие-нибудь лоси-медведи чесали свои бока о сооружение- всё это, вкупе, сделало своё дело. Из инструментов у нас были лишь два топора да старые кованые гнутые гвозди, выдернутые из обломков пирамиды. До позднего вечера мы строили подобие стола для наблюдений, а вокруг него помост, по которому мне нужно было ходитъ, крутясь вокруг теодолита. Естественно, отнаблюдать я уже не успевал, оставалось перенести работу на утро.
- Ладно, Вовка, переночуем здесь. Давай-ка чай сварим, да тушёнкой перекусим. У тебя фляга полная?
Вовка мялся, молчал и отводил глаза.
- Что молчишь?
- Да я, это... выпил, когда на гору лезли.
- Мо-ло-дец! Ладно, я не пью в маршруте, так что немного воды есть, пересидим как-нибудь.
Мы сварили в котелке чай- досталось каждому по кружке с небольшим. Ночь выдалась душная, комары нудно зудели над ухом. Пить хотелось дико после долгого подъёма в гору и работы над ремонтом пирамиды. Где-то внизу журчал ледяной ручей, и при мысле о родниковой воде сохло горло. Вовка, чувствуя себя виноватым, предложил:
- Может, я сбегаю до ручья с котелком и флягами?
- По этим скалам днём можно голову свернутъ, а ты в темноте хочешь лезть. Сиди, несколько часов перетерпим уж.

Утром я за полтора- два часа отнаблюдал пункт. Собралисъ и начали спускаться по крутяку в узкое ущелье. А внизу нас ждало блаженство- чистейший весёлый ручеёк бойко бежал по камням. Разделись до трусов, не обращая внимания на кровососов, ополоснулись, напились, сварили чай, отдохнули с часик. Перекуриваем и крутим носами: какой-то душок нехороший время от времени наносит.
- Вовка, никак падаль где-то поблизости?
Мы прошли несколько десятков метров, водя носами, и наткнулись на разорванную тушу лося.
- Кто это его так? Здоровенный бык был.- Вовка впервые оказался в тайге, и многое ещё было для него в диковинку.
- Володя, двигаем-ка в темпе отсюда, а то хозяин мяса где-то рядом лежит и, возможно, за нами наблюдает. Сохача-то всего дня два назад как завалил.- прошептал я, передёрнув затвор карабина.
- Какой хозяин?- удивился Володька.
- Такой вот: большой, вонючий, лохматый и здоровый, как мы стобой вдвоём, а то и поболее.
Бочком-бочком мы миновали останки сохатого, шевеля ушами, как локаторами, и вглядываясь в любое тёмное пятно в кустах.
К железной дороге мы вышли уже в сумерках. До машины оставалось пройти метров триста, когда на дорогу выскочили из леса несколько зайцев и начали играть в догонялки. Один присел метрах в пятидесяти от нас, шевеля ушами. Выстрел, взметнувшееся в воздух тельце, и на дороге остался лежать мёртвый заяц.
- Вот это да!- поразился Вовка.- Как это ты его в темноте щёлкнул?
- Чёрт его знает. Блин, теперь ещё его и разделывать надо.- пробормотал я, шатаясь от усталости.
На звук выстрела вылез из будки машины водила.
- О, а я вас сегодня и не ждал. И не варил ничего.
- Да не надо нам ни каши, ни супа. Чай ставь. И зайца распотроши, в воде замочи, завтра сварим.
Пока закипал на костре чайник, я расказывал Сергею про наш поход. Наливаем в кружки, достаём к чаю сладости, сгущёнку.
- А Вовка-то где?
Из будки Шишиги доносился мерный храп измученного рабочего...

Про любовь.

Наш старенький вездеход ГАЗ-71 сыпался на ходу. Утро начиналось с причитаний водителя предпенсионного возраста Дмитрия Ивановича, и день заканчивался под его нытьё. Зап.части из экспедиции не присылали, кормя обещаниями. Наконец, стало опасно дальше работать на разваливающемся корыте. Не осталось ни одного трака и ни одного торсиона в запасе, требовалась сварка, и ещё множество проблем поставили меня перед фактом: нужно искать зап.части. Доехали с черепашьей скоростью до крупной деревни под названием Долгий мост. Я отправился в сельсовет, чтобы узнать, где можно раздобыть необходимые железяки. Мне посоветовали обратиться к пожарникам. Ещё во дворе пожарного депо у меня радостно ёкнуло сердце: в сторонке стоял ГАЗ-71 красного цвета. Судя по траве, выросшей под ним, и ржавым гусеницам, вездеходом не пользовались давно. Начальницей пожарки оказалась женщина. Выслушав меня, она махнула рукой:
- Всё, что нужно, выбирайте на складе. Mы на этой газушке не ездим, только бензин списываем. А зап.части регулярно шлют.
- Богато живёте.- вздохнул я с завистью, оглядев залежи зап.частей.- Я сейчас с водителем приеду, он лучше разбирается, что нам надо. Как нам с вами рассчитыватъся?
- Да не надо ничего. Все железки давно списаны, только место на складе занимают.
У Иваныча, когда он узнал, что можно брать, что хочешь, да ещё и бесплатно, глаза разгорелись.
Я ему лишь шепнул, чтобы особо не наглел. Дня три мы простояли в деревне, установив палатку на окраине. Иваныч с двумя рабочими ремонтировал технику, а я в палатке наводил порядок с документами и вычислениями. На вторую ночь исчез молодой рабочий Серёга. Мужики, посмеиваясь, сказали, что он с какой-то женщиной познакомился, у неё ночует.
На другой день в палатку заглянул Сергей и говорит:
- Саня, я тебя хочу с невестой познакомить.
- Ого, как быстро- уже и невеста?
Заходит молодая женщина лет 20-22. За руку держит сопливого мальчонку. Глядя на неё, появилось подозрение, что в её голове "не все дома". Улыбается и томно тянет:
- Ах, в меня почему-то быстро все мужчины влюбляются.
И выжидающе смотрит, уверенная, что я тут же паду к её ногам. Я покосился на неё, пожал плечами, извинился:
- Мне работать надо.
Потоптавшись и подождав, пока Серёга набьёт рюкзак сгущёнкой- тушёнкой, троица ушла.
Починив вездеход, мы уехали работать. В первый же вечер Серёга попросился сбегать в деревню, благо отъехали недалеко. Утром вернулся. Иваныч довольно похохатывал:
- Ну, что, Серый, осенью свадьбу играть будем?
- Конечно, Иваныч, мы сразу полюбили друг друга.
- Сергей, а где отец ребёнка?
- Он сидит, должен скоро освободиться, но они же не расписаны, так что осенью гуляем!
Ещё несколько вечеров парень убегал в деревню, хотя расстояние увеличивалось с каждым днём. Наконец, мы уехали км за 20-25. С обеда полил дождь, работать было невозможно. Поставили палатку, и Серёга тут же засобирался.
- Смотри, завтра с утра, чтобы, как штык был, тут. Любовь любовью, но работу делать надо. На свадьбу-то заработать ещё нужно.

Где-то часа в четыре утра снаружи зашебуршало, распахивается полог, и в палатку вваливается мокрый и грязный горе-любовник.
- О-о, ты что-то рано сегодня, Серый.
Зажгли лампочку переноски, и нам открылась интересная картина. Полфизиономии Сергея затянул багрово-фиолетовый синячище. Вместо аккуратного носа по лицу растёкся распухший шнобель. Щёки поцарапаны, губы разбиты. Ещё и хромал вдобавок.
- Ты это с кем схватился так, с медведем, что ли?
Сергей был краток:
- Муж вернулся...
Тишина, и вдруг раздаётся печальный вздох Иваныча:
- Это что ж, теперь и на свадьбе даже не погуляем?
И тут всех прорвало. В мокрой ночной тайге раздавался истерический хохот трёх мужиков. Вскоре к нам присоединился и Серёга:
- Блин, ну не дурак ли я, а? Отмахал двадцать километров по лесовозной дороге, чтобы получить пи...дюлей. И потом ещё назад под дождём шёл, хорошо, лесовоз попался, подвёз немного.
Так и закончилась Серёгина любовь. К счастью для него, думаю. Да и он, немного погодя, понял, что ещё лёгко отделался. Хуже было бы, если бы женился на этой "красавице".

Сусанин по прозвищу Персик.

От базы нашей сейсмопартии на площадь работ можно было попасть, переехав небольшую речку. Но самый ближний мост, построенный при царе Горохе, оказался разрушен. А берега обрывистые- ни трактор, ни вездеход не вылезут. Приходилось делать крюк и пересекать речку по Горбатому мосту (получил у нас такое название из-за своеобразной формы) километров в десяти от лагеря. Наконец, решили соорудить переправу. Взял троих рабочих- Руслана Персикова (Персик), Серёгу по прозвищу Хабаровский и ещё одного Сергея, который пока не заработал клички. Загрузили две бензопилы в кузов вездехода, топоры, трос, гвозди, костыли металлические и поехали к месту строительства- от базы совсем недалеко. Напилили брёвен, стаскали их вездеходом, уложили в два наката. Осталось стянуть тросом и сбить костылями, гвоздями настил. Говорю мужикам:
- Мы с водителем сейчас уедем, нужно выставить несколько точек, определить их координаты с помощью GPS. Возвращаться будем здесь, но не скоро. Так что, вы, как закончите, идите в лагерь. Тут метров 500 до поворота, там направо, и останется километра полтора до базы.
Мы уехали, отработали всё, что наметил, возвращались довольно поздно. Заехали на новый мост, поёрзали вездеходом.
- Отлично сделали, танки пройдут- не шелохнётся. Молодцы мужики!

Прибыв на базу, первым делом пошёл в вагончик к ребятам, чтобы похвалить за работу. Внутри никого не было. Стало ясно, что парни ещё не вернулись. Удивился, зашёл к их соседям, спрашиваю.
- Нет, не было их. Мы думали, вы вместе приедете.
- Да разминуться-то невозможно тут.- озабоченно сказал я и пошёл к водителю.- Надо ехать искать.

- Давай чайку попьём, подождём немного.- Водиле явно не хотелось снова садиться за рычаги.
Наконец, мы уселисъ в кабину, только тронулись, как на дороге показались наши мостостроители.
- Вы где были столько времени?
Серёга махнул устало рукой и прошёл мимо. Хабаровский затарахтел истерично:
- Этот скотина Персик нас увёл в другую сторону. Ты же сказал, что на повороте направо, а он говорит- нет, надо идти по вездеходовским следам налево- мол, вы на базу поехали.
- На какую базу? Мы же на Горбатый мост двинулись. И докуда же вы дошли?
Хабаровский зыркнул зло на Персика:
- Так до Горбатого моста и дошли,... мать-перемать.
Водитель схватившись за живот, хохотал:
- Ой, не могу! До базы было минут 20 ходу пешком, а они с бензопилами на спине на экскурсию на Горбатый мост потопали- десять вёрст туда и десять обратно...
- Как же вы- два старых бича- пошли на поводу у новичка, который и в тайге-то впервые?
- Да я говорил, что не может база так далеко быть, а Персик- Сусанин грёбанный- всё время кричал:- Вот за тем поворотом, вот за следующим поворотом... А то уверял, что слышит, как дизельная шумит. Мы ему и поверили. Саня, можно я ему в морду дам?
Персик завопил:
- За что? Сами виноваты- надо было идти, как Саня сказал. Вы же даже не спорили со мной.
- Ну, ты гад- нас ещё и обвинил.- набычился Хабаровский.

Утром под глазом у Персика красовался аккуратный синячок.

Чума и Алла Пугачёва.

Ранней весной крутились мы по лесам, полям в районе города Братска, выполняя комплекс геодезических работ. Я с моим другом и коллегой Володей, водитель УАЗика и рабочий по фамилии Чумичкин, которого мы звали коротко- Чума. Сначала жили на квартире у одной бабушки в деревне, снимали комнату в доме. Потом стало довольно далеко ездить до объекта, а ночевать в палатке было неуютно и холодно. К счастью, у Вовки оказался хороший знакомый в Братске, который дал нам ключ от своей дачи, где мы и обосновались. Вечером после работы ужинали, обязательно распивая для аппетита и сугрева бутылочку- другую водки. Естественно, с долгими разговорами на всякие темы. Сидим мы так, рядом по радиоприёмнику песни звучат. Запела Алла Пугачёва, и тут Чумичкин громко заявляет, что никакая она не певица, а обыкновенная бл..дь.
- Ты что, гад, сейчас сказал?- возмутились мы, вставая на защиту Аллы.
- Да! Проститутка она, со всем спит, поэтому и песни её везде транслируют
Первым в нос Чуме влепил свой кулак Вовка. Я промахнулся, но успел дать поджопник рабочему. А водила окончательно запинал его под стол. Чумичкин, скрючившись внизу, обзывал нас и Аллу Пугачёву всякими нехорошими словами. Достать его из-под стола было невозможно, т.к. Чума крепко вцепился в дальнюю от нас ножку, и мы ограничивались редкими пинками. А он, ловко уворачиваясь, крыл матом певицу. Если бы какой- нибудь трезвый прохожий заглянул к нам, то сильно бы удивился, узнав, что посреди пустого садового массива, в холодном вагончике лупят рабочего из-за большой любви к Алле Пугачёвой.
Устав, разливаем по стаканам водку. Чума из-под стола спрашивает:
- А мне?
- Хрен тебе! Ты про Пугачиху плохо сказал. Будешь теперь под столом жить.
Чума задумался: предстоял выбор- остаться без спиртного или извиниться заочно перед Аллой. Он выбрал последнее. И несколько раз повторил за нами, что Алла хорошо поёт и никакая она не проститутка. Выполз на поверхность, выпил, закусил молча. А когда водка закончилась, и мы стали укладываться в спальники, погасили переноску, в темноте раздался противный голос Чумы:
-И, всё же, она- бл...дь!!!

В конце сентября, когда мы уже свой объект закончили и намыливались лететь домой на "большую землю", неожиданно пришла радиограмма: отремонтироватъ несколько сигналов- деревянных вышек на пунктах триангуляции, выполнить задел на будущий год. Поворчали-поворчали, загрузились в вездеход и отправились снова в тайгу. Двое рабочих, водитель Володя Дроздов(Дрозд) и я. Отремонтировав пару вышек, вечером подъезжаем по старому геофизическому профилю к предполагаемому месту следующего знака. По карте определил, что сигнал стоит чуть ли не на профиле. Вылез из кабины, сказал мужикам, чтобы пока палатку не ставили, мол, найду пункт, там и расположимся. Прошёл сто метров, двести- нет вышки. Стал бродить уже беспорядочно, никак не найду. Когда решил возвращаться к вездеходу, неожиданно вышел прямо на пункт. И тут я задумался- куда идти? Компас впопыхах не прихватил, небо в тучах, посыпал снежок, темнеет. Поорал- тишина в ответ. Бегом рванул в одну сторону, минут через двадцать впереди показался просвет. Выскакиваю и остолбеневаю: передо мной снова та же вышка. Это я умудрился сделать круг. Уже становится неприятно, ночь надвигается, а у меня даже спичек нет в кармане. Выбираю другое направление и бегу рысью, скатываюсь в какую-то болотину. И тут передо мной, как в сказке, появляется избушка- зимовье. Только кинулся к двери, как откуда-то выскакивает крупный заяц, едва не доведя меня до инфаркта от страха. Забегаю в избушку, внутри бардак- видно, охотники последний раз гулеванили хорошо: бутылки из-под спирта пустые валяются, банки, объедки, недогрызенные мышами. Но самое главное: на стене над столом висел компас, столь необходимый мне. На улице взял нужное направление, чтобы пересечь профиль, и побежал уже в почти полной темноте, спотыкаясь об корни деревьев. Минут через тридцать я выскочил на профиль, прошёл по нему ещё метров триста и упёрся в вездеход, в котором мирно спала вся бригада, ничуть не озаботившаяся моим долгим отсутствием. Я было разворчался, что они даже не догадались выстрелить в воздух. На что парни резонно ответили, что не могли представить, будто я заблужусь поблизости. На другой день ушли пешком на знак от палатки- оказалось меньше двухсот метров до вышки. Всё выполнив, осталось лишь вырубить поросль леса на площадке. Я ушёл, показав мужикам рукой направление к палатке. Проходит два часа, забеспокоился. Поорал, пострелял. И услышал, как где-то далеко-далеко, совсем в другой стороне от вышки, кто-то орёт. Ещё выстрелил. Крики приближались. Наконец, парни вышли к вездеходу.
- Ну, блин, место какое-то заколдованное, леший водит. Вчера ты заблудился, а сегодня мы втроём ушли чёрт знает куда.

Интересно, что мы пытались найти то зимовье потом, и ничего не получилось. Вроде, и болотце то же, лесок похожий, а избушки-то и нет. Так невольно и начинаешь верить в сказки, тем более, что возникла она на моём пути, как нельзя вовремя.

Вернулся я с севера домой, лето оказалось свободным- сначала нормальный отпуск, потом без содержания. Разумеется, ищешь, где подкалымить. И тут в квартире раздаётся телефонный звонок из администрации курорта города Белокурихи, что на Алтае. (Мы перед отъездом в Германию там жили последние лет 13). Задумали они построить горнолыжную трассу на гору Церковка, хотят меня привлечь для выполнения геодезических работ по разбивке канатной дороги. Инструменты удалось выпросить в экспедиции города Бийска- дали там, конечно, убитый теодолит и светодальномер, нивелир, рейки. Пытаюсь объяснить заказчикам, как буду делать, сколько времени понадобится, но тем нет дела до того, как правильно выполнить, им нужна срочность. Пришлось выполнить теодолитный ход без контроля, без привязки, на авось. "Авось" меня погубил. По-видимому встряхнул нечаянно теодолит, потом не проверил, и отсчёт по вертикальному кругу был неточным. Вынос в натуру опор подъёмника был сделан без ошибок, а вот по высоте я пролетел аж на целых 3 метра. Опоры устанавливали вертолётом на заранее подготовленные забетонированные площадки с вмурованными огромными болтами. Вот на них вертолётчики с поразительной точностью опускали тяжеленные мачты. Внизу рабочие корректировали, а потом быстренько затягивали гайки. Работа шла довольно быстро, если забыть про подготовительный период, когда выпиливался лес на склоне, копались котлованы под бетон, доставляли раствор наверх вертолётами же. Когда натянуты были тросы, и первые кресла на двоих поползли вверх, стало ясно, что лыжники будут цепляться ногами в одном месте за скалу. Тут-то и вылезла на свет божий моя ошибка с отметкой по высоте. Стыдно было жутко, всё-таки, с моим многолетним опытом и так потерять лицо... А заказчики готовы были меня съесть, не слушая оправдания и попытки упрекнуть их в том, что сами мне покоя не давали- быстро, быстро. Я тогда похудел килограммов на 15- каждый день по нескольку раз то вверх, то вниз на гору бегал, да ещё за плечами приборы, штатив. Хоть и не Альпы, но снизу до верха разница высот больше 600 метров.
Вертушкой завезли на этот скальный выступ рабочих с агрегатом и пневматическим отбойным молотком, ломами, лопатами. И закипела работа дурная. Камень поддавался с трудом, мужики матерились так, что по всей округе эхо разносилось. Слава Богу, им не сказали, кто всему виной. Я же там рядом крутился, продолжал реперы закладывать, нивелирование делать. Наконец, решили, что достаточно мучать скалу и людей. Проехали над этим местом- вроде, пойдёт. Заплатили мне с кислыми мордами деньги, обговоренные договором. Правда, экспедиция удержала за рейки- какому-то чудику они приглянулись, и он спёр их из вагончика. Что мог делать с ними непрофессионал? Наверное, в костре сжёг, а я потерял определённую сумму.
Эта трасса довольно оживлённая- каждый посетитель города и курорта считает своим долгом прокатиться на канатной дороге. И В.В. Путин уже не раз катался на лыжах в тех местах, поднимаясь на подъёмнике. Когда наваливает много снега, то лыжи людей, сидящих в кресле, задевают за сугроб на той скале, примерно, на середине трассы. Но мне кажется, никто не переживает, а наоборот, радуются, что так близко от скалы проезжают. И только мне до сих пор совестно, да заказчики, наверное, нет-нет да и вспоминают меня нехорошими словами. Так что, если кому доведётся когда попасть в Белокуриху и проехаться на канатной дороге, то не корите строго за тот мой непредумышленный "косяк".

А это описание я взял из гуггля:

"Длина маршрута от его начальной точки до вершины горы Церковка - 2050 м. Канатная дорога поднимает гостей Алтая на высоту 801 м над уровнем моря. Отсюда открывается головокружительное зрелище! Кажется, что небо совсем близко, и можно дотронуться до облаков, внизу видны бескрайние поля и алтайское предгорье. Иногда летом есть шанс увидеть радугу. Зимой путешественники могут любоваться вершинами гор. С такой высоты дома Белокурихи кажутся совсем маленькими. По легенде люди, достигающие горного пика, могут загадать желание."

На фото канатная дорога на гору Церковка, где я напортачил.

Anhang

Готовили спец.рейс на Хатангу. Сказали, что нужно дежурить на краю лётного поля в Иркутске. Не там, где пассажирские самолёты садятся, а дальше, где грузовые и военные принимают. Время вылета неизвестно, поэтому начальство распорядилось, что дежурство будем нести по очереди- по два человека плюс водители грузовиков, в которых было загружено имущество, что на север отправляем- трубы, уголки металлические, листовое железо, гвозди, цемент, палатки, ящики и мешки всевозможные и т.п.. В случае объявления погрузки, к нам экстренно доставят грузчиков- так шеф сказал. Мне и моему другу Вите "повезло" в ночь сидеть в кабине, так были неженатыми молодыми специалистами. И вот, часа в два приезжает на УАЗике наш начальник и, суетясь, командует:
- Живо машины на поле, к самолёту, там разгрузите, а как лётчики придут, откроют самолёт, так внутрь затаскивайте всё. А я поеду за подмогой. Пока, парни, вы уж вдвоём, и водители вам помогут. Только в темпе, бегом-бегом! Вот этот самолёт, к нему и рулите.
Наш грузовик сдал назад, открыли борт, и мы начали таскать сперва железо к АН-26. Часа два разгружали мы без отдыха машину в темноте при слабых отсветах дальних фонарей. Водитель подавал сверху, а мы с Витькой таскали и укладывали у самолёта. Посбивали руки в кровь, ноги поотбивали о железяки, а обещанной помощи всё не было. Начало потихоньку светать. Наконец, смотрим- к нам приближается человек в лётной форме. Постоял, посмотрел, как мы работаем, молча покурил,а потом спрашивает:
- Мужики, а вы чего делаете-то?
- Так борт будем на Хатангу грузить, Вы не могли бы открыть самолёт?
- Открыть- то можно, да только он без двигателя не полетит.
- Как без двигателя???
- В ремонте самолёт, двигатель снят у него. Что-то вы напутали, похоже.
Мы без сил сели на мешки и тоже закурили. Что дальше делать, было неясно. Через минут тридцать на поле выехал наш УАЗ. Начальник выскочил из кабины и сходу затараторил:
- Парни, ошибка вышла, не тот самолёт, наш во-он там стоит, уже летуны открыли, ждут погрузку.
Мы, не обращая на него внимания, продолжали угрюмо курить.
- Ну, виноват я, виноват, сейчас грузчики подъедут, помогут вам снова всё в машину загрузить, а потом в самолёт. Давайте, ребята, время теряем же.

Матеря шефа (молча, а когда он снова упылил, то во весь голос) по-новой закидали всё в кузов, как попало, и поехали к нашему самолёту. А немного погодя к нам на подмогу прибыла большая компания опытных грузчиков, и они махом всё разгрузили, увязали внутри самолёта. Наши грузовики уехали, а мы с Витей, измученные бессонной ночью и тупой работой, сидели на каких-то ящиках, курили и лениво поругивали взбаламошного начальника.
- О, едет!- заметил знакомую машину Витька- домой сейчас отвезёт, надеюсь.
Начальник выпрыгнул из кабины, а потом начал что-то, поднатужась, вытаскивать:
- Мужики! Я вам ящик пива привёз. Пейте, отдыхайте, отвезу потом вас по домам, на работу сегодня не ходите, отдыхайте!
Ящик дефицитного по тем временам бутылочного пива был царским подарком. Сразу забылась злость на шефа за его рассеянность. Он достал вдобавок солёную рыбу, хлеб, разложили на газетке всё и устроили маленький праздник. Выпили мы с Витей по паре бутылок и "поплыли". Как нас загрузили в машину, как в общагу довезли- ничего не помнили. Только, проснувшись после обеда, увидели, что на столе и на полу- повсюду стоят пустые бутылки из-под пива. Наши соседи с благодарностью за нежданное угощение выпили всё, плюнув на работу- не каждый же день почти полный ящик пива в общежитии появлялся. Мы с Витей лишь облизнулись, пожалев, что не в состоянии были припрятать хотъ по бутылочке.

Последний выстрел.

Летом на Таймыре дикие гуси начинают массово линять и теряют на это время способность летать.
Птицы сбиваются в огромные стада и переходят, в основном, на водный режим существования. На суше у них из врагов лишь песец да волк. Ну, и редко-редко забредает в необжитые места наш брат-экспедишник. Конечно, на гусей, потерявших необходимые для полёта перья, охотиться легче, чем на птиц летающих. Нужно лишь догнать их на лодке.
Найдя подходящую группу плавающих птиц, притащил резиновую лодку на берег речки, накачал насосом-лягушкой. Встал на скользкое дно лодки коленями, в руках вёсла, передо мной ружьё одностволка-бескурковка. И началась гонка.
Гребу, что есть сил, гуси плывут от меня, перекрикиваясь. Иногда для скорости бьют крыльями по воде- будто бегут по ней.Некоторые ныряют под воду и выныривают где-то в стороне. Таких одиночек игнорирую. Приближаюсь на выстрел, бросаю вёсла, вскидываю ружьё и, не целясь, стреляю в стаю. Пока подбираю битую птицу, остальные улепётывают, что есть сил. И снова я лихорадочно машу вёслами, обливаясь потом, догоняя постепенно дичь. Очередной раз нажимаю на курок, щелчок, а выстрела нет.
Перехватываю ружьё, давлю пальцем на скобу, чтобы переломить ствол, и в это время раздаётся оглушительный выстрел...
Дробь пролетает перед самым носом, обдав лицо горячим плотным воздухом и вонью пороха, а я в шоке падаю на дно лодки. Гуси удаляются со скоростью олимпийских пловцов, но мне сейчас не до них абсолютно.
Непонятно: то ли капсюль был некачественный, то ли порох отсыревший или запрессовавшийся, но выстрел последовал с опозданием, что мне едва не стоило, как минимум, выбитого глаза либо других неприятных ранений. Лодку медленно несло течением, желание охотиться в этот день пропало. Развернулся и погрёб, неспеша, назад к вездеходу. Парни вышли на берег, встречая меня. Удивились, что маловато дичи добыл, выслушали мою историю с опасным выстрелом и сфотографировали у лодки на берегу речушки.

Патроны я заряжал всегда сам на глазок, без всяких весов. И по молодости считал, что нужно пороха побольше сыпать. Подсказать дураку некому было, как всё правильно делать. В результате правое плечо было постоянно багровочёрного цвета от мощной отдачи ружья. Уже позже я узнал, что могло закончиться весьма плачевно, вплоть до разорвавшегося в руках оружия. Во всём нужна мера- и для снаряжения порохом патронов и для охоты на линялых гусей. К тому времени мы достаточно набили дичи, насолили впрок, а этот случай на моей охоте поставил окончательную точку. Наверное, Бог охоты потерял окончательно терпениe, глядя на браконьеров и заколдовал мой патрон.
Иначе нам бы не прекратить эту браконьерскую охоту никогда...

Anhang

Человек со шрамом.

Устроился в бригаду строителей геодезических знаков (деревянных сигналов)рабочим Андрей- парень лет 25. На эту работу шли, в основном, крепкие сильные мужики- физически очень тяжёлая. Слабаки, хитрецы не приживались. Всегда поражался, как можно за неделю-полторы соорудить в тайге вышку высотой 30 и выше метров. Сначала опишу вкратце этот процесс. Бригада строителей (человек десять) прибывала на вездеходе на место, указанное рекогносцировщиком, зачастую проламывая себе дорогу в глухом лесу. Расчищали площадку под палатку и под место установки знака. Потом выбирали подходящий лес, спиливали, стаскивали вездеходом. Брёвна шкурились, просверливались вручную в местах, где необходимо было их скреплять металлическими костылями. Когда огромная тренога была собрана на земле, её на тросах при помощи системы блоков и специально построенной деревянной мачты начинают медленно поднимать. Вездеход упирается мордой в мощное дерево, с одной стороны снимается гусеница, а на ведущую звёздочку наматывается трос. С противоположной стороны несколько рабочих страхуют, придерживая страховочный трос-оттяжку, намотанный на деревянный ворот. Пирамида, дрогнув, начинает свой подъём. Не дай Бог, если кто-то в процессе подготовки нечаянно стукнул топором поперёк бревна- от огромного напряжения древесина обязательно лопнет в этом месте. Проходит несколько минут, которые кажутся часами, и вот- знак стоит на трёх ногах, точно угодив в заранее выкопанные ямы. Иногда приходится прерывать подъём, опускать сигнал на землю, поправлять оборудование и снова поднимать эту многотонную махину.

Так вот, Андрей попал на такую работу, приехав вместе с одним старым рабочим- своим родственником, надеясь заработать- в месяц опытная бригада строила по три знака, а если переезды между ними были несложными, то и четвёртый начинали.Так что зар.плата за этот нелёгкий труд была приличная. Парень он был очень симпатичный и выделялся из всей бригады, так как остальные мужики, как правило, отсидевшие и пьющие, с печатями пережитых лишений на лицах, которые интеллигентными точно не назовёшь. Одно лишь портило облик Андрея- наискосок пересекал его переносицу тёмнокрасный шрам.

Полевой сезон был в разгаре, когда мы на связи услышали нехорошую весть: в бригаде строителей рабочий упал лицом на цепь работающей бензопилы. Срочно туда вылетел вертолёт, вывезли пострадавшего- это оказался Андрей. Воображение рисовало жуткую картину- изувеченное лицо, выбитые глаза и т.п. После больницы он не вернулся в экспедицию, но нам сообщили по рации, что всё более менее обошлось.

Зимой случайно встретил Андрюху в городе и, как не старался, не смог удержаться от смеха. Он усмехнулся и сказал, чтобы я не стеснялся- могу смеяться, сколько влезет, мол, уже привык. У него на носу появился ещё один шрам- Андрей упал на пилу лицом, но, к счастью, лишь слегка коснулся цепи. К прежнему шраму добавился новый, который пересёк переносицу в другом направлении. Теперь его нос украшал абсолютно ровный шрам в виде буквы "Х". Все люди, встречая парня, смотрели сразу на его нос, недоумевая, как это он умудрился травмироваться так аккуратно, словно специально вырезая вечный крест на лице.

Действительно, как меняется лицо человека, изувеченное шрамом, и не всегда оказывается права поговорка, что шрамы украшают мужчину. В случае с Андреем всё получилось совсем наоборот.

Юнга против Старшины.

Улетали весной на север из Иркутска приличной толпой- ИТР и рабочих набралось человек 30. Один рабочий возрастом под 50 лет был очень суетливый, на месте не сидел, всё куда-то исчезал. Ну, числился он за бригадой строителей триангуляционных пунктов, так что мне заботы было мало. В основном, весь контингент был знаком по прошлым полевым сезонам, а про этого мелкого сообщили, что он бывший фронтовик. Удивило, конечно- на дворе стоял 1983 год, когда бы это он успел повоевать...
Спросили его в лоб, но он, глазом не моргнув, сообщил, что был на фронте юнгой Северного флота. С натяжкой, вроде, получалось. Были же тогда и сыны полков. Но кличка к нему сразу прилепилась- Юнга.

Пересаживались в Киренске на вертолёт и обратили внимание, что все рабочие с рюкзаками, с сумками, а Юнга с симпатичным таким чемоданом. Стало ясно лишь на базе партии, что это не его вещи- подрезал у кого-то в Иркутском аэропорту, но до конца не сознавался, а уверял нас, что это его одежда. То есть, костюм, галстуки, красивые рубашки, получается, он взял с собой на работу в тайгу. Приперли его с допросами, и оказалось, что наш Юнга- обычный ворюга и на войне близко не бывал. Из-за его противного характера строители от него отказались, и остался Юнга рабочим по базе. Таких у нас называли мухобой, шнырь. В его обязанности входили хозяйственные работы, погрузка, разгрузка. В общем, то, что ему и надо было.

В мою бригаду рабочим устроился мужик 45 лет, а так как мы все были молодыми, то он для нас был стариком. В тайге никогда не бывал, услышал про "длинный" северный рубль, вот и решил подзаработать, но не ожидал, что будет так тяжело, да ещё комары, мошка грызут. Хозяйственный мужик- знал всегда, где, какие продукты лежат в вездеходе- заработал у нас прозвище Старшина. Примерно через месяц во время валки леса его слегка придавили небольшой сосной. Конечно, рубили-пилили лес на участке 40 на 40 метров, без соблюдения техники безопасности, сразу в нескольких местах. Мы- молодые- с хорошей реакцией, постоянно держали ушки на макушке и успевали увернуться от падающего ствола. А Старшина, увидев, что сосна пошла на него, не придумал ничего умнее, как присесть за маленьким пеньком. Аккурат там его и накрыло. Старшина заоорал душераздирающе, и все бросились к нему. Нас встретил жуткий духан. Рабочий Васька скривился:
- Обосрался! Я слышал, что перед смертью так бывает:
Старшина сразу затих, испуганно лупая глазами и, лёжа на земле, переводил взгляд с меня на Ваську и обратно.
- Ну, что- надо носилки делать, до вездехода его нести как-то. Может, успеем борт вызвать, пока не помер.
- Да я сам пойду.- плаксиво протянул Старшина.
- Ты только сзади топай, а то уж больно сильно попахиваешь.
- Так не специально же я ..это.. не сдержался.
Выехали мы в таёжный посёлок Бур, вызвали вертушку, и бедолагу увезли в согнутом виде. Перед этим он, конечно, ополоснулся в реке, переоделся в чистое. Переживали очень, что не выживет- так он страдал дорогой. Когда вертолёт сел на базе, Старшина бодренько спрыгнул на землю, бросил вещи и убежал за бутылкой в магазин. То есть, это был для него подходящий способ сбежать из леса, спектакль разыграл он мастерски. Только не ожидал, что кишечник от страха подведёт.

И оставили Старшину вторым шнырём на базе. Вдвоём с Юнгой им стало веселее, поставили бражку и втихушку посасывали её, пока их не вычислил начальник партии. Ему стало любопытно, почему мухобои, сбегав в лес, возвращались повеселевшие. Выследил и обнаружил закопанную под деревом флягу с бражкой.
В целях воспитания он вылил жидкость у этих двух кадров на глазах прямо на землю, не взирая на их протестующие и умоляющие крики.
Вернулись шныри в балок и начали разборки, кто виноват, что тайник раскрыт. Слово за слово, и замелькали кулаки. Постепенно стало мало места для схватки, и они вывалились на улицу. Начальник партии услышал крики, выглянул в окно и увидел такую картину: во дворе, оскалившись, кружили два шныря- Юнга сжимал в руках топор, а Старшина огромную кувалду. Время от времени делали выпады:
- Кха-а... Кья-а...
И ловко уклонялись от страшного оружия. Оба щуплые, мелкие, чуть выше топорища и ручки от кувалды.
Шеф выскочил, отвесил каждому по мощной оплеухе, отобрал "оружие" и пинками загнал гладиаторов в вагончик.
На другое утро Юнга с рюкзаком улетал домой- уволили за поведение и пьянку. А хитрый Старшина остался до конца сезона единственным и полновластным шнырём на базе.