1980 год. Таймыр.

В полевой сезон 1980 года выполняли мы нивелирование 1 класса по берегу Карского моря. Бригада подобралась неплохая, я оказался самым молодым. Вылетели мы на АН-2 из Хатанги на мыс Челюскина, сделали первую посадку на мысе Косистом, там поели в столовой, пока лётчики тоже у себя обедали. Ждём их на лётном поле, мёрзнем под стылым ветерком, ёжимся. Наконец, приходят летуны. Вижу- они что-то ищут, бочки разглядывают, нагибаются. Потом подходят к нам и спрашивают:

- Мужики, вы не видели: здесь на бочке лежал кусок нерпичьего сала?

Рабочий Юра Котов по прозвищу Рыжий, вежливо улыбаясь, сообщает:

- А я его скушал.

Пилоты остолбенели. Потом один из них осторожно заметил:

- Вообще-то мы им унты натирали, чтобы не промокали...

Тогда мы и узнали, что Рыжий обладает натурально ямой желудка- мог есть, что угодно, 24 часа в сутки.

Заправив самолёт, долетели до полярной станции в бухте Марии Прончищевой. Перекусили с полярниками, почту отдали, а взлететь никак не удаётся, разгона не хватает, полоса короткая, перегруз. Пришлось взять на борт с собой одного полярника- вылетал на Большую землю по телеграмме, но коллеги провожали его недружелюбно. Наверное, на станции возник конфликт, а телеграмма была лишь возможностью покинуть север. Лётчики напряжённо хмурились- непредвиденный лишний вес. Опытный и череcчур умный пилот предложил нам запрыгивать в самолёт на взлёте. Это был незабываемый забег. Самолёт на лыжах медленно набирает скорость, мы вчетвером бежим рядом с ним, вытаращив от напряжения глаза. Не знаю, что другие думали, но у меня в голове было, лишь бы не остаться тут- на замёрзшем берегу моря Лаптевых... Очень неудобно запрыгивать в дверь, она расположена довольно высоко. Почему-то я последним оказался, когда самолёт уже отрывался от полосы. Наверное, более старшие мужики обладали лучшей сноровкой по выживанию. Ребята схватили меня, кто за что уцепился, и втащили внутрь. Мы уже летели над заснеженной тундрой, а мои ноги всё ещё свисали наружу.

Прилетели на мыс Челюскина, поселились в гостиницу. Большая комната с двухярусными железными кроватями, постоянно меняется контингент. В гостинице поразили две вещи: огромный таракан, прогуливающийся по обледенелому полу, и повар- мощный армянин с невероятно большим носом и яростным кавказским взглядом из-под лохматых бровей. Но он оказался совсем мирным человеком и готовил очень вкусно. Наверное, это был самый северный армянин на то время. Всех предупреждают не выходить из здания, так как вокруг гостиницы бродят несколько белых медведей.

Но разве нас удержать. Вдвоём с таким же молодым коллегой убежали на полярную станцию за несколько сот метров, чтобы проставить штампики с изображением белого медведя и надписью Мыс Челюскина на конверты и чистые листы бумаги.

Двумя вездеходами вышли мы от мыса Челюскина на юго-запад. Нужно было доехать до мыса Могильного, где и начинали в том сезоне работу свою. Весна на Таймыре- понятие относительное. Снег и не таял, море тоже сковано льдом. Решили не маяться по пересечённой местности, а рвануть прямо по льду моря. Были сомнения и даже страх, но, всё же, поехали. Перед этим слетали на АН-2 на охоту с пограничниками. Охота, конечно, была браконьерская. В открытую дверь самолёта выставили ствол пулемёта Калашникова, нашли стадо диких оленей, пара очередей, и пять животных остались лежать на окровавленном снегу. Вернулись на заставу, пересели в военный вездеход, доехали до места нашей охоты, разделали оленей и поделили добычу по-братски. Двух оленей нам, а трёх заставе. Так что ехать было нескучно- наварили мяса в дорогу в вёдрах, по-английски с кровью. Оказалось очень даже вкусно.

Ехали вприглядку, мерещились трещины. Но главное препятствие, конечно, торосы. Напетляли, как зайцы, иногда выбирались на берег, но, побуксовав в глубоком снегу, тащились снова на лёд. Торосы сияли на солнце, переливались, приобретая такие сказочные формы, что не раз кто-нибудь принимал груду льда за избушку или корабль, а то и видел, что белый мишка идёт, спорил, пока в бинокль не разглядит торос причудливый.

Ну, кто бывал на севере, представляет, что такое полярный день. Солнце 24 часа бродит по небу и понять, что наступила ночь, можно было лишь по лёгкому похолоданию и отсутствию рефракции. Поэтому ехали, не замечая времени. В устье реки Нижняя Таймыра увидели занесённый снегом старый-старый вагончик. Рядом бегали две истощённые крупные собаки, а третья сидела на крыше и страшно выла. Оказалось, что бедный пёс попал в капкан, лапа была, практически, перебита. Освободили его, забрали в палатку, смазали повреждённую лапу. Осталось неясно, как собаки попали туда, и кто оставил настороженный капкан.

Кстати, палатка наша в тундровом варианте устанавливалась на металлическом каркасе на вездеход. Поднимались наверх по деревянной лестнице, внутри печка-капельница, "спальня" со спальными мешками для 5 человек. Вездеходчик устроил себе гнездо над нами- на цепях висел деревянный лежак. Ну, и подобие стола, на котором и ели, и в карты резались, и я делал вычисления.

Больная собака прожила недолго, началась гангрена, бедолага вёл себя мужественно, смотрел печально нам в глаза, тыкался горячим носом в руки, не ел, не пил, только слёзы бежали по морде. Чтобы не мучался, пришлось пристрелить его. Остальные две собаки, как-то заметив табунок оленей, погнались за ними, и больше мы их не видели. То ли догнали оленя и устроили праздник желудка, то ли сами попали на зуб к волкам или белому мишке .

На привалах вспоминали, что этим путём лет за 50-70 до нас прошли знаменитые полярные исследователи- Нансен, Толль, Урванцев, Ушаков- отважные люди. Много изменилось с тех пор, прогресс, всё-таки. И вот мы едем в железных банках на гусеницах там, где эти люди прошли на собаках и пешком.

От устья Нижней Таймыры двинулись мы тундрой, скорость упала, конечно. Надо было пересечь небольшую речку, и в ней то мы и попали в переплёт... Всё-таки, весна сыграла свою шутку. Под снегом лёд был тонкий, наледь расплылась, и мы её благополучно проломили, слетела гусеница с правой стороны, собралась в клубок и пробила один бензобак. Вторая бригада решила, что они умнее, пытаясь нас объеxать. Результат- обе гусеницы слетели, а техника встала накренившись, напоминая подбитый танк. И началась наша маленькая эпопея "спасения Челюскинцев". Идей было много, все умные, но неправильные.

Сначала продолбили на берегу в мерзлоте яму, вставили туда в качестве мертвяка бочку с бензином, связали и натянули все тросы, не хватило длины, нарастили их толстым капроновым канатом. Зацепили трос за звёздочку вездехода, а другой конец каната обмотали вокруг бочки и с замиранием сердца смотрели, как вездеход, зафырчав, начал натягивать трос. Он зазвенел, как струна, а потом- хрясь! Канат лопнул, как гнилая нитка. Посовещавшись, легли спать, надеясь на мудрое утро. Наша-то бригада спала нормально, а вот соседям было сложно- все валились на крайнего, который ругался задушенно и старался перелезть на другой бок. В конце концов, они пришли спать к нам- в тесноте, да не в обиде. Там остался один водитель, как капитан, который свой корабль не покидает.

Утро оправдало поговорку: одному пришла в голову идея, которую сначала мы отвергли, как авантюрно-глупую. Надо было продолбить траншею во льду до устья этой речушки- метров 400. Вооружившись ломами, лопатами, мы это сделали, не веря в результат, но чтобы занять руки, коли голова не работала. И всё получилось- вода спадала на глазах, освобождённая ото льда речка потекла в этом жёлобе, гусеницы открылись, обули мы наш вездеход, выехали, потом зацепили тросом соседей и их гусеницы. И вот она- свобода!

Постепенно добрались мы до мыса Могильного. Первым делом пошли поклониться погибшим морякам, захороненным там в 1915 году- мичману Жохову и кочегару Ладоничеву со шхун Вайгач и Таймыр. На высоком мысу, выдающемуся в море, стоит огромный крест, окружённый четырёхугольником корабельных цепей. На кресте висела медная табличка с замечательными стихами. Я тогда их переписал, но потерял листок и содержание забыл, к сожалению. Сфотографировались, по обычаю, у креста, и я побежал с мелкашкой на охоту, куропаток пострелять. Подкрадываюсь к птичкам, а сбоку выбегает весёлая ушастая компания зайцев- просто стадо голов в 20. А от вездехода ребята кричат, рукой машут. Поглядел в том направлении, а там неспеша бредут олени, внимания на нас не обращая. Такие там места сказочные, где звери человека за врага не считали ещё. Хотелось бы, чтобы и дальше так было...

С работой мы дошли до реки Каменная, она впадает в Карское море. Метров 200 шириной в устье, не особенно глубокая. Мы её на вездеходе пересекли вброд туда-обратно удачно. Потом уехали км за пять от реки. И вот, под утро идём с нивелировкой, стараемся успеть до рефракции. Слышим сзади автоматные очереди, выстрелы пистолетные. Оглядываемся, а от реки двое военных бегут, в воздух стреляют, ракеты пускают. Вездеход свой на той стороне они оставили, сами на лодке резиновой переправились и за нами гонятся. То есть, нарушителей границы обнаружили. А мы в этом районе уже неделю крутимся. Мы неспеша закончили работу, чайник согрели, ждём солдат. Подбежали, воздух ртом хватают, говорить не могут- там же кислорода, как и в горах, нехватка. Короче, мы задержаны и должны своим ходом на заставу ехать. Куда деваться- двинули потихоньку и солдатиков прихватили, предварительно их чаем с галетами и повидлом напоив, накормив.

На берегу они в лодку сели, а мы поехали вброд, но немножко промахнулись. На середине провалились в яму, вездеход наш уже сто лет, как плавать разучился- весь в дырах, да ещё палатка наверху, тяжеленный. В общем, затонули мы так же красиво, как и крейсер Варяг когда-то. Рабочие наверху в палатке, а мы с водилой Сашей в кабине под водой. Вода не тёплая, несмотря на лето, так как до моря метров 300, а там льдины плавают и в июле. Сашка старше меня в два раза, успокаивает- мол, сиди спокойно, дверь не рви, как водой кабина наполнится, так мы спокойно и выплывем.

Говорить-то легко, а внутри паника растёт вместе с водой прибывающей. Наверху пацаны с ума сходят, не знают, как нам помочь. И тут мы выплываем, я стараюсь показать себя невозмутимым, хотя внутри от страха всё съёжилось, пока ждал под водой. Пограничники быстро организовали наше спасение, переправили на лодке на берег, вызвали второй вездеход по связи. Начали мы спасательную операцию. Сначала надо было снять вездеход со скорости и зацепить трос. Кроме водилы кто ещё сделает? Надели на Саню тёплые кальсоны, свитер, носки, перчатки, и он стал нырять с лодки в ледяную воду. Вынырнет- ему тут же в кружке чистого спирта, который он запивал сразу же водой из речки. В конце концов, напился он, как зюзя, но дело сделал. Нас на берегу дрожь била, а ему хоть бы хны. Высунется по пояс из воды, в одной руке кружка со спиртом, а другой рукой водит перед носом у солдата в лодке и объясняет заплетающимся языком, что под водой ни хрена не видно. Вытянули наш вездеход двумя другими кое как. Стоит бедолага, со всех щелей вода хлещет. Оставили мы его на берегу, а сами на заставу в бухту Экклипс уехали с погранцами, где и прожили двое суток.

В первую же ночь Сашке стало плохо, скрючило его, закаменел, дышать перестал. Мы его растирали, хлестали по лицу, нашатырь под нос совали. Постепенно разогнулся, размягчел, а к утру захрипел, засипел:

- Пи..пи...пи...

Я подбежал:

- Что, Саня, писить хочешь?

Он раздражённо машет головой и снова пищит.

Поняли- воды ему надо попить.

Когда он начал говорить более менее разборчиво, то прошипел:

- Блин, мужику сорок пять лет, а они ему писить предлагают. Я лишь до двух лет писил, а потом это по другому называлось.

На заставе нам понравилась сауна настоящая с бассейном. Ребята были дружные, никакой дедовщины, питание замечательное- в основном, за счёт местной фауны: гуси, оленина, рыба красная. Так как у нас многие продукты погибли, то они нам подарили сигареты, спички, соль и т.д. Помогли перебирать двигатель. Интересно, что соль в воде растворилась моментом- мешок 50 кг исчез, осталась одна рогожа. Зато 4 коробки макарон слиплись, выкидывать жалко было. А так как печка горела постоянно, чтобы просушить палатку и вещи, то я взялся стряпать лепёшки из этого теста макаронного. Весь мокрый от жара, забил лепёшками ящики, ведра, тазы. Вкус у них, конечно, напоминал макароны, да и сохли они очень быстро, но свежие шли на ура. Забавно, что радиостанция, побывав под водой, а потом просохнув, начала работать намного чище, чем до этого. Распрощались с погранцами, а где-то через месяц к нам прилетел вертолёт, привёз заказ, и мы специально вернулись, чтобы офицерам в благодарность отдать несколько бутылок дефицитного коньяка.

К осени дошли мы до полярной станции на мысе Стерлигова, известной тем, что в 1944 году здесь всплыла немецкая подводная лодка, фашисты захватили полярников в плен и сожгли станцию. Встретили ребята нас с радостью, посетители там довольно редко бывают. Истопили баньку и напоили настоящим квасом. Повариха, загадочно улыбаясь, вытащила откуда-то бутылку водки, о которой даже её муж-механик не знал. Досталось всем по капле, а закусывали свежими огурчиками и помидорками, которые полярники выращивали в горшках под лампой.

Очень доброжелательные и весёлые люди там работали. Дочка поварихи и механика шестилетняя Аннушка ходила за мной хвостиком, наверное, потому, что моложе всех был. Мама ей в шутку сказала- вот тебе и жених, а то ты переживала, что состаришься одна в тундре. Девочка с десяти месяцев странствовала с родителями по разным поляркам, умная и начитанная не по годам.

Заканчивали мы работу на левом берегу реки Ленивая. Неширокая, но берега обрывистые и скальные высотой метров под 20. Чтобы переплыть, пришлось резиновую лодку спускать на верёвках вниз, а сами, как горные козлы, перескакивали с уступа на уступ. Выплыли на середину реки, и тут сбоку вынырнула огромная тюленья морда- лахтак, морской заяц. За что его зайцем окрестили- не знаю, но размером этот зайчик лишь слегка уступает моржу. За каким интересом его занесло километров 15 от моря в пресную речку? А он стал описывать круги вокруг нас, поднимая волну и заметно потряхивая лодку. Кричать и угрожать мы не рискнули- кто знает, что у него на уме, может, принял лодку за тюленя и начал игры любовные. Высунется из воды и внимательно наблюдает за нашей реакцией, шевеля усами. Или наши морды бородатые ему родственников напомнили...

Закончив работу, переправились назад, поднялись наверх, оглянулись и заметили десяток оленей там, где мы только что были. Рабочий Валера- страстный охотник, схватил мелкашку и переплыл обратно. Мы наблюдали, как он подкрадывался, выстрелов слышно не было, просто один из оленей вдруг упал. Пришлось снова переправляться, разделывать олешку, спускать и поднимать на верёвках мясо и лодку.

На обратном пути заехали на полярную станцию, поделились с ребятами свежим мясом.

А дальше наш путь лежал на подбазу на реке Шренка. Нужно было проехать км 300 по тундре. Карты на тот район не было. Знали азимут и расстояние. Ну, и компас помогал, только в тех местах нельзя забывать про магнитное склонение. Осень- она по календарю лишь считалась, а на самом деле морозцы, снег и шикарные полярные сияния. По дороге надо было ещё пару наблюдений сделать на пунктах триангуляции, которые мы умудрились найти.Через несколько дней пути местность стала гористая, камни под гусеницы лезли, приходилось частенько разувать вездеход и менять сломанные торсионы. Переезд затянулся, и мы попали в мощную пургу. Мело серьёзно почти неделю, не переставая. Благо, в дороге подстрелили ещё одного оленя, еды было вдоволь, но уши и носы опухли и болели от игры в карты, так как игра шла обычно на эти части тела. Проигравший получал щелчки несколькими картами по носу.

Дежурный рабочий, решив разнообразить меню, приготовил обед интересный, вряд ли кто такое ещё когда ел. Полярники нам дали немного манной крупы, так он сварил её на сгущённом молоке, отдельно отварил мясо кусочками, а потом мясо в кашу положил и всё перемешал.

Сладкая манка с мясом... Съели... Но попросили больше не экспериментировать.

Наружу выйти было очень сложно, замело вездеход до середины палатки. Прощу прощения за подробности такие, но в туалет приходилось идти с лопатами, причём вдвоём. Быстренько выкапывали яму, один уходил, второй оставался в ней, а потом бегом в палатку. Метель мгновенно наводила порядок и снова всё идеально и стерильно в тундре. Стихла пурга как-то неожиданно. Просыпаемся, а снаружи ни звука.

Кто-то даже предположил, что нас полностью с крышей замело. Вышли наружу. Сияло солнце, снег искрился так, что глаза открыть невозможно было. Полдня откапывали вездеход, прочищали, кое как тронулись с места, а отьехав метров 100, остановились проверить гусеницы и заметили, что на горке зашевелился сугроб, и появился большой волк. Он, неспеша, не обращая на нас внимания, спустился к нашей бывшей стоянке и начал шариться в отбросах. Костей-то накидали немерено за это время. Выходит, все эти дни лежал голодный, пережидал метель и ждал, когда мы стронемся с места. А, может, ночью подходил, когда мы затихали и питался потихоньку- ведь добыть в такую погоду сам бы он никого не смог.

А на базу попали благодаря случайности: остановились пальцы на гусеницах подбить. Я с рабочим Петькой затеял шуточную борьбу, завалил его в снег, он из-под меня вывернулся и замер. Лежит, руку куда-то тянет и мычит, дар речи потерял. Посмотрели в том направлении- километрах в двух от нас из низины торчали антенны радиостанции. Чуть было мимо не проехали. Так бы и катили, пока горючее не кончилось, в сторону Якутии.

Прикреплённые файлы

Таймыр 1981 год.

В следующем сезоне меня ждал снова Таймыр. Или я его ждал.

Попав в тундру впервые ранней весной, увидел сначала "белое безмолвие", когда не на чём остановиться взгляду, и ослепительная белизна режет до слёз глаза. Однажды дофорсился без солнечных очков и получил ожог, такой же, как при сварке. Дня четыре пролежал с мокрым полотенцем на лице, периодически промывая глаза чаем, и передвигался с помощью рабочих.

Когда сошёл снег, тундра расцвела- повсюду желтели полярные маки, мягкая пушица белела островками, карликовая берёзка и ива распустили ярко-зелёные листочки. Над головой летели непрерывными косяками серые гуси, чёрная казара и множество уток. Белые куропатки с красными бровками, хохоча, взлетали вертикально в небо, а потом, треща крыльями, падали на землю и начинали танцевать вокруг своих невзрачненьких подруг. Под ногами в огромных количествах суетились толстенькие разноцветные лемминги, иногда выставляя свои два зуба и иммитируя атаку-неважно, кто перед ними, человек или железный вездеход.

Тундра просто пела от радости, что ненадолго избавилась от снега и морозов.

И забыть это невозможно, потому и тянет всегда туда, хоть и знаю, что не придётся побывать больше там никогда.

Из Диксона на вертушке мы вчетвером- механик, водитель и я с рабочим вылетели к оставленному другой бригадой где-то в тундре в прошлом году сломанному вездеходу. С собой мы прихватили новый двигатель, сварочный агрегат и кучу разного нужного железа. Плюс продукты, личные вещи.

Приземлились у сугроба, в котором с трудом можно было разглядеть вездеход.

Времени было море- светлый день не заканчивался все 24 часа.

Откопав вход в палатку, раскочегарили печурку, стало уютно, и появилось ощущение, что мы не совсем дикие люди. Первый день занимались устройством быта и откапывали вездеход. На другой день механик с водителем начали отсоединять двигатель, а мы были на подхвате. Без всяких приспособлений нам предстояло вынуть сломанный движок, а потом вставить новый. А весит он килограммов 250.

Прицепили проволокой к длинной трубе, поднатужились и...тянем-потянем... с помощью растакой-то матери мы заменили движок. Через несколько дней, заварив все дыры и сломанный ленивец, сделали пробный выезд. Но вездеход ходил, как ослепший на один глаз конь- кругами. Упорно не ехал прямо, как ни дёргал водитель рычаги. Оказалась повреждённой главная передача. Заказали по связи, пришла вертушка, привезла запчасти и остатки нашей бригады, а механика вывезла. Починившись, отправились мы, наконец, работать.

Весной поставили сети на речке Лидия, которая впадает в залив Миддендорфа. Море ещё было сковано льдом, а реки уже открылись. Ушли с нивелировкой километра за 3-4 от реки. Решили не гнать вездеход обратно и пошли пешком втроём проверить улов- двое рабочих и я. Пришли, смотрим, а даже поплавков не видно, ячейки сплошь рыбой забиты. Речка неширокая, метров 25-30, мы её полностью перегородили, шнур был привязан за металлический костыль на той стороне. Кто-то должен был перейти реку, отвязать сеть. А температура воды близкая к нулю градусов. Бросили жребий, выпало мне.

Разделся догола и пошёл, хватая ртом воздух и вытаращив глаза. В самом глубоком месте было по горло. Выскочил из воды и кругами начал носиться по берегу. От холода исчезли все первичные половые признаки. Кое-как согрелся, а с другого берега в это время два тепло одетых кадра советовали, как правильно делать гимнастические упражнения.

Отвязал затем шнур, перебрёл снова реку, опять прыжки-вопли-бег по тундре. Парни выбрали из сети рыбу и говорят, умоляюще глядя на меня:

- Ну, ты же всё равно уже мокрый, сходи ещё разок туда-обратно.

Сходил... Натянул и привязал сеть, в перерывах делая стометровки по вязкой тундре. И даже почувствовал, что начал привыкать к ледяной воде...

Дошли мы летом с работой до реки Пясина. Но через неё перебраться на вездеходе было невозможно, это самая полноводная река Таймыра. Решили перебросить технику на подвеске на вертолёте. Дело это оказалось затяжным, и мы провели на одном месте с полмесяца. Сняли палатку и каркас, вытащили всё из вездехода и поселились на берегу речки, впадающей в Пясину. Ставили сети- рыбы там было столько, что просто слово "много" абсолютно не подходит. Причём, рыба вся благородная, начиная от осетровых и заканчивая ряпушкой. Ну, и сиг, муксун, омуль, хариус, чир. Во всяком случае, окуней и пескарей с щуками нам не попадалось. Целыми днями делать было почти нечего-проверить сети, поиграть в карты да поесть. Я, правда, большую часть дня бродил с ружьём или винтовкой- трёхлинейкой по тундре.

Однажды, отойдя с километр от палатки, заметил спящего на берегу речки оленя. До него было метров 200. Место открытое совсем, но ветерок тянул с его стороны. И я пополз, моментально промокнув, проваливаясь в заболоченную тундру. Подполз к нему метров на 50-60, когда олень что-то почувствовал. Он сел на задницу, как собака, и повернул голову в мою сторону, недоумевая, откуда появилось нечто непонятное. Промахнуться было невозможно, но после выстрела бык бросился резко в мою сторону. От неожиданности я забыл передёрнуть затвор, чтобы дослать в ствол новый патрон. Лежу,целюсь в стремительно приближающегося зверя, давлю на курок, с ужасом понимая, что не успею перезарядить.

Олень, не добежав нескольких метров до меня, рухнул замертво. Разделывая, увидели, что пуля пробила ему сердце, но насколько же живуч организм, если после такой раны олень сумел промчаться несколько десятков метров...

В устье Пясины наткнулся на очередную загадку. Увидел остатки сгоревшего зимовья. Внутри, расковыряв всякий мусор, обнаружил гору уже заржавевших капканов на песцов, три черепа собачьих и три ствола от оружия- карабин, мелкашка и двустволка. Что за трагедия произошла здесь, было непонятно и, к сожалению, так никогда и не узнал. Видно, и хозяин погиб, т.к. ни один охотник не бросит своих собак погибать в огне. И почему они были заперты в избушке?

Потом прилетел вертолёт, зацепил наш вездеход и долго пытался его оторвать от земли.

В конце концов, лётчики сконфуженно сказали, что этот борт слабоват, пришлют другой. Когда пришла следующая вертушка, мы начали погрузку, а пилоты, как всегда, сели к нашему богатому столу покушать. У нас постоянно была свежая оленина, гусятина, рыба солёная, жареная, уха, а в этот раз настряпали пирожков с гусиными пупками. Пока они устраивали праздник желудку, мы немного перестарались. Поев, пилоты взяли с собой "подарки"- рыбку, мясо- поднимаются в кабину и обомлели: в салоне лежали гусеницы от вездехода. Они же сказали нам разуть его, чтобы полегче был, ну, мы и разули, а траки внутрь сложили. Пришлось всё железо снова вытаскивать и оставлять на следующий рейс.

Зацепили летуны тросом вездеход, начали "подпрыгивать", проверять. Какого-то Лешего я сунулся с голыми руками что-то подправить. Бортмеханик рявкнул предупреждающе, но поздно. Я получил такой мощный удар током от накопившегося на тросе статического электричества, что ещё с полчаса говорить нормально не мог- лицо повело и волосы дыбом встали. Улетели, потом возвращаются, грузим гусеницы, ещё какое-то барахло.

С этим бортом я тоже улетел, а бригада должна была последним рейсом вместе с палаткой и продуктами прибыть.

Но погода на Таймыре меняется быстро. Садились мы рядом с зимовьем семьи охотников в такой густющий туман, что я не мог понять, как лётчики нашли это место. Видимость была метров 20. Через полчаса к нам подсел ещё один борт, следовавший от острова Средний на Диксон с группой московских журналистов. Волею природы, нам пришлось двое суток провести вместе из-за тумана. Пилоты и я без дела не сидели. Мы нарубили, напилили дров хозяйке на две зимы, наверное. Она там была вдвоём с 10-летним сынишкой, а мужа санрейсом увезли перед этим в Диксон- у него в руках разорвалось ружьё, повредив глаз и оторвав палец.

Москвичи же ходили с фотоаппаратами, снимали всё подряд и по-женски взвизгивали, если видели что-то интересное. Дрова, естественно, не барское дело. Но к столу садились первыми.

Хозяйка- крупная женщина лет 40, весёлая, сдабривающая свою речь матом. Но как-то это выглядело не пошло. Она нас и кормила. Пилоты ждали положенные 24 часа, чтобы вскрыть свой НЗ. Открыли запаянные огромные банки. Конечно, всё отдали охотнице. A её сынишка был рад шоколаду. Вертолётчики стали составлять список-петицию с критикой содержимого- мол, в случае чего, на этом НЗ не проживёшь. Туман скоро поредел, и борты ушли на Диксон.

Я остался на неделю в примаках. Ходил с её сыном на охоту, продолжал колоть дрова, благо морем вынесло топляка на столетия вперёд. Вечерами слушал её переговоры по рации с соседями- охотниками. Жаль, не было диктофона, такие темы обсуждались, что программа "Пусть говорят" отдыхает с бледным видом.

Когда прибыла бригада, меня дружно окрестили племянником той женщины. Позже встретились с её мужем- здоровенным под два метра мужиком. Он осмотрел меня с ног до головы, усмехнулся- так вот ты какой- племянничек....

Он нам здорово помог, закоптил всю нашу рыбу, а её набралось уже много- две двухсотлитровые бочки были засолены.

Работая км в 3 от избушки, мы наткнулись на мёртвого белого медведя, сказали охотнице, и та припомнила, что зимой к ним пришло сразу штук 6-8 медведей, и они лазали по крыше, пугали собак и её. Мужа не было, а она дверь приоткроет, пульнёт в ночь из карабина и спрячется снова. Видно, одного зацепила. Взяла лопату и ушла засыпать бедного мишку гравием, землёй, чтобы с моря, с кораблей случайно не заметили.

Дом у них интересно расположен- всё под одной крышей, жилые, хозяйственные помещения, поварня- место, где ездовым собакам пищу готовят. Над поварней высоко в потолке сделано большое отверстие, в которое дым уходил. А так как варили им обычно рыбу, нерпу или мясо белухи (до сих пор не знаю- это кит или дельфин), то ароматы разносились на многие километры и притягивали голодных мишек, как магнит.

Стадо белух плывёт по морю, преследуя всё время косяки рыбы, в основном, корюшки. Ещё издалека слышны их "Уфф-уффф". Белые гладкие блестящие тела взмывают над водой метрах в 100 от берега, зрелище красивое. Но для охотника они, в первую очередь, пища собакам и привада песцам. При нас поймали одну белуху в сеть, выволокли баркасом на берег. Лежала, почему-то вызывая ассоциацию с мёртвой русалкой...

Закончив сезон, выехали в Диксон. На окраине посёлка увидели огромные следы копыт. Удивлённо переглянулись- это какие же должны быть олени? А потом встретили небольшое стадо коров с быком во главе. Они и натоптали в тундре, пытаясь найти хоть одну травинку среди мха. Сено им доставляли специально самолётами, чтобы в детском саду и школе у детей было свежее молоко.

Прикреплённые файлы

Мамонт с рогами.

Шёл с тремя рабочими по хребту в сторону вездехода и палатки. Уже несколько дней бродили, где попало и спали, как попало, так что стремились скорее достигнуть цели.

Последние два часа пробивались сквозь заросли кедрового стланика, вымотались и исцарапались жутко. Лес- не лес, а какое-то безобразие. Перекрученные деревья высотой метра три, ни тропы, ни просвета. Всяко изворачиваешься, чтобы протиснуться между сучьями. А ветки норовят сорвать рюкзак и расцарапать физиономии.

Когда выбрались на чистое место, даже дышать легче стало. Шли, перепрыгивая с камня на камень. Вокруг всё открыто, ни одного деревца. У меня за плечом висит одностволка, заряженная крупной дробью на случай, если глухаря встретим. Остальные патроны лежат россыпью в рюкзаке за спиной.

Впереди показался небольшой осиновый лесок, колок- буквально, пятнышко молодых деревцев метров пять в диаметре. Каким-то образом занесло их сюда, где одни камни и редкие низенькие кедрушки.

Проходим вплотную к осинкам, как, вдруг, там зашевелилась какая-то коричневая масса и начала медленно подниматься всё выше и выше. У страха глаза велики, говорят. Так оно и есть. Я стоял в паре метров от осинника и натурально увидел живого мамонта- обросшего шерстью, смотревшего на меня сквозь ветки. Казалось, что он возвышался надо мной, как небоскрёб. Достаточно было шагнуть вперёд и протянуть руку, и я бы прикоснулся к нему.

Потом разглядел над его горбатой мордой огромные широкие рога. Это был лось, и, судя по числу отростков на рогах, довольно старый.

Мужики за моей спиной сбились в кучу, шепча на ухо:

- Саня, стреляй...

Сдавленно шёпотом же отвечаю:

- Патроны с пулями в рюкзаке...

Они начинают шарить за спиной, затянув, нервничая, узел...

Всё это происходило в такой близости от зверя, что мы слышали его сопение.

Сохатый, видно, пришёл сюда, спасаясь от гнуса, на хребте хорошо продувало. Лежал себе, думал старческую думку, пока на него чуть не наступили четверо обормотов.

Стою, жду, что решит этот гигант, а меня рабочие качают из стороны в сторону, пытаясь развязать этот проклятый узел.

Слава Богу, зверь оказался умнее нас.

Мог бы раскидать одним движением и втоптать всех в камни, но сохатый, вздохнув тяжело на прощание, медленно развернулся и спокойно, величаво пошёл с горы вниз, в распадок кормить комаров.

Испортили весь кайф старику.

Расстрел.

В 1982 году работал я в тайге на севере весь полевой сезон с двумя рабочими пешком без транспорта- дорог в тайге не было, лишь редкие старые геофизические профили. Упаковались на базе партии, собрали рюкзаки, палатку не взяли, решив обходиться на случай дождя шалашами, а в хорошую погоду можно было спать под марлевыми пологами, чтобы гнус хоть ночью не грыз. Засунули в рюкзаки брезентовые чехлы от спальников, сами спальники оставив на базе. Каждый килограмм был на учёте. Рабочий Генка даже расчёску демонстративно выложил из кармана, сообщив, нахмурившись, что ни к чему лишние граммы таскать. Продуктов уложили в обрез в расчёте на лабазы, которые я собирался выгрузить на вертолёте заблаговременно. Если всё делать не спеша и тщательно, то продукты бы полагалось спрятать в металлической бочке, закрутив потом крышку, чтобы лесные звери не добрались до содержимого. Но начальство торопило, решили, что за месяц-другой ничего не случится и в прорезиненном брезенте. Уложили мы в него запасы свои, увязали крепко верёвками, получились два огромных пакета весом килограммов по 50 каждый.

И вот, доставили нас в сельский аэропорт, мужики разлеглись на травке, а я на МИ-2 улетел на объект. Запланировал места лабазов с учётом, что подойдём к первому через месяц, а спустя ещё недельки три придём ко второму лабазу.

Садились на сухой болотинке, я вытаскивал брезент наружу, взлетали, помечал на карте и аэроснимке место лабаза и летели дальше. Находились в воздухе мы, самое большее, часа полтора-два. Прилетаю за бригадой, ищу их. Рюкзаки лежат на полянке, парней нет, а пилоты нервно жестикулируют- мол, давайте скорее, лететь надо, погода может испортиться. Наконец, нашёл рабочих своих в тенёчке спящими. Разбудил и был шокирован- оба в сисю пьяные. Разбираться некогда, где деньги взяли и почему напились. На тычках-пинках погнал их в вертолёт, забросал внутрь рюкзаки и бичей, и мы взлетели.

Долетели до нужного места, повыкидывал мужиков невежливо и бессердечно из вертолёта ,попрощался с летунами, и борт ушёл. Остался я наедине с двумя бесчувственными телами и начал раследование. На мои вопросы ответом было мычание и кивание. А ведь дОрог каждый час- надо идти и работать. Поднял рюкзак один, и мне стал подозрителен его вес: распотрошил- нет тушёнки. В другом рюкзаке та же история.

Пропили!!!

Тут меня, конечно,понесло... Пытался доказать им некультурными словами, насколько они были неправы, сотворив такую подлость, оставив нас без припасов. Но аудитория игнорировала мою речь. Тогда прибёг к силе. На Толика, как на более юного рабочего, подействовала лишь простая угроза испортить фасад лица, а Генка буркнул что-то, но, кажется, послал меня по известному адресу.

Потряс его за грудки- ноль эмоций.

И тогда я громко заявил:

- Ах, ты ж, собака серая! Я тебя приговариваю к высшей мере наказания по законам... законам... (в голову лезли лишь фразы "по законам военного времени" и "Именем революции", что явно не подходило в этот исторический момент).

Толя, разводя в сторонке костёр, испуганно и недоверчиво косился на меня, а Генка в очередной раз пустил меня по матушке.

В тот сезон мне выдали винтовку-трёхлинейку, оружие, с которым сражались ещё белые и красные. А мы получали карабины, винтовки, наганы или пистолеты ТТ с формулировкой- для охраны секретных документов. За все годы работы ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из коллег от шпионов отстреливался, стволы использовались только для охоты или, на крайний случай, зверя отпугнуть либо сигнал подать.

Передёрнул я затвор, Генка не реагирует. Взял его за шиворот, подтащил к толстой сосне и усадил под ней. Сорвал какой-то цветок и воткнул в кору в метре над его башкой. Тот, прищурившись, наблюдает с ехидной усмешкой- мол, что ты ещё выдумаешь?

Отошёл на несколько метров, приставил винтовку к плечу:

- Последний раз спрашиваю, засранец- встанешь?

Генка, как расстреливаемый комиссар в давние времена, плюнул во врага. Наверное, в меня метил, хотя слюна, всё равно, с губы не слетела, повисла на подбородке.

- Ну, тогда, всё! Смерть врагам и саботажникам!!!

Я прицелился в цветок и нажал на курок. Пуля влепилась в ствол сосны, посыпалась кора Генке на голову, он резво подскочил, будто и пьяным не был. Вытаращив глаза и заикаясь, проорал:

- Совсем сдурел?

Хотел кинуться на меня, но я снова передёрнул затвор. Генка испуганно выставил ладони перед собой:

- Всё... Саня, всё... замяли, сейчас пойдём.

- Ну уж, нет, я с вами такими никуда не пойду. Меси тесто, заводи ландорики.

Ландорики- это обычные оладьи, просто такое странное название они получили в экспедиции. Моя слабость... И рабочие часто пользовались этим. Конечно, в этот день мы никуда не пошли. Генка напёк горку румяных ландориков, косясь всё время в мою сторону и что-то очень тихо приговаривая.

Толя почистил винтовку, а я, попив чаю с ландориками, макая их в сгущёнку, отошёл, душа размякла, и простил этих двух паразитов, ещё не зная, что впереди нас ждали голодные времена.

Таёжные грабители или вкус комбикорма.

Прошёл месяц, мы шли с почти пустыми рюкзаками, продукты заканчивались, каши и супы давненько были постными, если не удавалось подстрелить какую-нибудь дичь, но грела мысль, что скоро придём к лабазу, порадуем животики. Подходим к заветной полянке. Место красивое. Сосняк клином в болото вдаётся, ягель шуршит под ногами. Ну, комары, пауты и мошка довеском.

Только скажу честно- привыкает человек и к этой заразе. Один мой знакомый охотник- дед Степан как-то мне сказал, когда я весь себя исхлестал, отбиваясь от кровососов.

- А ты их не убивай, и они тебя кусать не будут. Они же живые тоже, как люди.

Сомнительно, конечно, но стерпеть всё можно, оказывается.

На болотинке сохранились вмятины от колёс вертолёта, мох примят, а брезента нет.

Такое разочарование. Ведь упаковал и деликатесы кое-какие туда, чтобы потешить желудки. Карамельки, вафли. Решили переночевать, а утром поискать ещё.

Нашли! Метрах в 100 в зарослях непроходимых лежал изодранный брезент. Всё было истоптано медвежьими следами. Банки сгущёнки раздавлены и изгрызены. Никак не пойму, как он их отличает от тушёнки. Мешочки с крупой, сахаром изорваны, внутри копошатся какие-то жуки-червяки. Тушёнка и рыбные консервы на солнце повздувались. И всё покрыто мощным слоём помёта. И откуда в одном медведе столько... каки. Или они компанией на дело пошли? Мрачно смотрим на это безобразие, а косолапый, возможно, лежал где-то рядом и, ехидно злорадствуя, наблюдал за нами. Выковыряли три банки из-под самого низа, лосось в томатном соусе- показались они нам в порядке. Потом поорали в глубь чащи всякие ругательные слова- типа, попадёшься ты нам, паразит лохматый...

Отошли к ручью, сварили чай и отмыли и открыли эти банки. Рабочим повезло, а я траванулся. Ну, все знают последствия отравления. Правда, в городе есть врачи и таблетки. А тут только организм, который сам борется. Победила молодость.

Еды у нас оставалось маловато, решили ускоренно двигать до следующего лабаза- км около 100, но по пути выполняя работу свою.

Постепенно дошли и туда. Разочарование было неописуемо. Лесные хулиганы утащили и этот брезент, бесследно. На полянке остались следы их, вOлок по траве, мху, клочки брезента и ни одной банки. Куда всё заныкали, мы так и не обнаружили. Как же в эти минуты мы не любили медведей!!!

Продержались после этого мы ещё с полмесяца. Шли дожди, вода в речках поднялась, мутная, рыба плохо ловилась. В одном зимовье увидели мешок, подвешенный к потолку. Сняли, раскрыли, внутри было что-то непонятное- то ли комбикорм, то ли отруби. Ясно одно- охотник подкармливал либо коня либо собак. Подумав, слепили какие-то лепёшки на воде из этой фигни. Масла и соли уже у нас не было. Заботливо положили лепёшки-котлетки на сковородку и начали печь. Через пару минут конструкция стала разрушаться, и скоро на сковороде лежало какое-то месиво вместо аккуратных лепёшек. Достали ложки и стали есть комбикорм, стараясь не смотреть на это...

Ну, зашло оно в желудок более менее нормально, а вот на выходе мы поимели проблемы. Мы не догадались просеять, там попадалась жёсткая солома, и в момент посещения туалета (впрочем, какой туалет в лесу...) тайгу оглашали вопли, подобные медвежьим, когда он весной из берлоги выходит и кишечник от пробки прочищает. Я, правда, медведей в такой момент не слышал, но думаю, что муки он испытывал похожие. Наверное, ещё с муками рожениц сравнить можно- врать не буду, тоже не испытывал. Но было очень больно... В определённом нежном месте...

Вызывали вертолёт на связи, но в тот год была какая-то напряжёнка с лётными часами у экспедиции. Просили нас потерпеть. Остался мешочек пшёнки. Соль, сахар, чай, курево- всё закончилось. С тех пор пшённую кашу не ем. Вместо чая заваривали чагу, листья смородины, ягод всяких. Было то время, когда птицы сидели на гнёздах, не удавалoсь подстрелить никого, а на крупного зверя- лося, оленя, мишку рука сначала не поднималась, пропадёт мясо, лето же, а потом и рады были бы хоть кого замочить, но тайга словно вымерла напрочь. Тогда курили все, поэтому страдания наши были связаны, в основном, из-за отсутствия табака. Закручивали сухую травку, листья, тянули какие-то корешки, давились едким дымом и кашляли, как чахоточные.

Изредка удавалось подстрелить белку, съедали её, обсасывая худые рёбрышки. Но продолжали работать, пока не прилетел АН-2 и на сброс кинул нам два мешка с продуктами в болото. Они наполовину ушли в трясину, но мы их выкапывали лихорадочно и так быстро, как крот не копает. Дотащили до леса и устроили пир горой.

Человек от еды пьянеет ничуть ни хуже, чем от алкоголя. Любое простое слово приводило нас в восторг, когда наелись от пуза. Словно наркоманы, катались, истерично хохоча, по траве, стоило кому-нибудь тупо пошутить. Генка изобрёл новый напиток: зачерпнёт кружкой ледяную воду из родника, накидает туда шоколадных конфет, размешает и пьёт чудо-напиток, морщась от удовольствия. Мы с Толиком тоже попробовали- очень вкусно! Странно, вернувшись в город, ни разу больше такое не пил.

Исхудали мы тогда, конечно, ужасно- можно было снимать без грима в качестве узников концлагерей. И картина такая, когда ели уже через силу: три скелета с бородами, по пояс голые, наплевав на комаров, лениво пережёвывая пищу, лежат у костра, а животы, словно у рахитиков, свешиваются набок. Ну, были бы кости, а мясо наросло моментом.

На фотографии то, что осталось от меня после голодовки.

У геологов.

Сброшенных с неба двух мешков с гуманитарной помощью хватило ненадолго- мы же думали, так будет и дальше: периодически прилетает железная птица и приносит в клювике еду. Поэтому не экономили, молодые организмы с крепкими зубами быстро расправились с содержимым мешков, и нас снова настигли голодные дни.

Но, избаловавшись шоколадным коктейлем, мы не захотели опять складывать зубы на полки и, плюнув на работу, пошли пешком на базу. Идти было далеко, да ещё не по натоптанной дороге, а, в основном, лесом-болотом.

В конце первого же дня над нами пролетел вертолёт, сделал круг (Ура! Нас ищут!) и приземлился в полукилометре от нас где-то за деревьями. Пока мы добежали, вертушка взмыла в небо и исчезла. А нашим глазам открылся небольшой палаточный посёлок. Это был лагерь Иркутских геофизиков. Мы скромно подошли сразу к кухне. Повариха узрела наши вороватые блуждающие взгляды на недоеденный кусок хлеба, оставленным каким-то зажравшимся геологом на столе, и предложила перекусить. Содержимое мисок с кашей исчезло в нас быстрее, чем она налила чай. Вздохнув, женщина поняла, что глупо спрашивать, хотим ли мы добавки.

Из большой палатки вышел пожилой человек (по тем моим понятиям), лет 50. Представился- Владимир Фёдорович, начальник партии. Переговорили с ним, я объяснил нашу беду- мол, есть нечего, а начальство о нас не беспокоится, лишь обещает прислать продукты. Он, даже не думая, выделил нам палатку и предложил пожить у них до прибытия нашего вертолёта.

Очень неудобно было выходить к столу на завтрак, обед и ужин, тем более, что питались геологи намного лучше геодезистов- вертолёты прилетали регулярно, продукты свежие постоянно. А мне на связи продолжали твердить, что бортов не ожидается, держитесь. В округе у нас было немного своей работы, так что мы старались уйти пораньше, пока все спали, но это нам не удавалось, так как повариха всегда пресекала такие попытки и без завтрака не отпускала в тайгу.

Через пару дней я подошёл к Фёдоровичу и предложил ему наши услуги. Тот очень обрадовался, план не успевал выполнить, людей не хватало. Нужно было прорубить сколько-то километров визирок по тайге, по которым геофизики прокладывали сейсмокабели, а его рабочие не справлялись. С нами было проще, так как не надо было отправлять никого из ИТР на весь день, чтобы задавать направление рубки.

И мы взялись за дело, с каждым днём всё дальше уходя от лагеря. Но теперь уже мы, не стесняясь, усаживались по-хозяйски вместе с геологами за обеденный стол и смело просили добавку- как же, заработали честно!

Однажды в лагерь пришёл аргиш (караван) оленей с каюром-эвенком Захаром на крупном рогаче-самце верхом. Фёдорыч предложил нам на другой день доехать на оленях до работы, чтобы ноги не бить. Мы с радостью согласились.

Я сажусь на оленя, тот тут же поджимает ноги и ложится. Слезаю- он встаёт. И так несколько раз. У ребят та же история. Не хотят везти олени крупных бледнолицых мужиков. Но стоило сесть мелкому субтильному Захару, как олень привычно зашагал вперёд. Погрузив на животных топоры и теодолит со штативом, мы побрели за оленьей связкой следом.

За те дни, что мы там жили, прорубили так много визирок в лесу, что Фёдорыч, растрогавшись, пригласил меня зимой в гости в Иркутск на угощение.

К слову, я приезжал к ним потом в экспедицию в командировку, но в рабочее время нельзя было выйти никому из здания, предложили самому сбегать за бутылкой. Естественно, закончилось чаепитием. Правда, ребята помогли мне тогда, сделали копию геофизических профилей втихушку от спец.части на мой следующий обьект.

Прикреплённые файлы

Кока.

Попал ко мне в бригаду на сезон рабочий-молдованин. Звать его было Кока Никифор Саввович. Обычно сразу прилипают прозвища к рабочим. А тут ничего придумывать не надо- так к нему подходило это круглое слово- Кока. Маленький лысенький мужичок. Было ему 30 лет, только что с зоны откинулся, отсидел 10 лет от звонка до звонка. Расспрашивать не принято, за что отбывал, но за несколько месяцев о чём только не переговоришь в палатке, особенно перед сном или в непогоду. Грабил Кока сельские магазины с напарником. Однажды ночью тащили награбленное, а он из кассы мелочь выгреб, ну и монету в руке сжимает, там какой-то бугорок, он его поскребёт, а потом рукой пот вытирает. Когда добычу принесли домой, напарник глянул на Коку и остолбенел- тот стоял в индейской боевой раскраске- весь в каких-то красных полосах.

На монетке оказалась специальная краска несмываемая. Пришлось Коке затаиться, но милиция вышла уже на их след.

Ночью он бежал в сторону Румынии, умудрился перейти границу и дошёл до Югославии, там устроился у какого-то дельца. Кока рисовал неплохо, помогал оформлять сувениры на продажу.

В один неприкрасный для Коки день приехали местные вежливые менты и увезли его с собой. Передали его не менее вежливым советским коллегам, распрощались. И тут наши менты, то есть КГБ, сняли с себя маску вежливости и отлупили Коку от души. Потом его ещё часто били, пока не отправили по приговору на зону.

Так что ничего хорошего в жизни он не видел. А тут тайга, свобода, так ему всё нравилось... Надо сказать, он был очень вежливый человек, бранного слова не услышишь.

Вообще, мне пришлось практически все полевые сезоны работать с бывшими зеками, одного встречал, который ещё при Сталине по малолетке сел. Благодаря этим людям, я отучился сквернословить, так как за базар нужно отвечать. Правда, зато я стал хорошо "ботать по фене".

В основном, все начитанные, доброжелательные люди, причём, чем больше срок за плечами, тем большим спокойствием навевало от этого человека.

И резкий контраст, когда приходил рабочий после двух-трёх лет отсидки. Мат-перемат, жаргон и пальцы веером. Таких приходилось перевоспитывать или избавляться от них.

В тайге без шуток-подколок не проходило дня. Кока очень переживал, что на голове у него не осталось волос, и наш водитель Миша ему предложил испытанный метод. Нужно заварить в крутом кипятке пихтовые ветки, дождаться, когда подостынет отвар, чтобы кожа терпела, намочить полотенце, обмотать им голову и сидеть, периодически поливая себе на темечко этим настоем.

Несколько дней по вечерам мы едва сдерживались, чтобы не расхохотаться, видя серьёзного Коку, восседавшего на чурбаке в чалме и с ковшиком в руке. Потом полотенце снимет с себя и в два маленьких зеркальца голову рассматривает. А Миша подойдёт и поощрительно:

- Молодец, Кока! Вот, уже и пушок появился....

Как-то настреляли глухарей, и Кока сел их ощипывать. Вдруг, замечает, что по рукам ползают насекомые. А дичь же сильно блохастая- вшивая, только птичьи паразиты на человеке не приживаются- температура не та.

Всплеснул Кока руками:

- Ой, кто это такие?

- А это, Кока, вши бельевые у тебя завелись, похоже...

Тот с отвращением начал скидывать с себя одежду, прожаривать на костре. Прожёг воротник у свитера, рубашку, спальник дымился, мы ему обьясняем, мол, шутка, но он продолжал портить вещи. С тех пор Кока близко не подходил к дичи.

Осенью в тайге повылазили грибы, буквально, топчешь их ногами. Кока обрадовался, так как раньше их не видел. И взялся собирать всё подряд, почему-то, в основном, несъедобные- мухоморы же такие яркие, красивые. К вечеру кузов вездехода был завален, а Миша чуть не выл, так как он готовил всегда ужин и приходилось эти грибы перебирать и чистить. В конце концов, мы сказали грибнику, что он будет сам обрабатывать свою добычу. Посидев вечерок у костра с несчастным видом, в одиночестве чистя грибы, Кока забросил собирательство и только вздыхал тяжело, проходя мимо грибных полянок.

Ещё ранней весной, когда в тайге снег лежал, Кока наткнулся на кучку замёрзшего лосиного помёта. Заинтересовался...

Естественно, чья-то добрая душа ему сказала, что это такие лесные орехи, очень полезные дя мужской потенции.

Тот удивился и начал нагребать их себе в карман телогрейки, но услышав наш дружный хохот, пригляделся к "орешкам", а потом, плюясь, стал выбрасывать всё добро из кармана.

Осенью шли мы тропе звериной и наткнулись на свежую медвежью лепёшку. Судя по всему, косолапый пасся перед этим на ягодниках. Такое красочное "варенье" лежало перед нами. Как всегда, Кока приостановился, и сразу с готовностью ему подсказали:

- Знаешь, Кока, когда у охотников сахар заканчивается, то они используют это варенье к чаю...

Тот задумчиво ковырял прутиком в какашках, я подошёл к нему и попросил:

- Кока, пожалуйста, не надо, у нас есть ещё сахар.

- Да, нет, я же просто так, посмотреть....

Однажды водитель Миша попросил Коку нарисовать его возле вездехода. Тот взял лист бумаги, карандаш и быстро набросал рисунок. Там был изображён вездеход, а рядом натянутый марлевый полог. Мишка удивился:

- А я-то где?

- А ты, Миша, под полог от комаров спрятался...

Как-то шли мы с теодолитным ходом по лесу. Вездеход остался на старом профиле, рабочие рубили визирку- узкую просеку, а я с инструментами делал измерения.

Прорубились они в очередной раз метров на 150, слышу- зовут меня. Подхожу, визирка упёрлась в два мощных листвяка, рубить же их не будешь, спрашивают, с какой стороны обойдём деревья. Я прошёл вперёд, заглянул за дерево, а оттуда на меня смотрит медведь- метрах в 5-6 стоит. Резко развернувшись, я рявкнул:

- Медведь!!!

И мы понеслись по визирке назад галопом. Кока бежал рядом, через плечо у него была моя двустволка, спрашиваю:

- Что в патронах заряжено?

- Картечь...

- Так чего бежим?

Остановились, медведя и близко не видно. Переломил стволы, а там дробь на рябчика. Вот так бы этой "картечью" причесали мишку, и чем бы потом всё закончилось, неизвестно...

- Кока, а что такое картечь в твоём понимании?

- Ну, дробь всякая...

Уже первый снежок лёг, прислали нам студента Колю- типичного городского жителя на практику. И Кока над ним шефство взял, уму-разуму его учит, решив, что за лето сам стал настоящим таёжником. Про следы рассказывает, про повадки звериные. Коля показывает на свежий след белки, спрашивает, кто это прошёл. Кока ему важно отвечает:

- А это, Коля, сохатый недавно пробежал...

Коля посмотрел дальше и увидел, что след у сосны обрывается.

- А куда же он потом подевался?

Кока замялся, думает, что бы такое ответить умное.

Кто-то из ребят подсказывает:

- А дальше, Коля, сохатый услышал, что мы идём, запрыгнул на дерево и сидит там сейчас на ветке, копыта свесив, и шишки грызёт...

Зашли мы в осинник, в котором, видно, в прошлую зиму лоси долго стояли. Кора почти на каждом дереве погрызена зубами сохатых. А так как снега зимой в тайге много, под два метра наваливает, то и лоси высоко дотянулись. Кока тут как тут:

- Смотри, Коля, как медведь в тайге участок свой метит. Кто выше дотянется когтями, тот и хозяин участка.

Коля взглянул на царапины на дереве на высоте под четыре метра и удивленно покачал головой:

- Да-а, здоровые тут медведи....

Попав в колонию, Кока сразу сказал начальнику, что он хорошо рисует, надеясь увильнуть от тяжёлой физической работы.

- Та-ак. Художник, значит... Ну, пойдём, покажу тебе фронт работы.

Довольный Кока семенил за офицером, радуясь и думая, что будет готовить какие-нибудь транспоранты, оформлять стенды.

Начальник подвёл Коку к стройплощадке:

- Вот тебе цемент, песок, кирпичи. Чтобы за неделю нарисовал мне на этом фундаменте кирпичный сарай. Держи схему.

Так наш Кока освоил специальность каменщика.

Рисунок: на куске обёрточной бумаги Кока быстренько нарисовал меня в профиль.

Ёся и Киса.

По рации сказали мне, чтобы срочно выехал на базу партии в деревню - прислали двух студентов из Иркутского политеха. В тайге уже снежок пробрасывало, конец сентября. Приехали в село, разгружаемся, подходят два парня и рассматривают нашу банду. Определившись, обратились к водителю Мише Орлову (или как мы его звали- Орёл, Орёлик), решив, что он старший.

Миша- красивый мужик лет тридцати с небольшим с шикарной чёрной бородой, волнами спадавшей на грудь, выглядел горадо импозантнее всех остальных членов бригады. Тем более, что мы дорогой провалились в болото, выбирались с помощью самовытаскивателя (по-простому, бревно, на которое надеваются цепи с крючьями) и перемазались в грязи, как черти, а Орёл остался сухим и чистым, сидя в кабине. Я подмигнул Мишке, и он стал играть роль начальника. Вечером мы уехали к местному дружку Кузе в баню, загуляли, и утром студенты, увидев нас всех с похмелья, ещё больше убедились, что шефом может быть только Миша, а никто другой.

Какое же разочарование было на их лицах потом, когда узнали правду...

Познакомились, одного было звать Юра, и я его тут же перекрестил в Ёсю.

Когда-то работал с двумя братьями- грузинами. Один из них был Иосиф, но все его почему-то звали Юрой. Ну, а я переделал наоборот- Юру в Иосифа или в Ёсю. Позже, когда мы стали друзьями, Юрка, вспомнив "Двенадцать стульев" и Осю с Кисой, нарёк меня Кисой.

Расспросив ребят, узнали, что Юрка хорошо играет на музыкальных инструментах. В деревне у знакомых нашли гармошку, гитару и взяли с собой в лес. Теперь вечера в палатке у нас стали музыкальными, а выезжали мы с базы в тайгу, специально сделав круг по улицам через село. Всей бригадой уселись на крыше вездехода, Юрка растянул меха гармошки, и мы хором рявкнули:

-Казаки-и, казаки-и...

едут, едут по Берлину

наши казаки!!!

Местный люд выбегал на улицу, изумлённо глядя нам вслед.

По окончанию института Ёся пришёл к нам в экспедицию. Мы крепко с ним сдружились, а через несколько лет снова оказались в одной бригаде, так как сезон закончился, рабочие разъехались, но объект был не доделан. Организовали "офицерскую бригаду" - Ёся, Киса и молодой геодезист Серёга, а водителем был новенький паренёк Саня. Делали триангуляцию и планово-высотную подготовку аэроснимков. И вот, остался последний пункт триангуляции, который необходимо отнаблюдать. Приехали, поставили у подножия деревянного сигнала палатку, утром встаём, а на улице аж звенит- такой морозяка.

Градусник показал минус сорок. Оделись с Юркой потеплее, подшлемник-маска был всего один, его Ёсе отдали, так как он у теодолита стоял. Для меня достали чистую портянку, прорезали отверстия для глаз и рта, сзади закололи булавкой.

Столик для теодолита находился на высоте 30 метров, думаю, там было не теплее, чем на земле. Вскарабкались по лестнице наверх с трудом, мешали полушубки и валенки. Я расположился в углу площадки, записываю отчёты. Невязки прут, углы не совпадают. Юрка начинает тихо закипать, диктует отчёты, но впустую. Замерзла летняя смазка у теодолита, лимб протягивает.

Когда перестали чувствовать пальцы на руках, бросились к лестнице и через минуту были уже в палатке, где уютно потрескивала железная печурка. Запросили по связи прогноз погоды, потепление не обещали, велели выезжать.

На другой день собрали палатку и поехали на базу. Можно было спокойно ехать по зимнику, но мы решили срезать по старым профилям.

В результате ничего не выиграли, приходилось то и дело пилить-рубить деревья, преграждающие проезд. К вечеру подъехали к речке Мога. Неширокая, метров 30, покрылась льдом к тому времени. Мы его подолбили ломиком, поморщились- толщина льда была ещё недостаточной. Но понадеялись на русское авось, как всегда. И зря... Даже до середины реки не доехав, наш вездеход провалился под лёд, и с одной стороны слетела гусеница.

Не очень глубоко- короче, женщинам по пояс. Но в этой ледяной воде надо было обуть вездеход и вылезти на берег. Если оставить технику на ночь в реке, то к утру она вмёрзнет в лёд. Сергей сразу сказал, что ему здоровье дороже и в воду не полез.

- Ну, тогда ставь палатку, готовь ужин.

Раскатали мы болотные сапоги и втроём начали биться с замерзающей рекой. Стемнело, на ощупь и при свете фар, обули уже бесчувственными руками в воде вездеход, а выехать не можем даже с самовытаскивателем- упирается наш ГАЗ-71 мордой в лёд. И стали мы долбить ломами коридор во льду до самого берега, проваливаясь по самое я извиняюсь. Сапоги давно залило водой, телогрейки сбросили, не замечая мороза, пар валил от нас, на спинах корка льда, борода смёрзлась так, что слова не пробивались. В принципе, слова были, в основном, все одинаковые и знакомые, так что можно было и не произносить их. Юрка, промокший насквозь и местами обледеневший, задубевшими губами с трудом выговаривал:

- Саня, иди на берег, погрейся немного.

Но куда уйдёшь от машины, которая покрывается льдом быстрее нас, успевай только скалывать его. В ответ я огрызался шепеляво и невнятно:

- Сам иди давай к костру!

Мы ещё не знали, что никакой костёр на берегу нас не ждёт совсем.

Потом зацепили трос за дерево и за гусеницу вездехода, машина начала подниматься из реки на крутой берег, наматывая трос. Саня подправлял рычагами, как вдруг- щелчок, вездеход дёрнулся и замер. Из кабины выглянула растерянная физиономия водителя:

- Фрикцион отломился...

Никогда до и после этого я не слышал о таких случаях: рычаг сломался в самом низу, у полика. Оставив вездеход до утра в этом состоянии (висел на натянутом тросе, задом в воде), пошли к палатке.

Перед нами была картина: на пеньке сидел Сергей, курил сигарету и смотрел на нас:

- Как я в одиночку палатку поставлю?

- А где костёр?

- Дрова сырые, разжечь не смог.

Мы молча переглянулись и ничего ему не сказали, так как он сам знал, что палатку эту можно и одному установить, а для костра мог бы взять в машине паяльную лампу. Но предпочёл несколько часов сидеть и любоваться на трёх мокрых, покрывающихся льдом, сумасшедших типов.

Просто, в таких ситуациях становится предельно ясно, кто есть кто и кто чего стоит. Мы под скрип и скрежет превратившейся в ледяной скафандр одежды быстренько установили палатку, затащили печку, раскочегарили её и на скорую руку сварганили ужин, игнорируя попытки Сергея помочь нам. Как-то так, хоть мы и не сговаривались, вдруг образовалась стена между нами и им. Как говорят в Японии, парень потерял своё лицо.

Утром просверлили ручной дрелью отверстия в рычаге, закрепили болтами, вылезли полностью на берег и к обеду уже тронулись дальше. И никто из нас даже не чихнул и не кашлянул после ночи, проведённой в ледяной воде.

Прикреплённые файлы

Грязнуля- Васька.

В конце июля заканчивали работу на объекте в бассейне реки Ниж.Тунгуска. Остался "хвост" на самом краю в таком месте, куда на вездеходе не проехать. Отправили водителя, одного рабочего, а с ними нашу собаку старым зимником на базу- километров 120. А сам с двумя рабочими- Дателем Тук-тук и Васькой на резиновой лодке поплыл по речке. Прикинул, что за неделю всё закончим, а потом просто сплавимся по реке до базы партии- останется километров 70 по моим прикидкам, так как карты на тот участок за объектом уже не было.

Плыли медленно, река ускорялась лишь на перекатах. Решили грести вёслами по очереди- по часу каждый, всё ж быстрее. Просто так грести скучно, первым на вёслах запел я. Мужики морщились, но терпели. Но когда запел Васька, тут глухой бы не выдержал. Он думал, что поёт, а мы слышали какие-то крики-визги без всякой мелодии. Кроме того, Васька отличался ужасной нечистоплотностью. Он абсолютно не понимал, зачем стирать вещи, если они, всё равно, запачкаются. То же самое с умыванием. К тому же, он единственный, кто носил кирзовые сапоги, а от них его ноги приобрели почему-то страшный синий цвет. Стирался он обычно так: привязывал одежду на проволоку и опускал в ручей, утром вытаскивал, сушил и надевал- мол, чистое всё. В одной лодке с ним нам пришлось дышать запахом его немытых ног, который заглушал чистоту таёжного воздуха. В конце концов, исчерпав все слова и доводы, мы перекинулись с Колькой парой фраз, схватили Ваську за руки и ноги и бросили его в реку, как Стенька Разин княжну.

Засранец хочет обратно в лодку залезть, за борта цепляется, а мы его веслами по рукам и голове легонько:

- Будешь мыться?

- Фашисты!!! Пустите!!!

Чтобы ненароком не утонул, кинули ему в воду конец капронового шнура.

Плыл за лодкой, уцепившись за верёвку, матерился на всю реку, причитал, но мы были неумолимы, пока он не согласился помыться.

Пристали к берегу, дали ему мыло и мочалку. Отмылся, ругаясь и ворча, но ноги остались синими, всё-таки.

Пока мы работали, моя рация поломалась- перестала работать на передачу, но приём шёл хорошо. Так что я всех слышал, а меня никто. Закончили работу, плывём, наслаждаемся, рыбачим по пути. Пристали к зимовью, уверенные, что на другой день мы уже будем на базе. Включаю вечером рацию и слушаю разговор коллег. Про меня друг мой Виктор говорит:

- На связь не выходит, что-то случилось, может? Он же поплыл, думая, что до базы 150 км, а на самом деле река петлю делает и набирается больше 400 км.

Тут мы с ребятами друг на друга глаза и вытаращили- это ж сколько дней плыть по ленивой реке??? Да без продуктов, не считая рыбу.

И начал я рацию мучить- бесполезно,никто меня не слышит, как не надрывался. Но там есть такая ручка настройки- когда её крутишь, то у остальных на связи в ушах раздаётся противный писк. Вот я и "запищал", раздражая коллег, пока Виктор не догадался, что это моя "музыка". Стал он наводящие вопросы задавать, типа:

- Если это ты, то пикни два раза.

Ну, и постепенно место нашего расположения узнал по карте- он спрашивал, называя различные места, а я пикал, то один раз, то два. Один пик- нет, два пика- да. Южнее, севернее, туда-сюда, так и определил Витя наше местоположение. В общем, сказали нам ждать в этом месте вертолёта. И ещё пару дней мы рыбачили, читали газеты и журналы, которые обнаружили в зимовье. Правда, все они были вплоть до десятилетней давности. Но мы, всё равно, довольно эмоционально обсуждали "новости", которые почерпнули из прессы.

Напротив зимовья была замечательная галечная коса, подходящая для посадки вертушки. Но мы её использовали в качестве туалета, ведь в лесу комары весь кайф портили. Да ещё в зимовьюшке позарились на банку сухого молока, заварили с чаем, и пронесло нас дико.

Так что, когда борт прилетел, начал садиться на косу, то от ветра, поднимаемого винтами, над рекой взлетело облако бумажных листиков, оповещая пилотов, что они прибыли к самым обыкновенным засранцам.

На фото Васька стоит в накомарнике на берегу той речки, по которой мы плыли..

Прикреплённые файлы

Стая бесхвостых волков.

Попав впервые на Таймыр ранней весной, побродив без солнцезащитных очков пару дней по заснеженной, искрящейся тундре, я нахватался "зайчиков" и натурально ослеп. Ведь взгляд не на чём остановить: в небе круглые сутки висит солнце, тундра белая-белая без единого чёрного пятнышка, снег сверкает не хуже солнца, вот и получил ожог глаз из-за юношеского пофигизма.

Испугался, конечно: мне всего 20 лет, а ничего не вижу. Резь в глазах, словно песок в них насыпан, слёзы текут от любого светового блика. Стали промывать чаем, мокрое полотенце с лица совсем не снимал. По всяким делам рабочие выводили под руки из палатки, за едой обслуживали меня, как старого слепого барина, вставляя ложку в руку и заботливо вытирая рот и подбородок. Так длилось дня четыре, пока я снова, к счастью, не прозрел.

За это время мужики пытались найти репер, от которого нам предстояло выполнять нивелирование, и уехали неизвестно куда. Сказал им, что пойду, поищу репер, а заодно прогуляюсь после нескольких дней невольного заточения.

Взял карту, компас и бинокль, встал на лыжи и пошёл по тундре, радостно ощущая себя зрячим. Оружие с собой не брал- к чему лишняя тяжесть, до побережья Карского моря километров пять, последнее время следов белого медведя не встречали, а из других хищников, вроде, некого бояться.

Пошёл без тёплой куртки, налегке, морозец слабый совсем, не больше десяти градусов, солнце сияло. Но я теперь в тёмных очках разве только что не спал, совсем их не снимал.

Пройдя, а на склонах скатываясь, километров пять-шесть, понял, что рановато я обрадовался. Время от времени в глазах появлялся туман, исчезала "резкость".

Неожиданно сбоку что-то мелькнуло. Остановился, снял очки, протёр глаза от слёз, вглядываюсь в сопочку метрах в 100 от меня. Там появилось какое-то животное, остановилось и смотрит в мою сторону. Забыл про бинокль, напрягаю зрение и понимаю, что это волк- здоровенный такой. Ну, думаю, зверь- не дурак, посмотрит да и уйдёт, не будет в одиночку на человека бросаться. Стою, жду, что он решит. И тут к волку присоединился ещё один, потом другой. Лезут и лезут откуда-то на горку, наверху останавливаются, рассыпавшись цепью, и все мордами равнение на меня держат. Уже больше десятка их там.

На душе стало нехорошо, холодок по спине и ниже.

Нащупал в кармане складной нож, которым карандаши чинил, открыл его, выставил перед собой. Понимаю, что последние минуты живу, стаей-то они на меня точно бросятся, но злость появилась, думаю- драться буду до последнего.

Волки начали потихоньку спускаться ко мне, морды тянут, видно, хотят запах мой учуять. Тут-то я и заметил странность в строении их тел- все волки были без хвостов. Вспомнил про бинокль, поднёс к лицу, настроил и глазам не мог поверить: ко мне приближался табунок северных оленей.

В ту же секунду я стал по настоящему храбрым, закричал, засвистел, руками замахал. Мои волки резко развернулись и галопом унеслись снова на сопку, а потом и с глаз долой исчезли.

Я побежал дальше, громко распевая песню Колобка- "...от волка я ушёл..", радостный, что никто меня не съел.

Через несколько километров нашёл репер- лишь макушка опозновательного металлического уголка торчала из-под снега, и всё в том же приподнятом состоянии стал топтаться на месте, лыжами на снегу выписывать слова:

- Здесь был я- великий и …

Дальше не успел, наступил левой лыжей на валун, спрятавшийся под снегом, она хрустнула и переломилась пополам.

В бинокль осмотрел тундру и увидел наш вездеход вдали. И пошёл к нему, отталкиваясь сломанной лыжей и катясь, как на самокате, на целой лыжине. Конечно, падал много раз и дошёл, вымотавшись, к ребятам. Переоделся, пообедали и доехали до репера, до него оказалось восемь километров, которые я прошёл, как одноногий лыжник.

Сплав по Кунерме.

Оставив молодого специалиста Саню на реке Умбелле, я не ожидал его так быстро увидеть снова.

Через неделю они перевернулись в той злополучной реке. Лодку со всем имуществом унесло, а бригаду раскидало. Хорошо, что надувные жилеты они, практически, не снимали. Выбрались рабочие и собака на берег, а Сашки нет. Бегали мужики вдоль реки, матерились до истерики, но не нашли его. Поняли, что утонул. Сидят, мрачные- начальник погиб, продуктов, курева нет... И тут из кустов Сашка выходит- мокрый и босиком. Он пытался лодку по берегу догнать, а сапоги ещё в воде сбросил, когда они его на дно потянули. Естественно, не догнал, а искать что-то в сумасшедшей реке было бесполезно. Остался у них карабин, который на тот момент висел у Сашки через плечо, и полевая офицерская сумка с документами- картами, аэроснимками.

Пошли пострадавшие в кораблекрушении пешком до Улькана той же дорогой, по которой я несколько дней назад шёл. Дошли до вокзала, купили билеты на поезд и поехали ко мне в Кунерму, где я домик снимал под базу. В вагоне первым делом подняли все полки в надежде чего-нибудь найти. И тут Боженька им улыбнулся, наконец: внутри ящика стояли почти новые яловые сапоги. Сунул Саня ногу внутрь сапога- его размер. Конечно, кто-то потерял, забыл, но именно в этом месте и в это время, когда парень ходил босой. Вышли мы на связь с Усть-Кутом, сообщили о несчастьи, и Сашку потребовали на базу партии на разборки и за новым снаряжением- работу-то делать надо было. Но назад он больше не вернулся, пришлось моей банде объект в авральном режиме добивать.

А я решил таким же способом другую часть объекта обработать- сплавиться на резиновой лодке по реке Кунерме, а затем по Улькану. Человек же на чужих ошибках не учится. Кунерма пошире Умбеллы, но весной в половодье дурна-а-ая. Вдобавок, есть места, полностью забитые брёвнами- на одном повороте такой затор составлял больше 200 метров. Приходилось разгружать лодку, перетаскивать волоком по лесу до чистой воды. Или плыть узкими сумасшедшими протоками.

В одной такой протоке увидел впереди склонённую шикарную берёзу, которая полоскала ветви в воде. Мы должны были по любому под ней проплыть. Тормозить поздно, крикнул мужикам, чтобы легли и вжались, как можно сильнее, в рюкзаки. Сам тоже съёжился, но в последнюю секунду приподнял голову, чтобы проверить, как там мой экипаж, и тут я ощутил незабываемый момент. Берёза своими ветками-крючьями, как злая ведьма, рвала мне губы, щёки, уши. Я в ответ лупил руками по воздуху, отбиваясь, задыхаясь, упираясь ногами в ребят. Наконец, это безумие закончилось, вышли на чистую воду.

Пока мужики распрямлялись, подгрёб к берегу, чтобы передохнуть, оборачиваюсь к ним с каким-то вопросом и вижу их изумлённые лица. Спрашиваю:

- Что-то не так?

Серёга всегда в нагрудном кармашке таскал маленькое зеркальцо, молча протягивает мне. Изучаю свою физию частями. Замечаю, что я заметно увеличился ушами и носом. Распухли, красные, в царапинах. Красавец! А они же не видели мою борьбу с берёзой, потому и удивились переменам во мне за те несколько секунд, что носами в дно лодки лежали.

Однажды ушли от берега на весь день. К счастью, лодку привязали за дерево, а палатка находилась метрах в 50 от берега. Вернувшись, не узнали место. Палатка хлопала крыльями по воде, спальники плавали внутри, а лодка рвалась на волю, натянув верёвку. К ней пришлось добираться по пояс в воде. На следующий день километрах в двух от берега на полянке столкнулисъ нос к носу с огромным медведем. Как всегда, карабин был у замыкающего рабочего, я его старался не носить, чтобы не мешал- в руках постоянно то компас то карта или аэроснимок. Пока мы, остолбенев от неожиданности, не дышали, косолапый, оглядев нас, фыркнул и неспеша ушёл в кусты. Как раз в эту секунду появился наш "карабинер" по кличке Хлорик. Выслушав от нас много неприятных упрёков за его медлительность, он буркнул:

- Врёте вы всё, не было никакого медведя.

Пришлось натыкать его носом в свежие следы. А через час я нечаянно рубанул себе по ноге чуть выше колена топором. К реке возвращались медленно, изнывая под жарким весенним солнцем в облаке комаров, а я то опирался на самодельный костыль, то висел на плечах у рабочих. В этот вечер мы подпыли к зимовью на берегу реки, переночевали, и я оставил на столе странную записку, за содержание которой до сих пор испытываю неловкость. Текст не дословный, но примерно так:

- Плывём по реке, течение просто бешеное, обилие топляков и заторов. Часто встречаем медведей. Сильно поранил ногу. На всякий случай прошу переслать записку по адресу экспедиции:_____. Дата и фамилии всех членов бригады.

Надеюсь, что моё письмо, написанное в минуту слабости, не отправили, а то бы я стал на работе героем анекдотов надолго.

Постепенно вошли во вкус плавания. Единственно- никак не могли разьяснить рабочему Хлорику его обязанности на борту. Все были заняты- я сидел на носу, следил за маршрутом и чтобы не напороться на топляк. Серёга с веслом, Шурка Мишин после нескольких попыток научить его управлять лодкой на стремнине, оставался в качестве балласта. Пообещали, что, если сядем на мель, первым за борт полетит он, как самый тяжёлый. Хлорику дали весло, но, всякий раз, когда я кричал:

- Хлорик, табань!

Он протирал свои очки и вежливо спрашивал:

- А это куда?

Тут все забывали про бешеную речку и начинали орать на него, объясняя в сотый раз, ЧТО надо делать при таких командах.

Хлорик, а в миру просто Гоша, человек спокойный, флегматичный, не обращая внимания, что нас крутит течением уже как попало, начинал вежливо оправдываться, что он забывает это незнакомое для него слово и т.д. Нас вот-вот перевёрнёт, но всем не до этого, просто хочется дотянуться до Гохи и хоть разок приложиться к его невозмутимой морде. В конце концов, весло у него было изьято и отдано Шурке. Теперь Хлорик ревниво следил за нашими телодвижениями и, в случае ошибки в управлении лодкой, отпускал комментарии ехидные. В ответ все трое чуть ли не хором рявкали одинаково на него. То, что мы рявкали, печатать неудобно...

Но, в общем, проплыли мы удачно, а из Улькана на поезде вернулись в родную Кунерму, заходим в свой домик, который запирали куском алюминиевой проволоки, а на столе лежит акт-предписание: запрещается передвижение на резиновой лодке по горным рекам.

Пока нас не было, приезжала комиссия из экспедиции и таким образом подстраховалась на случай несчастья.

Долина смерти.

Отправились мы в маршрут с бригадой на несколько дней в горы.

Снег ещё лежал в тайге, а весна всё же наступала, лужайки проглядывали, комарики несмелые садились, но сил укусить у них ещё не было, просто грелись на открытых частях тела. Подошли к речушке Ярал. Она горная, но летом её воробьи переходят, не замочив коленок, а весной совсем другое зрелище. Постояли на берегу, подумали, видим, что вода прибывает- снег тает же. Решили, что успеем туда и обратно за 3 дня обернуться до большой воды. Болотные сапоги развернули и побрели, держась за руки, чтобы течением не сбило.

Выполнили работу, возвращаемся через пару дней, а речку не узнать. Какое-то чудовище ревёт, несёт деревья, мусор, камни ворочает. Потоптались по берегу туда-сюда, шансов вброд реку перейти нет, а ждать, когда вода спадёт, надо с месяц. На аэроснимке нашёл небольшой остров выше по течению, туда мы и направились. Начали деревья рубить, чтобы на остров, как по мосту перейти. Довольно быстро получилось у нас. Но радовались мы рано. Только перешли, как наш мост смыло течением. А на острове деревьев было не так много.

Срубим, дерево падает и тут же уплывает. Начинаем нервно подсчитывать оставшиеся деревья, а вода прибывает, остров постепенно тонет. Наконец, одно дерево зацепилось за тот берег, качается в воде. Гавкнул на мужиков и, как канатоходец, быстренько перебрался через реку. Следом один рабочий, а потом пошёл рабочий по кличке Хлорик. А он косолапый такой- медведь от зависти помрёт. Мы-то бочком по бревну шли, а Хлорик прямо идёт, спокойный, как удав.

Последним был рабочий Мишин Шурка. Очень неуклюжий, тяжёлый. Даже по насту, когда ходили, всех снег держал, а Мишин проваливался и грёб в траншее, благо сила у него была, как у слона. И тут Мишин забуксовал- смотрит на реку и не идёт. Мы его уговариваем, косимся на дерево, понимаем, что вот-вот его сорвёт. Наконец, Шурка шагнул. Прямо- как Хлорик. Но он же не косолапый. Топор впереди себя воткнул и шагнул пару раз, подскользнулся и падает. Наши сердца перестали битья, наверное. Сразу представил, что он в воде, а спасти ни за что не удастся- связаться верёвкой времени не было.

Но ему повезло- верхом оседлал бревно, наверное, стукнувшись больно одним местом. Кричим:

- Ползи, Шура!!!

А он глаза поднимает на меня, в них такая тоска и печаль, и отвечает:

- Я топор утопил...

- Да хрен с ним, ты ползи, дорогой!!!

Такие слова ему нежные кричал, всяко называл, как женщинам не говорил даже.

И вот он пополз... Ноги были под водой, течение зверски его било, да ещё и дерево качало. Что он пережил, трудно описать, но я я чуть с ума не сошёл, пока он полз. Мы выстроились цепочкой. Серёга за куст ухватился, за него Хлорик, а потом я по "мосту" навстречу Шурке пошёл. Я тянул руку к Мишину и, вопреки всем законам, она стала длиннее в два раза, схватил Шурку за шкирку, подтянул его. И так- бабка за дедку, дедка за репку- мы его вытащили.

Бросили его на землю, и тут я оторвался. Полезла вся кака, чтобы нервы отпустило. Наорал на него, что не пошёл сразу. Вдруг за спиной зашумело, оглянулся, а мост наш исчез. Дело минуты, и Шурка бы погиб. Я замолчал, а его прорвало:

- Да лучше бы я утонул, чем слушать от тебя такое!!!!

Посидели, покурили, пошли дальше, постепенно с юмором всё вспоминая. Молодость ведь большого страха смерти ещё не имеет.

Выходим через несколько часов к посёлку, топаем мимо вокзала. Обросшие, грязные, у Мишина штаны сзади разорвались и трусы цветастые видны. На перроне народ стоит, поезд ожидают. Две девчонки захихикали:

- Смотри, трусы красные в горошек...

- Дура, может, так модно сейчас...

Какая-то тётушка, с жалостью разглядывая нашу компанию, спросила:

- Откуда вы, ребята?

От усталости сил не было отвечать, хотелось добраться до домика, отлепить от себя приросший рюкзак, раздеться и смыть многодневные грязь и пот.

Один лишь Шурка Мишин обернулся и мрачно произнёс:

- Из Долины Смерти мы идём, мать...Так-то вот...

Люди примолкли, не зная, что и подумать после этих слов, провожая нас изумлёнными взглядами.

На фотографии долина реки Ярал до таяния снегов.

Прикреплённые файлы

Таёжные костоправы.

Не хватало техники, и мы с коллегой, объединившись, стали работать двумя бригадами на одном вездеходе. Как-то так получилось, что в беседе с ним, я, задав вопрос, кто будет ездить, а кто уходить в маршруты, возвращаясь к вездеходу, чтобы затариться продуктами, не получил внятного ответа. То есть, коллега совсем не ответил, потупив взор.

Он работал впервые на севере, до этого всё по югам (Сибири, не Средней Азии). А отношения между собой ребят, которые на севере трудились, и южных- это небо и земля. Северяне- практически, братья, в любую трудную минуту знаешь, что всё бросит и примчится на помощь. Южане- ухоженные, чистенькие, работающие, в основном, по городам и посёлкам, избалованные комфортом (относительным). У нас считалось плохим тоном говорить о деньгах, подсчитывать зар.плату и расходы, у них это было на первом месте.

Так вот, коллега очень не хотел передвигаться пешком и спать, где и как попало. И даже меняться периодически его не тянуло. Так что вопрос решён был однозначно. Отозвал своих рабочих в сторонку, обрисовал ситуацию и спросил, готовы ли они провести лето в собачьих условиях?

Рабочие ехали на север не "за туманом и за запахом тайги", а, конкретно, за деньгами. Объяснил им, что нам будут оплачиваться пешие переходы, а той бригаде- нет. Норма была 8 километров в день в горах и 12 по тайге (с работой, естественно, а не прогуливаясь). Тем более, что с этими мужиками мы уже многое испытали раньше, и парни, не задумываясь, согласились.

Позже мне понравилась одна сценка. Сидели над картами с коллегой и продумывали маршрут, где нам встретиться с вездеходом. Так получалось, что в одном месте его бригаде нужно было пройти 3 километра от техники в сторону пешком. Мне никак не по пути было туда попасть. Коллега и его рабочие заметно скисли:

- А нельзя ли поближе подъехать?

Моя банда тут же подняла их на смех. Парни так натренировались бегать с рюкзаками по тайге и горам, что марш-бросок 30-40 километров за день не пугал их, а тут жалкие три километра.

Как-то в начале июля встретились мы с ними и на пару дней задержались. Расслабились, и наказание последовало незамедлительно. Кстати, заметил, что все несчастные случаи на работе происходили именно тогда, когда расслабишься, напряжение спадёт...

В 3 часа дня вышли на связь с базой, побалагурили с радисткой- единственный способ пообщаться с женским полом в тех условиях. Рабочие в 100 метрах от палатки пилили, рубили лес на маркире. Побежали с коллегой после связи туда. Он упёрся руками в дерево, которое пилил бензопилой рабочий, а я, подхватив жердь, стал ею тоже толкать лесину. Водитель Мишка Орёлик за спиной рубил большую берёзу. Обычно он оставался с вездеходом, а тут понесла его нелёгкая, скучно, видно стало.

Стою, давлю жердиной и чувствую, вдруг, как мне на правое плечо ложится огромная-преогромная лапа и гнёт меня к земле, в конце концов, упал под её тяжестью на колени. Слышу, как заглохла пила, крики коллеги. Привстаю с земли, вижу, что тот держится за голову, охает, мужики вокруг него суетятся.

Оказывается, берёза, которую Орёл рубил, упала в нашу сторону. Мишка закричал предупреждающе, но из-за шума бензопилы мы не услышали. Стволом дерево легло на меня, а ветками хлестнула коллегу по голове. Так как он орал очень громко, то мужики и кинулись к нему, не обратив внимания на мою странную позу.

Я стоял, как подстреленная птица с перебитым крылом. Правая рука висела плетью, касаясь земли. Перекосило всего. Тут ещё наша собака Тайга, подбежав и думая, что я так играю с ней, прыгнула на меня и завалила, тогда, наконец, я и взвыл. Оставив контуженного коллегу, ребята уделили мне внимание, взяли под нежны руки и повели, как принца, в залы- в палатку. Раздели по пояс: картина открылась малопривлекательная. Плечо исчезло, сместившись сильно вниз.

Возник вопрос вечный: Что делать?

Кто виноват- и так ясно было.

До базы лесом километров 150, связь следующая лишь утром. Говорю:

- Будем вправлять!

Мужики растерянно переглядывались, медицинских знаний у каждого хватало лишь на то, чтобы отличить таблетку фталазола от аскорбинки, и то, если дадут лизнуть.

Обмазали моё тело Дэтой от комаров. Решили, что будет операцию производить коллега, всё-таки у него среднее специальное образование, хоть и в другой отрасли. Да и телом он был покрупнее остальных. Тот пытался отказаться, но я настоял, используя ненормативную лексику.

Что-то бормоча, взялся за мою конечность, мужики придерживали меня, чтобы не убежал, наверное.

В зубах зажал какую-то грязную палку, которую мне заботливо вставил в рот, как коню удила, водитель Мишка Орлов, закрыл глаза.

Рывок!

Очнулся я от того, что меня хлестали по щекам, кто-то обильно поливал водой, перепутав с цветком, все верещали, но громче других коллега, оправдываясь, что он же не врач, не знает, как правильно дёргать.

Посидел я, отдохнул, покосился на плечо, которое приобрело иную форму, и сказал снова:

- Давай ещё!

Возражения не принимались, хотя в этот раз коллега дольше сопротивлялся.

Теперь глаза я не закрывал, надеясь не отключиться. Потное лицо коллеги с растерянными испуганными глазами маячило передо мной. Ощупав почти профессионально всю руку, он произнёс неуверенно:

- Вывих где-то здесь!

Вдохнули мы с ним одновременно воздух, рванул куда-то вбок мою руку...

На этот раз я, похоже, дольше был без сознания, так как пришёл в себя, когда уже палатку собирали и грузили весь скарб на вездеход. Решили ехать на базу. Ехали долго, переезд помнил смутно, загрузили в салон вездехода, рядом сидел рабочий Колька и заботливо кормил меня демидролом, когда я открывал глаза. В 5 утра мы доехали до базы в деревню, вылез, не чувствуя свой язык от действия этих таблеток.

В местной больнице очень хотели поставить мне обезболивающий укол, но я, вспомнив, что не был в бане очень давно, и одежда на мне не пахнет парфюмом, а мед.сестра довольно молодая женщина, отказался наотрез подставлять свой зад под шприц. Пытались вызвать санитарный рейс, но в этот день не я один оказался травмирован, все самолёты, вертолёты разлетелись по огромному Катангскому району. И полетел я в столицу этого района посёлок Ербогачён рейсовым АН-2.

Прибыл туда под вечер, подхожу к больнице, согнувшись на одну сторону, а на крыльце люди стоят, весело разговаривают, прощаются- рабочий день закончился, врачи по домам расходятся. Увидели меня и сразу на рентген увели, никто не ушёл. Потом раздели, уложили на стол, беседу со мной ведут- зубы заговаривают. Вдруг, разом прижали к столу, на лицо набросили марлю и стали поливать сверху эфиром. Отбиваюсь, пытаюсь орать, но с каждым вдохом теряю силы и, наконец, в мозгу:

- Тик- тик- тик...

Очнулся от того, что кто-то громко орал матершинную песню, а лицо огнём горело. Глаза открыл и увидел занесённую надо мной ладонь. Опять лупили по морде- уже который раз за сутки...

Песню пел я, а мед.сёстры, краснея, смеялись. Рука уже на перевязи, как у Щорса, плечо, вроде, на месте. Состояние- пьянее не бывает, эфир, как наркотик, подействовал. Обнимаю врачей, тычась бородой им в глаза, в носы, благодарю. Они мне говорят, что случай был сложный, долго провозились: какой-то тройной вывих у меня оказался.

Ну, понятно, почему тройной: первый раз от удара берёзы, а два других коллега сумел сотворить, дёргая меня за руку в разные стороны.

Через неделю правой рукой я уже мог выполнять любую работу. Такие мастера были эти хирурги, работая за тридевять земель от крупных клиник и не имея первоклассного оборудования.

Лёгкая кавалерия.

Нужно было закончить объект на БАМе в районе Звёздный, Ния. После страшных лесных пожаров в тех местах техника бы не прошла- все профили и лесные дороги завалены горелым лесом. Подумали с Сергеем-моим другом и начальником партии и решили арендовать лошадей, вернуться на 20 лет в прошлое.

Приплыли в деревню на р.Лена, договорились с председателем, а на берегу познакомились с эвенком Николаем- мелким шустрым мужичком лет 30.

Он сразу согласился работать каюром и сказал, что всю тайгу знает вдоль и поперёк, поэтому без проблем коней перегонит с Лены на БАМ- порядка сотни километров. Ну, одного, естественно, его никто не пустит. Привезли рабочего Володю, с которым мы до этого по горам бродили. А я на поезде в пос. Ния приехал, ждал их со всем барахлом и вьючными сёдлами в домике на берегу речушки.

В условленный день они не приехали, назавтра тоже. Волнуюсь, связи с ними нет, что случилось- неизвестно. Наконец, под вечер зафыркали за окном кони. Приехали... Спрашиваю, что случилось, Володя, как всегда, отмолчался, а Колька говорит:

- Заблудились маленько...

И на Вовку с опаской поглядывает. После сезона уже он мне рассказал, что, проблуждав два дня, ночуя у костра, Вовка мрачно сказал ему:

- Ну, вот что, узкоглазый: если завтра меня не выведешь, то я сначала тебя сожру, а потом коней по одному есть буду.

Колька дорогу сразу нашёл, выехали в Нию, но он потом всегда побаивался и избегал рабочего и мне ничего не говорил.

Лошадей распределили сразу. В поводу каждый вёл по одной, а она, бедная, несла на себе кг 100-120 во вьюках. Самую строптивую- молодую Маньку вёл каюр Колька, Вовке достался хитрый и ленивый мерин Гнедко, а мне пришлась по сердцу спокойная низенькая с умными человечьими глазами Якутка. У нас с Колькой проблем было мало, хотя Манька иной раз начинала бунт, но Колька подавлял его железной тунгусьей рукой и палкой.

А вот у Вовки с Гнедко дружбы не получилось. Может, конь чуял, что человек он не совсем добрый был, не знаю. Когда шёл за Вовкой, норовил между делом цапнуть за плечо или наступить ему на ногу. А когда тебе копыто животного весом кг 300 встаёт на сапог, ощущение неприятное. Иногда мы оставляли вещи и верхом уезжали на день поработать. Не было дня, чтобы Вовка не летел на землю со спины мерина, раскорячившись и с криком:

-Ну, гад, я тебя когда-нибудь убью...

Интересно было наблюдать за лошадьми. Например, попадается на дороге лужа, люди проходят по краю её, Гнедко и Манька вброд, а Якутка, брезгливо поднимая копыта, тащится за мной, стараясь не наступить в воду и сталкивая меня своим корпусом в грязь. А то и по бревну через ручей вслед за мной норовит перейти.

Гнедко первое время симулировал. Идём сквозь лес, мелькнула лужайка с зелёной травкой, мерин поравнялся с ней, вдруг тяжело вздохнул- просто охнул, и упал навзничь, задрав копыта и закатив глаза. Я в панике бросился к нему, снимаю вьюки, разнуздываю, и Гнедко встаёт, как ни в чём не бывало, щиплет траву. Так было раза три, пока Колька попросил не вмешиваться. Смотреть на экзекуцию было дико, но помогло с первого раза. После побоев Гнедко, увидев следующую зелёную лужайку, прижимал уши и косился на Кольку- условный рефлекс выработался навсегда.

Однажды, пересекая зелёную, просто изумрудную лужайку, Манька неожиданно провалилась в топь. На поверхности осталась лишь её голова. Мы прозевали и не заметили, что в этом месте бьют родники. Сняли с лошади вьюки, тянем её за узду, подсовываем ваги под неё, но бесполезно. Измученная и вся в грязи Манька, похоже, смирилась со своей участью и решила умирать. Положила голову в грязь, закрыла глаза и лишь тяжело дышала. У меня опустились руки, уже стал посматривать на карабин, чтобы прекратить мучения несчастной лошади одним выстрелом. Но наш каюр, нахмурившись, сделал несколько кругов вокруг Маньки и сказал:

- У нас как-то в деревне машина в грязи завязла, так мы её лошадьми вытянули- верёвку за хвосты привязали.

Обошли предательскую полянку, привязали к хвостам Якутки и Гнедко толстый капроновый шнур, а другой конец за узду Маньки. Колька со всей силы стеганул прутом по крупам коней, ещё раз, ещё... Те, взвизгивая от боли, рванули и потянули за собой Маньку, всю облепленную грязью. Я не верил своим глазам, думал, что или хвосты с корнем оторвутся или Манькина башка. Лошадь стоял на сухом и дрожала, перенервничала. Нашли бочажину и повели её туда отмывать. Она покорно принимала водные процедуры, а мы были рады, что спасли животное от неминуемой гибели, благодаря смекалке каюра Кольки.

Закончив работу, вдвоём с каюром мы поехали верхом отдавать их обратно в колхоз, в котором арендовали лошадей. Я на низкорослой Якутке, Колька на Гнедко, а молодая кобыла Манька в поводу сзади шла. Рабочего отправили с вещами, инструментами поездом до Усть-Кута, а сами рванули старыми профилями.

Стояла жара дикая, духота, остановиться невозможно было, лошади сразу дурели, так как гнус налетал просто облаком, жалил коней и нас до безумия. Так что обедали, не слезая с лошадей. Пару раз лишь коротко остановились, чтобы они попили да траву пощипали. К вечеру выехали к речке Таюра. На той стороне когда-то была таёжная деревня, жители разьехались, но несколько избушек осталось.

Места были ягодные, туда и забросили на лодке заготовителей собирать дары природы. Но было ещё рановато для ягод, так что они занялись рыбалкой. Колька спокойно переехал вброд реку, а моя низенькая Якутка не достала дна копытами и резко поплыла, едва не уронив меня в воду.

Нас встретили радостно, вид был живописный, конечно. У меня за плечом карабин, у Кольки ружьё, на поясах ножи, головы косынками повязаны. Напоили чаем, поставили огромную сковороду с жареными хариусами.

И тут я все приличия забыл. Колька съел пару рыбин и отвалил, а я не могу остановиться и всё. Понимаю, что неудобно, но ем, как котяра- так вкусно. Всю сковородку и умял. Вижу- косятся мужики, оставил их без ужина.

Тут один замечает у меня фотоаппарат- простенький, Смена.

И говорит, что на паспорт надо сфотографироваться, нет времени в город попасть. Я было пытался ему объяснить, что не получится, но Колька мне подмигнул. Кричит- несите простынь. Посадили этого парня на чурку, сзади натянули грязно-белую простынь, Колька его повертел, усадил, как надо, и сфотографировал.Записал данные мужика, пообещав выслать фото сразу же.

Ну, тут нас стали уже угощать по новой, опять пожарили свежую рыбку, которую я поел с чувством заработанной честным трудом. Переночевали мы у них, утром снова жареные хариусы, распрощались и уехали.

Уже дома, зимой, проявляя и печатая фотографии, долго не мог понять, что за тип бородатый сидит на чурке. Потом вспомнил. Жаль, но обманули мы его, не дождался фото на паспорт, зря нас рыбой кормили.

На фото мы с Вовкой и наши верные Якутка, Манька и Гнедко.

Прикреплённые файлы

Великий охотник Улукиткан.

Каюр -эвенк Колька, после того, как мы закончили объект на БАМе и вернули в совхоз на реке Лена лошадей, не захотел со мной расставаться и работал дальше в нашей бригаде рабочим. Я не сдержался и присвоил ему прозвище- Улукиткан (был такой добрый помощник эвенк- охотник и проводник- у Григория Федосеева, известного писателя и геодезиста).

Уже поздней осенью работали мы на севере Иркутской области. Благодаря Улукиткану, бригада редко бывала без свежего мяса- Колька ловил зайцев в петли, стрелял дичь. И очень любил, когда за едой кто-нибудь похвалит его охотничьи способности. Тут же он, как и все правильные охотники, начинал рассказывать о своих прошлых трофеях, наверняка привирая, что абсолютно естественно для всех стреляющих и "рыбачущих"...

Однажды мы ехали на вездеходе по старому геофизическому профилю и заметили впереди какие-то две тёмные точки на снегу. Сначала решили, что охотник с собакой идёт навстречу, но, наведя бинокль, я разглядел двух лосей- далеко, метров за 700 от нас. Они, сцепившись рогами, выясняли, кто сильнее. Была середина октября, возможно, гон затянулся у самцов. Может, и лосиха где-то рядом из-за кустов наблюдала, ждала победителя. Я достал карабин из кабины, укрепил его покрепче и хотел в азарте выстрелить с такого расстояния, но Колька- охотник и потомок охотников, сказал, что можно подкрасться ближе- сохатый во время драки не слышит ничего.

И правда, мне удалось, перебегая от дерева к дереву, а где и переползая, приблизиться к драчунам. Я подкрадывался с карабином в руках, а Улукиткан прихватил мою одностволку, заряженную патроном с пулей. В очередной раз я выглянул из-за дерева и залюбовался сохатыми. Звери стояли друг перед другом, низко опустив рога, сопели, ничего не замечая, а потом вдруг бросались навстречу сопернику. Хлесткий удар рогов, и начиналась борьба, кто кого выдавит. Потом снова расходились для следующего удара. Кусты вокруг них были изломаны и помяты, снег истоптан. Я несколько раз с разного расстояния прикладывал карабин к плечу, но Колька, который следовал за мной, всякий раз шептал, что рано ещё, ближе надо. Очень хотел я сфотографировать их, благо, что фотоаппарат был в сумке на поясе. Но голос предков- кровожадных неандертальцев пересилил.

Когда до зверей осталось метров пятьдесят, Улукиткан вдруг выскочил из-за моей спины, присел на одно колено и прицелился в лося. Звери заметили движение и прекратили борьбу, разом повернув в нашу сторону морды. Я оторопел сначала, а потом, как чёрт из табакерки, прыгнул следом за Колькой, встал в полный рост над эвенком и выстрелил на долю секунды раньше его. От неожиданности и грохота над ухом Улукиткан дёрнул стволом ружья, и его пуля заскакала по снегу. А звери метнулись с профиля в лес и исчезли с глаз долой. Колька с досадой глянул на меня:

- Промахнулся!!! И мне не дал как следует выстрелить, напугал, бахнув возле уха... Испортил такую охоту!

Сконфуженно молчу, недоумевая, как это я смазал с такого расстояния.

Подходим к месту схватки и видим сбоку в кустах смертельно раненого сохатого. Он пытался вскинуться, подняться, но тут в упор прогремели три выстрела, я жал на курок, моментально передёргивая затвор и снова посылая пулю за пулей в зверя.

Улукиткан посмотрел на лося и довольно заявил:

- Всё-таки, я попал.

- Ну, ты трепло, Колька! Сам же мне показывал след от твоей пули на снегу...

- Не-е, я промахнуться не мог. Это ты смазал...

Этим вечером мы устроили пир с шашлыками и прочими таёжными мясными блюдами.

А потом по рации уведомили всех коллег, и к нам потянулись гонцы с других бригад за свежим мясом, а с базы партии специально выслали вертолёт за "гостинцем", попутно выполнив, наконец, нашу заявку.

На фотографии Колька- Улукиткан сидит впереди нас.

Прикреплённые файлы

Бурундук в масле.

Как только устанавливали в тайге палатку, так сразу появлялись во множестве бурундуки. Сперва осторожно, нерешительно выглядывая из-за деревьев, пробегая мимо, проводят разведку и рекогносцировку. Потом те, что посмелее, подбирают оброненные крошки, шурудят в выкопанной помойной яме. Но уже на другой день видишь, как то один, то другой бегут с опухшей мордой- значит, какой-то мешок с крупой или рожками-макарошками прогрызли, набили полные щёки и всё в дом, всё в дом...

Впрочем, мы и сами потворствовали этому грабежу. Было забавно наблюдать за юркими зверушками, которые за горсть рожек готовы были стать ручными, подбираясь всё ближе и ближе, и вот уже хватают еду прямо с рук. Набьёт полный рот, изо рта торчит макаронина, а он её назад заправляет, щёки раздулись, глазки узкие стали, как у китайца, но не уходит. Видит же, что собратья тоже здесь, нервничает: а, вдруг, последнее унесут...

Как-то один из рабочих отрезал кусочек сливочного масла и бросил бурундуку. Тот его мигом за щёку спрятал, морда перекосилась на один бок, будто у него флюс. Бросили ещё кусок. За вторую щёку уложил, стал сразу похож на толстого китайского правителя. Но не убегает, ждёт, наверное, ещё место во рту оставалось.

Вдруг, бурундучок запаниковал, хватается лапками за щёки, озирается, смотрит под ноги...

Масло начало таять, мордочка снова принимает прежние формы, а он, видимо, подумал, что ограбили, вытащили добычу прямо изо рта.

А иначе как объяснить пропажу масла, которое лежало в самом надёжном месте- за щёками.

Распищался, раскричался, но нет поблизости никого- чудеса просто.

В тот вечер мы скормили бурундукам солидный кусок масла. Нам было смешно за их ужимками наблюдать, а им трагедия- кто-то бессовестно грабит нажитое непосильным трудом, но где же вор???

Мордочки полосатых попрошаек лоснились от масла, но надеюсь, что у них не было расстройства желудка.

Ждановский порог.

Отправились мы с контролём в район села Ерёма на Нижней Тунгуске втроём- мой коллега Дима, рабочий Володя и я. Мы собирались на моторной лодке пройти рекой, потом уйти по притоку- речке Большая Ерёма в верховья, пока возможно, а там уже пешком. Нужно было сдавать объект, но в прошлый полевой сезон другой наш коллега что-то накосячил, и не всё стыковалось- то высоты неверные, то координаты фальшивые.

Провожали нас на базе партии долго и с любовью, тосты произносились часто, но в стаканах вместо слабого вина был разведённый спирт. В общем, в вертолёт нас загрузили в том же состоянии, в каком героя фильма "Ирония судьбы" в Ленинград друзья отправили.

Очнулись на каменистом берегу реки, когда второй пилот с бортмехаником выбрасывали наши бездыханные тела, лодку, мотор, бочку бензина и рюкзаки довольно грубо на твёрдый грунт. Они улетели, отматерив нас напоследок, а мы поползли к ближайшему дереву в тенёк. Но отлежаться комары не дали. Ругая кровососов и начальство, которое нас сюда отправило, стали снаряжать лодку. Димка рылся в планшетке, пытаясь найти топографическую карту. Тут сзади раздался голос:

-Здравствуйте, мужики. Геологи?

Перед нами стоял дедок с бичом в одной руке и беломориной в другой, приветственно улыбаясь щербатым ртом. Дима настроен был не очень дружелюбно:

- Кто такой? Документы.

- Какие тебе документы в тайге, опешил дед.

Дима мрачно продолжал изображать из себя важного человека:

- У нас тут карты секретные пропали. Колись: ты спёр?

- Да нахрена мне ваши карты, я и так тут каждую кочку знаю.

- Ну, всё- ты попал, сейчас вызываю КГБ и тебя будут допрашивать уже серьёзные люди. Со шпионами там разговор короткий- сразу к стенке... Саня,включай рацию.

Я, пытаясь понять, каким образом мы свяжемся с чекистами, лезу в рюкзак и натыкаюсь на пакет с картами и аэроснимками. Настроение Димы сразу изменилось:

- Всё, дед, не волнуйся, ты вне подозрения.

-Да идите вы в жопу вместе со своим КГБ.

Дед повернулся и пошёл от нас прочь. В это время раздался страшный рёв. Я схватил карабин, передёрнул затвор:

- Дед, стой, ложись, там медведь!!!

Пастух оглянулся, с брезгливостью и неприязнью окинул нас взглядом:

- Корова это из стада. Телёнка потеряла, вот и блажит уже второй день....

Сварили чай, пытались с дедком подружиться, но тот больше к нам не подошёл, обиделся,что мы его за вора приняли. Так и сказал на прощание:

- Жизнь тут прожил, но ещё никто меня шпионом не обзывал...

Волей неволей пришлось цеплять мотор, грузить лодку и отправляться в плавание. Через несколько километров нас ждал Ждановский порог. До сих пор не пойму, почему мы высадились перед ним, а не после... Весной, в половодье его было не заметно, баржи проходили над ним. А летом вода клокотала, буруны вскипали и торчали камни повсюду. Пристали к берегу, чтобы подумать, каким берегом плыть. Посовещавшись, облюбовали правый и тронулись самым малым ходом. Дима держал рукоятку мотора, Вовка затих на дне лодки, обнимая бочку с бензином, а я распластался на носу, сжимая весло в руках, отталкиваясь от камней. На самом пороге река сорвалась с цепи- нас понесло бешеным потоком. Что-то все орали, я куда-то тыкал веслом, Дима судорожно сжимал ручку газа, пытаясь маневрировать. А Вовка просто умирал от страха, т.к. ему нечем было заняться. Но всё закончилось благополучно, порог кончился, и река приняла нас в свои объятья, покачивая на спокойном плёсе. Перенервничали капитально и решили стать лагерем. Поставили палатку, костёр горит, мы по новой переживаем и обсуждаем этот проход порога. Вдруг, слышим- лодка сверху идёт, потом взревел мотор- раз, другой, крик человека. И тут выплывает моторка левым берегом. У мотора сидит, согнувшись, мужик, кровь на плече, лице. К нам подрулил, помогли выйти, помощь оказали, умыли его. Психует- всю жизнь здесь плавает, а сегодня напоролся на камень, кожух слетел и его маховиком долбануло. Жалуется, а сам на нашу бочку 200-литровую косится- по местным меркам такое богатство. Но, когда мы ему сказали, что прошли правым берегом, он забыл про всё от изумления:

- С ума сошли? Там же никто из местных не плавает, столько мужиков погибло. Все левым берегом ходят в малую воду.

Наверное, нам повезло, потому что мы не знали об этом.А подняться по Большой Ерёме удалось лишь на метров 500, стало так мелко, что не успевали у винта шпонки менять. Оставили рабочего, а сами пошли пешком на несколько дней в маршрут. Карабин и ружьё тоже не взяли, зачем тяжесть таскать, у Димы был револьвер системы Наган.

Вымотались за эти дни дико, возвращаемся уже в сумерках, я шёл чуть впереди. Вдруг слышу Димкин голос срывающийся:

- Саня, стой!!!

Огядываюсь, а он револьвер из кобуры выхватывает и целит то ли в меня то ли где-то рядом. Ну, чисто красный командир из фильма о гражданской войне.

- Медведь!!!

Я оглядываюсь- никого. А он вот-вот шмальнёт и, боюсь, меня подстрелит.

Он от усталости корягу рядом со мной с мордой притаившегося медведя спутал и пытался пристрелить. И не успокоился, пока я эту валежину ногой не пнул.

Потом мы приплыли в деревню Ерёма, откуда нас должен был забрать на другой день вертолёт. Расположились на так называем аэродроме- в пойме реки Ниж.Тунгуска. Там когда-то стоял дом, но в половодье его подняло и затащило в кусты. Мы в нём и расположились. Лучше бы палатку поставили, но поняли это позже.

К этому времени у нас закончилась ДЭТА- средство от комаров. Ночью кровососы полезли со всех щелей. Как мы не кутались, не прятались, маленькие серенькие мерзавцы находили уязвимое место и втыкали свой длинный нос, высасывая кровь и вызывая наши проклятия в их адрес.

Вовка снял марлю с ведра с солёной рыбой, намотал на голову, став похожим на провонявшую рыбой мумию.

Наконец, Димка, не выдержав, произнёс:

- Я слышал, есть одно средство против этих гадов. Нужно высыпать дымный порох из патронов и поджечь его. Комары совершенно не выносят запах порохового дыма.

Распотрошили десяток патронов, соорудив на полу домика приличную кучку пороха, бросили спичку в неё...

Оглушительный взрыв, вспышка. Я с радостью ловлю себя на мысли, что больше не слышу раздражающего назойливого писка комаров.

Не слышу, но ощущаю...

Это была контузия, уши перестали слышать после взрыва, а комарам запах пороха оказался по барабану: "...И дым Отечества нам сладок и приятен..."

До утра мы потеряли крови не меньше, чем если бы побывали на донорском пункте.

Мы с Димой нашли много ошибок и подгонок на объекте- геодезист, который здесь работал до этого, напортачил изрядно. Встал вопрос, кого посылать на исправление. Его решили быстро: моя банда должна была лететь, как можно скорее, снова сюда и выполнить необходимые измерения. Ну, а в целях экономии- пешком, все инструменты, снаряжение, продукты перенося на своих плечах..

В верховьях Большой Ерёмы.

После нашей с Димой прогулки моя бригада очень быстро собралась, я решил взять четырёх рабочих, груза набиралось изрядно- нужны были инструменты для различных геодезических работ- теодолит, нивелир, светодальномер (ещё старый 2СМ-2, работа с которым напоминала пульт в вертолётной кабине- куча тумблеров на трёх, связанных кабелями частях), отражатели, штативы, рейки. Рацию взяли тоже не из лёгких- Гроза, так как до базы было несколько сот километров и портативный Карат не доставал. Ну, и три дополнительных аккумулятора для рации. Плюс палатка- четырёхместка, продукты, одежда и прочее.

В самый последний момент один из рабочих зауросил и отказался лететь- мол, очень тяжело будет. В результате, его груз лёг дополнительно на наши плечи.

Опишу только, как выглядела моя экипировка: за плечами рюкзак килограммов под тридцать, на плече карабин, на другом сумка- планшетка, на груди висел в жестяной коробке светодальномер. Парни тащили на себе ничуть не меньше.

Их было трое- Кока (Никифор Саввович), Паштет (Саня Никитин) и Пан Спортсмен (бывший физрук Толя).

Вылетели на МИ-8, сначала присели в верховьях реки Большая Ерёма, там выкинули резиновую лодку в мешке и кое-какие продукты. Подготовили путь отступления по окончанию работы.

А нас выбросили вертушкой на небольшой болотинке поближе к началу работы, и мы сразу погнали теодолитный ход по старому профилю. Вечером, пройдя с работой километра три, выхожу на связь, а мне сообщают, что этот ход делать не надо, переходите в другое место- километров за 20. На моё возмущение пообещали всё оплатить и просили не очень сердиться. Выключив рацию, мы дали волю чувствам, но делать нечего, взвалили на себя всё и навьюченными ишаками тронулись дальше.

На севере есть такие болота- зелёные, ровненькие, с редкими кочками. А ногой топнешь, и волна до горизонта по болоту красиво так идёт. Воды не видно, только масса травяная колышется, как живая. Вот нам и предстояло через такое болото перебраться- километра 4. Если вокруг, то набиралось под 50 км, да ещё и речушка на пути. Как всегда, понадеялись на русское авось и побрели. Все ребята молодые, полные сил- что нам какое-то болото...

На первых же метрах стало ясно, что идти, как прямоходящий современный человек, нам не удастся. В основном, на четырёх костях, а рюкзак норовил с горбушки съехать на голову и макнуть лицом прямо в болотную жижу. Весьма быстро мы стали похожи на спецназовцев, очень замаскировавшихся. Морды все в зелени, одежда тоже, какие-то водоросли свисали, мокрые и разговаривающие между собой и с болотом исключительно на великом и могучем русском языке, то есть матами... Болото не отвечало, а лишь покачивало нас нежно на своей подушке, прижимало к себе и грозило совсем не отпустить.

Паштет неожиданно нашёл череп сохатого с рогами, пропорциональными, красивыми. Но тяжёлыми... Кричит- донесу, с собой домой увезу, на стену повешу. Прицепил их на рюкзак и пополз, постепенно отставая. Как их носил лось- не знаю, а Паштет просто начал тонуть под тяжестью рогов. Но не бросает, несмотря на наши вежливые, убедительные просьбы, произносимые со зверскими интонациями. В очередной раз, оглянувшись, не увидел его сзади. В страхе рявкнул:

- Паштет, ты где???

Из-за кочки сначала качнулись рога, а под ними блеснул чёрный глаз Сашки. Он обессиленно махнул рукой:

- Идите, догоню... Не могу больше, отдохну...

Пришлось его разгрузить, оставив лишь рога, обьясняя, что вот женишься и будут тебе рога, какие захочешь. Но он хотел от сохатого.

В общем, преодолели мы это болото часов за 5, полив его обильно нашим молодым потом. Вылезли на твёрдый берег в образе Леших, Кикиморы и прочей нечисти болотной. Последним, качаясь, как раненый лось, причапал рогатый Паштет, - уже у нас костёр горел, и чайник закипал. Отдохнули, посидели, встаём, а он снова рога цепляет. Но вот беда, болото-то без деревьев, а по лесу идти с рогами оказалось сложнее, цепляется за ветки и стволы, только стук сзади раздаётся. Ждём его, ждём, потом не выдержав, пригрозили, что медведь увидит рога и съест его вместе с рюкзаком. Наконец, Паштет сбросил их с растроенным лицом и пробормотал:

- Бедные лоси. Как они эти рога всю жизнь-то носят...

- Так же, как и ты. Походят, поносят, а как надоест- скидывают...

Истоптав всю местную тайгу, выполнив работу, двинулись мы к своей лодке. Сначала шли вместе, но, выйдя на прямой старый профиль, по которому до речки оставалось километров десять, я постепенно оторвался от ребят. Они то и дело садились покурить, объясняя мне, что торопиться больше некуда.

Не доходя пары километров до берега, я уткнулся в богатый густой малинник, усыпанный спелыми ягодами. Сбросил рюкзак, карабин и горстями стал есть малину. Потом заметил, что часть кустов ободрана и измята. Пригляделся- недавно тут пировал местный хозяин, видно, я его спугнул. Что-то желание есть ягоду у меня пропало. Быстро дошёл до реки, накачал насосом-лягушкой лодку. Сухари оказались подмоченными и заплесневели, бросил их в реку, и тут же вода закипела от рыбы.

Выстрелил из карабина в воду пару раз, и на поверхность всплыло с десяток оглушённых рыбин разного размера. К приходу мужиков я уже почистил их, распотрошил и воткнул на рожнях вокруг костра.

Парни пришли очень удивлённые:

- Ты уже здесь?

- Конечно, я же вперёд ушёл.

- Блин, а кто был на горе, в малиннике? Мы думали, ты балуешься, рявкаешь, медведя изображаешь... Посмеялись, покричали тебе и пошли дальше...

Мы переглянулись и всё поняли...

Мишка пропустил меня, дав полакомиться ягодами, но ещё три конкурента было чересчур много, и он решил шугануть их со своей плантации...

Пожар в тайге.

Полевой сезон закончился, все специалисты и рабочие разьехались по домам, a я, на свою беду, задержался, ходил, охотился. Пришло сообщение- надо получить координаты, высоты нескольких точек на объекте. А на дворе ноябрь- на севере настоящая зима.

Собрались вчетвером- начальник партии Иван Косенко, два водителя-Толя Карманов (Карман), Миша Орлов (Орёлик) и я. Наша техника была вся в ремонте, обратились к местным пожарникам, выпросили у них ГАЗ-71- крашеный красной краской. Они нас предупредили беречь вездеход- мол, он даже в фильме снимался- "Костёр белой ночи"- про страшный пожар на севере в 70-х годах.

У знакомого охотника по прозвищу Будулай взяли лыжи замечательные- широкие, подбитые по низу камусом. Тот тоже нас предупредил поаккуратнее с ними быть. Мы клятвенно пообещали вернуть всем вещи и технику в целости и сохранности и уехали в тайгу.

Морозы стояли за тридцатник. Ночевали по зимовьям, а водилы ночью по очереди прогревали двигатель, укутав мотор кошмой и брезентом. Как-то остановились на льду ручья метрах за двести от избушки, которая стояла на берегу р.Нижняя Тунгуска. В реке вода солоноватая, так что парни стали заливать во флягу из проруби в ручье, а я, шагнув, буквально, пару метров в сторону, провалился в полынью по грудь.

Рванул к зимовью, прибежал туда уже в ледяном скафандре. Пока пытался расжечь печку, подьехали мужики, всё сделали сами, меня раздели, растёрли. Сварили поесть и легли спать. Спали все, обычно не раздеваясь, но я на этот раз остался лишь в спортивных штанах, остальное сушилось.

Разбудили нас выстрелы и гул пламени за окном. Выскочили, а наш вездеход полыхает ярким пламенем. Мужики были босиком- в носках, я успел накинуть валенки на босую ногу, но по пояс голый. Схватили, что под руку попалось: мне- таз, Иван и Орёл с вёдрами, а Карман ничего лучшего не нашёл, кроме чайника. Снега было много, зачерпывали и швыряли в пламя. Я, вспомнив, что внутри остался чемодан, в котором были журналы наблюдений, аэроснимки с наколами, тетради вычислений- то есть, вся работа партии за сезон, бросился в салон вездехода, прямо в огонь. Карман успел поймать меня за штаны и отбросил в сторону:

- Дурак!!! Жить надоело???

Самое страшное, что нас ждало- взрыв баков- их четыре у ГАЗ-71 (но, к счастью, за день до этого мы залили их полными из бочки. Кто не знает, взрываются скорее неполные баки, вернее пары бензина в них.) и взрыв моего рюкзака, в котором, кроме пушнины- соболей, ондатры, белок, лежали две полные банки с порохом.

В тот вечер мы ничего не вытащили из вездехода, провозились со мной, с ужином, поэтому в салоне осталось всё оружие- пистолет ТТ Ивана, мой карабин, ружьё и мелкашка, всевозможные патроны, которые рвались от жарa, а осколки гильз летали в воздухе, как шрапнель.

Как долго длилась наша борьба, неизвестно, но мы победили, засыпав снегом вездеход. Повсюду дымились какие-то тряпки, красный цвет вездехода исчез, став каким-то ржаво-обугленным. Я сидел на чурке, обхватив голову руками, Иван набросил на меня телогрейку и тоже молчал. Мы с ним осознавали, что работа всей партии- огромного коллектива- псу под хвост.

Тут подходит Орёлик и говорит:

- Саня, ну-ка проверь чемодан, может, обошлось?

Ещё не веря, подбегаю и вижу обгорелый чемодан без верхней крышки. Мишка-молодец, узрел его сквозь пламя, выхватил. Тетради вычислений пострадали, но это- ерунда, главное- журналы и снимки, а вычислить можно снова. Бумаги лежали очень плотно, потому и не удалось огню их охватить.

А Карман с другой стороны выдернул мой рюкзак, который, как и чемодан, лежал сбоку в вездеходе. Одна банка с порохом стала уже жёлтой от огня, но не успела взорваться.

Всё оружие, радиостанция, геодезические инструменты- теодолит, светодальномер, нивелир, рейки, штативы сгорели и оплавились. Ну, и наши личные вещи в рюкзаках тоже приказали долго жить, включая пушнину.

Стали разбираться, в чём же причина пожара. Оказывается, ночью кто-то из водителей прогрел вездеход до 100 градусов, трубы раскалились, на них попал край брезента, а ветерок с реки расжёг эту искру, и огонь постепенно перешёл в салон, там разбушевался, а когда стали рваться патроны в пистолете, карабине, мы и проснулись.

Загрузились мы и поехали на базу. Карман не смог вести машину- у него обгорели руки, так как всякий раз приходилось выбивать снег в огонь из узкого горлышка чайника, обжигаясь о борт кузова вездехода. В селе укутали вездеход брезентом, подогнали к стене пожарной части, поблагодарили их и смылись (позже пришлось долго поить их начальство и задабривать всякими экспедишными дефицитами).

Потом пошли к Будулаю- он жил по соседству с базой. Поставили у порога лыжи (они обгорели точно в соответствии с законом подлости- только загнутые носы к тому времени, когда мы их заметили в огне и выдернули).

Заходим, здороваемся, бутылку спирта на стол, благодарим за лыжи, но он сразу обратил внимание на наши бегающие глазёнки.

- Всё нормально с ними?

- Ну, не совсем...

Он вышел на улицу, оттуда слышим:

- Ну, тво-ою ма-аму...

Быстренько налили ему в стакан и уже в дверях подаём, как тяжелобольному, лекарство.

Будулай маханул, не глядя, закусил:

- Ну, вы же обещали, мужики...

Рассказали ему всю историю, Карман показал свои обожжённые руки, а мы брови, усы и ресницы, ставшие пепельными и укороченными после пожара. Ещё посидели, достали другую бутылку, и он махнул рукой:

- Хрен с ними, лыжами, главное- сами живые остались.

Весной мы ему привезли четыре пары новых широких охотничьих лыж, получили на себя на складе, потом списали.

Прикреплённые файлы

Наследники Павки Корчагина.

Как-то мы вышли на берег таёжного озерка, а на другой стороне увидели зимовье. Нам так надоело жить бездомными, ночуя под открытым небом или в наспех построенных шалашах, что дружно решили устроить привал под крышей.

Обходя озеро, наткнулись на ручей и сходу пересекли его вброд, начерпав полные сапоги воды. У зимовья развели большой костёр, разулись, подвесили сапоги и портянки сушиться, а сами внутри чай пьём, с удовольствием слушая, как комары беснуются снаружи, не в силах к нам проникнуть.

Вдруг окно осветилось заревом, выглянули- горят сапоги. Выскочили, раскидали обувь, но увы- одна пара восстановлению не подлежала. Это были мои сапоги, к несчастью. Босиком по тайге человек уже много лет ходить не может, изнежился.

Сначала загрустили мы, конечно. Потом я нашёл под нарами обрезки резины и калоши резиновые- тоже обрезки от сапог 46 размера. Видно, в зимовье жил охотник- великан. А у меня сорок второй размер обуви.

Пошарив "по сусекам", наткнулся на моток тонкой проволоки- нержавейки. И взялся сапожничать. Пришивал куски резины к калошам, периодически прокалывая нечаянно пальцы. Соорудил себе обувку, и мы тронулись дальше своим маршрутом.

Ноги моментально стали мокрые, а это при долгой ходьбе последнее дело. вдобавок, через пару дней начали нарывать руки в местах проколов- из десяти пальцев восемь стали походить на толстые безобразные сардельки. Спасибо ребятам- основную работу взяли на себя, вплоть до того, что помогали мне одеваться, раздеваться. Бессонные ночи из-за боли в нарывах и постоянно мокрые ноги ослабили мою реакцию. Парни пилили двуручной пилой дерево, а я присел без сил на пенёк. Они крикнули предупреждающе мне, но я успел лишь повернуться в их сторону, как получил удар по лицу вершинкой листвяка. Поднимаюсь- передо мной всё кружится, под глазом синяк расплывается, рвота. Все признаки сотрясения мозга. Короче, не везло в те дни, как деду Щукарю когда-то.

На другой день идём по лесу гуськом- я плёлся позади ребят, изредка сверяя маршрут по компасу и корректируя переднего рабочего. Вдруг слышим человеческие голоса. Сначала решил, что у меня галлюционация, но потом разглядели на бугорке над нами людей. Это были геологи, которые копали шурфы и канавы. Мы подошли к ним, поздоровались, разговорились. Те так жалостливо смотрели на меня, как на убогого. Слова их доносились, как сквозь вату. Позднее мои парни мне рассказали, что геологи их спросили, за что они меня так бесжалостно побили?

Увидев то безобразие, что было на моих ногах, ребята сказали, чтобы я пришёл к ним в лагерь, объяснив мне его местоположение, дадут мне сапоги.

Поздно вечером легли спать под марлевыми пологами, дождя не намечалось. Как и все последние дни мне не спалось из-за жуткой выматывающей боли в пальцах. Ночь стояла светлая- "белая". Под щёку попала сосновая веточка с жёсткими иглами. Взял и проколол иголкой один нарыв, потом другой и так- все пальцы. Выдавливал гной и сукровицу, пока хватало терпения, передохну и по-новой сам себя истязаю. Мазохисты от зависти бы позеленели. Ну, а лучшее обеззараживающее средство в таких случаях, если нет никакого йода под рукой- это урина, то естьобыкновенная моча. К утру мои пальцы стали почти здоровыми, опухоль спала, температура тоже исчезла.

Рабочий Толик мне дал свои сапоги, а ему на время моего отсутствия намотали брезент на ноги (на фотографии хорошо видны эти обмотки и мои пальцы нарастапырку), и я отправился к геологам километров за 6 от нас. Там мне подарили кирзовые сапоги и накидали в рюкзак немного продуктов, качая головой:

- Ну, вы, парни, работаете... Мы думали, что времена Павки Корчагина давно закончились....

Прикреплённые файлы

Столб Дмитрия Шпаро.

В 1980 году перед выездом с мыса Челюскина мы полетели на вертолёте МИ-8 разбросать бочки с бензином и соляркой по маршруту нашего движения вдоль побережья Карского моря. Заодно хотели найти пару брёвен, пригодных в качестве самовытаскивателей для вездеходов. Эти брёвна для вездеходов были настоящими палочками-выручлочками. В болоте или в глубоком снегу бревно подсовывали под морду утонувшего по бензобаки вездехода. Надевали кольца цепей с обеих сторон бревна, а крючья цепляли за уши траков гусеницы. Вездеход наползал на бревно, приподнимался над болотом или снегом и проезжал вперёд, пока бревно не оказывалось сзади. Отцепляли крючья, снимали цепи и переносили бревно снова вперёд. Такие манипуляции продолжались до тех пор, пока вездеход не выезжал на более менее твёрдую поверхность, где мог сам ехать.

За много лет море выбросило на берег различный мусор, в том числе и леса немеряно. К сожалению, в это время года все эти залежи находились ещё под снегом, так что мы взяли с собой на борт и ломы,лопаты.

Садились, выкатывали бочки из вертолёта, стараясь поставить их одну на другую, чтобы летом легче было найти в тундре такую пирамидку-гурии. Правда, когда летом подъезжали, то все бочки лежали как попало: снег расстаял, и пирамиды развалились.

Летали невысоко, на бреющем. Вдруг, пилот что-то крикнул. Прильнув к иллюминатору, заметили внизу вертикально установленное бревно. Жестом показал лётчикaм, что садимся.

Выбегаем из вертушки, оцениваем сразу, что это то, что нам надо.

Пока я удивлялся, что бревно стоит необычно ровно, рабочие приготовили пилу- двуручку, собираясь начать пилить. Вдруг, замечаю какие-то буквы на стволе:

-Стоп, мужики, здесь что-то написано!

Дословно текст не припомню, примерно так:

- экспедиция "Комсомольская Правда" 1973 г.

Скомандовал отбой, рабочие зароптали- такое классное бревно, не надо искать, копать в снегу, но пилить не стали, и мы полетели дальше.

Позже, когда стала легко доступной всякая информация в Интернете и не надо было часами рыться в библиотеке, прочитал, что экспедиция под руководством Дмитрия Шпаро в 1973 году на этом месте, в устье реки Толевая, нашла склад продуктов, заложенный отважным путешественником Эдуардом Толлем в 1900 году.

Они откопали, взяли часть продуктов для исследования, остальные заложили обратно и установили свежий столб над складом.

Прочитав, как ребята долбили мерзлоту, укрепляли столб с памятной надписью, я ощутил радость, что не дал спилить такой памятник.

Может, и сейчас ещё сохранился этот столб Дмитрия Шпаро и Эдуарда Толля..

Братья-ханты.

Чтобы начать полевые работы на сейсмоплощади, нужно было подписать гору согласований в различных организациях и у владельцев родовых угодий- хантов. Этим заниматься приходилось мне. Отработав одно месторождение, в середине зимы мы перебазировались на другое, и я спешно начал объезжать всевозможные фирмы. Слава Богу, новая площадь небольшая, на ней хозяевами угодий были два брата Хоровы. Один-Сергей, лет 45 возрастом, после долгих уговоров и обещаний, подписал, а брата его никак найти не могли . Ему было 65 лет, жил в тайге с женой. А где, конкретно- никто не знал.

Уже работаем, но на душе нехорошо- по закону не имеем права начинать. Обратился к Серёге, тот, поломавшись, запросил за услугу бензин и масло дополнительно и согласился нас сопроводить к брату.

Рано утром я с коллегой Витей Роговым выехали на снегоходе, встретились с Сергеем, и он поехал первым, показывая дорогу. Солнечный морозный денёк, я сижу позади Вити, помечаю на карте маршрут. У ханта новый короткий "Буран" летит, как птица, а мы с Витей тонем время от времени в глубоком снегу, мне приходится соскакивать, раскачивать снегоход, потом снова запрыгивать. Один раз не успел, а Виктор, думая, что я сел, укатил вперёд. Метров 100 я тащился по пояс в снегу, пока Витёк не почувствовал моё отсутствие.

Наконец, километров через 50 подъехали к избушке на берегу озера. Даже собак у деда не было. На шум вышла женщина неопределённого возраста в рваных ватных штанах с незастёгнутой ширинкой, в шали и замызганной телогрейке. Сергей нам говорил, что она моложе его брата на 20 лет, но я особой разницы в возрасте у супругов не заметил. Поздоровались, заходим в зимовье и тут же пробкой вылетели наружу.

Витя сделал озабоченное лицо, сказал, что ему срочно нужно проверить снегоход, а Сергей сразу сказал, что внутрь не пойдёт.

И пришлось мне, глубоко вдохнув в себя воздух, нырнуть в избу. Небольшое зимовье, из мебели столик, пара лавок и железная печка. На полу грудой навалены оленьи шкуры, матрацы, какая-то одежда. Тут же повсюду валяется рыба- свежая, протухшая, кости рыбьи, какие-то объедки. Стол завален грязными чашками-кружками. И вонь, невыносимая вонь от давно немытых тел, от гниющей рыбы, шкур...

Рано или поздно, но дышать-то надо. Сжав зубы, чтобы завтрак не вышел наружу, сказал деду, который сидел в груде этой одежды на полу, что надо подписать договор.

Супруги ответили, что видят не очень хорошо, и я должен прочитать текст. Силой воли и мускулами сдавливая свой протестующий желудок, прочитал скороговоркой содержимое, протянул авторучку деду:

- Подписывайте!

Сам кошусь на дверь, рассчитывая, за какие доли секунды я вылечу на свежий воздух.

Но дед, подумав, попросил жену ещё раз прочитать. Пока искали очки, пока читали, я медленно задыхался. Потом ещё объяснял суть, сколько денег и бензина им полагается и куда всё переведут и привезут.

После этого они очень долго выводили корявыми буквами свои подсписи. Когда я был уже на старте с бумагами в руках, дед удивлённо спросил:

- А чаю с нами попить?

Один взгляд на кружку, которая не мылась со времён приобретения, и я уже на улице ловлю судорожными глотками чистый воздух...

Отъехав километров пять, остановились, достал бутылку водки, которую всегда возил на всякий случай под сиденьем "Бурана". Разлили по кружкам, выпили, но запах прокисшей рыбы, казалось, пропитал меня насквозь. Вымыл руки снегом, растёр лицо, появилось какое-то ощущение свежести. Допили водку, на морозце даже не почувствовали мы её с Витей, а хант Серёга, выпив, вдруг, начал творить чудеса.

Громко заявил, что он каратист с чёрным поясом. Стал прыгать вокруг нас по снегу, кувыркаться в нём, пытаясь вскинуть ногу над головой, выкрикивая азартно:

- Ки-я-а...

Мы с Витей ошарашенно смотрели на его ужимки и попытки сделать сальто. Ладно бы, мальчишка двенадцатилетний такое выделывал, но тут солидный мужик, отец семейства... Весь извалявшийся в снегу, подбежал к нашему cнегоходу", завёл и стал кругами ездить вокруг нас, выкрикивая:

- Давай меняться "Буранами", а? Мой-то новый, а...?

Я стоял с пустой бутылкой в одной руке и двумя кружками в другой, в шоке следя за клоуном, а Витя пытался догнать взбесившегося ханта. Наконец, тот засадил технику в сугробе, и мы с Витей мигом оседлали своего коня.

Проехав ещё немного и устав от его постоянных обгонов, подрезов и попыток таранов, сопровождавшихся криками Брюс Ли, остановились. Я по карте посмотрел, что можно уехать другими профилями, попрощались с Сергеем и рванули от него подальше, облегчённо дыша.

Два придурочных брата-ханта за один день- это было чересчур даже для нас, привычных к их поведению и запахам...

Прикреплённые файлы

После тундры в тайгу.

Отработав два сезона в тундре, попал в тайгу в районе Ниж.Тунгуски. Работу выполнял с двумя рабочими пешком, всё на себе. Необходимое изредка доставляли вертолётом. Дня три с нами походил мой старший товарищ, показал, как ориентироваться в лесу и множество всяких секретов и правил жизни в тайге. Потом его забрали, а мы начали автономное "плавание" в джунглях. И вот, спустя пару недель, вечером мы устроили стоянку. Палатку с собой не носили из-за лишней тяжести, спали под открытым небом, а в непогоду строили шалаши. Короче, совсем дикие люди...

Нарубили лапника, разложили вещи, приготовил радиостанцию для утренней связи, антенну натянули, и решили мы по воду сходить, т.к. место ночёвки было на водоразделе, а ручей внизу, метрах в 300. Взяли пару котелков, винтовку-трёхлинейку, собака моя- колли по кличке Лэсси с нами увязалась. Не доходя до ручья, наткнулись на бочажинку с холодной чистой водой, напились вволю, умылись, набрали воды, сели покурить. Незаметно стемнело. Пошли назад, и тут я понял, что мы забыли затёски ставить на деревьях, чтобы к лагерю выйти. Ни компаса, ни карты я с собой не взял.

Начали рыскать по лесу, искать свой лагерь, но место плоское, равнина, всё одинаковое, да ещё и темно- глаз выколи. Пытались собаку уговорить отвести нас к биваку, но та смотрела удивлённо и лишь хвостом помахивала, не понимая, чего мы бродим ночью в лесу вместо того, чтобы нормально поспать, перед этим накормив её. В конце концов, завалились мы под выворотнем, как последние бомжи, надеясь утром опознаться и найти место своё.

Утро разбудило нас унылым серым дождиком. Он монотонно лил в одном режиме, ясно, что это было надолго. Побродив ещё часа 4 по лесу, залезли в какой-то страшный завал, видно, ураган когда-то прошёл. Желудки уже недвусмысленно бурлили, напоминая о пропущенных ужине, завтраке и обеде. Посовещавшись, решили по первому попавшемуся ручью идти до его устья, а когда выйдем на реку, то по ней вниз по течению двинем. И так- сначала лощинкой, потом ручейком, потом ручьём побольше к вечеру мы вышли на реку Непа. Километрах в 100 внизу по течению стояло село с таким же названием, а в нём база нашей партии.

Снова поспав на берегу до рассвета, благо, лето стояло, ночи короткие были, двинули гуськом дальше. Выходим на огромную площадку- в этом месте местные мужики весной плоты вязали и по реке сплавляли. У нас топора нет, только ножи. Сначала насобирали досок, связали их проволокой, кусками верёвок. На воду спускаем, сначала собаку толкаем, а та ни в какую. Плюнули- мол, беги по берегу. Двое аккуратно залезли на плот, а я, оттолкнув его от берега, запрыгнул третьим. В тот же миг мы очутились в воде. Плот, не выдержав тяжести, затонул.

Вспомнив Робинзона Крузо с его неудачным первым опытом строительства лодки, решили действовать обдуманнее. Насобирали коротких брёвен, связали их проволокой, сверху настелили обломки досок. Не успели плот на воду спустить, а собака уже стояла на нём. Видно, животные лучше нас чувствуют надёжность плавсредства.

Немного проплыв, заметили зимовье на берегу. Пристали к берегу и наперегонки бросились внутрь, а потом на лабаз. Наша добыча составила: грамм 100 подсолнечного масла в бутылке, щепотка соли, пакетик вермишели. И ещё две удочки у стены избушки. Рабочему Толику сказали варить вермишель, а мы с Генкой, накопав червей, взялись рыбачить. Нептун, поняв, какие мы были голодные, пожалел и послал нам рыбу, умудрились даже налима поймать. Тут приходит растроенный Толя и сообщает, что он испортил вермишель. Он, помня, что её надо промывать, почему-то сделал это сразу, а потом залил холодной водой. Получилось такое неэстетичное блюдо- сырой склизкий комок теста. Повздыхав, поделили тесто на кусочки и отварили что-то типа клецек, добавив растительного масла. А рыбу испекли на рожнях- это на севере на таких палочках, воткнутых наискосок у костра, так пекут.

В том же зимовье набрали огромную кипу журналов Огонёк за несколько лет.

И поплыли. Посреди плота стоял чурбачoк, на нём я восседал. По бокам лежали Генка и Толик. Все трое с умным видом читали журналы столетней давности. Собака с кислой мордой следила за медленно проплывающим берегом, река текла очень тихо. Плота нашего хватило километров на 40. Мы вдруг заметили, что сидим почти в воде. Брёвна намокли, отяжелели и погрузились. Когда мы догребли до берега, наш плот был полузатопленным. Поверх плавали недочитанные журналы.

Oстаток пути до базы шли мы пешком по берегу. Я опередил мужиков метров на сто, слышу- кричат возбуждённо. Оглядываюсь и вижу зайца, который замер столбиком между мной и парнями. Передёрнув затвор, дослал патрон в ствол и вскинул винтовку к плечу. К счастью, не успел нажать на курок, заметив, как мои мужики, вдруг, заметались, пригнулись и какими-то странными зигзагами забегали по берегу. А заяц продолжал неподвижно сидеть, пока ему не надоело. Потом прыг-скок и скрылся в кустах. А ребята с вытаращенными глазами неслись ко мне:

- Ты же мог нас подстрелить!!!

Ближе к деревне, попалось богатое зимовье на берегу реки. Да простит нас его хозяин, но наш набег был подобен саранче. Вчетвером за один присест съели мы у него недельный запас продуктов, наверное. Видно, он рыбачил где-то недалеко, т.к. стояла бочка с солёной рыбой, на столе лежали зажаренные уточки, конфеты, хлеб свежий. Представляю, как он был поражён, когда вернулся.

Вот так и рождаются легенды о снежных людях, которых никто не видит, но они приходят, всё съедают и исчезают бесследно...

Прикреплённые файлы

Очень секретный агент спецназа.

Устроился я в Геофизику, привезли на базу сейсмопартии в лес куда-то за Нижневартовск. Пару дней ничего не делал, обживался, новые приборы изучал, книжки читал, какие нашёл. Однажды сижу в вагончике, открывается дверь, и заходит мужчина возрастом лет за 50. Представился- Сергей Сергеевич, 53 года (старше меня был на тот момент на 13 лет), коллега, тоже всю жизнь в геодезии. Руки дрожат, щёки покрыты щетиной трёхдневной, белой, как мох. Глаза красные, видно, что человек с глубокого похмелья. Очень серьёзный- за всё время, что я с ним общался позднее, улыбающимся его почти не видел.

Спрашивает, с надеждой глядя на меня:

- А у тебя выпить ничего нет?

Услышав отрицательный ответ, повесил голову и замолчал.

Посидев ещё молча и вздыхая, Сергеич, наконец, произнёс:

- Вот ты, Саня, наверное, думаешь, что я всю жизнь так по полям мотаюсь, из тайги не выбираясь?

- Ну, не знаю, Сергей Сергеевич, домой, в Москву-то между сезонами вы выезжаете?

- Хочу тебе открыть секрет: кроме этой работы я служу в Российской разведке, и, когда требуется, за мной прилетает вертолёт и вывозит в секретное место. Собирают нашу группу специальных агентов отовсюду и забрасывают в разные страны. А после выполнения задания возвращают обратно на работу .

Сижу и не знаю, что сказать- уж больно трудно поверить, но человек передо мной сидит серьёзный, уважаемый.

А он продолжает:

- В Индию в джунгли забросили нас четверых на самовыживаемость, с боем прорывались.. В Пакистане были, в Афгане. Автоматы, гранаты, рюкзак с припасами. Помнишь Американскую военную операцию "Буря в пустыне"? Там ещё их самолёт- невидимку сбили... Думаешь, кто первый туда попал и приборы секретные снял? Наша группа!!! Операцию назвали "Испаньола".

Тут у меня что-то в мозгах щёлкнуло: вчера только прочитал книжонку с таким названием.

Но продолжаю верить и с восхищением говорю:

- Сергей Сергеевич, да про Ваши подвиги книгу нужно написать!

- Нельзя!!! Можно только после моей смерти, а пока всё засекречено ещё. Государственная тайна, подписку давали.

Потом он мне ещё рассказывал про боевых товарищей, одного из которых зарезал какой- то хулиган на улице, когда разведчик выгуливал свою собаку. И опять в памяти всплыла заметка в газете, которая валялась на базе, про подобный случай.

Посидев ещё, он уточнил, что водки точно нет, и печальный ушёл спать в свой балок.

Вечером приехали молодые ребята- коллеги с работы, и я начал рассказывать про двойную жизнь старого спецназовца Сергеича. Парни засмеялись:

- И тебе про свою секретную работу наплёл? Это у него с перепоя перемыкает в мозгах и всё прочитанное воспринимает, будто с ним когда-то произошло. Потом рассказывает и сам верит.

На фото Сергеич с глубокого бодуна сидит голый по пояс.

Прикреплённые файлы

Сердитый хант Серёга

Выполняла наша партия геофизические работы на одной крупной площади. Очень много хантов было в этих местах хозяевами родовых угодий. В конце концов, все подписали договоры, кроме братьев Кечемовых - их было шесть человек и все с разными характерами. Соберу братьев, объясню условия, спрашиваю:

- Поняли? Подписывайте!

А они мнутся, глаза в пол опустят:

- Да, мы-то согласны, только без Серёги не можем подписать...

Сергей- один из средних братьев, мужик лет 40, отсутствовал. Обращаюсь к Афанасию-старшему:

- Сами подпишите, а брат появится позже.

- Не-е, мы боимся, Серёга приедет, узнает, морды нам бить будет...

Афанасию за 50 лет, восемь детей имеет, но боится младшего брата ужасно. Сергей- единственный, кто побывал в тюрьме- подозрение на убийство. Обнаружили его пьяным, спал на полу в доме родной тёти, которая была зарезана. Ничего не помнит, но клянётся, что не мог убить. Продержали полтора года в тюрьме, сильно били, он и озлобился. Отпустили, когда настоящего убийцу случайно поймали. Один плюс- с тех пор Сергей бросил пить.

Наконец, появился Сергей, разговаривать с ним было невозможно. Оскалится, с ненавистью смотрит:

- Вы, русские, у нас все земли угробили и дальше лезете. Давай миллион, тогда подпишу!

Помотал он мне нервы, а я ему. Наконец, договорились. Подписал он бумаги и исчез на месяц.

Как-то днём прилёг я в балке на койку, отдыхаю. Рация в углу бурчит- бригады между собой переговаривается, я и прикемарил. Вдруг, грубый толчок в бок. Глаза открываю- хант стоит со злющими глазами. Сон? Но сон запаха не имеет, а тут воняло смесью бензина, автола и грязной малицы. Надо мной навис Сергей Кечемов с ружьём в руках:

- Тебя застрелить или зарезать, выбирай!!!

- С чего это вдруг, Серёга?

- Ты мне сказал, деньги переведут, бензин дадут. Где это всё? Обманул?

- Ну-ка, пошли, позвоним в Тюмень, узнаем, в чём дело.

Пришёл я под конвоем в балок, где у нас спутниковый телефон был, набрал Тюмень, связался с Департаментом, объясняю ситуацию. Оттуда отвечают, что в настоящий момент небольшие проблемы, пусть ханты подождут. Сергей стоял за спиной, слушал и, вдруг, неожиданно тонким голоском визгливо заорал:

- Сука! Деньги давай! Приеду- всех убью!

В трубке тишина, потом недоумевающе спрашивают:

- Кто это там у тебя?

- Это я, Серёга!!! А ты кто?

Тот начинает представляться, но Сергей уже выбежал из балка, разъярённый.

Догнал его, затащил к себе в вагончик, чайник поставил и еле успокоил. Расстались уже по-хорошему, даже потом подружились. Но он сказал на прощание, что отомстит.

В конце сезона с профиля, вдруг, исчезают ценные геофизические приборы, кабель порезан ножом. Вариантов нет- Серёга партизанит. Носится на снегоходе по тайге и пакостит. Заявили в милицию поселковую, следствие началось. Вызывают потом нас с тех.руком и сообщают, что оборудование Сергей вернул, а за порчу имущества заплатит штраф, только дело бы не надо заводить, погубим мужика совсем.

Последний раз встретил я его на празднике Серой Вороны, сфотографировались и простились не врагами.

На фото Сергей в центре с народным хантыйским музыкальным инструментом в руке, который сам изготовил.

Прикреплённые файлы

Рецидивист Мишка.

База сейсмопартии стояла на берегу реки Обь километрах в 20 от села Локосово. На краю деревни была расположена колония- зона строгого режима. Постепенно наладились контакты с её руководством, менялись зап.частями, помогали друг другу. В колонии была пекарня, в которой по договору нам выпекали свежий хлеб. Естественно, к концу сезона многие из нас всякими путями раздобыли сувениры зэковские- нарды, шкатулки, шахматы...

Кто-то из геодезистов, приехав в очередной раз за хлебом, подобрал в зоне сиамского кота и привёз на базу. Жили ребята впятером в старом вагончике на санях, и кот прописался у них шестым. Парней одолели мыши- внаглую бегали по балку, грызли продукты. Так что кота все встретили с надеждой- охотник прибыл.

Но котяра, которого назвали Мишкой, к мышам был равнодушен абсолютно. Зачем ему мыши, если есть колбаса. Да ещё, поганец, объест край у палки и за другую принимается. Нет, чтобы до конца одну есть. Ну, а грызуны продолжают начатое. Мало того- его ни за какие коврижки невозможно было выгнать на улицу в снег, чтобы он справил свои дела. Так что скоро балок был загажен засранцем капитально. Спасало ребят то, что все курили в вагоне, и дым как-то заглушал кошачьи ароматы.

Они на весь день уезжали работать в тайгу , и, возвращаясь, находили кошачьи какашки повсюду- на полу, на кроватях, на сумках. Аппетит у Мишки был отменный, ну, соответственно, и гадил помногу.

Поорут, попсихуют, но кот подойдёт, ласково потрётся об ноги, прыгнет на колени и замурлычет громко. Сердца и оттаивают у мужиков. Помоют полы, почистят сумки, постирают постельное бельё- а, пусть живёт!

Терпение закончилось после Нового года.

Всем, у кого есть дети, фирма сделала подарки- пакеты со сладостями. Кто-то отправил посылки, кто-то слопал сам с чаем, но, в основном, ребята припрятали, надеясь, что весной привезут конфеты домой, порадуют детишек гостинцами.

Однажды один из них полез в свою сумку и ахнул: подарки были погрызены мышами. Одновременно другой коллега обнаружил, что его кожаная куртка тоже в дырах. Кто виноват? Конечно, в первую очередь, кот Мишка. И поднялся хай в балке. Грозили всякими карами, придумывали разные способы наказать его.

Один предлагал увезти подальше в лес и выбросить в снегу, другой- просто казнить негодяя.

Вступился за несчастного животного геодезист Витя Рогов:

- Мужики, ну что вы хотите от бедного котейки? Миша всю жизнь провёл за решёткой. Родители? Наверняка, отец- вор, а мать- проститутка. Как с такой наследственностью мог вырасти интеллигентный котик? Мы должны заняться его перевоспитанием, а не выбрасывать в жестокий мир, где он станет ещё более падшим преступником .

Парни пошумели, пошумели, но Миша опять помурлыкал, потёрся о каждого, и снова, как всегда, по вечерам, зашёл спор- с кем спит сегодня Мишка.

Когда закончился полевой сезон, Мишу отвезли снова в зону, отдали зэкам. И пошёл кот на второй срок... Возможно, пожизненный...

Кто украл сало?

Придавили мы нечаянно брёвнышком водителя вездехода Кешу. (см. рассказ "Трусишка Кеша").

Стоял осенний день в тайге с лёгким дождичком. Чтобы не терять время, мы с коллегой Витей решили на площадке у пункта триангуляции подготовить пни под установку теодолита для снятия редукции. Три дерева надо было спилить аккуратно на высоте груди примерно. Пилим двуручкой, сосна падает, и, вдруг, слышим душераздирающий крик Иннокентия. Бежим туда и видим картину: Кеша, согнувшись пополам, стоит рядом с упавшим деревом и громко причитает:

- Убили!!! Вы меня убили!!!

Ощупали его под аккомпанемент истерических воплей, не нашли никаких видимых повреждений. Но Кеша продолжал орать:

- Вызывайте сан.рейс, вертолёт... Помираю!!!

На ближайшей связи сообщили про несчастный случай, выехали на болотину с подходящей посадочной площадкой, вертушка появилась через пару часов, и умирающего Иннокентия увезли.

Когда борт сел в деревне, где была база партии, Кеша ожил, как в известном стишке про зайчика:

- Принесли его домой, оказался он живой...

Бодренько побежал и отказался от госпитализации, а через пару дней улетел рейсовым АН-2 домой.

Короче, закосил наш Иннокентий, подвернулся случай из тайги слинять.

Остались мы втроём: Витя, рабочий Сохатый и я.

За рычаги вездехода сел Виктор, а мы с Сохатым устраивались во время переездов на кабине с топорами, чтобы подрубать мешающие деревья и ветки. В первый же вечер что-то случилось с проводкой: фары не горели, и мы ехали в полной темноте по старому профилю. На счастье, у нас был старенький фонарик- жучок: принцип действия- давишь на гашетку, и фонарик светит от динамо. Руки отсыхают за несколько часов дороги. Промучавшись несколько дней, потребовали на связи нового водителя, и нам пообещали прислать Мишу Орлова, а заодно полушубки, валенки, продукты: зима была не за горами.

Заработались, не выходили пару дней на связь, а когда рацию, наконец, включили, нам сообщили, что Мишку уже два дня назад высадили километров за 15 от нас, надо его забирать- человек один в тайге сидит. Обрадовавшись, мы быстренько собрали палатку и рванули так быстро, как Витя ехать мог, забирать Орла. Приезжаем на опушку леса . Тихо... Покричали Мишу, холодея душой и представляя, что его уже медведь задрал.

Смотрим: зашевелилась какая-то куча, и из шалаша вылез наш долгожданный Орёлик. Подошёл, обнялись, с завистью учуяв свежий запашок алкоголя.

- Вы что так долго не ехали-то? Заждался и пришлось гостинцы пробовать. Ну, не переживайте, вам тоже осталось.

Он соорудил себе богатый шалаш, пол покрыл лапником, а сверху накидал полушубки. И спал в них, как на королевском ложе. А чтобы не скучно было, развёл спирт, закуску соорудил из продуктов, что нам прислали. И кайфовал... Спрашиваем:

- Мишка, а ты что- Тайгу с собой не взял?

- Как не взял? Вон она- в кустах прячется, отлупил маленько- воровать взялась, зараза. Сроду за ней такого не было. Ну, теперь-то точно отучил. Ничего, подуется немного, зато урок ей будет до конца жизни.

- Что она у тебя украла? Спирт, что ли, выпила?

- За спирт бы убил!!! Представляете: расставил всё красиво на пенёчке- в кружке спирт разбавленный, хлеба нарезал, сало кусочками, консерву открыл. В общем, натюрморт, аж душа млеет. Отошёл дров в костёр подкинуть, возвращаюсь- сала нет! Поругал Тайгу для начала, та хвостом виновато виляет. Снова нарезал сало, выпил для аппетита, опять отлучился, гляжу: да что за хрень- снова сала нет! Хлеб на месте, консервы тоже, а сало исчезло. Ну, тут не выдержал, поддал ей, как следует.

- Мишка, да ну, не может быть, чтобы Тайга со стола воровала, не было такого никогда.

- Ну, видно, не сдержалась, соблазн, всё-таки...

Сели мы уже вчетвером, выпили за встречу, закусываем. Сало, действительно, было удивительное: розовое с мясными прослойками с ароматным чесночным запахом.

Хорошенько закусив, переместились к шалашу, беседуем, новости слушаем. Вдруг, Сохатый поднял предупреждающе руку... Смотрим: из-за дерева бочком-бочком выходит коричневая сойка. Прыг-прыг к пеньку, хватает сало- и в лес. Следом за ней ещё несколько птиц. Всё произошло мгновенно и бесшумно. На пеньке не осталось ни одного кусочка сала.

Мишка, остолбенев, смотрел на происходящее, бормоча под нос:

- Нет, ну вот же твари какие хитрые. Я ведь даже их и не заметил. Тайгу ни за что отлупил. Пойду прощения просить...

Он отрезал шмат сала и пошёл к собаке. Та прижалась к земле, с испугом следя за приближающимся хозяином, но не побежала. Мишка обнял Тайгу, подсунул ей сало под нос:

- Ну, прости дурака, ошибся...

Тайга, услышав совсем другие интонации в его голосе, завиляла хвостом, но сало есть, однако, не стала, наверное, запах чеснока ей не понравился. А тушёнку слопала с удовольствием и, похоже, простила Мишку, прибежала к нам, радостно здороваясь со старыми знакомыми.

Сойка- птица размером с сороку, очень любопытная и бесстрашная. Однажды даже умудрилась сесть на ствол мелкашки, когда я в шутку навёл на неё винтовку. Правда, продукты нельзя на минуту оставить без присмотра- если не бурундуки, так уж сойки обязательно стащат всё, что смогут утащить. В Сибири местные жители соек называют чаще кукшами.

Медведь и ондатры.

Пасмурным летним днём шли мы с теодолитным ходом по старому профилю, прорубленному геофизиками в тайге лет 15-20 назад. Перебрели неширокий ручей, обогнули небольшое озеро, которое профиль пересекал посередине. Я мельком обратил внимание, что озеро плотно обжили ондатры- повсюду на кочках были устроены туалеты (ондатра- очень чистоплотный зверёк, справляет свои дела всегда в определённом месте, выбирая для этого маленькие островки, кочки), в траве пробиты хорошие такие тропки. Задавив желание поставить капканы- всё-таки, работа важнее, ушли в гору от озера. Но, пройдя каких-то метров 500-600, неожиданно попали под дождь- нудный, монотонный, прямо, осенний такой каплепад. Как раз остановились на пересечении профилей на полянке. Быстренько установили палатку, печку в ней, разложили спальники, и рабочие взялись за стряпню, обрадовавшись нежданному выходному. Я же схватил с десяток капканов, сунул их в мешок и поспешил обратно к озеру довольный, что удастся, всё же, поохотиться на ондатру.

Выйдя на берег, спугнул небольшую стаю уток и только сейчас вспомнил, что ни ружьё ни карабин не прихватил с собой. Ну, да ладно, бригада рядом, ничего страшного. Увлечённо ставлю капканы, тросиками привязывая их к палкам, воткнутым в ил. Раскатал голенища болотных сапог, так как, хоть озеро и неглубокое было, но дно вязкое, а ноги промочить совсем не хотелось. Неожиданно послышался какой-то посторонний звук сквозь шелест дождя. Я замер, не поднимая головы, но ничего не услышал. Дальше настораживаю капкан. И тут снова: хлюппп....

Резко обернулся и обомлел: на другом берегу, метрах в 70-80, стоял медведь совсем даже не маленький и, поджав переднюю лапу, внимательно смотрел на меня. Видно, он наступил в озеро этой лапой- с неё стекала вода. О чём думал косолапый, разглядывая меня, было неясно. Выражение его морды мне ничего не говорило, но нижняя челюсть почему-то у мишки медленно отвисала- наверное, тоже от удивления. Язык у него вывалился наружу, а маленьких глаз на таком расстоянии я разглядеть не мог, так что не понял, рад он мне или нет. Возможно, и у меня в этот момент вид был не менее идиотский. Так мы простояли в молчании пару минут, глядя друг на друга и ожидая, кто сделает первое движение.

Потом я медленно вытянул из ножен свой огромный нож, а другой рукой зачем-то замахнулся на медведя капканом. Мишка приподнялся на задних лапах, нюхая воздух и как-то подозрительно облизываясь. Я решил прикрикнуть на него, но выдавил лишь свистящим шёпотом:

- Ну, ты! Иди, давай, отсюда!

Опять полный игнор меня косолапым. Тогда я стал пятиться, как рак, не спуская с мишки глаз. Он опустился снова на четыре лапы и с интересом наблюдал за моим отступлением. Первую сотню метров я шёл задом наперёд, не упуская зверя из виду, а он не двигался с места. Потом начался густой лес, и я вприпрыжку понёсся на гору к палатке. Добежал, как хороший спринтер, удивив мужиков, когда ворвался в палатку с кинжалом в руке, размахивая капканом.

- Карабин!!! Где карабин???

Рабочие засуетились:

- Блин, лось! Или олень?

- Какой, нахрен, лось? Медведь меня встретил на озере...

Мы выскочили наружу- лишь листья шуршат под дождём. Наша собака Дамка забилась от гнуса под днище вездехода и не было ей никакого дела до каких-то медведей или охотников на ондатру. Посвистел ей, вылезла, виляя хвостом и, вдруг, насторожилась. Мы и сами услышали хруст веток в кустах. Дамка взревела и бросилась в лес. Метрах в пятидесяти от нас на профиль выскочил тёмным комком давешний мой "приятель", а следом неслась Дамка, истерично лая. Мы заулюлюкали, засвистели, а я шмальнул в воздух из карабина для острастки нежеланному гостю. Дамка скоро вернулась, тяжело дыша, и в награду за свою отвагу получила целую банку тушёнки.

Видно, медведю наскучило одиночество в тайге, встретил меня и решил развлечься, понаблюдать за горе-охотником. Hаверное, ничего плохого он и не замышлял, следя за мной. Но через пару дней, снова попав на озеро, я не нашёл там ни одной пойманной ондатры. Около тех капканов, в которые зверьки попались, было всё перебаломучено, размазанные медвежьи следы на кочках, а от самих капканов и след простыл. Значит, ондатру на халяву слопал, а мои капканы забросил в озеро, хулиган лохматый. Но не было на медведя ни зла ни обиды, а лишь благодарность случаю, что в очередной раз свёл меня с таким прекрасным, могучим и интересным зверем.

Шаман.

Рабочий Вадим получил своё прозвище "Шаман" не просто так. Приснилось ему, что ли, но однажды он объявил, что в прошлой жизни был шаманом и может определить и сообщить каждому желающему, кем тот был до своего нового рождения. И потянулся к нему народ со всей сейсмопартии. Шаман что-то бормотал, поднимая глаза к небу, то есть, к закопчённому потолку балка. Вычерчивал на бумаге каракули, держал за руку испытуемого, вглядываясь ему в глаза. Подопытный выполнял все указания, с благоговением ожидая результата, пока не получал вердикт:

- Сапожник!

- Кузнец!

- Воин!

- Нищий!

Среди жаждущих узнать своё прошлое из знати, к сожалению, не оказалось никого. А все ведь хотели быть королями, принцами, на худой конец, рыцарями.

А Шаман вошёл в роль настолько, что и по ночам уже подвывал. Изготовил какой-то бубен-барабан и с застывшим взглядом постукивал по нему руками, шепча всякую хрень.

На меня его манипуляции не действовали, хотя интерес, всё-таки, был- кем же он меня обзовёт...

Лет ему было под 40, но жена осталась дома молодая, и ревновал он её ужасно. Приходит однажды ему письмо, и Шаман потерял покой. Чтобы позвонить домой, ездили толпой в деревню за 4 км от базы. Однажды загрузились в вахтовку, приезжаем туда. Переговорный пункт представлял собой большую комнату с простым телефоном на столе. Работник почты кричал в трубку название города и номер телефона, и, когда соединяли, приглашал. Остальные стояли тут же и слушали все разговоры. Дошла очередь до Шамана. Кричит:

- Ты почему написала в последнем письме "пока люблю"? Как так "пока"? А потом не будешь любить? Ты кого-то себе нашла?

Жена отвечает со смехом, что запятую между словами не поставила.

Но Шаман не поверил... Он минут 10 продолжал пытать супругу, довёл до рыданий. Наверное, с этих пор женщина ставила проклятые запятые после каждого слова.

Закончился сезон, все разъехались по домам. На следующий год Шамана я не встретил, но его земляки рассказали, что в поезде лохотронщики заманили его игрой, заведомо беспроигрышной. И ведь никто не соблазнился, кроме "видящего насквозь" Вадима. Вытянув из него все деньги, что были в кармане- больше 10 тысяч рублей( начало двухтысячных годов), пообещали, что утешительный приз- цветной телевизор будет ждать его дома.

Приехав через пару дней домой, Шаман начал пытать жену, не приносили ли телевизор? А, может, она отлучалась куда?

Потом в течение нескольких дней доверчивый маг не выходил из дома, поджидая гостей с заветным призом...

На фото Шаман сидит в кепочке

Прикреплённые файлы

Заблудившийся охотник.

Полевой сезон давно закончился, все геодезисты и рабочие разъехались по домам, а меня никак не отпускали- ждали радиограмму из экспедиции: нужно ли доделывать объект или отложим до весны?

Я перебрался с базы партии к местному дружку Сашке Кузакову- Кузе, поселился у него, а вместо кварт.платы за постой готовил ему обеды и ужины, так как сам он- старый холостяк обходился обычно сухомяткой.

Наконец, Кузе надоело смотреть, как я маюсь от безделья, и он предложил:

- Слушай, Саня, бери мою мелкашку, сходи хоть рябчиков постреляй.

Я с воодушевлением стал собираться, закинул в рюкзак топорик, котелок, сгущёнку, тушёнку, хлеба кусок и нетерпеливо ждал рассвета, ночью то и дело просыпаясь и поглядывая на часы.

Утром Кузя взглянул на мои болотные сапоги и хмыкнул:

- Не сезон уж в резиновой обуви ходить, на вот надень мои ичиги.

Натянул я сначала войлочные чулки, а сверху кожаные ичиги. Лёгкая, прямо воздушная обувь, очень удобная, ноги сами летят. Правда, подошва была очень скользкая, и, пока я приноровился, упал раз сто на улице.

Пошёл я от деревни в сторону речки Непа, там бродил по ельникам, не уходя далеко от берега. С утра солнышко светило, рябчики пересвистывались, и я легко завлекал их манком. Неожиданно метрах в стах от меня в кустах мелькнули двa силуэта. Волки! Быстренько передёрнул затвор и вытащил из ножен свой тесак.

Из-за ёлки выглянула чёрная собачья морда, затем ещё одна- серая. Две лайки рассматривали меня, видно, на выстрелы прибежали. Наверное, сбежали от хозяина- так случается всякий раз в начале охотничьего сезона: загуляет сука, течка начинается, и кобелям плевать на охоту, хозяина- все инстинкты глушатся единственным, из-за которого псы головы теряют.

Под внимательными подозрительными взглядами собак я развязал рюкзак, достал замёрзший хлеб, отрубил пару кусков и бросил псам. Те осторожно подошли и в два глотка сожрали подарок. Покосились на меня, подождали немного, развернулись и убежали прочь.

Я проворчал им вслед:

- Ну, вот, даже спасибо не сказали. Хоть бы хвостом повиляли, неблагодарные какие.

Но тут неподалёку раздался дружный лай. Я поспешил туда. Кто хоть раз охотился с собаками в тайге, тот поймёт меня- какой азарт возникает, когда слышишь лай. Бежишь и думаешь: соболь или белка? Сердце готово из груди выпрыгнуть.

На ветке сидела серенькая белка. Щёлкнул её, подобрал и засунул в рюкзак. Собаки проводили взглядом добычу и снова убежали в глубь леса. Через несколько минут опять залаяли. Подстрелил я с ними ещё три белки, а потом собаки исчезли. Похоже, всё-таки, они меня так отблагодарили за хлеб.

Я решил вернуться к реке, но, бегая за собаками, так напетлял по лесу, что потерял направление, куда идти. Вдобавок, тучи спрятали солнышко, снежок пробрасывало.

Увижу просвет за деревьями, побегу туда, а выскакиваю то на какое-то озеро замёрзшее, то на болото, ещё живое под тонким слоем льда и снега. Взмок от суеты и переживаний. Тут ещё заяц выскочил дурной какой-то- уселся столбиком и смотрит на блудня ошалелого. Только прицелился, а он скок за дерево. Бегал за ним по следам, но впустую, заяц совсем меня запутал. Сниму шапку, прислушиваюсь- может, дизель в деревне зашумит, но я уже ушёл километров за 5 от села. Сам себя ругаю: " геодезист липовый- в трёх соснах заблудился, не мог компас с собой прихватить". Но уже становится не смешно- совершенно не знаю, в каком направлении идти. Следы свои пытался распутать, но тут даже Чингачгук бы был не в силах помочь- так я наколобродил по лесу.

Стою, размышляю и, вдруг, слышу голоса. Встрепенулся и бегом в ту сторону. Оказалось, что я топтался кругами совсем недалеко от реки Непы, просто густой ельник меня отпугивал. Выскочил на крутой берег и вижу- четверо пацанов идут по льду, громко разговаривают, руками машут- видно, обсуждают какую-то проблему важную. Я скоренько плюхнулся на валежину и сделал вид, что присел тут на перекур. Ребятишки меня заметили и подошли:

- Дядя, здравствуйте. Охотитесь, да?

- Здравствуйте, ребята. Да, вот решил отдохнуть, присел на минутку. ( А у самого пар валит из-под шапки- так набегался в поисках выхода из лабиринта таёжного)

- А вы почему так далеко от деревни ушли одни без взрослых?

Мальчишки засмеялись:

- Мы и сами не маленькие (на вид им было лет по десять всего).

- Петли на зайцев идём проверять.

- Может, чайку со мной попьёте?

Ребятня начала переглядываться, но я развязал рюкзак и достал банку сгущёнки, сухари ванильные, и маленькие охотники, шмыгая носами, сразу же согласились. Развёл костёр, натаял в котелке снег, заварил чаёк, и мы по очереди из одной кружки пошвыркивали с наслаждением, но мальчишки, в основном, внимание уделяли сгущённому молоку, передавая друг другу банку.

Продолжаю их расспрашивать:

- Как же вас родители одних отпускают и без оружия даже. Тут ведь волков полно. А, вдруг, медведь-шатун выскочит?

- А у нас ножи вон какие с собой: никакой волк не полезет. А медведи спят давно уже в берлоге.

Смотрел на них и невольно сравнивал с городскими жителями, для которых выбраться на пикник- уже подвиг. А эти малыши ходят по тайге, уверенные в своей неуязвимости, всего лишь с ножами на поясе.

Допив чай, спросил разрешения с ними вместе идти петли их проверять. У самого желание охотиться совсем пропало, но оставлять детей одних как-то не хотелось, несмотря на их самостоятельность.

Мы дошли до устья ручейка, впадающего в речку. Там, в мелком березнячке и ивняке на тропинках, что натоптали ушастые, стояли петли. Один заяц лежал, уже задубев на морозе. Пацаны, громко обсуждая добычу, засунули тушку в мешок и снова насторожили петлю.

Домой мы добрались уже в сумерках, всю дорогу мальчишки наперебой рассказывали мне о своих былых трофеях, но очень неохотно отвечали про успехи в школе: видно, охота была у них уже в крови, передалась от отцов-дедов по наследству. Попрощался в деревне с ними сердечно, всё-таки, благодаря им, не пришлось мне ночевать под кустом у костра, но не решился сообщить об этом- засмеют ведь взрослого дядьку, что умудрился заблудиться в местах, которые для них, как дом родной.

Праздник Серой Вороны

Решили мы с коллегами посетить праздник Серой Вороны. Это своеобразные проводы зимы у народов ханты, манси. Отмечается во вторую субботу апреля в разных деревнях. Мы работали не так далеко от национального посёлка Русскинская, туда и отправились, загрузившись в будку Урала.

Ну, про ворону все слышали, только мало кто знает, что ей такой почёт и уважение в тех местах.

Серая птица с черными головой, крыльями и хвостом, воровка и помойщица, хрипло каркающая, знакома многим.

У хантов есть немало примет, связанных с вороной. Сядет первая прилетевшая ворона на низкое дерево, значит весна будет скорой, на высокое - затяжной. Сидит прилетевшая ворона на макушке дерева- жди мощного половодья.

В Русскинской этот праздник проводили с размахом. Повсюду горели костры, висели котлы с варевом. Внутри кипела уха из щуки, варилась оленина. Всё это бесплатно: подходишь, зачерпываешь черпаком бульон, переливаешь его в пластиковый стаканчик и с наслаждением прихлёбываешь на морозе, прогуливаясь и присматривая кусок мяса посочнее. Варёная оленина, щуки, пироги лежали на деревянных больших столах. Тут же желающие могли накромсать себе строганины и, макая в соль-перец, с аппетитом съесть.

Ну, и ярмарка, конечно, со всевозможными сувенирами. Мой знакомый хант Серёга (который однажды хотел меня зарезать, а потом даже подружились) сам изготавливал национальные хантыйские музыкальные инструменты. Пытался продать, но в тот день бизнес у него не пошёл.

Из всех инструментов, что он мне тогда показал, я запомнил лишь турман и арфу. Сам не смогу объяснить их форму, поэтому описание утащил из Интернета.

Хантыйская арфа, она похожа по форме на лодку или птицу. Этот инструмент в виде полого ящика из досок, ему придана форма журавля, лебедя, гуся с длинной шеей и головой, с клювом и глазами. От шеи птицы к её спине протянуты от 9-ти до 12-ти медных струн.

Турман – древнейший музыкальный инструмент, представляет собой узкую костяную или металлическую пластинку, которую музыкант вставляет в рот, придерживая за верёвочку, привязанную к другому концу инструмента, и поддерживает её. Инструмент вибрирует от движения воздуха и издаёт своеобразные звуки, то низкие, товысокие.

И вот такие вещи он делал своими руками.

Я больше всего ждал начала спортивных состязаний, особенно гонок на оленях. Кроме этого были ещё и другие соревнования- борьба, перетягивание каната, метание топора, прыжки через нарты, бег в мешках. Метали тынзян (лассо) на хорей (шест, которым погоняют оленей).

Постепенно множество оленьих упряжек собралось на краю деревни- на замёрзшем озере. Все оленеводы были одеты в красочные новые малицы, женщины тоже выглядели по-праздничному, в цветастых платках, которые они странно надевают, стараясь спрятать своё лицо от посторонних глаз. Проходит мимо, опустив голову, а платок свисает со лба до самого носа.

Распорядитель с мегафоном объявляет порядок проведения гонок. По две упряжки выдвигаются на старт. Необходимо доехать до конца озера, развернуться и примчаться назад. Проигравший выбывает. В конце концов, последняя пара гонщиков разыгрывает приз- снегоход Буран.

Над озером раздавался усиленный мегафоном голос, олени кашляли, стоял гомон- нормальное предстартовое состояние. Но тут вмешалась какая-то собачонка, приехавшая с одним из участником соревнований. Только судья начинает что-то говорить, как она тут же принимается истерично громко лаять, кружась перед ним. Тот пытался пнуть- не попал. Потеряв терпение, заорал:

- Уберите собаку, а то я её сейчас пристрелю!

И наводит на неё свой стартовый пистолет-пугач. Ответом ему был дружный хохот толпы. Так до конца соревнований и продолжалось: судья орёт в матюгальник, а шавка лает на него.

И вот- началось! Сухой щелчок выстрела... Олени рванули...Но не вперёд, а, обезумев от страха, в разные стороны, зацепив другие нарты, перепутавшись. Кто-то опрокинулся, упал. Крики, смех, лай собак ...

Успокоив животных, снова выстроились на старте. Судья поднимает руку с пистолетом: Бах!!!

Вторая серия- и олени бегут, вытаращив глаза, подальше от страшного звука, но не на дистанцию.

Промучавшись ещё с полчаса, судья убрал пистолет и стал делать отмашку флагом. Тогда только и побежали олешки к победе. Но возвращались не все с другого конца озера. Кто-то перевернулся, у кого-то олени наплевали на дурацкие соревнования и понесли хозяина своей дорогой, не обращая внимания на удары хореем.

Это были самые весёлые соревнования, какие мне довелось увидеть в своей жизни. Оленеводы подтрунивали друг над другом и всё без ехидства и злобы.

Прикреплённые файлы

Волшебная мазь

Прихватило мне поясницу зимой- ни согнуться, ни разогнуться, как кол вбили. А ведь день на морозе, да ещё и в наклон за инструментом стоишь. Так что ощущения не очень хорошие, хочется охать и стонать, только осознание, что относишься к пресловутому сильному полу, заставляет терпеть, сжав зубы.

Мой коллега Сергей Сергеевич, узнав про страдания, зашёл вечером в вагончик и принёс тюбик с какой-то волшебной мазью. Сказал, чтобы я разделся и лёг на живот. Натёр меня на ночь, и проспал я, будто на горячей русской печи. Наутро перед выездом Сергеич повторил процедуру.

Стояли крепкие морозцы, одевались мы соответственно- валенки, ватные штаны, футболки, рубашки, свитера, телогрейки. Если на морозе приспичит, то бо-ольшой проблемой было справить нужду- столько вещей надо расстегнуть и снять. Между геодезическими точками порой приходилось переходить пешком по снегу. Естественно, в такой одежде начинаешь потеть при ходьбе.

Пот течёт струйкой по спине, омывает густо натёртую целебной мазью поясницу и скатывается вниз- в ту самую ложбинку. Как бы помягче назвать...в общем, между полужопицами. И тут началось самое весёлое. Когда-то был анекдот про скипидар и задницу... Так результат как раз такой. И ведь не раздеться, хотя так печёт- просто голой попой по сугробам бы метров 100 елозил.

Хватаю в горсть снега и запихиваю себе в штаны сзади. Замираю на пару секунд в наслаждении, а потом глаза снова расширяются, начинаю подпрыгивать от жжения и тянусь за новой порцией снега. На горячем теле, обильно смазанном адской смесью, химические процессы происходят моментально, вода проходит все состояния- твёрдое, жидкое и пAром выходит из валенок.

До конца дня передвигался я странными прыжками, а в обед никак не мог усидеть на одном месте, так пекло в пятой точке. На базе партии вечером после работы побежал сразу в баню и долго полоскал обожжёное место. Вышел из бани, всё ещё морщась, и тут до меня дошло, что не чувствую боль в пояснице. Зашёл к Сергеичу, рассказал. Тот, выслушав, серьёзно ответил:

- А ты как хотел, Саня? Всегда так- малая боль большей болью изгоняется. Вот я тебе сейчас от ожога мазь одну волшебную принесу...

- Опять волшебная???

Прикреплённые файлы

Рыбалка на Наригонде

Наригонда - небольшая речушка, скорее даже ручей, впадающий в реку Нижняя Тунгуска. Мы подъехали к ней поздней осенью на вездеходе и встали лагерем на берегу в ожидании вертолёта, который должен нам был доставить бензин, баки были пустые. Первый день ушёл на постирушку, баньку, потом узнав, что в ближайшие дни борт с горючкой не придёт, начали осваивать местность. Заметили, что в ручье полным полно рыбы- хариус шёл волнами, спускаясь на зиму в реку, Наригонда-то мелкая, должна была промёрзнуть на перекатах до дна. Мы поставили пару сетей, перегородив ручей, и бродили с удочками, но хариус упорно не ловился ни на мушку ни на червя. Удалось несколько рыб подстрелить-оглушить, причём, заметили, что, стреляя в воду под углом из мелкашки или из карабина, эффекта не было. Нужно было обязательно подкрасться и, опустив ствол перпендикулярно к воде, нажать на курок.
Пойма речушки поросла низеньким кустарником, проглядывалась на многие сотни метров, и я решил сходить на охоту с карабином- уж больно хорошо натоптанные звериные тропы были вдоль ручья. Отойдя от палатки метров триста, приблизился к воде и заметил в ней что-то гигантское. Подкрался: между двумя перекатами в глубокой неширокой яме неподвижно стоял огромный налим. Затаив дыхание, стараясь бесшумно наступать на замёрзшую землю, приблизился вплотную к воде, завёл карабин над, по-видимому, спящей рыбой и нажал на спусковой крючок. Раздался оглушительный выстрел, и налим медленно-медленно перевернулся в воде на спину брюхом вверх. Боясь, что он сейчас очнётся и даст дёру, я сунулся в ручей, не достал рыбу сразу, она зависла в метре с лишним от поверхности и уже начинала шевелитъся, очухиваясь. И тогда, не обращая внимания на ледяную воду, нырнул в неё по пояс с головой, зацепил гиганта руками за жабры и вытянул на берег.
К палатке я нёсся лёгкой трусцой, карабин висел на груди наискосок, налим за спиной. Я придерживал его за жабры, огромная башка рыбы выглядывала из-за моего плеча, а хвост волочился по земле.

Ещё издали увидел мужиков, они столпились у палатки, а один залез на кабину вездехода, пытаясь разглядеть, что за добыча у меня в руках. Услышав выстрел, решили, что их ждёт сегодня жаркое из сохатины или, на крайний случай- зайчатина. А тут- налима в тайге подстрелил.
Уху варили в десятилитровом ведре, причём вошла туда лишь порубленная на куски голова налима. Налим, да такой большой- это, конечно, вкусно, но разве сравнить этого "бурята" с благородным хариусом.
А хариус упорно не попадался в сети, хотя мы выше по течению заметили довольно много рыбы. Очередной раз в темноте осветили фонариком сети и опешили: перед ячейками, выстроившись "плечом к плечу" стояло несколько десятков крупных хариусов- они видели сеть, но в неё не лезли, соображали, наверное, чем это пахнет. Подкрались мы тогда с длинными жердями к берегу и, освещая баталию фарами вездехода, стали, буквально гнать рыбу в сеть, подталкивая её под хвосты. Вода кипела от борьбы, но, всё же, сеть постепенно набивалась рыбой. Наконец, мы вытянули сетку на берег и стали освобождать ячеи. Таких больших хариусов я не ловил никогда ни до этого ни после. Самый крупный был шестьдесят один сантиметр от края хвоста до кончика морды. Весов у нас не было, так что вес не определили. Так мы "рыбачили" ещё одну ночь, а на третью вдарил мороз, когда мы спали. Мало того, что сети вмёрзли в лёд, так ещё какие-то коряги принесло последней водой и запутало наши сетки. Освободить их целыми уже не было возможности. Мы их, конечно, вырубили из льда, чтобы не губить понапрасно рыбу, когда лёд растает, но к использованию эти обрывки больше не были годны.
А мы засолили-заморозили несколько ящиков хариуса- здоровенного, вкуснющего, и потом долго ещё до конца полевых работ с наслаждением ели рыбку, благославляя славную речку Наригонду.

когда-то давным давно мы то же ловили хариусов и налимов в речке Хамир (вост. Каз).. вкусная рыба!

спасибо за рассказы!

Рад, что не один я покорён был вкусом хариуса. А какой же он красавец с плавником-парусом, переливающимся на солнце всеми цветами радуги. Грешен, ел его во всех видах, даже живым, ещё трепещущимся в зубах. Что поделаешь- хищник...)))
Спасибо за добрые слова, Виктор, с Рождеством!

Ясновельможный пан доктор.

В разгар полевого сезона разболелся дико коренной зуб. Ни спать ни есть

не мог, измучился до искр в глазах. База нашей сейсмопартии была

расположена километрах в 30 от национального посёлка Русскинские на

севере Ханты-Мансийского округа. И ребята, наконец, убедили меня

съездить в местную больницу. Сел в нашу вахтовку, и скоро мы были у

дверей мед.пункта. Мужики уехали затариться в магазин, пообещав на

обратном пути забрать меня.

Зашёл внутрь, нашёл кабинет стоматолога, постучал в дверь. Долго никто

не открывал, слышалось какое-то шебуршание в комнате, звяканье посуды.

Наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла колоритнейшая личность-

сутулый мужчина лет 45 с пышной наполовину седой шевелюрой и с вежливой

улыбкой на лице. Он нежно спросил меня, обдав свежим запахом водки,

разговаривая так, словно я попал к лекарю лет этак 100 назад:

- Чего изволите, милостивый государь?

Я опешил: в жизни меня так не называли. Но всё же промычал, морщась, в ответ:

- Доктор, зуб болит, мочи нет. Вырвите его, пожалуйста.

- Так-так-так, батенька, садитесь-ка в креслице, сейчас мы его

посмотрим, Ваш зубик... Давайте сначала запишем Ваши данные. Фамилия

Ваша?

- Ма....ский.

- О-о-о, пан пОляк? Какая приятная неожиданность, я тоже пОляк. Анджей

Шиманский, честь имею. Хотя, в паспорте меня записали Андрей, но Вы

ведь, как шляхтич шляхтича, понимаете, пан Ма....ский, что правильно будет

говорить- Анджей, так?

- Вы знаете, я совсем даже не поляк.-пытался я остановить его

непрекращающийся поток речи, но бесполезно. Пан доктор слышал лишь себя.

- Какой прелестный кариес, сейчас мы его полечим, откройте ротик пошире, прошем пана.

Я открыл свой настрадавшийся рот, надеясь на скорое избавление от боли,

но " земляк" вдруг исчез. Из угла комнаты послышалось знакомое

позвякание посуды, бульканье жидкости. Спустя пару минут доктор

вернулся, распространяя свежие ароматы спирта.

Он встал передо мной и мечтательно произнёс:

- Как я счастлив встретить здесь, в этих диких местах, интеллегентного

человека с польской кровью. Знаете, ведь просто не с кем перемолвиться

парой слов даже.

Я сидел, разинув рот и думал, что диалог у нас довольно странный

получается. А пан Шиманский продолжал рассказывать про своих знаменитых

предков и как он волею судьбы очутился на севере. Я ему недвусмысленно

показал пальцем на свой открытый рот.

- Не извольте беспокоиться, пан Ма....ский, сейчас всё сделаем.

И снова убежал, чтобы влить в себя очередную порцию алкоголя.

В общей сложности я провёл у него в кабинете больше двух часов. Уже и

ребята наши заглядывали, поторапливали, но пан доктор всякий раз вежливо

их выставлял из комнаты, объясняя, что у пана Ма....ского сложный случай,

а сам, поворачиваясь ко мне, заговорщически подмигивал хмельным глазом:

- Ничего, подождут. Когда ещё выпадет мне случай с пОляком поговорить...

К концу лечения пан Шиманский с трудом стоял на ногах и, забыв про своё

благородное происхождение, вовсю крыл простым русским матом местных

хантов и своих коллег. Он рассверлил в зубе огромную полость, оставив

лишь такие тонкие стенки, что древний китайский фарфор бы позавидовал.

Потом натолкал туда гору зубного цемента так, что я не смог стиснуть

челюсти. Затем снова стачивал, периодически заливая в себя водку.

Интеллегентность вкупе с "милостивым государём" куда-то исчезла, остался лишь сельский алкаш- опустившийся доктор.

По окончанию экзекуции я с трудом смог промолвить слова благодарности-

так заклинило челюсти- и поспешил уйти из кабинета. Но пан доктор догнал

меня в дверях, обхватил руками, прижался лицом к груди и заплакал.

Сквозь пьяные всхлипы прорывалось:

- Вы заходите почаще, пан Ма....ский. Ведь я тут совсем, совсем один. Погибаю, никому не нужный.

Растерянно пообещал навещать его и уехал на базу. Больше я у него не был ни разу.

А дома после полевого сезона зуб разболелся по новой так, что пришлось, всё же, удалить его.

mda --interesnaja zhizn byla u 4eloveka--ja v detstwe imenno o takoj sudbe me4tal no karty legli na stol sovsem po drugomu

Спасибо. Правда, у такой жизни были и недостатки: оторванность от семьи на несколько месяцев, недостаток "общения" с женским полом.

zhena zh ne ubezhala i detina tebja pohozhi ---zna4it vso ok

Ну, тут уж как повезёт. Кого-то и не дожидаются жёны, а кто-то из полевиков сам находит на севере другую жену. Всё так же, как в городе. Можно каждый день возвращаться домой после работы, медленно обрастая ветвистыми рогами, а можно прожить всю жизнь без измен.
Честно говоря, первая жена не выдержала такой жизни, а со второй живём уж скоро как 30 лет хорошо. Дети, кстати, слава Богу, на меня похожи...

Однажды зимой нужно было определить координаты нескольких точек уже прорубленных и промеренных геофизических профилей в тайге. Все вездеходы и снегоходы были в работе. Но вахтовка на базе автомобиля "Урал" стояла, водитель бездельничал, и я вечером предупредил его, что чутъ свет выезжаем. Он довёз меня докуда возможно, а там я нацепил лыжи, взвалил на плечи рюкзак со всеми принадлежностями прибора GPS, штатив и покатил по просеке. Водитель должен был переехать в другое место, куда я выйду часов через пять, и там ждать меня на дороге. Накатавшись по сугробам, пропотев, как после бани, выполнив задуманное, выезжаю, наконец, на зимник. Тишина... Водила свернулся калачиком на сиденьях и крепко спал. Растолкал его. В нос ударил крепкий свежий запах алкоголя.
- Ну, ни хрена себе!!! Ты как умудрился в тайге нажраться-то так?

Он, сидя покачиваясь, бесмысленно улыбался и бормотал:
- Саня, ты не поверишь: впервые в жизни пил водку под дулом ружья.
- То есть?
- Ты ушёл в лес, я переехал сюда, сижу, курю. вдруг, из-за поворота выруливают два "Бурана". Три мужика с ружьями сидят. Останавливаются возле меня, командуют:
- Выходи из машины! Ты что тут делаешь?
- Начальника жду, он в лес ушёл какие-то измерения делать.
- Выпьешь с нами?
- Не-е, мужики, спасибо, я за рулём.
- Так и мы не пешие. Давай, держи кружку.
- Не буду, накажут же меня.
- Не уважаешь, значит?

-Один вскидывает ружьё и целится мне в лоб, а другой полную кружку водки суёт в руку и банку с тушёнкой открывает на закусь. Третий сидит, ржёт, как конь. Ну, я и выпил, куда деваться. Они тоже себе плеснули, потом ещё одну кружку мне налили.

- Ну, вторую-то кружку ты, явно, без угрозы хлобыстнул?
- Что ты? Отказывался, отбивался, да куда я против ружья...

Вот так можно в глухой тайге, не думая, не гадая, вдруг, напиться вдрызг. Широкой души в России человек!

Жизнь без секса.

Ранней весной мы выехали на вездеходе на левый берег реки Чона. До Якутии-рукой подать, достаточно гору за рекой перевалить.

На том берегу был расположен так называемый пикет. Место, где зимой водители

могут обогреться, перекусить, отдохнуть, а смотритель пикета в это время

проследит за их автомобилями- грузовыми машинами, наливниками, фурами,

лесовозами, которые пробрались по суровому зимнику от Усть-Кута или с

другой стороны, из Мирного. Кроме того, нужно было чистить бульдозерами

занесённый снегом зимник, посыпатъ шлаком обледенелые спуски-подъёмы.

Работы зимой было у этих смотрителей пикетов невпроворот.Летом же

смотритель занимался рыбалкой, охотой, текущим ремонтом домика.

Мы переплыли на резиновой лодке разлившуюся бурную, наполненную весенней

талой водой Чону, вылезли на берег. Нас вышел встретить и

поприветствовать бородатый мужчина лет за 40 в энцефалитном костюме и

болотных сапогах. Познакомились, разговорились за чаем. Всё это время на

плече у него сидел крупный светлый котяра с недовольной мордой, косясь с

неприязнью на крутящихся под ногами нескольких лаек.

Хозяин нам обьяснил:

- Коту пять лет, Мишкой назвали, живёт всё время на пикете- и зиму и

лето, то со мной, то со сменщиками. На землю почти не ступает, ведь для

собак он ассоциируется с соболем, с добычей. Враз задавят.

- Ну, а в туалет-то он куда ходит?

- Так подношу его к крыше балка, прыгает туда, дело сделает, рявкнет, подхожу и снова на плече сидит.

Кот, словно слушая и всё понимая, посмотрел на нас, носом издал какой-то

унылый шипящий звук и зажмурился, будто собираясь разрыдаться.

- Кастрированный?

- Нет, как можно мужика холостить?

- А как же он... это... без кошки-то, ну, в марте терпит? Пять лет без секса- это какая же пытка для кота!

- Ну, как... Мается, воет, орёт. В окошко часами смотрит, наверное,

суженую выглядывает. Как-то водитель проезжий ему кошечку привёз, но не

успели даже обнюхаться. Она за порог шмыгнула, тут её псы и порвали на

сувениры. А однажды летом исчез. Месяц не было. Думал- всё, собаки

задавили где-то, попался им, всё же, на зуб. А тело утащили в лес.

Погоревал-погоревал, решил котёнка как-нибудь привезти. Выхожу утром на

улицу, а он с крыши мне на плечо спрыгнул, я чуть не упал от

неожиданности. Грязный, худющий- кожа да кости. Где его носило? Кругом

тайга, до ближайшего населённого пункта сотни вёрст. И никто ведь его не

сожрал, не убил. Я вот думаю, может, он с соболихой какой слюбился?

Мишка муркнул непонятно- то ли подтвердил сказанное хозяином, то ли пожаловался на свою монашескую жизнь.

Мы поставили на своём берегу палатку и прожили там почти две недели,

ожидая, когда спадёт вода в реке, каждый день наведываясь в гости к

доброму хозяину и приятному собеседнику. Он разрешил нам охотиться на

уток и ловить рыбу, но ни в коем случае не на озере, на берегу которого

расположены были строения. Там безбоязненно плавали стаи различных птиц,

совершенно не опасаясь людей и собак. Там же они выводили из года в год

птенцов. Собаки к нам привыкли и принимали за своих. Лишь один вечно

хмурый и недовольный Мишка всякий раз смотрел на нас с выражением на

морде:

- И ходят, и ходят... Что ходят, чего им тут надо?

Даже когда гладили его или чесали за ушком, кот имел кислую и мрачную

морду. Всё же, несладко это- жить без женской ласки по столько лет. Что

котам, что людям....

Отлично!!!.

Прочитал,очень понравилось.

жду продолжения )) если есть конечно ...

Тонька.

Весь объект, где мы работали в 1989 году, был расположен на правом берегу реки Нижняя Тунгуска, и лишь один пункт триангуляции оказался на другой стороне. Река в том месте была довольно широкая- несколько сот метров. Подъехали мы по зимнику на вездеходе ранней весной, когда было уже довольно тепло, но ледоход не начался, река покрыта льдом- ноздреватом, местами с лужицами на поверхности. Нас ожидал приятный сюрприз- несколько рубленых домов стояло на возвышенности. Оказалась база какой-то геофизической экспедиции, которая устроилась тут довольно комфортно- с баней, столовой. Так как нам не хотелось ставить палатку, то набрались наглости и попросились на постой. Их начальник сначала колебался, сказал, что мест свободных нет, а нас, всё-таки, было пять человек, но потом предложил:
- Если только в избушку, где хоз.рабочий живёт. Только там неудобно может быть- рано встаёт и...
Но мы, не дослушав, быстренько согласились. Начальник хмыкнул, пожал плечами и показал нам эту хижину. Разгрузили вездеход, затащили внутрь спальники, поздоровались второпях с мужичком, не расслышав имени. Это оказался маленький эвенк неопределённого возраста с очень тёмным лицом, с папиросой во рту, одетый в энцефалитный костюм и резиновые сапоги. Оставив бригаду устраиваться, я и мой коллега Володя взяли теодолит, штатив, топор, немного еды и поспешили на берег реки- нужно было срочно перебираться на ту сторону, делать измерения и возвращаться, пока не начало ломать лёд. Пришли, от берега сплошной лёд уже отделяла узкая полоска тёмной воды. Распустили болотники и, ощупывая дно жердями, достигли ледяного одеяла реки. Выползли по очереди, намочившись, так как лёд крошился по краям. В стороне услышали всплеск: из полыньи за нами наблюдала выдра, забавно шевеля длинными усами. Дальше мы с Вовкой шли, простукивая лёд палками, всё больше смелея, а в конце совсем раздухарились и даже не держали дистанцию. На тот берег выбрались мы без проблем и двинули по азимуту к заветному пункту. Местами полянки освободились от снега, теплело каждую минуту всё сильнее. Когда мы достигли сигнала- деревянной пирамиды высотой метров 20, то увидели, что верх её исчез. Мы называли эту часть курятником- огороженная площадка со столиком для установки теодолита, а над ней деревянная веха с цилиндром наверху, чтобы можно было наблюдать на него с других сигналов. Вместо курятника всю площадку занимало огромное гнездо скопы, орла-рыболова. Поднялись по лестнице, пока возможно, а потом я полез сбоку, цепляясь за перекладины, и, изогнувшись, вцепившись одной рукой в бревно, другой стал выдёргивать из гнезда одну за другой довольно толстые ветки, сплошь покрытые белым помётом. Когда освободил люк в полу, то ко мне протиснулся Володя с теодолитом за плечами и помог продолжить разрушение гнезда. Подремонтировали столик и быстренько отнаблюдали опознаки. Перекусили и чуть ли не бегом припустили обратно- солнце жарило, как летом- а вдруг река уже в эти минуты ломает лёд?
По льду мы прошли своим следом смело, хотя под ногами вовсю хлюпала вода. Пока нас не было, рабочие истопили баньку, напарились, приготовили поесть и млели на нарах. Один из них разлёгся совсем голышом- говорит, пусть тело отдыхает. Эвенк заглянул внутрь, увидел обнажённого мужика, хихикнул и уселся снаружи с вечной папиросой в зубах. Мы с Вовкой тоже отвели душу в бане,отмылись, наконец, по-человечески. Переночевав, наутро собираем свои пожитки, укладываемся, грузим вездеход. Пошли попрощаться с начальником, поблагодарить за приют. Спрашивает:
- Неудобств-то с Тонькой не было?
- Какой Тонькой?
- Ну, рабочая по базе- тунгуска, её же Тонька звать.
- Так это что ж- женщина???
- Ну, да. Я же вас пытался предупредить.
- Чччёрт, мы же вели себя, думая, что это мужик- голышом при ней ходили... С виду ни за что не признаешь женщину.

Начальник долго хохотал над нашими растерянными лицами. А мы, идя к вездеходу, наткнулись на Тоньку, невнятно пробормотали что-то, и она, широко улыбнувшись своим щербатым ртом, пожелала нам хорошей дороги.

Саныч

Пришлось мне в разгар полевого сезона проваляться из-за проблем с

позвоночником целый месяц в больнице северного посёлка Октябрьское.

Палата на четверых, контингент время от времени менялся. Где-то через

три недели на свободную койку напротив моей положили мужика лет

шестидесяти. Занесли его в бессознательном состоянии, почему-то не в

реанимацию, а сразу в общую палату. Напичкали уколами, и он начал

приходить в себя. Худющий, жилистый мужчина, обросший бородой, с

длинными наполовину седыми волосами и с чёрными пронзительными глазами. Я

даже слегка вздрогнул, так как его лицо было очень похоже на

изображение Христа на иконах. Когда он окончательно пришёл в себя, то мы

разговорились, познакомились.

- Саныч.- протянул мне свою руку сосед.

- А по имени?

- Зови просто Саныч, это моя кликуха по жизни, и на зоне меня под ней все знают.

Он был глуховат, потому приходилось повышать голос, порой кричать, но

остальных соседей мы не тревожили этим. Третьим в палате был дед,

который всё время трясся после долгого запоя, а четвёртый сокамерник был

неходячим бомжом с ампутированными ногами по колено и кистями рук-

отморозил по пьянке зимой. Мед.сёстры старались его держать постоянно в

отключке, чтобы не орал. После очередной пьянки потерял память, и

решалась его судьба, куда определить.

Я был рад в общении с Санычем отвлечься от постоянной боли, и мы с ним

разговаривали с утра до поздней ночи все три или четыре дня, пока он не

оклемался и не выписали из больницы.

Протёртые кашки и жидкие супчики давно не лезли мне в горло, и Саныч всякий раз вежливо спрашивал:

- Можно, я доем твою порцию?

Из своих шестидесяти с хвостиком лет он половину отсидел по лагерям.

Сначала за кражи, а потом всё чаще от того, что некуда было податься

после отсидки. Шёл и в наглую разбивал витрину магазина, дожидаясь

милицию, чтобы снова получить срок. В зоне стал

столяром-краснодеревщиком, открылся талант у Саныча такой.

- Знаешь, сколько раз я пытался начать новую жизнь? Познакомлюсь с

женщиной, вроде, всё складывается хорошо, а она мои наколки увидит,

узнает, что зэк бывший, и, как прокажённого, из дома гонит. А я ведь всё

умею делать по хозяйству...

- А здесь-то ты как оказался?

- Последнее время жил я у попа Тобольского, двери ему в храме новые

сделал, много чего отремонтировал. А как-то раз выпил лишка, он меня и

выгнал и даже за работу не заплатил. Сел я на пароход и поплыл сначала

по Иртышу, а потом по Оби в Октябрьское, думал, здесь найду какую

работу. А когда сходил на берег, стало плохо, голодный был. Женщина

подошла, спросила, что со мной? Говорю- давление. Она мне сразу пару

таблеток в рот затолкала, я и отключился. У меня же пониженное давление,

а она мне ещё и для понижения дала, не разобравшись.

На второй день Саныч, стесняясь, спросил меня, не буду ли я смеяться, если он мне стихи свои почитает?

Я удивился, но сказал, что готов послушать. А потом уже сам просил его

ещё что-нибудь прочитать. И он, изредка заглядывая в свою потрёпанную

общую тетрадку, читал свои стихи- о Родине, о продажных политиках, о

природе, просто о жизни. Ну, естественно, и про жизнь за решёткой. Но

какие это были мощные стихи!!! Многие из них в стиле Игоря Талькова,

брали за душу своей откровенностью.

- Саныч, ты не пробовал свои стихи отдать в редакцию?

- Так они адрес требуют, а я же бездомный.

В последнюю ночь перед расставанием мы долго не спали, переговаривались.

Я ему рассказал, что в перерывах между полевыми сезонами строю дом, и

он задумался. А потом подсел ко мне на кровать и, глядя на меня своими

глазами мученика, прошептал:

- Саня, возьми меня с собой, а? Мне много места не надо, а я тебе дом

помогу достроить. Мне и денег не надо, накормишь разок в день и

достаточно.

- Саныч, дорогой ты мой. Ну, куда я тебя возьму? Я сам не знаю, что со

мной дальше будет- может, инвалидом останусь неходячим, тогда уже не до

постройки будет.

- Значит, опять бомжевать, а на зиму в тюрьму...

Он опустил печально голову, а мне было так жаль этого талантливого, но несчастного человека.

Утром сердобольные нянечки натолкали в пакет для него какой-то еды,

Саныч долго мялся у порога, уже несколько раз попрощавшись и пожелав

всем здоровья, но никак не решаясь выйти в коридор. Снаружи его снова

ждала жизнь с равнодушными к чужим проблемам людьми. Он обнял меня в

последний раз, неловко ткнувшись бородой в лицо:

- Прощай, Саня, вспоминай иногда Саныча...

Саныч, наверное, тебя уже нет в живых, прошло пятнадцать лет с тех пор.

Я часто вспоминаю те наши с тобой поэтические ночные посиделки. Но ведь

говорят, что, пока человека вспоминают, он не умер. Живи, Саныч!!!

Километрах в двадцати от села Непа, что стоит на левом берегу реки Нижняя Тунгуска, находилась деляна, где заготавливали дрова на зиму для больницы, сельсовета, школы и прочих учреждений. В этом же селе была и база нашей геодезической партии. Моя бригада собиралась весной выезжать в тайгу на работу, и пока рабочие загружали имущество в вездеход, я прощался с коллегами, в кружках булькала огненная вода, произносились тосты.
Неожиданно на территории базы появился какой-то бородатый тип лет сорока. Несмело приблизился к нам, с завистью косясь на бутылку с водкой- явно, гражданин был с тяжёлого похмелья. Рядом с ним бежала небольшая чёрная беспородная собачонка. Мужик громко материл собаку и то и дело норовил пнуть её. Псина, поджав хвост, отбегала в сторону, а потом снова жалась к жестокому хозяину.
- Мужики, здравствуйте. А кто у вас начальник?
- Мы все тут начальники!- гаркнул в ответ мой коллега.
- Да я слышал, что вы в тайгу собираетесь. Мимо деляны леспромхозовской не будете проезжать?
- Ну да, рядом проедем.
- А меня не захватите с собой? Я тут продуктами затарился, пешком на себе не унесу, а в леспромхозе сейчас техники нет.
- Ну, давай по-быстрому загружайся, подкинем тебя на деляну. Как звать-то тебя?
- Лёха.
- А волкодава твоего? Что ж ты с собакой так обходишься?
- Ведьма её зовут. Только беспонтовая она- ни охотиться, ни охранять. Наверное, сожру её когда-нибудь- ощерился он.
Мы переглянулись. Наверное, каждый подумал: "вот придурок!"

Мужик потрусил под горку в деревню, а через полчаса притарахтел мотороллер "Муравей", привезли его и какие-то мешки. Я залез в кабину, а моя банда и Лёха с Ведьмой уселись сверху на вездеход.
По раскисшему зимнику мы с трудом доползли до деляны. Там стояла избушка, а на площадках, свободных от леса, сложены поленицы дров.
Лёха спрыгнул с вездехода и всплеснул руками:
- Вот гад! Что натворил-то! Все дрова раскидал и в избушке напакостил!
- Да-а, брат, работы тебе тут немеряно...

В избе было всё перевёрнуто верх дном: матрас порван, посуда разбросана, печка железная валялась на полу, дверь перекошена. Похозяйничал хорошо медведь, пока Лёхи не было.
- Мужики, оставьте мне ружьё какое-нибудь, а?- взмолился Лёха.
Но кто же отдаст своё оружие незнакомому человеку, который, к тому же, нам был совсем даже несимпатичен.
Попрощались и уехали работать, оставив Лёху и Ведьму одних.

Прошло месяца два, нам по какой-то причине пришлось выехать на базу. Неожиданно у магазина встретили пьяного Лёху. Рядом с ним была и его Ведьма.
- Что, не сожрал свою собаку?
- Да вы что? Как можно? Она же мне жизнь спасла, Ведьмочка мой любимая...
Лёха обнял собачонку, прижал к себе и стал ласкать, гладить её. Ведьма от радости закрывала глаза, прижимала уши, облизывала руки хозяина, и, если у морды и бывает выражение счастья, то как раз у Ведьмы так всё и выглядело.

-Рассказывай, Лёха!
- Ну, вы уехали, я навёл порядок в избушке, собрал, как мог, поленицы снова, а ночью пришёл медведь. Ведьма в доме под нары забилась, а я в таз стучал, но медведю всё было пофиг: раскидал поленицы, в окно заглядывал. Ужаса я натерпелся!!! И так каждую ночь. Днём он отоспится, а ночью в гости приходит. Пытался я ему Ведьму скормить, думал- отстанет, а она так визжала и отбивалась, что не смог вытолкать на улицу.
Через неделю решил я в деревню идти- пусть хоть ракетницу выдадут. Рано утречком двинулся я в путь, думал- косолапый где-нибудь отсыпается.
Хрен там! И часа не был в пути, как навстречу мне выходит здоровенный меведище- тот самый, что хулиганил и в окно заглядывал. Я встал, как вкопанный, Ведьма исчезла куда-то. Я ведь- подлец такой- бил её всё время и не кормил совсем. Стою я, значит, а медведь ко мне, неспеша, бредёт. Понимает, что никуда не денусь. Снял я энцефалитку, взял её в одну руку, а в другой нож сжал. Думаю, когда подойдёт вплотную, брошу ему в морду куртку и сразу же ножом ударю. Но, чем ближе медведь подходил, тем страшнее становилось. И тогда заорал я, заблажил дурнинушкой:
- Ведьмочка!!! Любимая моя!!! На помощь, Ведьмочка!!!
И, верите, выскочила из леса моя собачка и давай вокруг медведя прыгать и лаять так звонко, что у меня уши заболели. А медведю-то ещё неприятнее. Хотел он её лапой зацепить, так она крутится вокруг него, ускользает. Стою я, не жив, не мёртв. Вот, думаю, сейчас Ведьму убьёт, а потом и за меня возьмётся. А медведь ярился-ярился, да и побежал от Ведьмы- отступил с позором, значит. Вернулась ко мне моя ненаглядная, дышит тяжело. И обнял я её, заплакал, говорю ей:
- Ведьмочка, простишь ли ты меня когда за те побои?
Вот ведь собака, а душа у неё- не всякий человек такую имеет. Могла бы сбежать, бросить меня, припомнив все обиды, а она жизни не пожалела, бросилась защищать.Это ж какое сердце храброе и незлопамятное в таком маленьком тельце бьётся! Я её теперь кормлю всегда. Себе бутылку не куплю, лишь бы Ведьмочка сытая была.

Картавый техрук

Устроился в нашу сейсмопартию на один полевой сезон техническим руководителем Сергей- высокий мужчина лет 40-45, очки на интеллегентном лице, картавость. В общем, он отличался довольно сильно от нашего дружного мужского коллектива, тем более, что требовал всё делать по инструкции, а в случае обнаружения отступления от неё, заявлял:
- Это некорректно ( у него звучало "некогхетно")
Однажды я уехал на вездеходе с контролем по прорубленным геофизическим профилям, возвращаюсь на базу после обеда, подъезжаем уже к командирскому балку, как вдруг оживает рация. Вызывают меня буровики наши:
- Саня, не можем найти пары пикетов, где нам бурить. Что делать?
- Ну, шагами от предыдущего пикета отсчитайте пятьдесят метров- будет ваш пикет, а потом от него ещё пятьдесят и делайте свои дырки.
- Ага, понятно, сделаем.

И тут слышу на связи голос техрука:
- Александгх А-ич, это некогхетно. Вы поощгхяете бгхак. Немедленно зайдите в командигхский вагончик.
Смотрю с недоумением на водителя:
- Он же в Сургут на два дня уехал. Вот, блин, придётся ехать чёрт знает куда на профиль, рулеткой отмерять полста метров. Разворачивайся, а я зайду в балок к техруку, будь он неладен.
Открываю дверь, а мне навстречу дружный хохот ребят. Там сидели наши механики и, подделав голос техрука, мастерски разыграли меня.

Ближе к весне местный хант испортил ценное оборудование на профилях, взялся партизанить против геофизиков. Я с техруком отправился в посёлок в милицию подавать заявление, а заодно мы решили этот день посвятить местному краеведческому музею. С нами в вахтовку село ещё несколько ребят с целью после культурного мероприятия затариться в магазине чем-нибудь вкусненьким, типа конфет, колбасы и водки.
Они ушли раньше в музей, пока мы писали заяву и объясняли суть преступления местным ментам. Захожу я после общения с милицией в музей, а Сергей на крыльце замешкался, на всякие строения во дворе загляделся. Смотритель -дама лет 30, мило улыбаясь, сказала:
- С Вас 10 рублей за вход.
-Так дёшево? А если я с мальчиком?
- Дети у нас могут бесплатно посещать.
- Как здOрово! А вот и мальчик.

Протирая запотевшие очки, Сергей близоруко щурился и неловко улыбался, не понимая, почему женщина так удивлённо смотрит на него.
- Какой же это мальчик? В нём роста под два метра будет.
- Он у нас морковку любит, потому и растёт быстро, акселерат -ответил я ей, как можно серьёзнее.
Женщина, видно, юмор плохо понимала и продолжала спорить:
- Вы шутите? Он же старый!
Тут Серёга обиделся и выдал ей всю правду:
- Не такой уж я и стагхый, чуть за согхок мне всего.
- Эх, Сергей, Сергей, не захотел мальчиком быть- плати червонец!
Пока мы рассматривали чучела зверей, он то и дело подходил ко мне и шёпотом отчитывал:
- Ну, как ты мог, Александгх А-ич, так некогхетно поступить?

Это его "некогхетно" ещё не один последующий полевой сезон было любимым словом в нашей сейсмопартии, хотя Сергей уже давно работал в другом коллективе.

Портсигар.
Поздней осенью, вернее, уже ранней зимой, наконец, завершили мы работу на своём объекте. Все бригады давно выехали домой, вылетели на "Большую землю" самолётами. Лишь моя банда радовалась, находясь в тайге, что кончилось время дикое, можно будет сбрить свои бороды, скинуть латаные-перелатаные энцефалитки и сапоги- валенки и одеться в цивильную одежду. Но для этого нам предстояло проехать до базы партии километров сто пятьдесят по старым геофизическим профилям, уже хорошо так засыпанным снегом. Решили ехать рано утречком, а с вечера устроили прощальную пирушку. Для этого мы заранее нагнали бражку в десятилитровой алюминиевой канистре, которая к концу брожения из плоской превратилась в почти круглую- так её распёрло, пока бражка бродила. А бражка у нас была знатная- не просто сахар, дрожжи и вода, а поставлена она была на карамельках- настоящий букет. Там были и Дубок, и Вишня, и Клубника со сливками, Апельсиновые и Лимонные. Мы их просто накидали внутрь, залили водой и добавили дрожжей. Конфеты растворились, а фантики всплыли наверх, где мы их и выловили аккуратно. В общем, получилась не бражка, а вино с пузырьками газа- почти шампанское таёжного рoзлива. Вкусно-ое, страсть. И хмельное. В палатке уютно потрескивала печка, на импровизированном столе стояла и лежала незатейливая закуска, а мы чокались кружками и радостно поздравляли друг друга с окончанием полевых работ. Когда градус в крови вырос, захотелось чего-то совершить. У рабочего Толика по кличке Физрук был сделан оригинальный портсигар. Он сам его изготовил из консервной банки и дерева. Обработал красиво, что-то типа гравировки выполнил, какие-то рисунки нанёс. И поспорил я с Толей- бывшим учителем физкультуры, что прострелю его портсигар из карабина за 200 метров. Ставкой была бутылка хорошего сухого вина по приезду домой. Остальные ребята сначала отговаривали Толяна, уж больно красив был портсигар, а карабин мой бил замечательно. Наконец, мы ударили по рукам, Толя даже дал мне фору, разрешив потратить всю обойму, так как на улице уже начало смеркаться. Кто-то из мужиков унёс портсигар по профилю за двести метров (а кто знает- может, больше или меньше двухсот) от палатки, закрепил на палке, воткнутой в снег. Вернулся к нам и с интересом стал ждать результата стрельбы.
Я укрепил карабин на каком-то ящике. Целюсь и не вижу ни черта, темнеет. Решили поставить зажённую свечку сверху портсигара. Вот по ней я и начал палить. Выпустил добросовестно все пять пуль по цели. Свечка свалилась после второго выстрела, и ребята закричали дружно:
- Ну, Толян, с тебя пузырь!!!
Отстрелявшись, я снисходительно произнёс:
- Ты уж извини, Толик, но твоему портсигару хана пришла.
Толя растроенно вздохнул и отправился к мишени. Назад он бежал вприпрыжку, и мне это показалось странным.
- Ни хрена ты не попал. Цел мой портсигар, а с тебя бутылка.

Прикончив бражку, переночевали, погрузили палатку и вещи и отправились в путь. Я сижу в кабине с водителем- моим бессменным Мишей Орловым, карабин сбоку лежит, а парни наверху расположились- на кабине и тенте вездехода. Вдруг раздались удары кулаком по крыше- явный сигнал, что заметили зверя. Распахиваю дверцу, одновременно подхватывая карабин, и вижу, что метрах в 50 от нас на профиль медленно выходят дикие олени- штук пять-шесть. На нас совершенно не реагируют и бредут себе тихонько. Передёргиваю затвор, прикладываю карабин к плечу, нажимаю на курок. Щелк.. Осечка? Снова затвор назад-вперёд. Щёлк... Отвожу затвор, заглядываю и вижу, что внутри нет патронов. После вчерашнего пари я позабыл зарядить карабин, а остальные патроны лежали в чемодане в кузове вездехода. Поворачиваю голову и натыкаюсь на изумлённый взгляд Мишки.
- Да как же ты мог забыть про патроны? Сейчас бы свеженинку на базу привезли. Эх....

Мишка от обиды даже перестал со мной разговаривать... часа на полтора. Лишь изредка бурчал, вроде бы тихо, но я-то слышал:
- Спорщики хреновы, патроны по банкам растреляли, а олени по головам теперь ходят. Детский сад...
Я в ответ тяжело вздыхал, понимая, что лишил Мишку удовольствия поесть свежего мясца в конце сезона.

А когда вернулись домой, ко мне в гости пришёл Толя-Физрук. Мы с ним поболтали о том о сём, а потом он стал так ненавязчиво крутить в руках свой непростреленный портсигар. Я засмеялся.
- Да не забыл я, не забыл. Стоит в холодильнике, тебя дожидается бутылка Саперави.

Мы с ним её выпили, естественно, но когда на этом заканчивалось?... Пошли в гараж к ребятам, к нам присоединялось всё больше коллег, откуда-то появлялисъ всевозможные бутылки, и организовался стихийный праздник полевиков, посвящённый портсигару. Кстати, потом Толя так и не вспомнил, кому он его, всё-таки, подарил на той гулянке.

Повариха без вымени.

Перевалочная база нашей экспедиции была расположена на окраине города Усть-Кут в посёлке, который фактически принадлежал Северной геологической экспедиции. А мы занимали небольшой барак и пару складов в огромном хозяйственном дворе, где и грузили продуктами, оборудованием, бочками с бензином машины, отправляющиеся на север по автозимнику Усть-Кут-Мирный. С питьевой водой в городе всегда была напряжёнка, скважин совсем немного, поэтому перед всеми жилыми домами в посёлке и в городе стояли бочки, баки, а специальные машины-водовозки заливали в них в определённые дни воду. У нас же не было никакой договорённости насчёт этих услуг, а организмы-то без влаги не могли существовать. И мы по ночам выходили грабить соседей-геологов. Глубокой ночью десяток мужиков, сжимая в руках вёдра,кастрюли и чайники, короткими перебежками передвигались вдоль заборов по пустынным улицам спящего посёлка, осторожно сдвигая крышки на бочках и заглядывая вовнутрь. Если там оказывалась вода, то быстренько черпали её и уносили ноги под яростный лай всех окрестных собак. Но вода быстро заканчивалась- ведь и умывались, и готовили пищу, а потому мы снова ждали полуночи и крались во тьме, как тати, изредка позвякивая вёдрами.
Потом надоела такая жизнь и, особенно, однообразная пища, и мы стали ходить в столовую к геологам. Меню там было более менее богатым- супчики, котлетки, компоты. А водителю вездехода Володе Дроздову- крупному сорокалетнему мужику по кличке Дрозд- очень приглянулось варёное коровье вымя. Ну, и по цене оно стоило буквально копейки. Так Дрозд брал его и на обед и на ужин. Кроме него и не припомню, чтобы кто-то ещё ел это блюдо. Мужиком Дрозд был хорошим, особенно, если трезвый, но громкоголосый (или, как ещё говорили-громкодырый) и грубиян жуткий. Правда, мы-то попривыкли и не реагировали на его речь, зная, что в работе он просто зверь и надёжный товарищ.
И вот, приходим мы как-то в столовку, набираем себе на подносы первое, второе и компот, а Дрозд замешкался. Стоит, через стекло внимательно разглядывает тарелки с едой. А потом громко рявкнул, обращаясь к поварихе:
-Эй, сестра! А что, вымени-то у тебя нет, что ли?

Люди в очереди и в зале за столами дружно обернулись и посмотрели сначала на Дрозда, а потом на повариху, и все глядели почему-то конкретно на её грудь. Рослая женщина, как на грех, обладала, ну, просто шикарнейшим необъятным бюстом, услышав слова Дрозда, и заметив, что все взгляды прикованы к её декольте, густо-густо покраснела, а потом сказала тихонько ему:
- Ну, ты и дурак!!!
- А чего? Я же вымя хочу. Всегда было, а сегодня нет.
- Завтра сварю лично для тебя, только один ты его и лопаешь.

Потом, как только мы входили дружной толпой в столовую, повариха выглядывала Дрозда и, усмехаясь, кричала ему:
- Эй, ты- любитель вымени, сегодня оно снова есть в меню...

Несколько бригад весной жили в огромном бараке в посёлке Хатанга, что на Таймыре, в ожидании вылета вертолётами в тундру. Паковались, укладывали продукты и вещи, но, в основном, бездельничали- кто резался в карты, кто пил горькую. Питались однообразно- каши с тушёнкой чередовались с макаронами, запивалосъ вечным чаем. И так нам это приелось, что в горло уж не лезла эта еда. В центре посёлка была расположена столовая, и однажды мы- трое молодых специалистов- отправились туда, решив порадовать желудки местными деликатесами. Взяли по какому-то супчику, салаты, котлеты из оленины, компот. Заставили полностью столик этой красотой и начали пировать. Не успели доесть салатики, как открывается дверь столовой, и в клубах морозного пара (хоть и весна была по календарю, но температура выше нуля пока не поднималась) вваливается компания оленеводов- человек 7-8. Все в малицах, грязные и запашистые. А с ними несколько довольно крупных собак. Поварихи, посудомойки раскричались на аборигенов, но те в ответ лишь радостно улыбались и зачарованно смотрели на выставленные образцы блюд. Тоже, похоже, поход в столовку для них был как в шикарный ресторан. Видно, наличные деньги оказались не у всех, так лишь трое или четверо купили себе что-то на обед и уселись, не раздеваясь, за стол. Остальные стояли сзади едоков и время от времени тянули руки через их головы, грязными пальцами выхватывая какую-то пищу. Собаки пристально следили за этим процессом, судорожно сглатывая голодную слюну, которая, всё равно, непроизвольно текла из пасти на пол.

Мы сидели за соседним столиком, стараясь не обращать внимания на неаппетитную картину и не принюхиваясь особо. Неожиданно из под моей руки высунулась собачья морда, и кусок хлеба моментально исчез в пасти пса. Заметив это, тут же подбежали остальные собаки и стали бесцеремонно тащить у нас всё, до чего дотянулись. Мы дружно заорали на псов, но те просто совершенно игнорировали нас, хватая зубами пищу, как мы не пытались прикрыть её своими руками и телами. Отталкивать голодных зверей не решились. И мы капитулировали... Схватив свои полушубки и телогрейки бросились вон из столовки. В дверях, оглянувшись, увидели, как наш обед дружно пожирают собаки и те оленеводы, у которых не оказалось денег. Давка была невообразимая- люди пытались опередить собак, а те хватали со стола всё подряд, даже сухофрукты компота из перевёрнутых стаканов. Поварихи, схватившись за головы, тоже в ужасе наблюдали за этой картиной, понимая, что вмешиваться бесполезно.

Мы, вернувшись из столовой в барак, поставили на печку кастрюлю, чтобы сварить вечную кашу. Рабочие удивились:

- Во, у молодёжи аппетит: в столовой поели, ещё и домой пришли голодные.

Про утопленников.
Выполняли мы съёмку шельфа на Братском водохранилище в октябре-ноябре 1982 года. Выглядело это так: катерок с прибором, эхолотом внутри ходил галсами по "морю", над рубкой была прикреплена длинная веха с ярким спасательным жилетом наверху. Оператор на связи передавал готовность, а потом рявкал по рации:
- Отсчёт!
А мы- три наблюдателя- стояли с теодолитами на берегу, на точках, которые уже имели координаты и высоты, образуя треугольник, и по команде записывали величину горизонтальных углов в направлении на этот самый спас.жилет (его же прекрасно видно было на фоне серой воды). Потом в камералке обрабатывали данные, вычисляя местоположение катера в определённое время по методу прямой засечки с твёрдых пунктов и вырисовывая рельеф дна. Периодически мы переплывали на своих моторках на другие точки. Однажды к нам на контроль прибыл зам.нач. экспедиции по технике безопасности- Захар Архипович по прозвищу Харабара. Бурят по национальности, он иногда немного с ошибками изъяснялся. И вот, плывём мы (или идём, т.к. моряки) по морю. Ветер ледяной в лицо бьёт, брызги воды холодной, слёзы текут. Отворачиваемся, а Харабара спрашивает- кричит сквозь рёв мотора:
- Ну, что, утопленники-то вам часто попадаются?
Мы удивлённо посмотрели на него:
- Да ещё ни одного не видели.
- Как это так? Пока плыли, я уже нескольких заметил. Осторoжнее нужно быть, всегда один из вас должен на носу сидеть и утопленников отталкивать, чтобы не перевернуться.-назидательно выговорил Харабара нам.
Мы в шоке переглянулись и внимательно осмотрели акваторию: покойники в зоне видимости не возникали.
-Да вот же ещё один плывёт!- воскликнул неугомонный Захар Архипович.
Прямо по курсу покачивалось полузатопленное бревно.
- Захар Архипович, блин!!! Это называется топляк!!!
- А-а-а, точно, топляк. Так я про них и говорил, а вы утверждали, что нет их в воде...
Покатав его по морю, угостив на прощание ухой и выслушав много разных нравоучительных замечаний, высадили Харабару на берег и продолжили работу. С тех пор топляки стали у нас именоваться утопленниками.

11 ноября, подходя к причалу, мы никак не могли пробиться к берегу, мороз покрыл залив крепким льдом. Я, сидя нa носу передней лодки, пробивал веслом лёд, и мы медленно двигались вперёд. Остальные моторки пристроилисъ в кильватер и тащились следом. После очередного удара, весло застряло во льду, и я соскользнул за борт. Благо, у коллеги была хорошая реакция, и он успел ухватить меня за край телогрейки. На берегу к нам подошёл охранник и сказал, что умер Л.И.Брежнев.
Мы отмахнулись- эта тупая "шутка" давно надоела. Погрузили шмотки, оборудование в машину, забрались вовнутрь. Радио упорно передавало "Лебединое озеро". А потом диктор торжественно объявил о смерти Ген.сека.

В этот день мы и закончили работу на море- совпал и траур в стране по Л.И. Брежневу и неожиданный мороз, сковавший Братское водохранилище с его многочисленными "утопленниками".

Планировал несколько историй написать, но что-то разошёлся и теперь уже опасаюсь повториться.

9 Мая.

Этот праздник застал нас в 1986 году ещё в Усть-Куте. Сразу после дня Победы мы разлетелись вертушками, уехали на машинах работать кто куда- в тайгу, горы, в северные посёлки. И так как среди нас был "последний из могикан", бывший фронтовик-десантник Михаил Филиппович Будаев, то решили мы отметить 9 Мая, как следует. Намариновали мясо, приготовили закуску и выехали на ГАЗ-66 большой мужской компанией в весенний лес, на шашлыки.
Но закуска без выпивки считается обыкновенной едой, чисто набить желудки. И с утра мы двинули на УАЗике в город по магазинам затариться спиртным. Нас ждало разочарование: ко всем точкам, торгующим алкоголем, выстраивалась огромная нервная толпа жаждущих мужиков. Периодически вспыхивали перебранки с мордобоем- горячие северные парни не умели ждать. Приглядевшись, обнаружили, что продают лишь шампанское и какое-то сухое вино. Время было такое- Горбачёвское, когда правители решили, что народ слишком много пьёт. Запомнились два мужика: удачно купившие бутылку шампусика, они решили раздавить её тут же за углом из горла. Сделав глоток, у глотателя расширялись глаза, а из носа шла пена. Он, надув щёки, судорожно совал пузырь собутыльнику.

Проехав весь город ( а Усть-Кут напоминает кишку длиной под 40 км, вытянутую вдоль берега рек Кута и Лена), мы ничего не купили. И мой друг Серёга вдруг вспомнил про знакомую аптекаршу. Она нам и посоветовала отметить праздник другими напитками, но не злоупотреблять. Мы купили у неё коробку муравьиного спирта и коробку настойки боярышника. А когда рассказали, что хотим сделать праздник Филиппычу, она растрогалась и продала нам дефицитную бутылку шампанского.

Так что пили мы лекарства, сливая содержимое из пузырьков в стаканы, убеждая себя, что настойка боярышника "ну, чисто коньяк пятизвёздочный", а вот спирт муравьиный так сушил в горле....
Филиппыч, принимая поздравления, стоял гордо посреди поляны, смакуя шампанское и хитро глядя на молодых чудиков своим единственным глазом.
Кстати, я несколько лет был уверен, что глаз ему на фронте выбили. А оказалась банальная щепка в тайге.
Праздник удался. После медицинских фунфыриков мы пили чай с карамельками, кто-то бренчал на гитаре, Филиппыч рассказывал нам байки из своей богатой событиями экспедиционной жизни, а мы потом дружно орали песни. И самая популярная оказалась День Победы, которую cпел Л. Лещенко.

На фото: Филиппыч стоит перед нами.

Прикреплённые файлы

Медвежонок.
Привязалась в середине полевого сезона к рабочему по фамилии Кока какая-то кожная болезнь. Ступни ног его покрылись сыпью, кожа зудела и чесалась. Дошло до того, что парень не мог сапоги надеть. В общем, он страдал, мучался, а мы украдкой сторонились контактов с ним, боясь подцепить неведомую болячку: то ли грибок, то ли чесотка какая. В конце концов, скинул Кока обувь и стал рассекать по тайге босиком, поначалу вскрикивая и взвизгивая, наступив на шишку, на сучок, на острый камешек.
Постепенно кожа огрубела, а болезнь кожная исчезла без всяких мазей и таблеток. Кока же так привык передвигаться по лесу босиком, что уже ни в какую не хотел обувать сапоги.
Мой друг и коллега Витя, работая на том же объекте, всякий раз, как попадал туда, где мы перед ним прошли, обнаруживал следы медвежонка. И тут же сообщал мне на связи, что нас упорно преследует маленький медведь, мол, будьте осторожнее. Мы все глаза проглядели, выискивая медвежонка, опасаясь, что с ним рядом окажется и его грозная мамаша. Но или мишка так хитро прятался, или мы были слепы, но так и не увидели зверя.
Однажды случайно мы встретились с Витиной бригадой. Как всегда в таких случаях долгие разговоры за чаем, шутки и байки у костра. Я напомнил Вите про медвежьи следы, и он мне тут же показал на отпечатки маленьких лапок на грязи:
- Смотри, он уже здесь тоже побывал.
И тут мы всё поняли! Кто-то из ребят подтолкнул к костру босого мелкого Коку:
- Да вот же он, тот самый медвежонок, который нас преследует.
Кока возмущённо пытался перекричать общий хохот:
- Чего вы, чего... Совсем даже не похож мой след на медвежий. Понапридумывают..следопыты хреновы...

Бездонное ведро.
База нашей сейсмопартии расположилась на площадке бывшего сельского аэродрома в четырёх километрах от села Большие Леуши, которое стоит на берегу реки Обь. До деревни шла грунтовая дорога через тайгу. Лето, никак не начнём работу, не выполнены до конца согласования с различными фирмами. А рабочие и специалисты уже прибыли, и от безделья кто бегает в деревню водку пить, кто там же местных девок охмуряет. Ходят ребята толпой, так как медведей в округе немеряно- их следами утоптана вся дорога, а по ночам звери хозяйничают на нашей помойке. Когда закончились деньги, мужики принялись за рыбалку. Утречком шли час до реки, а вечером с уловом возвращались и до поздна жарили рыбку.
Я тоже рвался порыбачитъ, но никак не отпускали разные бумажные дела. Однажды днём плюнул на всю свою канцелярию и потопал тоже на Обь, на всякий случай прихватив топор, думая, что смогу отмахаться им, в случае чего, от косолапого (наивный).
Выхожу на берег реки, вижу мужиков, которые с азартом ловили рыбку- клёв там был постоянно, и ловилась всякая рыба- от ершей до нельмы.
На песчаном берегу стояло полное ведро рыбы, которая уже даже не помещалась внутри и высовывала морды наружу. В это время мимо проходил буксир, мощная волна от которого устремилась на берег. Испугавшись, что вода захлестнёт ведро с пойманной рыбой, хватаю его и бегу подальше от берега. Бегу и ощущаю, что ведро всё легче и легче, а потом совсем невесомое.
- Саня, ты что наделал?- раздались истошные вопли ребят.
Оглянулся и опешил. К тому месту, где стояло ведро, неслись мужики, падая на землю и пытаясь поймать руками ускользавшую рыбу. Ведро-то оказалось без дна. Они вкопали его в песок, периодически подливали воду и бросали внутрь пойманную рыбу. От улова остались лишь несколько уснувших рыбок. Остальные, благодаря мне, получили неожиданную свободу.
- Ну, что тебе на базе-то не сиделось?- в сердцах проворчал один из ребят. Остальные лишь с укором смотрели на меня и вспоминали, какая в ведре была крупная рыба. Если им веритъ, то можно было лишь удивляться, как все эти огромные щуки, окуни, сорожки помещались в том ведре.
К вечеру мы, всё равно, наловили на жарёху рыбку, но, по словам мужиков, вся она не шла ни в какое сравнение со сбежавшей.

Закончив учёбу, приехал по распределению в экспедицию в Иркутск, познакомился и подружился с такими же молодыми специалистами из Хабаровска- Витей и Валерой. Первое время жили мы на квартирах, а потом нам дали комнату в общаге. И началась "взрослая" жизнь. От зар.платы до аванса денег не хватало, погулять любили. А есть-то хочется... Однажды остался последний рублишка, а жить предстояло ещё несколько дней. Мы пришли в магазин, долго выбирали, что купить. Увидели свежую кильку по 11 копеек килограмм. Я протянул купюру продавцу и важно сказал:
- Нам кильку... на все!!
Комната провонялась ужасно, мы ели рыбёшку в жареном, варёном и солёном виде, но до следующей получки дотянули.

Как-то взялись воровать супчики и кашки у девушек, которые жили на этом же этаже. Кухня была общая. Дождёмся, когда потянет запахом готовой пищи, прошмыгнём на кухню и, обжигаясь, быстренько зачерпнём еду, а потом бегом назад, в комнату. Кончилось не очень хорошо. Девки подсыпали слабительное, а мы как раз были очень голодные и спёрли всю кастрюльку. Съели содержимое, аккуратно вернули пустую кастрюлю на плиту и улеглись на кроватях, поглаживая сытые животики. И тут в них забурлило... На бегу расcтёгивая ремни, пуговицы. неслись мы в туалет. Когда пробегали мимо комнаты девчонок, оттуда нас ехидно спросили:
- Ну, как вам супчик?
Больше мы у них еду не воровали.

Кому-то из нас однажды пришла в голову умная мысль, что, если в пятницу не прийти на работу, то к понедельнику начальство забудет про прогул. Так мы изобрели четырёхдневную рабочую неделю и три выходных, весьма довольные своими сообразительностью и талантом. И длилось это с месяц, пока однажды в понедельник нас не пригласили с утра всех троих на ковёр. В кабинете сидело человек десять- начальник экспедиции, начальники партий, зам.по технике безопасности и ещё несколько мелких шишек и пристально рассматривали троих лоботрясов.
- Мда-а, думал я: один раз не пришли- мало ли что, второй раз не появились, решил подождать, сами одумаются или как... Ан нет, такую наглость в своей жизни я ещё не встречал.- Начальник экспедиции медленно ходил по кабинету и пытался зазглянуть в наши виноватые глаза.
- Ну, что будем с ними делать?
- Уволить к чёртовой матери!!!
- Лишить премии!!!

- Выговор строгий обьявить!!!
А зам. по хозяйственной части предложил:
- А пусть рабочими поработают до полевого сезона, я найду, чем им заняться.
На том и порешили.
Посмеиваясь и подталкивая в спину, как арестантов, он повёл нас в мастерские. И до конца зимы мы рубили арматуру на станках, сверлили отверстия в трубах, что-то пилили, строгали, пересыпали цемент, чистили снег во дворе и т.п.
На наши попытки протестовать, мол, мы не для этого учились, завхоз, хихикая, напоминал про четырёхдневку со свободной пятницей. Так что, в то время, как другие наши коллеги-молодые специалисты, ходили на работу опрятные, чистенькие, в костюмах и галстуках, мы выглядели, как обыкновенные бичи, в грязной замасленной робе.

Ещё до идеи с четырёхдневкой, мы начали убегать домой часа за два до окончания рабочего дня. Кабинеты располагались на втором этаже, а внизу был кабинет начальника экспедиции, мимо которого нужно было прошмыгнуть к выходу. И вот, спускаемся мы по лестнице, и тут открывается медленно дверь кабинета шефа. На выход не успеваем, несёмся в другое крыло, там туалет. Стоим внутри и прислушиваемся: шаги приближаются. И тут Витька с Валеркой шмыгнули в кабинку и закрылись изнутри, а я не успел. Подёргал в отчаянии ручку, шипя им, чтобы впустили и меня. Открывается дверь, появляется начальник и с недоумением смотрит на меня, одетого в полушубок, с шапкой на голове. Я же открыл кран и тщательно мою руки, потом поворачиваю голову к шефу, смотрю на него, как бы, удивлённо (мол, а Вы почему не работаете?), бросаю взгляд на часы на руке и почему-то заявляю очеь серьёзно:
- Рано ещё!
Он растерянно кивнул головой, действительно, рабочий день в разгаре. Подёргал ручку туалета, пацаны там затаились, не дыша. Постоял немного, подождал, глядя, как я тщательно, словно хирург перед операцией мою руки, похмыкал и ушёл молча. На втором этаже был ещё один туалет. Как маленькое стадо баранов, мы выскочили из туалета и на цыпочках выбежали на улицу.
Ну, а после первого же полевого сезона мы стали уже полноправными членами экспедишного братства и даже могли в рабочее время спуститься вниз погонять билльярд с начальством.

Дин Рид на БАМе.

В полевой сезон 1988 года часть объекта отрабатывали на БАМе на лошадях- места в тайге были такие, что на вездеходе не проехать, а пешком тяжеловато всё на себе носить. Однажды мы вышли в один Бамовский посёлок, полил дождь, палатку ставить не хотелось, и нам посоветовал местный житель перебраться на островок, где жил мужик по прозвищу "Сучье вымя". Забравшись на въючные сёдла, вброд перебрели речушку. На острове стояла небольшая избушка, рядом паслась неказистая лошадёнка. Расселали своих мустангов, пустили их пастись, а сами зашли в дом. Хозяин- тощий мужичок лет этак за 60- стоял на крыльце и молча наблюдал за нашими действиями.
- Здравствуйте, можно у вас ночку перекантоваться?
- Ну, а чего ж нельзя. Только вечер длинный, как насухую-то?- выжидающе глянул дед на нас.
- Понятно..
Я достал деньги, протянул ему, и деда как подменили. С разбегу прыгнув на своё неосёдланную лошадь, моментом ускакал в посёлок, штурманув речку в брызгах воды. Скоро он вернулся, придерживая за пазухой пару пузырей. Сварганили незатейливый ужин, уселись за стол, и полились рассказы из уст весёлого дедка. Послушав его, поняли почему он носит такое прозвище. Почти после каждой фразы дед обязательно произносил:
- Вот сучье вымя!!!

В семидесятых годах на БАМ приехал знаменитый певец и актёр Дин Рид. Народ встречал его, как родного. Даже не дали ступить на землю, а несли на руках от самых ступенек вагона. Дин Рид с радостью пел песни собравшимся людям. Сучье вымя, прослышав о приезде знаменитости, оседлал свою лошадёнку и поскакал в посёлок. Был он, естественно, нетрезв, мягко говоря. Пытался пробиться к трибуне, крича:
- А вот пусть он покажет, как на лошади скакать, индеец этот.
Дин Рид, слыша крики и не понимая по-русски, подошёл к деду и потрепал его по щеке:
- О-о-о, рашен бич!!!
Так и не проехал он на лошади, а Сучье вымя не узнал, сам скакал певец в фильмах на лошади или каскадёр. Но с гордостью продемонстрировал несколько раз, как его трепал за щёку сам Дин Рид.

Был у меня коллега Валентин по прозвищу Макномара- его татарская фамилия была созвучна фамилии американского генерала. Хоть и возраст у него за 40, самостоятельную работу ему не доверяли, был он слабоват на алкоголь, так и ходил в помощниках-записаторах, благо, что был у него талант- моментально делал в уме вычисления. Наконец, на объекте в районе Нижней Тунгуски доверили ему делать рекогносцировку для строительства пунктов триангуляции- деревянных вышек высотой от 20 метров и выше. Нужно было согласно проекта определить точку, сделать описание и затесать деревья от хорошего ориентира, чтобы строители нашли это место. Ещё не вылетая в тайгу, Валентин загулял. Пропил всё!!! Палатку, спец.одежду, продукты. Когда пришло время лететь, он пришёл ко мне и, глядя умоляюще, попросил дать мою палатку. Я тоже работал пешком по тайге, решил довольствоваться шалашами или куском брезента в качестве тента от дождя. Макномара сказал:
- Без палатки я не смогу жить, так как боюсь медведей, а в палатке я как за стеной.
На юркой вертушке МИ-2 выбросили их троих в тайгу. Валентин с глубокого похмелья покрутил в руках карту и аэроснимок, уверенно ткнул карандашом в какую-то точку:
- Мы здесь!
И они пошли работать. На связь он не выходил несколько дней, понимая, что накосячил своим поведением на базе. Делали затёски, описания, выполняли рекогносцировку. Но однажды, переходя вброд ручей, Макномара, вдруг, замер, остолбенел. Вновь и вновь всматриваясь в карту, он бродил по берегу, доставал компас, глядел на солнце, что-то бормоча. (Это всё мне позже рассказал его рабочий). Потом произнёс:
- Интересно, кто тут работал? Ручей-то не в ту сторону течёт...
Он решил выйти на связь и рассказать, что какие-то коллеги много лет назад напортачили, создавая карту.
Не успев раскрыть рот, услышал от начальства столько нецензурных слов!!!
Оказывается, когда его загрузили в вертолёт в полубессознательном состоянии, начальник партии ткнул на карте у штурмана точку:
- Вот здесь их высадишь.
Как на грех, на той карте были ещё пометки, и пилоты высадили Макномару с бригадой далеко за объектом. И он всё это время шустрил в тайге, каким-то образом опознаваясь и находя ориентиры далеко в стороне от нужного места, пока не напоролся на ручей, текущий в другом направлении.
- Макномара!!! Выходи на ближайшую болотину и жди вертолёта, тебя на объект забросят!!!

Через пару лет мы работали уже на другом объекте. Именно там бродил Валентин, и мы не раз встречали его фальшивые затёски.

Снайпер.
Ко мне в бригаду попал на полевой сезон в тайгу рабочим Мишка Севастьянов- молодой мужик лет под тридцать. Сначала я на него нарадоваться не мог- постоянно чем-то занят, активен. Особенно он любил точить в свободное время свой топор. Топорища мы изготавливали сами из берёзы. Чтобы удобнее рубить деревья (а мы в начале сезона занимались маркировкой опознаков размером сорок на сорок метров методом вырубки леса, чтобы это квадратик потом на аэроснимке был заметен), топорища делали подлиннее. Мишка же сделал коротенькое и в первый же день рубанул себе по ноге. Кровищи было... Естественно, как раненый, от работы был освобождён и кашеварил у палатки. Только нога подзажила, как он снова бесжалостно тюкнул по той же ноге. На фронте когда-то такой поступок считался самострелом- членовредительством и карался смертной казнью. Мы же лишь отматерили Мишку в очередной раз и сами сделали ему топорище достаточной длины. Как-то ехали на вездеходе по старому профилю и заметили в стороне глухаря, который осторожно перемещался пешком параллельно нашему движению. Стукнули по кабине, вездеход остановился. Ружьё, как на грех, лежало в кузове, а наверху был лишь мой карабин. И в этот момент глухарь спрятался за валежиной. Лишь его маленькая голова выглядывала. По такой цели метров с семидесяти я не рискнул стрелять и хотел спрыгнуть на землю, чтобы подкрасться. Но Мишка попросил карабин, прицелился, выстрелил... Точно в голову! Мы в изумлении смотрели на стрелка, а он, как бы, скромно сообщил, что в армии был лучшим стрелком в дивизии. И мы единогласно решили сделать его штатным стрелком бригады с условием, что он будет добывать мясо и чистить оружие. Должен сказать, что с той поры Мишка не подстрелил больше никого. Но зато вечерами старательно чистил и смазывал карабин, в то время, как остальные рабочие хлопотали по хозяйству.

И вот, однажды едем мы и видим, что метрах в 150 впереди выходит лось, останавливается боком к нам и не двигается. Цель- лучше не придумаешь. Мы замерли в предвкушении вечернего шашлыка и прочих блюд из свеженины- уж так приелась постнятина с тушёнкой.. Мишка, не слезая с вездехода, прицелился и выстрелил. Мы видим, что лось шевелит ушами, водит мордой, не соображая, что за звук. Ветерок тянет от него, зверь нас не чует. Мишка стреляет ещё и ещё. Судорожно подаю ему новую обойму, которая точно так же уходит в белый свет, как в копеечку. Сохатый, наконец, начинает что-то понимать и неспеша уходит в лес.
- Ты как же это смазал? Тут же с рогатки можно было попасть!!! Стрелок хренов! Лу-у-учший снайпер в дивизии...- Наперебой стали ругать Мишку.
Всё выяснилось, когда я забрал у него карабин: прицельную планку он установил на 700 метров и шмалял, естественно, в небо. С этого момента допуска к оружию Мишка был лишён. А буквально через пару дней наш вездеходчик Миша Орлов подстрелил сохатого, и мы попировали, сообщили на связи коллегам, поделились с ними мясом, а, чтобы не испортилось мясо в летнюю жару, закоптили его такими полосочками. Так что порой даже не готовили обед, а с чаем съешь пару таких кусков и сыт.

Жаркий июльский день- температура градусов за 30. В тайге это сущее

наказание- тучи кровососов в воздухе: пауты, комары, мошка. Весь мокрый

от пота, не можешь скинуть с себя куртку-энцефалитку и дико страдаешь от

гнуса, облепившего тебя с ног до головы сплошным ковром. Никакая мазь

не помогает, она тут же с потом стекает по коже, попадая в глаза, в

ранки, вызывая резь.

Мы ехали на вездеходе по старой лесовозной дороге. Вдоль колеи повсюду

были протянуты разноцветные кабели, стояли таблички, что проезд

запрещён, идут взрывные работы. Но нам-то, в любом случае, нужно было

дальше ехать и работать. Поэтому, как всегда, понадеясь на русское

вечное "авось", мы двигались на свой страх и риск по начинённому

взрывчаткой лесу. В Сталинские времена в этих местах осужденные валили

лес- кедр, сосну, ель, лиственницу, а нынче предприимчивые бизнесмены

взялись добывать из оставленных пней смолу на канифоль. Не

заморачиваясь, огромные пни рвали взрывчаткой, а потом лесовозами

увозили на завод.

Выезжаем из-за поворота и видим, что в огромной болотной луже стоит лось

метрах в 60-70 от нас. Сохатый, видно, спасался в этой луже от паутов.

Винтовка-трёхлинейка лежала у меня под боком, быстренько дослал патрон,

передёрнув затвор, прицелился. Выстрел. Мимо. Лось не убегает, лишь

настороженно шевелит огромными ушами. После второго выстрела он рухнул в

воду, судорожно взбивая копытами грязь. Добив его, прицепили сохатого

тросом к вездеходу и утащили подальше от дороги в кусты. Там и взялись

разделывать. Через десяток минут взвыл один из рабочих:

- Сколько слышал от других- сохатого завалил, сохатого завалил... Да лучше бы одной тушёнкой питаться, чем так мучаться...

На кровь слетелись кровососы и мухи со всей округи. Мы практически не

могли открыть глазa, и нас и тушу облепили плотным ковром насекомые,

жужжали, гудели, кусали и просто до бешенства лезли во все щели. На мясе

тут же появилисъ "опилки"- мухи моментально отложили личинки. Мы их

соскребали, скидывали, но борьбa была не в нашу пользу. Все перемазались

в крови- одежда и руки, лица. Наконец, мясо было уложено во фляги,

мешки, вёдра, и мы ретировались поспешно с этого места. Соли было

маловато, и мы решили в темпе двигать до ближайшей таёжной деревни, по

пути выполняя свою геодезическую работу. На следующее утро, собрав

палатку, только тронулись в путь, как буквально наткнулись на огромного

сохатого. Он стоял посреди дороги метрах в 30 от нас, что-то жевал и

смотрел задумчиво из-под могучих рогов. Я было сунулся за винтовкой, но

вовремя одумался. Минут пять мы рассматривали зверя, любовались им, а

потом он развернулся и спокойно ушёл в лес, освободив нам путь.

В деревне мы купили соль, пересыпали мясо. Через несколько дней достигли

базы нашей геодезической партии в другой деревне, но радость встречи

омрачило известие о прибытии комиссии с контролем. Они дотошно проверили

мои журналы наблюдений, нашли какие-то нарушения инструкции, что-то

где-то было неправильно оформлено. В общем-то, мелочи, обычные в

процессе работы, но акт проверки был составлен жестокий, который тянул,

минимум, на строгий выговор. Смирившись, подписал всё и пригласил

"комиссаров" вечером посидеть с нами у костра, соблазнив их шашлыками из

сохатины. Взяли пару бутылок водочки, наделали салатов из свежих

овощей, что у местных набрали. Сначал посиделки были скованные, угнетало

меня будущее наказание, а им явно было не по себе за составленный

нехороший протокол. Но алкоголь развязал языки, шашлык получился

отменным, а под конец мой рабочий достал свою гитару и начал тренькать

на ней. Я запел (увы, всю жизнь, стоит чуть выпить, тянет на вокал, при

этом ни слуха ни голоса). Комиссары оживились и стали подпевать- они

тоже оказались любителями бардовских песен Митяева, Визбора, из 60-х

годов. Уже и водка кончилась, на небе луна взошла, звёзды сверкали, а мы

продолжали дружно орать "Бригантина поднимает паруса...", "Люди идут по

свету", "Всем наши встречам разлуки, увы, суждены..."

И не было уже среди нас разграничения на "комиссию" и "наказуемого".

Расставаясь перед сном, главный "комиссар"- солидный мужчина лет

шестидесяти, начальник ОТК экспедиции, приобняв меня, доверительно

сообщил:

- Ты уж не обижайся, была нам установка начальника экспедиции найти у

тебя нарушения, чтобы было за что наказать. Что вы с ним не поделили-то?

Я засмеялся:

- Знаете, ещё молодыми специалистами мы с друзьями хотели отлупить его,

искали по всей общаге, но он спрятался. Узнали, что "стучит" он, думали,

накажем за это. Никто не мог представить, что он так быстро начальником

станет- наверное, где надо лизнул, кому надо подмахнул, всё время в

комсомольских вожаках был, в коммунисты резво записался.. И вот я к нему

на один полевой сезон попал. Неужто так отомстить захотел?

- Да-а, интересная ситуация получается. Ну, спокойной ночи.

А утром он подошёл ко мне и протянул акт контроля:

- Распишись.

- Так я же вчера расписывался.

- Это другой протокол. Тот я порвал и выбросил. В общем, нет у тебя

никаких страшных нарушений, работай спокойно, отбрешусь как-нибудь перед

начальником.

- Ну, спасибо, не ожидал.

- А хорошо мы, всё-таки, вчера посидели, душевно. Уж и не помню, было ли так у меня когда в жизни. Спасибо тебе.

Отработав год, я ушёл из этой экспедиции, вернулся в свою родную. Но за

это время успел, всё же, "заработать" пару выговоров непонятно за что.

У геодезистов в Геофизике было такое понятие- межсезонье. Это когда летняя рубка профилей закончилась, а к зимней ещё ничего не готово. Да и на летней рубке старались работать там, где нет болот, озёр, чтобы не утопить технику. Зимой трясины и водоёмы замерзали и держали тяжёлые вездеходы и тракторы. В эти пару месяцев народ распускали по домам, предупредив, что вызовут, когда можно будет начинать работать. Но в ту осень мы не успели выполнить план, начальство обратилось с просьбой ещё поработать. Морозики стояли под 30 уже, а тёплой спец.одежды не завезли. Народ, естественно, морщился и отводил глаза- никто не хотел быть в роли Павки Корчагина. Переговорив с руководством и выбив обещание повышенной оплаты, я решил остаться. Тем более, что домой мне добираться поездом, если ещё билеты будут, не менее двух суток в одну сторону с пересадками. Но нужно было ещё уговорить рабочих и водителя. Посидев вечерок в тёплом вагончике за накрытым столом, влив в себя добрую дозу алкоголя, мужики расшухарились и дали добро поработать в собачьих условиях. Отправились мы впятером на мощном вездеходе МТЛБ, который мы прозвали "танк", в промороженную тайгу пилить- рубить лес и выносить на местность запроектированные геофизические профили.

Погода, словно пожалев бригаду сумасшедших, вдруг изменилась, потеплело почти до нуля. И мы дали такую невероятную выработку, что на базе, слушая по рации мои данные, начальство даже не верило, думали, что мы жульничаем. А в лесу было раздолье осенне-зимнее. Ягоды- морошки, клюквы, брусники, голубики и черники столько, что глаза болели на неё смотреть. У меня было с собой ружьишко двадцатого калибра, и без мяска каши-супы мы редко ели: глухари непуганные нагло не уступали дорогу вездеходу, наверное, думая, что дробь не пробьёт их крепких перьев.
Но, как только мы начали привыкать к такой курортно-оздоровительной работе, вдарили морозы.

Палатка-брезентуха шестиместная, печка-буржуйка да мешки спальные на деревянных лежаках, которые мы изготовили ещё на базе. Вечером перед сном в натопленном жилище была лафа- комфорт неземной. Разнежимся в одних трусах, залезем неторопливо в спальники. А к утру каждый скукоживался в позе эмбриона, стараясь согреться своим дыханием. Хуже всего было дежурному рабочему. Надо было вылезти из спальника, растопить печурку, приготовить завтрак и сварить чай. А уж потом мы, постепенно распрямляясь в нагретой палатке, выползали наружу. Валенок не было- работали в сапогах-болотниках и в жидких фуфайчонках. На головах вместо шапок какие-то сооружения типа, как у Наполеоновских французов под Москвой. Рукавиц тёплых на базе не было тоже, так что руки у ребят в мокрых верхонках были, словно ледышки. Я, стоя у электронного тахеометра, порой не мог даже попасть заледеневшим пальцем в кнопочку на пульте. Дышал на руки, пока не приливала кровь и работал дальше. Но, тем не менее, дело шло, и никто из нас даже не чихнул, не кашлянул. В общем, выполнили мы необходимый объём, даже с запасом солидным. И сейсмопартия наша снова была в передовиках. Когда вернулись на базу, туда начали съезжаться коллеги и рабочие, которые уезжали домой. И нет-нет, да и слышали мы в разговорах от них, что лучше бы тоже остались и поработали, чем домой мотаться.
А мои кадры ходили героями, надув щёки, словно они повторили подвиг папанинцев. Ну, и получив расчётки за это мёрзлое время, они не упустили возможности подразнить зар.платой своих коллег, которые отдыхали дома в то время.

Потом мужики нас спрашивали, конечно, мол, что вам- больше всех надо было? Да как объяснишь, что воспитание-то как раз таким и было- на примере того же самого Павки Корчагина: умри, но дело сделай.

Нужно было подняться на одну гору на Байкальском хребте, выполнить геодезические измерения. В принципе, невысокая горка- порядка полутора км, но весна ещё наверх не добралась, поэтому передвигаться пришлось по глубокому снегу, местами толщина покрова была в рост человека. Спасал наст, пока не начинало припекать солнышко. И тогда мы барахтались в сугробах, кое как проползая по несколько метров, потом без сил заваливались на спины, отлеживались и вновь, обзывая нехорошими словами всё и вся, карабкалисъ дальше. Рабочий Серёга придумал способ: толкал впереди себя котелок, а затем по промятому желобку полз. Ну, а мы уж за ним следовали. В первый день мы не осилили подъём, установили палатку, переночевали, а по утреннему морозцу бодро штурманули высоту. Выполнив работу, нужно было спуститься в ущелье по довольно крутому склону- благо, что все камни и кедровый стланик оказались под мощным слоем снега. А внизу было раздолье- травка пробивалась, ручьи... нет, не звенели: они превратились в ужасные потоки воды.
Я постепенно оторвался от своих мужичков, первым разрезая снег, словно ледокол, а те топали по траншее за мной.
Неожиданно уловил какое-то движение впереди. Медведь, зарывшись в снег, что-то выкапывал лихорадочно. Наверху видны были лишь его задние ноги в "штанах". Метров сто до него было, как раз на нашем пути расположился. Передёрнул я затвор карабина и шмальнул в воздух. Сначала мишка замер, потом из сугруба вынырнула его морда. Казалось, что он недоумённо оглядывался по сторонам: мол, что ещё за шум такой. Потом заметил нас, привстал, потянул носом, поймал запах да как побежал вниз. Вернее, покатился колобком. Когда мы добрались до места его археологических раскопок, то подумали, что совсем неплохо будет спуститься по мишкиным следам. Он буквально скатился на заднице, сделав замечательный плотный жёлоб в снегу. И мы таким же манером повторили его путь. Задрав ноги, прижимая к груди рюкзаки, неслись мы с горы вниз, словно по трассе бобслея. Правда, иногда мелькала мысль: а что, если косолапый поджидает внизу? Каждому по оплеухе могучей лапой- и вот тебе запас "продуктов" надолго. К счастью, мишка убежал, не дождавшись нас, но оставив замечательную дорожку. А мы ведь и не чаяли так быстро спуститься в долину. Не обошлось, конечно, без порванных на задах штанов, но это уже были мелочи в сравнении с тем восторгом и выплеском адреналина, который мы ощутили, летя с горы на бешеной скорости по медвежьему следу.

В разгар лета на склад нашей полевой партии завезли несколько огромных коробок с куриными яйцами. Хранить их было негде, холодильников у нас не было. Поэтому очень быстро организовали вертолётный рейс, хотя до этого бригады тщетно просили выполнить заявку на продукты и снаряжение. Никого не предупреждая о яйцах, начальник партии распорядился по рации, чтобы бригады выехали на ближайшие к ним поляны, болотины, подходящие для посадки вертушки, и сообщили данные. Народ был, естественно, рад, что, наконец-то, получит вещи, продукты. Меня и ещё одну бригаду выловить на связи не смогли- мы передвигались по тайге пешком, без техники, и на связь выходили не каждый день. Так что для бригад строителей вышек триангуляционных пунктов, закладки грунтовых реперов, нивелировочных бригад был огромный сюрприз в виде большущих коробок с яйцами- им по две штуки выдали. В летнюю жару сохранить их было невозможно, поэтому забросили работу, бригады обосновались у ручьёв, пряча яйца (куриные) в ледяную воду. Ели их варёными, жареными, печёными в костре, изобретали какие-то яичные супчики... и крыли матом начальство. В эти дни включать рацию было сплошным удовольствием и развлечением, слушая, как обладатели куриных яиц выражали свои эмоции, переговариваясь с базой и между собой.
- У меня народ уже кукарекает по утрам!
- Мы одними яйцами ср..м!
- Ступить некуда- повсюду куриная скорлупа!

Действительно, когда доводилось попасть на места стоянок яйцепоедателей, то открывалась картина, словно в курятнике побывал, где похозяйничал какой-нибудь зверь: сплошь покрыта земля скорлупой.
Особенно в этот сезон не везло одной бригаде строителей. Весной из-за поломки вездехода они просидели на базе больше месяца, а т.к. ещё ничего не заработали, то решили экономить: целыми днями стояли на берегу реки и ловили рыбу, которую и ели всё время. Потом эпопея с яйцами, а ближе к осени сложилась ситуация, что не могли обеспечить продуктами, и народ перешёл на подножный корм, питаясь, в основном, грибами. Из оружия у них был лишь старенький карабин, зверя добыть они не смогли.

Весной, перед выездом в тайгу, затарились продуктами, купили в сельской пекарне свежего хлебушка на первое время. Потом-то, всё равно, переходили на сухари и лепёшки-ландорики. Решили к хлебу получить немного сливочного масла, но зав.склада была непреклонна- если брать, то целую коробку- 20 килограммов. Ну, ладно, получили. В последний вечер рабочие с водителем делали последние приготовления вездехода, упаковывались, а я взялся топить масло, чтобы сохранить его не в картонной коробке, а в большой эмалированной кастрюле. Её и в ручей ведь можно будет поставить и под мох закопать на мерзлоте. Кастрюля была 20-литровая, масла 20 кг. Так что я был уверен, что всё будет тип-топ. Двадцать на двадцать. Не учёл, что твёрдое, переходя в жидкое состояние, увеличивается в объёме. Поставил кастрюлю на печку-буржуйку, закинул внутрь огромный кус масла, подсолил (мне сказали, что солёное масло дольше хранится). Вечер перешёл в ночь, а масло в коробке убавлялось довольно медленно. Весна, довольно тепло на улице, в вагончике температура, как у доменной печи. Я уже разделся до трусов, режу масло, бросаю в кастрюлю. Нечаянно задремал, а проснулся от шипения. В вагончике стеной стоял дым от горевшего масла- кастрюля переполнилась, в ней плавал приличный комок, а жидкое масло стекало на раскалённую печку. В этом чаду я метался, как чёрт, хватал какие-то чашки- кружки, зачерпывал масло ими и искал ещё всякие ёмкости. Часам к трём ночи, наконец-то это безумие закончилось. Балок провонялся горелым маслом, печка и пол возле неё был устряпан ужасно. Я блестел, словно умасленный эфиопский фараон. Кастрюля была полна до краёв, а повсюду стояли кружки, чашки, банки- всякая посуда, какая попалась мне под руку. Так мы их и загрузили утром. С хлебушком шло прекрасно, потом хлеб закончился, и мы обильно сдабривали маслицем кашу. Видя, что летняя жара начинает угрожать запасу масла, уже и в супы добавляли, но, всё равно, часть масла пришлось выкинуть, когда оно стало покрываться зеленью.

Основная база нашей полевой партии находилась в Хатанге. Но создали ещё одну, так называемую подбазу на реке Шренка (кстати, так я и не выяснил, в честь кого назвали реку: Александр Иванович Шренк или Леопольд Иванович? Оба связаны с геологией, оба путешественники). Место очень интересное, но, к сожалению, я там побывал лишь однажды уже поздней осенью, а по северным меркам- зимой, и не увидел многого- ни причудливых скал-останцов, ни бродящих по окрестностям овцебыков. Так вот, на этой подбазе всё лето жил наш радист Андрей- умелый рыбак и охотник. Рыбы там было немерено всякой: благородной, и белой и красной, которую он ловил, солил в бочках, а начальство вертолётами вывозило в Хатангу, а потом и на Большую землю. В ту весну от подбазы должны были начинать выдвигаться на вездеходах две бригады. Одна работала на вездеходе ГАЗ-71, а вторая на мощном ГТТ. Те, что газоновские, расположились в вагончике вместе с радистом, а вторая бригада ночевала в палатке, которая была укреплена на вездеходе: устанавливался металлический каркас, на него натягивалась палатка, внутри ещё и утеплитель из сукна. Наверх поднимались по приставной лестнице. Обогревались с помощью печки-капельницы. Принцип действия: в самой печке находилась металлическая чашка, в неё капала солярка, подающаяся по трубке из бачка, закреплённого снаружи палатки. Поджигали топливо в чашке и регулировали подачу краником. Перед сном кран перекрывали.
Вечером (хотя, какой вечер или ночь на Таймыре весной- солнце с небосвода совсем не уходит круглые сутки), наигравшись в карты, разошлись по спальникам- одни в балок, другие в палатку залезли. Проходит немного времени, и в вагончик забегает один из рабочих, машет руками, пытается что-то сказать, но дар речи изменил ему. Остальные напряжённо следили за его манипуляциями и, наконец, "поняли":
- Гуси!!! Гуси прилетели!!!
Похватали ружья и рванули на улицу, уверенные, что начался массовый прилёт серых гусей и чёрной казарки. А там их ждало зрелище: полыхала палатка у соседей, те лихорадочно забрасывали огонь снегом. Бросив ружья, присоединились к погорельцам и скоро справились с огнём. Вездеход-то отстояли, но от палатки остались лишь клочья на металлическом каркасе. Спальники и вещи, естественно, сгорели. Благо, геодезист Миша успел выхватить сумку с секретными материалами и подотчётный карабин.
Стали разбираться в причинах пожара. Оказывается, дежурный рабочий, перед тем, как занырнуть в спальник, закрутил кран подачи соляры ( а её смешивали с бензином, чобы не так быстро забивалась сажей труба) и переусердствовал, сорвал его. Топливо начало литься тоненькой струйкой на раскалённую печку. Мужики лениво переговаривались перед сном:
-Что-то солярой сильно попахивает. Ты её, что, прямо на печку плеснул?- успели пошутить, как вдруг раздался хлопок-взрыв, и палатка начала полыхать. Мужики обезьянами прыгали с двух-трёхметровой высоты вниз, хватали всё, что под руку попадётся и пытались засыпать огонь снегом. А одного отправили за помощью в вагончик. Ну, а уж он не смог вымолвить слова, лишь махал руками, словно крыльями и мычал, бешено тараща глаза. Потому коллеги и решили в первую минуту, что он изображает гусей, и нужно скорее бежать на охоту.

Оставив ГАЗ-66 с водителем Серёгой на грунтовой дороге рядом с железкой БАМа, отправились вдвоём с рабочим Володей километров за 25-30 в горы, чтобы отнаблюдать пункт триангуляции. Подъехать к нему ближе не было никакой возможности, так что, нацепив рюкзаки, потопали туда, запланировав вернуться через пару суток назад. Я надеялся отнаблюдать в вечернюю видимость, потом спуститься в ущелье к ручью, там переночевать и с утра пораньше идти к машине. Но человек предполагает, а Господь располагает. Когда мы добрались до места, то обнаружили, что деревянная пирамида на вершине скалы, построенная лет за сорок до нас, практически, развалилась. Время, климат,а, возможно, и какие-нибудь лоси-медведи чесали свои бока о сооружение- всё это, вкупе, сделало своё дело. Из инструментов у нас были лишь два топора да старые кованые гнутые гвозди, выдернутые из обломков пирамиды. До позднего вечера мы строили подобие стола для наблюдений, а вокруг него помост, по которому мне нужно было ходитъ, крутясь вокруг теодолита. Естественно, отнаблюдать я уже не успевал, оставалось перенести работу на утро.
- Ладно, Вовка, переночуем здесь. Давай-ка чай сварим, да тушёнкой перекусим. У тебя фляга полная?
Вовка мялся, молчал и отводил глаза.
- Что молчишь?
- Да я, это... выпил, когда на гору лезли.
- Мо-ло-дец! Ладно, я не пью в маршруте, так что немного воды есть, пересидим как-нибудь.
Мы сварили в котелке чай- досталось каждому по кружке с небольшим. Ночь выдалась душная, комары нудно зудели над ухом. Пить хотелось дико после долгого подъёма в гору и работы над ремонтом пирамиды. Где-то внизу журчал ледяной ручей, и при мысле о родниковой воде сохло горло. Вовка, чувствуя себя виноватым, предложил:
- Может, я сбегаю до ручья с котелком и флягами?
- По этим скалам днём можно голову свернутъ, а ты в темноте хочешь лезть. Сиди, несколько часов перетерпим уж.

Утром я за полтора- два часа отнаблюдал пункт. Собралисъ и начали спускаться по крутяку в узкое ущелье. А внизу нас ждало блаженство- чистейший весёлый ручеёк бойко бежал по камням. Разделись до трусов, не обращая внимания на кровососов, ополоснулись, напились, сварили чай, отдохнули с часик. Перекуриваем и крутим носами: какой-то душок нехороший время от времени наносит.
- Вовка, никак падаль где-то поблизости?
Мы прошли несколько десятков метров, водя носами, и наткнулись на разорванную тушу лося.
- Кто это его так? Здоровенный бык был.- Вовка впервые оказался в тайге, и многое ещё было для него в диковинку.
- Володя, двигаем-ка в темпе отсюда, а то хозяин мяса где-то рядом лежит и, возможно, за нами наблюдает. Сохача-то всего дня два назад как завалил.- прошептал я, передёрнув затвор карабина.
- Какой хозяин?- удивился Володька.
- Такой вот: большой, вонючий, лохматый и здоровый, как мы стобой вдвоём, а то и поболее.
Бочком-бочком мы миновали останки сохатого, шевеля ушами, как локаторами, и вглядываясь в любое тёмное пятно в кустах.
К железной дороге мы вышли уже в сумерках. До машины оставалось пройти метров триста, когда на дорогу выскочили из леса несколько зайцев и начали играть в догонялки. Один присел метрах в пятидесяти от нас, шевеля ушами. Выстрел, взметнувшееся в воздух тельце, и на дороге остался лежать мёртвый заяц.
- Вот это да!- поразился Вовка.- Как это ты его в темноте щёлкнул?
- Чёрт его знает. Блин, теперь ещё его и разделывать надо.- пробормотал я, шатаясь от усталости.
На звук выстрела вылез из будки машины водила.
- О, а я вас сегодня и не ждал. И не варил ничего.
- Да не надо нам ни каши, ни супа. Чай ставь. И зайца распотроши, в воде замочи, завтра сварим.
Пока закипал на костре чайник, я расказывал Сергею про наш поход. Наливаем в кружки, достаём к чаю сладости, сгущёнку.
- А Вовка-то где?
Из будки Шишиги доносился мерный храп измученного рабочего...

Про любовь.

Наш старенький вездеход ГАЗ-71 сыпался на ходу. Утро начиналось с причитаний водителя предпенсионного возраста Дмитрия Ивановича, и день заканчивался под его нытьё. Зап.части из экспедиции не присылали, кормя обещаниями. Наконец, стало опасно дальше работать на разваливающемся корыте. Не осталось ни одного трака и ни одного торсиона в запасе, требовалась сварка, и ещё множество проблем поставили меня перед фактом: нужно искать зап.части. Доехали с черепашьей скоростью до крупной деревни под названием Долгий мост. Я отправился в сельсовет, чтобы узнать, где можно раздобыть необходимые железяки. Мне посоветовали обратиться к пожарникам. Ещё во дворе пожарного депо у меня радостно ёкнуло сердце: в сторонке стоял ГАЗ-71 красного цвета. Судя по траве, выросшей под ним, и ржавым гусеницам, вездеходом не пользовались давно. Начальницей пожарки оказалась женщина. Выслушав меня, она махнула рукой:
- Всё, что нужно, выбирайте на складе. Mы на этой газушке не ездим, только бензин списываем. А зап.части регулярно шлют.
- Богато живёте.- вздохнул я с завистью, оглядев залежи зап.частей.- Я сейчас с водителем приеду, он лучше разбирается, что нам надо. Как нам с вами рассчитыватъся?
- Да не надо ничего. Все железки давно списаны, только место на складе занимают.
У Иваныча, когда он узнал, что можно брать, что хочешь, да ещё и бесплатно, глаза разгорелись.
Я ему лишь шепнул, чтобы особо не наглел. Дня три мы простояли в деревне, установив палатку на окраине. Иваныч с двумя рабочими ремонтировал технику, а я в палатке наводил порядок с документами и вычислениями. На вторую ночь исчез молодой рабочий Серёга. Мужики, посмеиваясь, сказали, что он с какой-то женщиной познакомился, у неё ночует.
На другой день в палатку заглянул Сергей и говорит:
- Саня, я тебя хочу с невестой познакомить.
- Ого, как быстро- уже и невеста?
Заходит молодая женщина лет 20-22. За руку держит сопливого мальчонку. Глядя на неё, появилось подозрение, что в её голове "не все дома". Улыбается и томно тянет:
- Ах, в меня почему-то быстро все мужчины влюбляются.
И выжидающе смотрит, уверенная, что я тут же паду к её ногам. Я покосился на неё, пожал плечами, извинился:
- Мне работать надо.
Потоптавшись и подождав, пока Серёга набьёт рюкзак сгущёнкой- тушёнкой, троица ушла.
Починив вездеход, мы уехали работать. В первый же вечер Серёга попросился сбегать в деревню, благо отъехали недалеко. Утром вернулся. Иваныч довольно похохатывал:
- Ну, что, Серый, осенью свадьбу играть будем?
- Конечно, Иваныч, мы сразу полюбили друг друга.
- Сергей, а где отец ребёнка?
- Он сидит, должен скоро освободиться, но они же не расписаны, так что осенью гуляем!
Ещё несколько вечеров парень убегал в деревню, хотя расстояние увеличивалось с каждым днём. Наконец, мы уехали км за 20-25. С обеда полил дождь, работать было невозможно. Поставили палатку, и Серёга тут же засобирался.
- Смотри, завтра с утра, чтобы, как штык был, тут. Любовь любовью, но работу делать надо. На свадьбу-то заработать ещё нужно.

Где-то часа в четыре утра снаружи зашебуршало, распахивается полог, и в палатку вваливается мокрый и грязный горе-любовник.
- О-о, ты что-то рано сегодня, Серый.
Зажгли лампочку переноски, и нам открылась интересная картина. Полфизиономии Сергея затянул багрово-фиолетовый синячище. Вместо аккуратного носа по лицу растёкся распухший шнобель. Щёки поцарапаны, губы разбиты. Ещё и хромал вдобавок.
- Ты это с кем схватился так, с медведем, что ли?
Сергей был краток:
- Муж вернулся...
Тишина, и вдруг раздаётся печальный вздох Иваныча:
- Это что ж, теперь и на свадьбе даже не погуляем?
И тут всех прорвало. В мокрой ночной тайге раздавался истерический хохот трёх мужиков. Вскоре к нам присоединился и Серёга:
- Блин, ну не дурак ли я, а? Отмахал двадцать километров по лесовозной дороге, чтобы получить пи...дюлей. И потом ещё назад под дождём шёл, хорошо, лесовоз попался, подвёз немного.
Так и закончилась Серёгина любовь. К счастью для него, думаю. Да и он, немного погодя, понял, что ещё лёгко отделался. Хуже было бы, если бы женился на этой "красавице".

Сусанин по прозвищу Персик.

От базы нашей сейсмопартии на площадь работ можно было попасть, переехав небольшую речку. Но самый ближний мост, построенный при царе Горохе, оказался разрушен. А берега обрывистые- ни трактор, ни вездеход не вылезут. Приходилось делать крюк и пересекать речку по Горбатому мосту (получил у нас такое название из-за своеобразной формы) километров в десяти от лагеря. Наконец, решили соорудить переправу. Взял троих рабочих- Руслана Персикова (Персик), Серёгу по прозвищу Хабаровский и ещё одного Сергея, который пока не заработал клички. Загрузили две бензопилы в кузов вездехода, топоры, трос, гвозди, костыли металлические и поехали к месту строительства- от базы совсем недалеко. Напилили брёвен, стаскали их вездеходом, уложили в два наката. Осталось стянуть тросом и сбить костылями, гвоздями настил. Говорю мужикам:
- Мы с водителем сейчас уедем, нужно выставить несколько точек, определить их координаты с помощью GPS. Возвращаться будем здесь, но не скоро. Так что, вы, как закончите, идите в лагерь. Тут метров 500 до поворота, там направо, и останется километра полтора до базы.
Мы уехали, отработали всё, что наметил, возвращались довольно поздно. Заехали на новый мост, поёрзали вездеходом.
- Отлично сделали, танки пройдут- не шелохнётся. Молодцы мужики!

Прибыв на базу, первым делом пошёл в вагончик к ребятам, чтобы похвалить за работу. Внутри никого не было. Стало ясно, что парни ещё не вернулись. Удивился, зашёл к их соседям, спрашиваю.
- Нет, не было их. Мы думали, вы вместе приедете.
- Да разминуться-то невозможно тут.- озабоченно сказал я и пошёл к водителю.- Надо ехать искать.

- Давай чайку попьём, подождём немного.- Водиле явно не хотелось снова садиться за рычаги.
Наконец, мы уселисъ в кабину, только тронулись, как на дороге показались наши мостостроители.
- Вы где были столько времени?
Серёга махнул устало рукой и прошёл мимо. Хабаровский затарахтел истерично:
- Этот скотина Персик нас увёл в другую сторону. Ты же сказал, что на повороте направо, а он говорит- нет, надо идти по вездеходовским следам налево- мол, вы на базу поехали.
- На какую базу? Мы же на Горбатый мост двинулись. И докуда же вы дошли?
Хабаровский зыркнул зло на Персика:
- Так до Горбатого моста и дошли,... мать-перемать.
Водитель схватившись за живот, хохотал:
- Ой, не могу! До базы было минут 20 ходу пешком, а они с бензопилами на спине на экскурсию на Горбатый мост потопали- десять вёрст туда и десять обратно...
- Как же вы- два старых бича- пошли на поводу у новичка, который и в тайге-то впервые?
- Да я говорил, что не может база так далеко быть, а Персик- Сусанин грёбанный- всё время кричал:- Вот за тем поворотом, вот за следующим поворотом... А то уверял, что слышит, как дизельная шумит. Мы ему и поверили. Саня, можно я ему в морду дам?
Персик завопил:
- За что? Сами виноваты- надо было идти, как Саня сказал. Вы же даже не спорили со мной.
- Ну, ты гад- нас ещё и обвинил.- набычился Хабаровский.

Утром под глазом у Персика красовался аккуратный синячок.

Чума и Алла Пугачёва.

Ранней весной крутились мы по лесам, полям в районе города Братска, выполняя комплекс геодезических работ. Я с моим другом и коллегой Володей, водитель УАЗика и рабочий по фамилии Чумичкин, которого мы звали коротко- Чума. Сначала жили на квартире у одной бабушки в деревне, снимали комнату в доме. Потом стало довольно далеко ездить до объекта, а ночевать в палатке было неуютно и холодно. К счастью, у Вовки оказался хороший знакомый в Братске, который дал нам ключ от своей дачи, где мы и обосновались. Вечером после работы ужинали, обязательно распивая для аппетита и сугрева бутылочку- другую водки. Естественно, с долгими разговорами на всякие темы. Сидим мы так, рядом по радиоприёмнику песни звучат. Запела Алла Пугачёва, и тут Чумичкин громко заявляет, что никакая она не певица, а обыкновенная бл..дь.
- Ты что, гад, сейчас сказал?- возмутились мы, вставая на защиту Аллы.
- Да! Проститутка она, со всем спит, поэтому и песни её везде транслируют
Первым в нос Чуме влепил свой кулак Вовка. Я промахнулся, но успел дать поджопник рабочему. А водила окончательно запинал его под стол. Чумичкин, скрючившись внизу, обзывал нас и Аллу Пугачёву всякими нехорошими словами. Достать его из-под стола было невозможно, т.к. Чума крепко вцепился в дальнюю от нас ножку, и мы ограничивались редкими пинками. А он, ловко уворачиваясь, крыл матом певицу. Если бы какой- нибудь трезвый прохожий заглянул к нам, то сильно бы удивился, узнав, что посреди пустого садового массива, в холодном вагончике лупят рабочего из-за большой любви к Алле Пугачёвой.
Устав, разливаем по стаканам водку. Чума из-под стола спрашивает:
- А мне?
- Хрен тебе! Ты про Пугачиху плохо сказал. Будешь теперь под столом жить.
Чума задумался: предстоял выбор- остаться без спиртного или извиниться заочно перед Аллой. Он выбрал последнее. И несколько раз повторил за нами, что Алла хорошо поёт и никакая она не проститутка. Выполз на поверхность, выпил, закусил молча. А когда водка закончилась, и мы стали укладываться в спальники, погасили переноску, в темноте раздался противный голос Чумы:
-И, всё же, она- бл...дь!!!

В конце сентября, когда мы уже свой объект закончили и намыливались лететь домой на "большую землю", неожиданно пришла радиограмма: отремонтироватъ несколько сигналов- деревянных вышек на пунктах триангуляции, выполнить задел на будущий год. Поворчали-поворчали, загрузились в вездеход и отправились снова в тайгу. Двое рабочих, водитель Володя Дроздов(Дрозд) и я. Отремонтировав пару вышек, вечером подъезжаем по старому геофизическому профилю к предполагаемому месту следующего знака. По карте определил, что сигнал стоит чуть ли не на профиле. Вылез из кабины, сказал мужикам, чтобы пока палатку не ставили, мол, найду пункт, там и расположимся. Прошёл сто метров, двести- нет вышки. Стал бродить уже беспорядочно, никак не найду. Когда решил возвращаться к вездеходу, неожиданно вышел прямо на пункт. И тут я задумался- куда идти? Компас впопыхах не прихватил, небо в тучах, посыпал снежок, темнеет. Поорал- тишина в ответ. Бегом рванул в одну сторону, минут через двадцать впереди показался просвет. Выскакиваю и остолбеневаю: передо мной снова та же вышка. Это я умудрился сделать круг. Уже становится неприятно, ночь надвигается, а у меня даже спичек нет в кармане. Выбираю другое направление и бегу рысью, скатываюсь в какую-то болотину. И тут передо мной, как в сказке, появляется избушка- зимовье. Только кинулся к двери, как откуда-то выскакивает крупный заяц, едва не доведя меня до инфаркта от страха. Забегаю в избушку, внутри бардак- видно, охотники последний раз гулеванили хорошо: бутылки из-под спирта пустые валяются, банки, объедки, недогрызенные мышами. Но самое главное: на стене над столом висел компас, столь необходимый мне. На улице взял нужное направление, чтобы пересечь профиль, и побежал уже в почти полной темноте, спотыкаясь об корни деревьев. Минут через тридцать я выскочил на профиль, прошёл по нему ещё метров триста и упёрся в вездеход, в котором мирно спала вся бригада, ничуть не озаботившаяся моим долгим отсутствием. Я было разворчался, что они даже не догадались выстрелить в воздух. На что парни резонно ответили, что не могли представить, будто я заблужусь поблизости. На другой день ушли пешком на знак от палатки- оказалось меньше двухсот метров до вышки. Всё выполнив, осталось лишь вырубить поросль леса на площадке. Я ушёл, показав мужикам рукой направление к палатке. Проходит два часа, забеспокоился. Поорал, пострелял. И услышал, как где-то далеко-далеко, совсем в другой стороне от вышки, кто-то орёт. Ещё выстрелил. Крики приближались. Наконец, парни вышли к вездеходу.
- Ну, блин, место какое-то заколдованное, леший водит. Вчера ты заблудился, а сегодня мы втроём ушли чёрт знает куда.

Интересно, что мы пытались найти то зимовье потом, и ничего не получилось. Вроде, и болотце то же, лесок похожий, а избушки-то и нет. Так невольно и начинаешь верить в сказки, тем более, что возникла она на моём пути, как нельзя вовремя.

Вернулся я с севера домой, лето оказалось свободным- сначала нормальный отпуск, потом без содержания. Разумеется, ищешь, где подкалымить. И тут в квартире раздаётся телефонный звонок из администрации курорта города Белокурихи, что на Алтае. (Мы перед отъездом в Германию там жили последние лет 13). Задумали они построить горнолыжную трассу на гору Церковка, хотят меня привлечь для выполнения геодезических работ по разбивке канатной дороги. Инструменты удалось выпросить в экспедиции города Бийска- дали там, конечно, убитый теодолит и светодальномер, нивелир, рейки. Пытаюсь объяснить заказчикам, как буду делать, сколько времени понадобится, но тем нет дела до того, как правильно выполнить, им нужна срочность. Пришлось выполнить теодолитный ход без контроля, без привязки, на авось. "Авось" меня погубил. По-видимому встряхнул нечаянно теодолит, потом не проверил, и отсчёт по вертикальному кругу был неточным. Вынос в натуру опор подъёмника был сделан без ошибок, а вот по высоте я пролетел аж на целых 3 метра. Опоры устанавливали вертолётом на заранее подготовленные забетонированные площадки с вмурованными огромными болтами. Вот на них вертолётчики с поразительной точностью опускали тяжеленные мачты. Внизу рабочие корректировали, а потом быстренько затягивали гайки. Работа шла довольно быстро, если забыть про подготовительный период, когда выпиливался лес на склоне, копались котлованы под бетон, доставляли раствор наверх вертолётами же. Когда натянуты были тросы, и первые кресла на двоих поползли вверх, стало ясно, что лыжники будут цепляться ногами в одном месте за скалу. Тут-то и вылезла на свет божий моя ошибка с отметкой по высоте. Стыдно было жутко, всё-таки, с моим многолетним опытом и так потерять лицо... А заказчики готовы были меня съесть, не слушая оправдания и попытки упрекнуть их в том, что сами мне покоя не давали- быстро, быстро. Я тогда похудел килограммов на 15- каждый день по нескольку раз то вверх, то вниз на гору бегал, да ещё за плечами приборы, штатив. Хоть и не Альпы, но снизу до верха разница высот больше 600 метров.
Вертушкой завезли на этот скальный выступ рабочих с агрегатом и пневматическим отбойным молотком, ломами, лопатами. И закипела работа дурная. Камень поддавался с трудом, мужики матерились так, что по всей округе эхо разносилось. Слава Богу, им не сказали, кто всему виной. Я же там рядом крутился, продолжал реперы закладывать, нивелирование делать. Наконец, решили, что достаточно мучать скалу и людей. Проехали над этим местом- вроде, пойдёт. Заплатили мне с кислыми мордами деньги, обговоренные договором. Правда, экспедиция удержала за рейки- какому-то чудику они приглянулись, и он спёр их из вагончика. Что мог делать с ними непрофессионал? Наверное, в костре сжёг, а я потерял определённую сумму.
Эта трасса довольно оживлённая- каждый посетитель города и курорта считает своим долгом прокатиться на канатной дороге. И В.В. Путин уже не раз катался на лыжах в тех местах, поднимаясь на подъёмнике. Когда наваливает много снега, то лыжи людей, сидящих в кресле, задевают за сугроб на той скале, примерно, на середине трассы. Но мне кажется, никто не переживает, а наоборот, радуются, что так близко от скалы проезжают. И только мне до сих пор совестно, да заказчики, наверное, нет-нет да и вспоминают меня нехорошими словами. Так что, если кому доведётся когда попасть в Белокуриху и проехаться на канатной дороге, то не корите строго за тот мой непредумышленный "косяк".

А это описание я взял из гуггля:

"Длина маршрута от его начальной точки до вершины горы Церковка - 2050 м. Канатная дорога поднимает гостей Алтая на высоту 801 м над уровнем моря. Отсюда открывается головокружительное зрелище! Кажется, что небо совсем близко, и можно дотронуться до облаков, внизу видны бескрайние поля и алтайское предгорье. Иногда летом есть шанс увидеть радугу. Зимой путешественники могут любоваться вершинами гор. С такой высоты дома Белокурихи кажутся совсем маленькими. По легенде люди, достигающие горного пика, могут загадать желание."

На фото канатная дорога на гору Церковка, где я напортачил.

Прикреплённые файлы

Готовили спец.рейс на Хатангу. Сказали, что нужно дежурить на краю лётного поля в Иркутске. Не там, где пассажирские самолёты садятся, а дальше, где грузовые и военные принимают. Время вылета неизвестно, поэтому начальство распорядилось, что дежурство будем нести по очереди- по два человека плюс водители грузовиков, в которых было загружено имущество, что на север отправляем- трубы, уголки металлические, листовое железо, гвозди, цемент, палатки, ящики и мешки всевозможные и т.п.. В случае объявления погрузки, к нам экстренно доставят грузчиков- так шеф сказал. Мне и моему другу Вите "повезло" в ночь сидеть в кабине, так были неженатыми молодыми специалистами. И вот, часа в два приезжает на УАЗике наш начальник и, суетясь, командует:
- Живо машины на поле, к самолёту, там разгрузите, а как лётчики придут, откроют самолёт, так внутрь затаскивайте всё. А я поеду за подмогой. Пока, парни, вы уж вдвоём, и водители вам помогут. Только в темпе, бегом-бегом! Вот этот самолёт, к нему и рулите.
Наш грузовик сдал назад, открыли борт, и мы начали таскать сперва железо к АН-26. Часа два разгружали мы без отдыха машину в темноте при слабых отсветах дальних фонарей. Водитель подавал сверху, а мы с Витькой таскали и укладывали у самолёта. Посбивали руки в кровь, ноги поотбивали о железяки, а обещанной помощи всё не было. Начало потихоньку светать. Наконец, смотрим- к нам приближается человек в лётной форме. Постоял, посмотрел, как мы работаем, молча покурил,а потом спрашивает:
- Мужики, а вы чего делаете-то?
- Так борт будем на Хатангу грузить, Вы не могли бы открыть самолёт?
- Открыть- то можно, да только он без двигателя не полетит.
- Как без двигателя???
- В ремонте самолёт, двигатель снят у него. Что-то вы напутали, похоже.
Мы без сил сели на мешки и тоже закурили. Что дальше делать, было неясно. Через минут тридцать на поле выехал наш УАЗ. Начальник выскочил из кабины и сходу затараторил:
- Парни, ошибка вышла, не тот самолёт, наш во-он там стоит, уже летуны открыли, ждут погрузку.
Мы, не обращая на него внимания, продолжали угрюмо курить.
- Ну, виноват я, виноват, сейчас грузчики подъедут, помогут вам снова всё в машину загрузить, а потом в самолёт. Давайте, ребята, время теряем же.

Матеря шефа (молча, а когда он снова упылил, то во весь голос) по-новой закидали всё в кузов, как попало, и поехали к нашему самолёту. А немного погодя к нам на подмогу прибыла большая компания опытных грузчиков, и они махом всё разгрузили, увязали внутри самолёта. Наши грузовики уехали, а мы с Витей, измученные бессонной ночью и тупой работой, сидели на каких-то ящиках, курили и лениво поругивали взбаламошного начальника.
- О, едет!- заметил знакомую машину Витька- домой сейчас отвезёт, надеюсь.
Начальник выпрыгнул из кабины, а потом начал что-то, поднатужась, вытаскивать:
- Мужики! Я вам ящик пива привёз. Пейте, отдыхайте, отвезу потом вас по домам, на работу сегодня не ходите, отдыхайте!
Ящик дефицитного по тем временам бутылочного пива был царским подарком. Сразу забылась злость на шефа за его рассеянность. Он достал вдобавок солёную рыбу, хлеб, разложили на газетке всё и устроили маленький праздник. Выпили мы с Витей по паре бутылок и "поплыли". Как нас загрузили в машину, как в общагу довезли- ничего не помнили. Только, проснувшись после обеда, увидели, что на столе и на полу- повсюду стоят пустые бутылки из-под пива. Наши соседи с благодарностью за нежданное угощение выпили всё, плюнув на работу- не каждый же день почти полный ящик пива в общежитии появлялся. Мы с Витей лишь облизнулись, пожалев, что не в состоянии были припрятать хотъ по бутылочке.

Последний выстрел.

Летом на Таймыре дикие гуси начинают массово линять и теряют на это время способность летать.
Птицы сбиваются в огромные стада и переходят, в основном, на водный режим существования. На суше у них из врагов лишь песец да волк. Ну, и редко-редко забредает в необжитые места наш брат-экспедишник. Конечно, на гусей, потерявших необходимые для полёта перья, охотиться легче, чем на птиц летающих. Нужно лишь догнать их на лодке.
Найдя подходящую группу плавающих птиц, притащил резиновую лодку на берег речки, накачал насосом-лягушкой. Встал на скользкое дно лодки коленями, в руках вёсла, передо мной ружьё одностволка-бескурковка. И началась гонка.
Гребу, что есть сил, гуси плывут от меня, перекрикиваясь. Иногда для скорости бьют крыльями по воде- будто бегут по ней.Некоторые ныряют под воду и выныривают где-то в стороне. Таких одиночек игнорирую. Приближаюсь на выстрел, бросаю вёсла, вскидываю ружьё и, не целясь, стреляю в стаю. Пока подбираю битую птицу, остальные улепётывают, что есть сил. И снова я лихорадочно машу вёслами, обливаясь потом, догоняя постепенно дичь. Очередной раз нажимаю на курок, щелчок, а выстрела нет.
Перехватываю ружьё, давлю пальцем на скобу, чтобы переломить ствол, и в это время раздаётся оглушительный выстрел...
Дробь пролетает перед самым носом, обдав лицо горячим плотным воздухом и вонью пороха, а я в шоке падаю на дно лодки. Гуси удаляются со скоростью олимпийских пловцов, но мне сейчас не до них абсолютно.
Непонятно: то ли капсюль был некачественный, то ли порох отсыревший или запрессовавшийся, но выстрел последовал с опозданием, что мне едва не стоило, как минимум, выбитого глаза либо других неприятных ранений. Лодку медленно несло течением, желание охотиться в этот день пропало. Развернулся и погрёб, неспеша, назад к вездеходу. Парни вышли на берег, встречая меня. Удивились, что маловато дичи добыл, выслушали мою историю с опасным выстрелом и сфотографировали у лодки на берегу речушки.

Патроны я заряжал всегда сам на глазок, без всяких весов. И по молодости считал, что нужно пороха побольше сыпать. Подсказать дураку некому было, как всё правильно делать. В результате правое плечо было постоянно багровочёрного цвета от мощной отдачи ружья. Уже позже я узнал, что могло закончиться весьма плачевно, вплоть до разорвавшегося в руках оружия. Во всём нужна мера- и для снаряжения порохом патронов и для охоты на линялых гусей. К тому времени мы достаточно набили дичи, насолили впрок, а этот случай на моей охоте поставил окончательную точку. Наверное, Бог охоты потерял окончательно терпениe, глядя на браконьеров и заколдовал мой патрон.
Иначе нам бы не прекратить эту браконьерскую охоту никогда...

Прикреплённые файлы

Человек со шрамом.

Устроился в бригаду строителей геодезических знаков (деревянных сигналов)рабочим Андрей- парень лет 25. На эту работу шли, в основном, крепкие сильные мужики- физически очень тяжёлая. Слабаки, хитрецы не приживались. Всегда поражался, как можно за неделю-полторы соорудить в тайге вышку высотой 30 и выше метров. Сначала опишу вкратце этот процесс. Бригада строителей (человек десять) прибывала на вездеходе на место, указанное рекогносцировщиком, зачастую проламывая себе дорогу в глухом лесу. Расчищали площадку под палатку и под место установки знака. Потом выбирали подходящий лес, спиливали, стаскивали вездеходом. Брёвна шкурились, просверливались вручную в местах, где необходимо было их скреплять металлическими костылями. Когда огромная тренога была собрана на земле, её на тросах при помощи системы блоков и специально построенной деревянной мачты начинают медленно поднимать. Вездеход упирается мордой в мощное дерево, с одной стороны снимается гусеница, а на ведущую звёздочку наматывается трос. С противоположной стороны несколько рабочих страхуют, придерживая страховочный трос-оттяжку, намотанный на деревянный ворот. Пирамида, дрогнув, начинает свой подъём. Не дай Бог, если кто-то в процессе подготовки нечаянно стукнул топором поперёк бревна- от огромного напряжения древесина обязательно лопнет в этом месте. Проходит несколько минут, которые кажутся часами, и вот- знак стоит на трёх ногах, точно угодив в заранее выкопанные ямы. Иногда приходится прерывать подъём, опускать сигнал на землю, поправлять оборудование и снова поднимать эту многотонную махину.

Так вот, Андрей попал на такую работу, приехав вместе с одним старым рабочим- своим родственником, надеясь заработать- в месяц опытная бригада строила по три знака, а если переезды между ними были несложными, то и четвёртый начинали.Так что зар.плата за этот нелёгкий труд была приличная. Парень он был очень симпатичный и выделялся из всей бригады, так как остальные мужики, как правило, отсидевшие и пьющие, с печатями пережитых лишений на лицах, которые интеллигентными точно не назовёшь. Одно лишь портило облик Андрея- наискосок пересекал его переносицу тёмнокрасный шрам.

Полевой сезон был в разгаре, когда мы на связи услышали нехорошую весть: в бригаде строителей рабочий упал лицом на цепь работающей бензопилы. Срочно туда вылетел вертолёт, вывезли пострадавшего- это оказался Андрей. Воображение рисовало жуткую картину- изувеченное лицо, выбитые глаза и т.п. После больницы он не вернулся в экспедицию, но нам сообщили по рации, что всё более менее обошлось.

Зимой случайно встретил Андрюху в городе и, как не старался, не смог удержаться от смеха. Он усмехнулся и сказал, чтобы я не стеснялся- могу смеяться, сколько влезет, мол, уже привык. У него на носу появился ещё один шрам- Андрей упал на пилу лицом, но, к счастью, лишь слегка коснулся цепи. К прежнему шраму добавился новый, который пересёк переносицу в другом направлении. Теперь его нос украшал абсолютно ровный шрам в виде буквы "Х". Все люди, встречая парня, смотрели сразу на его нос, недоумевая, как это он умудрился травмироваться так аккуратно, словно специально вырезая вечный крест на лице.

Действительно, как меняется лицо человека, изувеченное шрамом, и не всегда оказывается права поговорка, что шрамы украшают мужчину. В случае с Андреем всё получилось совсем наоборот.

Юнга против Старшины.

Улетали весной на север из Иркутска приличной толпой- ИТР и рабочих набралось человек 30. Один рабочий возрастом под 50 лет был очень суетливый, на месте не сидел, всё куда-то исчезал. Ну, числился он за бригадой строителей триангуляционных пунктов, так что мне заботы было мало. В основном, весь контингент был знаком по прошлым полевым сезонам, а про этого мелкого сообщили, что он бывший фронтовик. Удивило, конечно- на дворе стоял 1983 год, когда бы это он успел повоевать...
Спросили его в лоб, но он, глазом не моргнув, сообщил, что был на фронте юнгой Северного флота. С натяжкой, вроде, получалось. Были же тогда и сыны полков. Но кличка к нему сразу прилепилась- Юнга.

Пересаживались в Киренске на вертолёт и обратили внимание, что все рабочие с рюкзаками, с сумками, а Юнга с симпатичным таким чемоданом. Стало ясно лишь на базе партии, что это не его вещи- подрезал у кого-то в Иркутском аэропорту, но до конца не сознавался, а уверял нас, что это его одежда. То есть, костюм, галстуки, красивые рубашки, получается, он взял с собой на работу в тайгу. Приперли его с допросами, и оказалось, что наш Юнга- обычный ворюга и на войне близко не бывал. Из-за его противного характера строители от него отказались, и остался Юнга рабочим по базе. Таких у нас называли мухобой, шнырь. В его обязанности входили хозяйственные работы, погрузка, разгрузка. В общем, то, что ему и надо было.

В мою бригаду рабочим устроился мужик 45 лет, а так как мы все были молодыми, то он для нас был стариком. В тайге никогда не бывал, услышал про "длинный" северный рубль, вот и решил подзаработать, но не ожидал, что будет так тяжело, да ещё комары, мошка грызут. Хозяйственный мужик- знал всегда, где, какие продукты лежат в вездеходе- заработал у нас прозвище Старшина. Примерно через месяц во время валки леса его слегка придавили небольшой сосной. Конечно, рубили-пилили лес на участке 40 на 40 метров, без соблюдения техники безопасности, сразу в нескольких местах. Мы- молодые- с хорошей реакцией, постоянно держали ушки на макушке и успевали увернуться от падающего ствола. А Старшина, увидев, что сосна пошла на него, не придумал ничего умнее, как присесть за маленьким пеньком. Аккурат там его и накрыло. Старшина заоорал душераздирающе, и все бросились к нему. Нас встретил жуткий духан. Рабочий Васька скривился:
- Обосрался! Я слышал, что перед смертью так бывает:
Старшина сразу затих, испуганно лупая глазами и, лёжа на земле, переводил взгляд с меня на Ваську и обратно.
- Ну, что- надо носилки делать, до вездехода его нести как-то. Может, успеем борт вызвать, пока не помер.
- Да я сам пойду.- плаксиво протянул Старшина.
- Ты только сзади топай, а то уж больно сильно попахиваешь.
- Так не специально же я ..это.. не сдержался.
Выехали мы в таёжный посёлок Бур, вызвали вертушку, и бедолагу увезли в согнутом виде. Перед этим он, конечно, ополоснулся в реке, переоделся в чистое. Переживали очень, что не выживет- так он страдал дорогой. Когда вертолёт сел на базе, Старшина бодренько спрыгнул на землю, бросил вещи и убежал за бутылкой в магазин. То есть, это был для него подходящий способ сбежать из леса, спектакль разыграл он мастерски. Только не ожидал, что кишечник от страха подведёт.

И оставили Старшину вторым шнырём на базе. Вдвоём с Юнгой им стало веселее, поставили бражку и втихушку посасывали её, пока их не вычислил начальник партии. Ему стало любопытно, почему мухобои, сбегав в лес, возвращались повеселевшие. Выследил и обнаружил закопанную под деревом флягу с бражкой.
В целях воспитания он вылил жидкость у этих двух кадров на глазах прямо на землю, не взирая на их протестующие и умоляющие крики.
Вернулись шныри в балок и начали разборки, кто виноват, что тайник раскрыт. Слово за слово, и замелькали кулаки. Постепенно стало мало места для схватки, и они вывалились на улицу. Начальник партии услышал крики, выглянул в окно и увидел такую картину: во дворе, оскалившись, кружили два шныря- Юнга сжимал в руках топор, а Старшина огромную кувалду. Время от времени делали выпады:
- Кха-а... Кья-а...
И ловко уклонялись от страшного оружия. Оба щуплые, мелкие, чуть выше топорища и ручки от кувалды.
Шеф выскочил, отвесил каждому по мощной оплеухе, отобрал "оружие" и пинками загнал гладиаторов в вагончик.
На другое утро Юнга с рюкзаком улетал домой- уволили за поведение и пьянку. А хитрый Старшина остался до конца сезона единственным и полновластным шнырём на базе.

Бесплатное масло.
В середине восьмидесятых, когда вся страна затаривалась в магазинах строго по талонам, север продолжал ещё жить по-старому. В 1986 году на БАМе можно было свободно купить продукты, которые южнее не найти днём с огнём даже по талонам.
В Усть-Куте перед выездом в тайгу зашли в магазинчик в Северном посёлке. Стою в очереди, прикидываю, что надо прикупить. Мои рабочие топчутся с рюкзаками, мешками поблизости. Гоша Ветров по прозвищу Хлорик- нескладный худой молодой мужик со старомодными очками на носу и наивным чистым взглядом- подошёл к прилавку и наблюдает, как продавщица обслуживает клиентов.

Над витриной прямо у весов лежала начатая коробка масла, от которого женщина периодически отрезала куски, взвешивала, заворачивала в бумагу и отдавала покупателям.
Хлорик вплотную подошёл к витрине, вытянул шею и тихонько спросил продавщицу, заговорщически глядя ей в глаза:
- А масло Вы просто так отдаёте?
Он уже отвык, что можно масло без талонов покупать, вот и удивился.
Женщина с подозрением взглянула на Гошку и недоумённо пожала плечами:
- Как это- просто так??? За деньги отдаю.
Потом ещё раз осмотрела с недоверием Хлорика, наверное, подумав, что имеет дело с ненормальным, и решительно перенесла масло с витрины на столик позади себя.

Мышка в носике.

Эту байку рассказал мне знакомый охотник Степаныч. Брезгливым лучше не читать.

Собрались мужики из деревни артелью на рыбалку- сиг шёл в сети хорошо. Уплыли на моторках в зимовье на Нижней Тунгуске. Молодые ребята ставят сети, выбирают рыбу, солят её, чинят сети- в общем, без работы никто не остаётся. А самого старого поставили кашеваром. У них был старинный ведёрный чайник с вычурно изогнутым узким носиком- алюминиевый и закопчённый до невозможности.
Ребята приплывут с рыбалки, а у деда всё готово, расторопный старичок.

Вместо чая он заваривал чагу- гриб берёзовый, такой тёмнокоричневый нарост на дереве. В тех местах местные очень любят анис везде добавлять- в чай, самогонку, капусту солёную. Ну, и дедок тоже не жалел семена.
Поедят мужики, садятся чай, то есть, чагу пошвыркать, а из носика струйка еле льётся.
Дед тут как тут:
- Наверное, коринки вместе с чагой попали, забили горлышко. Или аниса лишка сыпанул...
Потрясёт чайник, вроде, лучше течёт.
- Точно, коринки- вишь, сыпятся наружу.- дедок парней убеждает.
Так продолжалось пару дней, пока один из ребят, не выдержав, взял чайник и пошёл на реку прополоскать его. Вскоре оттуда донёсся многоэтажный мат.
Забегает в зимовье:
- Ах, ты, старый чёрт!!! Коринки, говоришь???

В носике чайника застряла маленькая мышка, и всё это время кипяток шёл через неё, как через фильтр, периодически вымывая различные части её тела, которые дед и называл коринками.
Спас повара от расправы лишь его почтенный возраст.

Бур.
Поздней осенью прилетели вчетвером делать мензульную съёмку посёлка Бур. Он расположен в Катангском районе Иркутской области на берегу таёжной речки Непа. Мой коллега Дима, я, рабочий по кличке Старшина (несмотря на его дикие протесты, сняли с должности шныря- рабочего по базе- и забрали с собой) и второй рабочий- Васька, которого я упоминал в рассказе про грязнулю Ваську. Устроились мы на постой к бабушке Тане (хотя, на тот момент ей было-то 54 года, но жизнь изрядно её потрепала, так что выглядела она на все 70, тем более, что Беломорина изо рта не исчезала). Кроме неё, в доме жила дочь Настя- полная женщина лет за 30, косноязычная и немножко пыльным мешком по голове бахнутая. И Настин сын Ванька семи лет. Мы раскинули спальники на полу в большой комнате- это была наша спальня и кабинет. Настя сразу, застенчиво улыбаясь, сказала, чтобы мы к ней не лезли- мол, у неё жених имеется. Этот "жених" объявился поздней ночью, пытался прокрасться котом к Настиной кровати, но споткнулся о чей-то спальник. Матюгнулся, зажгли керосиновую лампу, и я увидел своего старого знакомого- встречались в тайге, даже ночевали разок вместе в зимовье- механика из Северной геологической экспедиции Саню. Тот, пока не заметил меня, поднял хай:
- Бл..дь, мужик за порог, а тут сразу четыре кобеля в дом притащила?
Естественно, никакой он не жених был, а просто, мягко говоря, очередной Настин любовник, так как дома у него была большая семья плюс алименты на детей от предыдущего брака. Такой вот любвеобильный горячий механик.

Готовили сначала сами себе, а потом баба Таня, отругав Старшину за невкусный суп, забрала продукты и кормила своей стряпнёй. Её пирожки не забыть нам никогда. Особенно по утрам: она бросала здоровенный кус сливочного масла в безразмерную чугунную сковороду, резала вчерашние пирожки поперёк пополам и ставила в кипящее масло жопками кверху. Вкуснятина божественная... Руки у бабушки были изувечены артритом- они с дочкой стирали в местном интернате, а полоскали бельё и зимой и летом в озере. Ванька терпеть не мог школу и частенько прогуливал, пропадая на конюшне. Бабушка насильно заставляла его учиться. Вот такой урок русского языка:
Бабка:
- Какая буква?
Молчание.
-Тээ!- и подзатыльник внуку.
- А эта какая?
Молчок
- Уууу!- снова подзатыльник.
- Эта? Только что была. Ну, Тээ же- и очередной шлепок.- А теперь произнеси всё слово.
Ванька засопел, помрачнел и тихонько прошептал:
- Тэутэ.

Нам часто нужно было переплывать на ту сторону речки. Один мужик дал на время свою лодку-погонку. Это такая узкая посудина с плоским дном и высотой бортов сантиметров 30. Сначала боялись шевельнуться, пока форсировали реку- казалось, что малейшее движение, и мы окажемся в воде. Потом стали довольно умело управлять лёгкой погонкой. А местные, стоя в ней во весь рост, очень ловко раскидывают сеть и стреляют по дичи.
Чтобы создать сеть планово-высотную для съёмки, необходимо было заложить сперва грунтовые реперы. Переплыв реку, выкопали яму глубиной 2,80 метра, вставили металлическую трубу с геодезической маркой наверху, забетонировали её внизу. Засыпали землёй, оформили курган, окопку и вкопали деревянный столб с охранной табличкой. Всё это с того берега наблюдали ребятишки. Ванька прибежал домой возбуждённый и заорал:
- Баба, мама, а геологи кого-то похоронили на том берегу!
Вечером мы вернулись, заходим, и бабушка, с подозрением оглядев всех, спросила:
- А Старшина-то где?
- Сейчас зайдёт, сапоги моет.
- А-а-а, я уж думала, не его ли вы закопали.
Наступили морозы. В озере мы ловили мордушкой гольянов, а потом долбили лунки во льду на реке и ставили жерлицы с живцом. Каждое утро то налим, то щука, то крупный окунь сидели на крючке. А одним морозным утром пришлось расширять лунку- попался очень крупный налим. Выбросили его на лёд, и рыба скоро замёрзла. Я притащил налима в избу, положил в какую-то ванночку и ушёл работать. Вечером бабушка рассказывала нам, как зашла домой, а на кухне всё вверх тормашками, кровь. Сразу решила, что мы передрались с утра так жестоко, а потом заметила под лавкой уже уснувшего гиганта и поняла, кто виновник.
Решили отметить праздник 7 Ноября, как полагается. Нажарили рыбы, пирожков напекли, купили пару бутылок спирта, развели его в нормальной пропорции. Старшина и бабуля быстро окосели. Приобнявшись, они сидели и орали дуэтом песню, в такт стуча кулаками свободных рук по столу. Правда, баба Таня кричала:
- Веселей ребята!
Выпало нам
Строить путь железный,
А короче БАМ.
Особенно, последнее слово у неё удавалось на славу. А Старшина одновременно с ней пел, то есть, пытался перекричать:
- Наш ротный старшина имеет ордена
А у меня все это впереди.
Но ты, любовь, зачти отличные значки,
Которые теснятся на груди.
Не плачь, девчонка, пройдут дожди... и т.д.

Ещё у бабы Тани был сын Саша, 27-28 лет. Пару лет назад, по-пьянке, один эвенк выстрелил из мелкашки и прострелил Сане позвоночник. С тех пор у него отказала вся нижняя часть тела. Жил он с женой и двумя малышами метрах в ста от матери в своём доме. На самодельной тележке жена привозила его к нам- поиграть в карты, выпить. А когда топили баню, то мы помогали уносить его туда. По вечерам Васька стал уходить в гости к Сашке. Я его предупредил, чтобы никаких амуров с женой- и так парню досталось по полной. Васька клялся, что они играют в карты, и Саня сам рад его посещениям. Сразу скажу, чем закончилось: однажды оставив Саню после баньки ночевать у матери, вчетвером- Васька, жена Сашки и дети сели утром на АН-2 и улетели, бросив всё. Я встречал Ваську года через три после этого- живут счастливо, родился общий ребёнок. А Сашка перебрался к матери, лежал целыми днями, курил, читал книжки. Изредка мужики приносили ему лодочные моторы перебрать, рассчитывались водкой-спиртом. Тогда Саня забывался в алкогольном угаре.
На следующий год я со своей бригадой заехал на вездеходе в гости к бабе Тане, подкинул ей тушёнки-сгущёнки, и организовался небольшой праздник, закончившийся попойкой. Я ушёл ночевать в палатку пораньше, а мужики "гудели" почти до утра.
Так как Настя была свободна от женихов на этот раз, то мои орлы "осчастливили" даму не по разу. А рубашка рабочего по кличке Ника наутро вдруг оказалась под подушкой у бабы Тани. Ника очень переживал и кричал, что ничего не было, а бабка хохотала и подкладывала ему за завтраком кусочки повкуснее.

Кузя.
Подружились мы в деревне, где стояла база нашей партии, с Кузаковым Сашкой- Кузей. Мужик лет за тридцать, невысокий, щуплый, с очками на длинном носу. В тех местах все мужчины- охотники, рыбаки. Кузя, естественно, тоже. Только почему-то у него не было своих охотничьих угодий. И он пакостил... Садился на коня, рядом бежал его пёс Казбек, ехал через чужие угодья. Собака найдёт соболя, белку- Кузя подстрелит и дальше едет. А охотник его встретит, так Кузя с честным лицом объясняет, что просто мимо проезжал.
Собака у него была необычная. К Казбеку прицепилась какая-то кожная болезнь, вылезла шерсть.

Обычно,охотники не церемонятся в таких случаях, проблема решaется одним выстрелом. Но Казбек был работяга-соболятник, каких поискать. Сшил ему Кузя на зиму что-то типа фуфайки-попонки, а летом мазал толстым слоем солидола, чтобы гнус не прокусывал. Всё равно, зимой пса трясло на морозе, а летом он весь чесался и, морща нос, слизывал с себя вонючую мазь. Но охотно подставлял себя под струю средства от комаров и жался к костру.

Жил Кузя в большом доме, рубленном из толстых лиственничных брёвен лет сто назад, достался ему после умерших родителей. Один венец сгнил, и, когда заходишь в дом, то от порога сразу катишься под уклон до самой печки.

В конце концов, моя бригада перестала жить на базе, а переселилась к Кузе. Рабочие поддомкратили угол, привезли из тайги подходящее бревно, заменили нижний венец, и дом выровнялся. Потом дошла очередь до туалета. Кузя-совершенный пофигист, не обращал внимания на такие мелочи, как отсутствие одной стенки у сортира и незакрывающуюся дверь. Мои парни выкопали яму и построили ему новый "дворец". С размерами перестарались. Кузя зашёл в него и, протирая очки, пробормотал:
-Зачем такой большой-то?
-Так в расчёте на то, что ты когда-нибудь женишься, Кузя. Будет двухместный...
Весной посадили картошку в огороде, в котором после смерти родителей не росло ничего, кроме травы.

Поздней осенью мы выехали на пару дней из леса подремонтироваться. Поселились у Кузи, которого не оказалось дома- ушёл глушить налимов по первому льду. Я сижу за столом с бумагами, ребята собрались с утра помочь соседу кабанчика забить. Открывается дверь, и заходит незнакомый мужик. Представился- местный участковый, сержант.

Хочу объяснить его должность: он живёт в Ербогачёне, собирает заявления со всех сёл и периодически облетает огромную территорию, не уступающую размерами некоторым странам Европы.
Пришёл попросить, чтобы мы его увезли на вездеходе километров за 30. Я ему объяснил, что завтра мы уезжаем снова в тайгу, а пока вездеход ремонтируем. Тот остался недоволен ответом, скользнул взглядом по комнате и вышел. Я понял, что он заметил нашу мелкашку, незарегистрированную, естественно.Подскочил, схватил её и сунул под диван.
Тут же возвращается мент и смотрит в угол, где тозовка стояла. Спрашивает:
- Где винтовка?
- Какая винтовка?
- Ну-ну... Значит, добром не отдадите?

Ушёл, а через полчаса к нам пришли два местных мужика- оказались внештатники. Он их поставил караулить, чтобы мы ничего не вынесли. А нас по одному на допрос стал вызывать.
Надо сказать, что мелкашка была в таком виде, что добрый охотник не нагнётся её подобрать. У неё не было мушки, мы изготовили из куска жести новую. Правда, она часто сбивалась. Когда собака облаивала соболя или белку, то после первого неудачного выстрела ставишь коробок метрах в 20 и пристреливаешь винтовку, потом стреляешь уже с известной поправкой в зверька. Фактически принадлежала она водителю Мише, но пользовались мы все.

Мент, видно, насмотрелся боевиков, так как демонстративно положил на стол пистолет и стал запугивать сроком за дачу ложных показаний. Все, естественно, в отказ. Тогда он письменно запретил нам выезжать в тайгу, а время уходит, зима крепчает. Кроме того, сержант собрался сделать обыск в вездеходе. А там ружья нелегальные, пушнина- соболь, белка, ондатра, и остатки мяса- сохатина. Если найдёт, то мало нам не покажется. Посовещались и решили отдать мелкашку. Но он спросил, чья винтовка? И тут чёрт дёрнул Мишу за язык:
- Кузакова Сашки.
- А он где?
- На рыбалке.
- Как придёт, ко мне.

Вечером заявился Кузя, обрадовался, нас увидев, мы его угощаем, готовим к разговору. Рассказываем всю историю, Кузя в лице меняется:
- Вы что, совсем дураки, что ли?
Но менять показания было поздно.
Наутро пошёл он к менту, возвращается весь взъерошенный:
- Обещает срок два года за хранение нарезного оружия.

Кончилось тем, что собрали общее собрание в клубе, Кузя публично покаялся, сказал, что мелкашка от отца осталась, виноват, что не сдал. Его взяли всей деревней на поруки, он пообещал народу, что никогда их не подведёт, и мент закрыл дело, но потребовал у нас послать ему в Ербогачён два мешка картошки. Картошку мы ему приготовили и отвезли в местный аэропорт. Через месяц, улетая домой, я видел эти мешки. Из-под них вытекала неприятная лужа. Картошка то замерзала, то оттаивала. Никто не хотел грузить её в самолёт.
А нам пришлось долго поить Кузю, чтобы простил за такую подставу.

Недавно мне сообщили, что Кузя по пьянке насмерть разбился на мотоцикле. Так и не женился он...

Олег.
Прилетели мы вдвоём на самолёте в Усть-Кут, чтобы расконсервировать базу партии- я и мой старший товарищ, начальник партии Иван Косенко. Я ещё его называл вторым отцом- он меня учил когда-то всем премудростям таёжной жизни и не раз выручал в разных житейских ситуациях. Натопили печку в бараке. Постепенно оттаивали промёрзшие стены. Пригнали бульдозер и расчистили огромный двор от снега. Склады от мусора освободили. Мы ожидали приезда нескольких машин по автозимнику. Должны были прийти арендованные два бензовоза и пара грузовиков. Сопровождали их наши водители вездеходов, а старшим колонны был назначен молодой специалист Олег Субботин- высокий красивый парень лет 20-22. Каждый вечер мы с Ваней, чтобы скоротать время, покупали пару бутылок водки, готовили незатейливую закуску и просиживали до поздней ночи за беседами.(Сейчас даже представить боюсь, что смог бы поллитра за раз выпить). В назначенный срок машины не прибыли, ждём ещё день, два. Волнуемся- связи никакой с ребятами нет.
Наконец, во двор заезжают машины. Пересчитав, вздохнули облегчённо- все тут. Из кабин вылезли мужики- небритые, с помятыми мордами. А у вездеходчика Володи Дроздова(Дрозда) синяк на поллица и рассечённая бровь. Здороваемся, спрашиваем, почему долго так? Молчат, глаза отводят.
- А Олег где?
- В больнице он.
- Рассказывайте, что случилось.
Сначала они пытались соврать- мол, Олег полез на цистерну и сорвался вниз. Но потом припёрли, и они сознались: дорогой часто останавливались, выпивали. Потом ночью набились в кабину УРАЛа-бензовоза вчетвером, Олег сидел у двери, которую не захлопнул. Выпал на ходу, а зимник по льду русла реки Лены представляет собой часто ледяной жёлоб. Олег упал, а колёсами машины его давануло об этот ледяной борт. Остановились сразу. Крови не было, но парень кричал от боли. Поехали до ближайшей деревни. Врач, которого подняли с постели, спросил, где произошёл несчастный случай. А потом:
- А-а-а, это не мой участок, везите его в Жигалово.
Развернулись и километров 80 ехали обратно. В скорой помощи, обследовав Олега, заподозрили неладное- парень терял сознание, бредил, кричал.
Рентген показал, что раздавлен таз, мочевой пузырь лопнул, повреждены сосуды. В таком состоянии его катали полночи на машине по неровному зимнику, и каждая встряска на кочках, наверняка, отдавалась страшной болью в теле Олега. Его отправили сан.рейсом в Иркутск. Олег шептал чёрными прокушенными губами:
- Матери вещи мои и зар.плату отдайте...

А Дрозд, дорогой уснув, разбил морду о щиток кабины.
В Усть-Кут прибыла комиссия по тех.безопасности для расследования несчастного случая буквально на другой день после того, как мы позвонили в экспедицию. Зам. по ТБ Захар Архипович(Харабара) сразу заметил повреждения на лице Дрозда и сказал:
- Я понял, как было дело. Дроздов с Субботиным подрались, и Олег был сильно избит.
Дрозд изумлённо слушал, а потом заявил, стукнув огромным кулаком по столу:
- Так это- что: вы мне дело шьёте? Ну, коли всё равно посадят, так этой ночью пришью тебя, Харабара, и твоего помощника.
Харабара тут же засуетился и потребовал срочно отвезти их в гостиницу, т.к. тут небезопасно.

Прожил парень ещё около трёх недель, врачи не смогли его спасти. Осталась невеста, у которой Олег стал уже вторым погибшим женихом. Дело спустили на тормозах, за основу приняли версию, что Олег, действительно, упал по неосторожности с высоты на лёд. И никому не было дела до того, что невозможно повредить кости и внутренности в таком случае. В очередной раз был списан человек, лишь бы не портить статистики по несчастным случаям...

Извините, ребята, а не пора ли мне закругляться? Не раздражаю ли своей писаниной на горном форуме? А то начал, думая написать с десяток-другой историй, а они сами собой на свет появляются и появляются. С уважением и признательностью за ваше терпение.

Я читаю с удовольствием. Да и почему бы не писать,если хочется?

жду с нетерпением каждую новую историю

Спасибо. Честно- немного неожиданно, т.к. всегда считал, что эти истории были бы интересны лишь таким же бывшим и нынешним бродягам.(и моей жене) Но забыл, что на форуме "горный туризм", в основном, такие и собрались- у кого шило в заднице. Шучу!
В запасе ещё есть, что написать- память пока не подводит, а жизнь экспедишная была полна всяких происшествий. Жаль, мои прежние коллеги, практически, ничего не пишут о себе.

Копчёный и Сундук.

Трудились в нашей экспедиции рабочими два старых кадра- Копчёный и Сундук. Фамилии их подзабылись, имена тоже, но клички прилипли к ним навечно. Копчёный- смуглый, прокуренный мужик с кудрявыми волосами, мастер на все руки. За его чернявость, наверное, и прозвище получил. Второй из них однажды самостоятельно включил рацию и вышел на связь с базой. Когда начальник партии, не поняв, с кем разговаривает, спросил:
- Кто на связи?
Тот важно представился, почему-то чужой фамилией:
- Инженер Сундуков!
Шеф затих, ломая голову, что за новый специалист появился, но в это время тангенту перехватил геодезист. А бичу приклеили кличку- Сундук. И Копчёный и Сундук были, мягко говоря, пьющими людьми. Семей у них не было, с ранней весны до поздней осени работали в экспедиции, а зимой пропивали заработанное. У Сундука ещё было второе прозвище: "Тинтиль-винтиль"- его любимое вводное слово, заменяющее матерки. Вспомнились несколько историй из жизни этих двух, в общем-то, замечательных мужиков.

Перед началом сезона рабочие втихушку пропивали в деревнях всё, что можно незаметно для начальства утащить, в том числе и собственную спец.одежду. И вот, Сундук с Копчёным решили, что лето будет тёплое, а потому спальные мешки- это роскошь. Сдали их местным барыгам, купили спирт и погуляли на славу. Но в тайге ещё лежал снег, ночи холодные стояли. Их озарила идея: смастерить из бересты подобие мешка. Весной береста снимается хорошо с берёзы. Они сделали этакие короба и залезли на ночь в них. Замёрзнув, эти два артиста непроизвольно подкатились к печурке в палатке, желая согреться. Береста нагрелась, подсохла...
Остальных мужиков разбудили истошные вопли мучеников: береста от жара скрутилась, сжав тела, и продолжала скручиваться дальше. Самостоятельно изобретатели из капкана вылезти не смогли, пришлось резать их берестяные "спальные мешки".

Однажды Сундук понёс свои новые болотные сапоги в магазин. Просит продавщицу обменять их на пару бутылок спирта. Та ему показывает на полку, заваленную сапогами и отказывает. Но Сундук человек настойчивый, ведёт торг дальше и, когда цена упала до бутылки водки, женщина согласилась на обмен. Взяла сапоги, Сундук получил заветную бутылочку и пошёл на выход. Вслед ему крик:
- Сундук!!! Так они же оба левые!!!
- Готовь ещё бутылку: правые принесу...

В одной деревне Сундук сошёлся с продавщицей: та, наскучавшись без мужской ласки, не представляла даже, какого козла в огород пустила. Женщина была инвалид- вместо одной ноги носила протез. Сундук её быстро наградил прозвищем "Сонька-Золотая ножка". Левый заработок она прятала в протезе, и любовник прознал это моментом. Вечером, дождавшись, когда подруга уснёт, потихоньку воровал у неё деньги. Естественно, Сонька ругала его и даже била, тогда Сундук, в знак протеста, уходил к бригаде в палатку. Там его всегда ждали с нетерпением остальные коллеги- как же: кормилец! Точнее, поилец- без спиртного он не возвращался. Мужики, конечно, ему завидовали: и нальют, и накормят, и обстирают, и спит с женщиной на чистых простынях. Один начал было ему претензии предъявлять, мол, я тоже так хочу... Сундук, недолго думая, берёт листок бумаги и пишет записку, сворачивает её и отдаёт страдальцу:
- Иди к Соньке и получишь всё, что пожелаешь.
Обрадованный мужичок побежал в деревню, но скоро вернулся назад, придерживая опухший глаз рукой.
- Сундук, скотина, ты что там написал? Я Соньке записку подал, а она, прочитав, врезала мне так, что с крыльца слетел..
- Ну, написал то, что ты просил. Ты же хотел у неё ночевать остаться? Вот, я и указал:
" Подателю сей записки дать два раза. Твой любящий Сундук".
Не знаю, чем закончилась их любовь, но слышал, что после отъезда Сундука у Соньки обнаружилась большая недостача, особенно с алкоголем...

Копчёный был страстным рыбаком, в его бригаде рыба не переводилась- сушил, солил, коптил её. Ставил сети обычно на деревянной лодке-погонке, в тот сезон они работали вдоль реки и передвигались по воде на самодельном плоту. Однажды, на лодке кто-то уплыл, и Копчёный отправился на надувной резиновой лодке. А у него была привычка втыкать слегка нож в доску. И вот, спокойно проверяя сети, вытащил из ножен нож, чтобы освободить рыбу, а потом машинально ткнул им в борт резиновой лодки. Над рекой раздался громкий "Бах!", а потом дикие вопли Копчёного- он тонул, запутавшись в сетях. Кое-как успели его спасти, вытащив на берег вместе с сетью, всего в рыбьей чешуе. Пойманная рыба, которая ещё не успела уснуть на дне лодки, получила нежданно свободу. Лодка восстановлению не подлежала...

Мне тоже нравится читаю с удовольствием 👍

Спасибо, рад.

Автозимник.
Этот зимник проложили в 1975 году, а мы по нему впервые поехали в марте 1982 года. Не знаю, как он выглядел в конце семидесятых и в каком состоянии дорога сейчас, но в восьмидесятых мы хватанули на нём горюшка. На грузовых машинах возили горючее, продукты, оборудование в посёлок Непа, где стояла база нашей геодезической партии. От Усть-Кута 500 километров, которые проезжали, бывало, и за двое суток. Расскажу об одной своей поездке в конце марта.

Мы выехали из Усть-Кута на машине КАЗ с длинным полуприцепом , которая называлась ещё Колхида, а дополнительно "Горный тягач". Какой шутник назвал её тягачом да ещё и горным- не знаю. Но мы с трудом штурмовали каждый обледеневший подъём зимника под истеричные вопли пожилого водителя Ивана, который все дни, что ездил по зимнику, проклинал тот день, когда согласился отправиться сюда. Машину стаскивало вниз, прицеп вставал поперёк дороги, а мы начинали сапёрные работы. Кроме водилы, в кабине находился мой коллега Саня, я и моя собака Лэсси, которую я хотел оставить до весны на базе. Выпрыгивали на разбитую дорогу, ломали и рубили тонкие деревца, подсовывали их под колёса, сыпали шлак, который лежал в огромных ящиках по краю зимника на таких подъёмах. Позже поняли, что лучшее средство для подсыпки- это цемент. Сколько осталось мешков цемента на протяжении всей дороги- никто не считал, но много.

В кюветах время от времени попадались брошенные и уже раскуроченные мародёрами грузовики. Действовало неписанное правило: спускающийся с горы обязан уступить дорогу идущему на подъём, так как разгон набирали заблаговременно, а без разгона подняться в гору по скользкой трассе часто было просто нереально.
Ну, и если навстречу попадалась колонна грузовых машин, особенно БЕЛАЗов, которые гнали в Якутию, то мы сразу сходу ныряли с узкого зимника в снег и ждали замыкающую машину. У той сзади был прицеплен трос, который просто тащился за ней по дороге. Нас цепляли, выдёргивали из снега, потом махали друг другу на прощание:
- Счастливой дороги!
И каждый ехал дальше до следующей встречной колонны.

В то время встречали на зимнике и лосей и дичь. Я подстрелил глухаря, прибыли на базу и, пока разгружались, сварили ведро мяса с вермишелью. Только уселись за стол, как входит мальчишечка лет 4. Познакомились- Серёжа, сын местного лесничего Стаса, который жил по соседству с нашей базой.
Пригласили мальчонку за стол, налили суп, мясо положили. Сами беседуем, не обращая на него внимания. Вдруг слышим:
- А мясо у вас вкусное.
Ага, съел уже, но добавку не просит, дипломат маленький.
Ещё положили глухарятины, спустя несколько минут слышим знакомые слова:
- Я говорю: мясо-то у вас вкусное...
Значит, снова слопал. Смеясь, ещё добавили. Наелся он, отодвигает тарелку.

Налили ему чаю.
Он глоток сделал и произносит:
- Наверное, и сухари у вас вкусные...
Чашка с ванильными сухарями стояла далеко от него, но не просит, а намекает. Насыпали горсть перед ним. Серёжка с удовольствием грызёт их, макая в чай. Спрашиваем его, что ещё хочет. Головой отрицательно мотает- мол, ничего не надо. А потом, напившись чая, встал молча, пошёл к двери, постоял и вернулся. Обвёл нас взглядом и сообщил:
- Вкусные у вас сухари!
Мы смеёмся, а он серьёзный такой стоит. Насыпали ему полные карманы сухарей, и довольный мужичок ушёл домой.
Потом он встречал почти каждую нашу машину, заходил в балок и ждал, когда народ сядет чаёвничать. Никогда сам не напрашивался, но все с нетерпением ждали его слова:
- А чай у вас, наверное, вкусный...
А уж потом дружно угощали любимца чаем с сухарями.
Эта фраза потом гуляла шутливо по бригадам, когда садились поесть и добавка нужна была:
- А каша у вас сегодня вкусная...

В ту весну мы мотались по зимнику до середины апреля, когда официально он был уже закрыт. На реках вспучивались наледи, дорога превращалась в раскисшую кашу из грязного снега. Водители вымотались, у машин были разбиты боковые зеркала от столкновений сo встречными или от ударов о деревья по краям зимника. Бамперы погнуты, фары разбиты, кузова во вмятинах. Сопровождающим, то есть нам, тоже досталось. Откапываешь колёса, подсовываешь жерди, подсыпаешь цемент или шлак, а когда машина начинает, пробуксовывая, карабкаться по цементной пыли в гору, запрыгнуть в кабину не успеваешь, водитель не тормозит до самого верха подъёма, вот и бежишь следом. Мы старались, чтобы водилы хоть немного отдохнули дорOгой. На перекурах и ночёвках покидали кабины, чтобы мужики могли вытянуться на сиденьях. Ну, а мы в это время изображали героя фильма А. Мягкова с его фразой:
- Пить надо меньше...,
подпрыгивая и притоптывая вокруг машины, стараясь согреться.

Однажды мой товарищ ехал пассажиром в кабине ЗИЛ-157, и у них отказала печка. Мороз был за 30 градусов, а впереди ещё километров триста по зимнику. Они установили у него в ногах металлический лист и раскочегарили паяльную лампу. Ехать пришлось, приоткрыв стёкла, чтобы не угореть. На базу прибыли два негра с сумасшедшими красными глазами. Лица, руки и одежда покрылись слоем сажи, но, главное, не обморозились...
После этого ещё несколько лет мы завозили груз по зимнику. И порой ребята устанавливали рекорды, проезжая этот путь даже за 12 часов.

Бабуся с карабином.
Очередной мой объект находился в Красноярском крае, километрах в 150 от Канска. Места хоть и таёжные, но были когда-то довольно обжитые, на карте деревни нанесены километров через 20-30. Создавались эти сёла в Сталинские времена, а заселяли их, в основном, сосланными из Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии "врагами народа". Этих несчастных людей надо было обеспечить работой, но чем ещё в тайге занять? Только лишь лесозаготовками. В результате, в середине восьмидесятых, когда мы там работали, от богатых кедрачей, ельников, сосняков ничего не осталось. Повсюду рос осинник да березняк, в котором прекрасно себя чувствовали лоси и косули. Позже деревни начали исчезать вследствие политики укрупнения колхозов. А на местах лесоповалов остались тысячи и тысячи огромных пней. И начали их добывать из земли, отправлять на завод, где производилась канифоль и что-то ещё очень нужное народному хозяйству (но я не знаю, честно говоря- Что). Пни, не мучаясь особо, рвали взрывчаткой.

Однажды едем по лесу на вездеходe, подъезжаем к проектному месту, где нужно было вырубить площадку под опознак 40 на 40 метров и поднять веху на дереве в центре этого квадрата. Удачно подвернулась лесная дорога, которая и привела на нужное место. Но в конце этой дороги оказалась площадка, огороженная колючей проволокой, а внутри избушка и барак какой-то. Ну, нам туда не надо. Стали располагаться в десяти метрах от ограды, палатку ставим. Как вдруг из избушки выскакивает растрёпанная старушенция в телогрейке, что-то жуя на ходу. В руках она держала карабин, да не простой кавалерийский, какой у меня был, а СКС- самозарядный карабин Симонова, десятизарядный.

Видно, проспала она наше появление или ела так увлечённо, но неожиданно возникшие палатка, вездеход и четверо небритых мужиков оказались для неё неприятным сюрпризом. Бабка трясла карабином и истошно вопила с украинским акцентом:
- Нэ пуш-шу...Уходьте, бисовы сины, зAраз пальну...
- Бабушка, вы поаккуратнее с оружием, а то и у нас оно имеется.
Та продолжала кричать, обзываться и грозить оружием, а если я делал шаг в её направлении, чтобы успокоить, то вскидывала пушку и направляла на нас. В конце концов, махнули рукой и занялись своей работой под аккомпанемент бабкиных угроз. Постепенно и ей кричать надоело, лишь изредка ворчливо произносила:
- Чaво ето, чaво ето вы тут удумали-то? Тут секретна зона, охраняется, щас как вызову милицию-то...

Ближе к ночи, наконец, нам удалось наладить со старушкой контакт. Оказался это склад взрывчатки, а бабку в лесу посадили охранницей. Работала она сутки через двое, но иногда приходилось и по двое-трое суток тут жить, так как сменщики-мужики имели обыкновение уходить в запой, а бедная старушка терпеливо ждала, сидя в глухом лесу, где и медведь был нередким гостем. Мы её угостили нашими продуктами, а бабуся, которая оказалась на удивление добрым и весёлым человеком, нарвала нам с грядок зелёного лука, укропчика. Так что ужинали мы все вместе, сидя у палатки, слушая её рассказы. Наскучалась она в одиночестве в тайге-то, и даже пост свой важный на это время оставила. За взрывчаткой ведь нечасто приезжали к ней.
Наутро попрощались мы с ней сердечно, она попросила лишь, если будем через деревню ехать, то, может, напомним там, чтобы её сменили. Но наш маршрут лежал, к сожалению, дальше в тайгу.

Изнасилование.

Работая в Геофизике, топили мы технику и зимой и летом регулярно. Вездеходы, тракторы. В болоте, реках, озёрах. Иногда получалось выкарабкатъся самостоятельно, используя самовытаскиватель- обыкновенное бревно, на которое с двух сторон надевались цепи с крючьями. Крючья цепляли за "уши" траков гусеницы. Вездеход наползал на бревно и проезжал по нему, пока самовытаскиватель не оказывался позади. Отцепляли бревно, переносили вперёд- и так много раз, пока техника не могла самостоятельно ехать дальше. Или трос цепляли за хорошее дерево, если оно есть, и за гусеницу. Часто без посторонней помощи невозможно было выбраться из капкана. На связи взывали о помощи. Прибывали ближние бригады, и тросами другие вездеходы вытягивали потерпевшего бедствие собрата. Но бывало так, что вездеход или трактор уходили под воду, под лёд или в трясину "с головой". Тогда начиналась настоящая эпопея спасения техники. Притаскивали трактором металлическую мачту- на нашем сленге "обезьяну". Кто-нибудь лез, нырял в ледяную воду, чтобы прицепить трос к утопленнику. Через систему блоков и тросов обезьяной тянули постепенно. И трудно было поверить своим глазам, когда из-подо льда вдруг постепенно появлялся вездеход- весь в грязи, тине, обледеневший. Но, тем не менее, по всему бескрайнему северу, где проехали геологи, геофизики, топографы, полно мест, где можно увидеть крыши затонувших бедолаг, которых не было возможности спасти. Пример- трасса на Ханты-Мансийск. Прямо с дороги видны в нескольких сотнях метров от неё на болоте тракторы, вездеходы, вагончики, вернее, лишь части крыш от них.
Однажды мы ехали на вездеходе ГАЗ-71 по уже прорубленному геофизическому профилю. На дворе зима в разгаре. Уже и морозы были под шестьдесят градусов, вроде, всё должно промёрзнуть, как следует. Выскочили на лёд небольшого озерца, а на выезде из него со всей дури влетели в "окно". Рабочие сидели наверху, а мы с водителем Гришкой в кабине. Мужиков как ветром сдуло, и вот они уже стоят на прочном льду. А мы с Гриней так стремительно открыли свои люки над головой, что потом, сколько я не пытался повторить в спокойной обстановке, ничего не получалось- постоянно что-то заедало, не проворачивалось. Вылетели пробкой, присоединились к бригаде, с тоской глядя на утонувшего кормильца. Внутрь кабины медленно сочилась болотная жижа. Повытаскивали бензопилы, мои геодезические инструменты. Пытался докричаться до других бригад по маленькой рации Мотороле- безнадёга. До базы партии километров 20. Сказал ребятам, чтобы продолжали орать в рацию, а сам потопал за помощью, рассчитывая дойти часов за пять. Не успел отойти на пару сотен метров, как слышу- меня зовут парни. Вернулся- докричались мои голосистые кадры до соседей. Уже едет к нам Апельсин- так прозвали яркооранжевый тяжёлый вездеход МТЛБ. За рычагами, под стать своей технике, такой же рыжий и здоровенный водила Яшка. Приехал, зацепили трос за задний крюк, так как спереди МТЛБ тонул. Гришка, морщась, полез в кабину, сел за рычаги по колено в воде. Яшка дёрнул раз, другой, поёрзал по льду и, вдруг, дал задний ход. Его мощный вездеход всем своим весом подмял нашего бедного газончика, сплющив один бензобак, порвав тент, изуродовав дуги. Гриня, не видя, но чувствуя пятой точкой, что его давят, снова вылетел, как ракета, наружу, матерясь во всё горло. Яшка высунулся из люка, посмотрел назад, почесал сконфуженно в затылке.
Около его вездехода прыгал мартышкой разъярённый Гришка:
- Ты что, гад, сделал? Ты ж меня, практически, изнасиловал в задницу, скотина.
Яшка тоже психанул:
- Да пошли вы! Сейчас уеду- сами выбирайтесь!
Кое как мне удалось успокоить распсиховашихся танкистов. Апельсин аккуратно слез с "изнасилованного" газона под завывания Григория, потом внатяг потихонько-помаленьку потащил, потащил и выдернул из грязи вездеход. Завести его не удалось. Перецепили трос, и Яшка потянул нас на буксире на базу. Я и рабочие перебрались в Апельсин, оставив печального Гришу в кабине изувеченного газона.

Вот видео нашёл подходящее на ютубе.

www.youtube.com/watch?v=ZsabwiAFS-M

Смекалка вездеходчика.
Устроился в нашу сейсмопартию водителем вездехода Сергей- молодой мужик лет тридцати. Мелкий- метр с кепкой, всё время на голове у него был какой-то шлем, похожий на тот, что носили лётчики в тридцатых годах. Оттого и голова казалась круглой. Его даже в шутку окрестили "яйцеголовым". Закрепили за ним ушатанный, раздолбанный МТЛБ. Ну, новичкам обычно такое счастье выпадает. День и ночь Серёга не вылазил из вездехода, провонялся солярой, руки в садинах, морда в мазуте. Но долго ему не дали "прохлаждаться"- геодезическим бригадам катастрофически не хватало техники. В первый его выезд решил я с ним отправиться, посмотреть, что за кадр, как быстро ориентируется и учится. Загрузились мы внутрь и лихо попылили по наезженным геофизическим профилям на площадь работ. Мужики рубят-пилят лес, я делаю измерения, выставляем пикеты, а Серёга довольно толково давит перед вальщиками мелочь вездеходом. Ближе к сумеркам он несколько нервозно спросил меня раза три, когда поедем на базу? Я пожимал плечами недоуменно:
- Как стемнеет, видимость исчезнет, так и отправимся. Погода хорошая, надо работать, пока можно.
Наконец, мы загрузились и тронулись в путь. Спрашиваю Сергея:
- Почему фары не включаешь?
- Неисправны.- буркнул недовольно тот в ответ.-Не успел проводку починить.
- Так что ж ты не сказал-то раньше?
- Я же спрашивал, когда домой поедем...
И мы с ним по очереди высовывались из люка, как суслики из норы, следя за дорогой и корректируя движение. Запуржило, снег сёк щёки и выбивал слёзы из глаз. В очередной раз, спускаясь в кабину, неловко закрыл крышку люка, и тяжёлая железяка долбанула мне по пальцам. Очень мало места оказалось внутри для того, чтобы исполнить дикий танец, когда я прыгал на сиденье, тряся ушибленной конечностью. Не успел я успокоиться, как Серёга получил по круглому кумполу своей крышкой люка. Так что в ближайшие минуты картина в кабине была довольно забавная: я мычал от боли, дуя на пальцы, а водила раскачивался и стонал, потирая башку свободной рукой.
Так как в эти минуты мы не следили за дорогой, то расплата наступила незамедлительно: вездеход налетел на какой-то огромный пень, слетела гусеница, и мы встали.
Рабочие вылезли наружу:
- Серёга, давай лом, кувалду, нужно гусянку разъеденить.
Серый, мрачно сопя, вытащил миниатюрный молоток.
- Ты что- издеваешься? Давай кувалду, придурок!- рявкнул один из парней.
- Нет у меня кувалды... И лома нет.-буркнул водитель. А потом с истерикой в голосе:- И ведра нет, и ключей тоже нет! И лампы паяльной нет! Одно это корыто- и больше ничего. Механик сказал- прояви смекалку, доставай, где хочешь. У других водил всё есть и даже по нескольку штук, но не дают ведь.
- Узнаю любимые слова Бориса.- ухмыльнулся я.- Ну, что- разводите костёр, будем на связи ловить кого-нибудь.
Через минут сорок около нас тормознулся МТЛБ коллеги. Быстренько обули наш вездеход, и та бригада поехала впереди, освещая нам дорогу. На базе, вылезая из кабины, обернулся к чумазому Сергею и сказал:
- Как хочешь, где хочешь доставай, но чтобы завтра в вездеходе было всё: кувалда, лом, паялка и ведро.
Утром Сергей, возбуждённо сопя, негромко мне рассказывал, как он ночью тырил у коллег необходимые инструменты. Вездеход выехал на работу с полным комплектом. Но интересно, что те, у кого Серый спёр ломы-кувалды, даже не психовали. Видно, так принято у них было: дружба-дружбой, а если что надо, то своруют друг у друга без зазрения совести. Это и называлось у нашего механика "проявить смекалку".

Черемша.
Попросились мы на постой в посёлке Кунерма, что на БАМе, в местное лесничество. Без всяких проволочек и совершенно бесплатно ребята пустили мою бригаду в пустующую половину деревянного дома на берегу реки. В другой половине был склад и контора. А в соседнем доме жил лесничий с супругой. Однажды к его жене приехала в гости сестра, и мы, выйдя весной на улицу, не могли сдержать дрожи- буквально нас трясло от холода при виде открывшейся картины. Вода в р. Кунерма была, максимум, градусов 8-10, а эти две крепких- кровь с молоком- женщины с радостным смехом плескались в реке, плыли против стремительного течения, ныряли. Потом, как ни в чём не бывало, выбрались на берег, обтёрлись полотенцами и прошли мимо нас, хихикая.
Начался сезон заготовки черемши. Или, как её ещё называют- колбА, дикий чеснок. Люди ехали отовсюду, уходили в тайгу, набирали черемшу в рюкзаки и сдавали в лесхоз. Надо сказать, черемши там было в округе жуть сколько. В лесхозе её солили и отправляли в Усть-Кут. А потом уж, видимо, на продажу. Однажды вернулись мы с маршрута из тайги, устроили баньку, постирушку, поели, и я завалился спать, предупредив рабочих, что с утра идём во-он на ту гору.
Кстати, именно тогда я и бросил куритъ- навсегда, так как мучения курильщика при подъёме на вершину по пояс в снегу с тяжеленным рюкзаком за плечами просто неописуемы. Казалось, что выхаркиваешь на белый снег свои чёрные лёгкие. А мужики мои даже пить перестали на время, хотя всегда спрашивал, не хотят ли расслабиться вечерок перед следующим маршрутом. Пару раз они чуть не сдохли с похмелья и сказали, что в следующий раз выпьют тогда, когда поймут, что я их не потащу больше в горы.
Так вот, я уснул, а моих кадров потянуло на подвиги. Залезли на склад лесхоза и наковыряли в стеклянные банки солёной черемши из бочек.
За завтраком я удивился:
- Где взяли?
Парни довольно рассказали, что "на дело ходили".
- Вы с головой-то дружите? Выселят с позором, жить будем в палатке, без бани и цивилизованного отдыха. Ну, что с вами делать? Ешьте теперь, чтобы следов не осталось. Блин, этой черемши везде столько, что по ней ходим, а вас на воровство потянуло!
Рабочие ели да похваливали, косясь на меня и предлагая "отпробовать". Я наотрез отказался.
На рассвете мы вышли из посёлка и потащились в гору. Снега внизу уже не было, шли довольно бодро. Тут один из мужиков крикнул:
- Вы идите не быстро, я догоню. Живот прихватило.
Остальные двое тут же расположились рядом с ним. Потом это стало повторяться всё чаще и чаще. Благо, комарики ещё не окрепли, не было сил у них присесть на заманчивые оголённые полужопицы и попить кровушки всласть. Рабочие со стоном в очередной раз принимали позу орла, а я стоял в сторонке и нравоучительно выговаривал засранцам:
- Вот вам урок! Боженька-то всё видит. Заповедь такая есть- не укради!
- О-о-ох, это лесники что-то подсыпали, мы и траванулись.
- Ничего, сейчас через перевал в долину спустимся, там этой черемши- море. Без соли, без отравы. Подожду, пока вы пастись будете.
Ответом был приглушённый мат, по-видимому, в мой адрес и в адрес черемши с лесниками. Парни шли, не застёгивая штаны, чтобы успеть вовремя присесть. Немного погодя, я подстрелил глухаришку, распотрошил его, пока страдальцы обсиживали окрестности. Снял кожицу с желудка, просушил её у костра во время обеда (впрочем, лишь я чай попил), истолок, залил кипяточком и дал выпить мужикам. Не знаю, помогло ли это народное средство, или вся съеденная ими черемша осталась на склоне горы, но ночь в палатке спали мы спокойно. А утром ребята сказали:
- Чтоб я ещё эту черемшу ел... Никогда!!!

Про трёх лесничих.
1.Я уже не раз упоминал село Непа, что на Нижней Тунгуске. Всё-таки, несколько полевых сезонов провёл там, база партии стояла в этой деревне. Сразу же познакомился с лесничим Стасом Клещ. Лесхоз находился по соседству с нами, и мы постоянно помогали друг другу. Прихожу я к Стасу, открываю двери в сени и тут же делаю такой огромный прыжок назад, что сбил с ног мою собаку- шотландскую овчарку Лэсси. В просторных сенях стоял крупный волк и, скаля зубы, смотрел мне вслед..., не шевелясь. На шум вышел Стас, увидел меня, поднимающегося с земли и засмеялся:
- Извини, не предупредил. Это чучело у меня стоит, в доме много места занимает.
У Стаса оказалось хобби- он делал чучела зверей и птиц, причём, очень талантливо, если так можно выразиться о мастерстве таксидермиста. Его работы стояли в школьном музее и, думаю, до сих пор там. К сожалению, наша дружба длилась недолго, у него подрастал сын Серёжа, и семья Стаса скоро улетела на Большую землю.

2. Осенью отправились на вездеходе в тайгу. Нужно было добраться до зимовья Доткон вверх по течению реки Непа. Техника была новьё, а потому мы где ехали по берегу речки, а где просто её переплывали, если мешали обрывы, прижимы. Неожиданно заклинило гусеницу. Покачиваемся на воде и смотрим, что же произошло. Оказывается, не заметили рыболовную сеть и намотали её на гусянку. Ножами срезали сетку и выехали на берег. В Дотконе нас ждала неожиданная встреча. Трое знакомых лесников и неизвестный мужик гулеванили. Сразу поднесли нам кружки с водкой:
- Давайте за знакомство! Я- новый лесничий, сосед ваш.
Выпили, разговорились. Он приехал с женой откуда-то с Чувашии. Мужик лет сорока, болтливый, как сорока. Лез обниматься, договаривался вместе поохотиться.
Кто-то из моих рабочих невзначай обронил про сеть, которую мы намотали на гусеницу. И лесничего словно подменили- помрачнел, насупился:
- Это моя сеть, совершенно новая. Как её можно было не заметить?
Начал орать, угрожать. Спросил, где мы ехали.
- Всё, не рассчитаешься у меня.- брызгал мне пьяной слюной в лицо.- Я каждый задавленный кустик оформлю, штраф выпишу- тут на миллионы пойдёт.
Я в ответ пошутил:
- Да мне хоть миллион, хоть сто тысяч, всё равно таких денег нет.
Лесничий совсем взбеленился, выхватил нож из-за голенища, лесники его держат за руки. Подвыпивший рабочий Олег уже тянет из кабины мой карабин. Отобрал я у него пушку и сказал:
- Всё, хорош, познакомились, поехали работать.
На другой день на связи начальство поинтересовалось, чем я так обидел нового лесничего: рвёт и мечет.
Дело замяли, купили ему новую сетку, но со мной он с этих пор был в контрах.
Никто не мог подумать даже тогда, как закончит этот лесничий свой трудовой стаж в Непе.
Однажды поздней осенью в темноте возвращались мы из деревни на базу партии. Этот лесничий, начальник партии Иван, Филиппыч- наш единственный ветеран войны и я. Шли в гору мимо лесопилки. Светя фарами, там по брёвнам елозил трактор трелёвочник. Неожиданно лесничий громко захохотал и бросился прятаться от нас среди брёвен. Туда же ехал и трактор.
_ Чёрт, задавит же дурака!
Мы бросились искать придурошного лесничего. Я заглядывал под штабель брёвен, как, вдруг, слышу- Филиппыч орёт:
- Саня, берегись!
Голову поднимаю, а надо мной стоит лесничий, держит в обеих руках полчурки и уже опускает со всего маха деревяшку мне на голову с каким-то дьявольским смехом. Увернуться не успеваю, но наш дед- бывший десантник- не растерялся и смачно врезал кулаком в челюстъ лесничему. Так, вместе с чуркой, он и кувыркнулся в темноту.

Жена лесничего улетела к детям, наказав ему следить за хозяйством, а, особенно, кормить поросёнка. Лесничий тут же ушёл в запой с помощью наших рабочих и водителей. Голодный поросёнок визжал пару дней, и его хозяин решил проблему с кормлением свина: позвал мужиков, животинку зарезали и дружно сожрали на закусь. Запои становились всё продолжительнее, крыша у лесничего начала съезжать капитально. Он стал провожать супругу до сортира и потом требовал впустить его внутрь:
- Ты там не одна! Открой!!!
Как-то он подозвал водителя нашего Мишу и, показывая на на снегоход Буран, таинственно прошептал:
- Смотри, Миша, как моя сука с любовниками переписывается.
Мишка удивлённо смотрел, но видел лишь одно слово "Буран".
Стало ясно, что лесничего нужно показывать психиатрам. И однажды мы узнали, что он с женой улетел назад в Чувашию. А на его место прислали нового лесничего.

3. Прибыл лесничий Соколов- здоровенный мужик под два метра ростом- и привёз с собой жену Светлану, хрупкую восемнадцатилетнюю девушку. Он был старше её лет на 15. Муж сразу увлёкся охотой, рыбалкой, а молодая жена, заскучав, познакомилась с моим коллегой Володей. И закрутился бурный роман, пока лесничий шастал по тайге или ставил сети на речке. Поползли слухи по деревне, но муж, как всегда, остаётся не в курсе до последнего. В тот полевой сезон мы с Вовкой решили объединитъся и выполнять комплекс работ, записывая отсчёты друг у друга на разных процессах геодезических измерений. Перед выездом мы всегда устраивали прощальную гулянку. И в этот раз купили ящик водки и столы накрыли у нашего местного дружка Иннокентия- Кехи, Кени. На запах спиртного пришли и некоторые местные, в том числе, припёрся лесничий, зачем-то прихватив жену. У Володи при виде любовницы сразу загорелся бесовской глаз, но я ему тихонько показал кулак и кивнул на гориллоподобного мужа её. Застолье было шумным, все, в основном, вели беседы про рыбалку-охоту. Светлана откровенно скучала в мужском обществе. Я включил магнитофон и пригласил женщину на танец. Пытаясь переорать песню и громкие голоса, склонился к её ушку и старательно втолковывал, что они с Вовкой должны быть осторожнее. И тут меня резко разворачивают за плечо с криком:
- Так вот ты с кем блядуешь!!!
А потом перед глазами вспышка, и я уже лежу на полу в глубоком нокауте. Очухался, вижу, что ребята держат разъярённого лесничего, а тот старается дотянуться до меня. В стороне стоит зарёванная его жена, а Вовка прикрывает меня своим небольшим телом и кричит:
- Не бей его, он тут не при чём. Это ты меня должен бить!
Рогоносец, тупо глядя на щуплого Володю, спросил озадаченно:
- А тебя-то за что?
Я быстренько потянул друга за руку вниз и прошептал ему:
- Молчи, дурак. Убъёт ведь!
Усадили нас снова за стол. Светка убежала домой. Я, морщась, чувствую, что этот Отелло сломал мне какую-то кость под глазом- хруст стоит , когда пытаюсь жевать. Посидел ещё немного, потом сказал, обращаясь к лесничему:
- Ну, гад, жди! Теперь мой выстрел.
Ушёл в соседний дом, где мы жили у другого друга Кузи. Достал свой карабин и стал любовно снаряжать магазин, тщательно протирая каждый патрон. Открывается дверь и заходит Кеша, смотрит на меня и спрашивает, что это я собираюсь делать.
- Да вот, Кеня, думаю позор кровью смыть. Завалю сейчас вашего лесничего к Аллаху.
- А ты знаешь, что он мой двоюродный брат?
- Нет, но это ничего не меняет.
Кеха помолчал, а потом спокойно произносит.
- Ну, если ты его завалишь, то я соберу местных мужиков, и мы всю вашу базу перебьём.
Я задумался: Кеха явно блефовал, но и мне уже расхотелось убивать Соколова. Пока мы играли с ним в игру, кто кого переглядит, распахивается дверь, и вваливается компания парламентёров. Впереди с двумя бутылками водки в руках лесничий. Покосился на ствол и нехотя пробурчал:
- Вот, мировую принёс.
- Да пошёл ты в жопу со своей мировой. Блин, челюсть мне сломал ни за что.
А потом расхохотался, держась за щёку:
- Нет, ну надо же: нашу водку жрал, нас же лупит, а потом с нашей же водкой мириться пришёл.
Услышав смех, народ оживился:
- Кузя, давай закуску, тут гулять будем.
Веселье продолжалось. Я с изумлением смотрел, как напротив меня в обнимку сидят Соколов и Вовка и беседуют, словно лучшие друзья, то и дело подливая друг другу водку.
К утру моя физиономия опухла, увеличившись в два раза. Глаза превратились в монгольские щелочки. Таким я и уехал в тайгу. Челюсть ещё долго хрустела, когда пережёвывал пищу. На память о ревнивом лесничем остался небольшой шрам под глазом. А у Вовки всё лето была любимая песня:
- У Светки Соколовой день рожденья.
Ей сегодня тридцать лет.
Я несу в подарок поздравленье
И огромный розовый букет.

Он пел и довольно жмурился, как котяра, наверное, вспоминая молодое тело жены лесничего.

Поставили палатку на опушке леса, на краю огромного болота. Вдвоём с Володей поспешили на пункт триангуляции метрах в трёхстах отсюда. Туда вела тропка, и были хорошо заметны старые затёсы на деревьях. Их сделали ещё лет 20 назад, когда строили сигнал на пункте- деревянную тридцатиметровую вышку. Пришли, поднялись по лестнице, установили теодолит и быстренько отнаблюдали пункт- вечерняя видимость стояла прекрасная, или, как мы говорили- аж звенела. Посидели наверху в тишине, полюбовались закатом, отдыхая от комаров- так высоко у них не хватало сил подняться. Наконец, решили спускаться. Как вдруг услышали хруст веток со стороны тропы. Неужели наши рабочие соскучились и припёрлись? Только открыл рот, чтобы крикнуть, а из кустов раздалось басовитое недвусмысленное рычание. Блин, медведь! А мы оружие не взяли. Лишь у меня за голенищем нож, который не точил давным давно. Темнеет, а мы боимся спускатъся вниз. Но ночевать же не останешься на вышке. Медленно поползли по лестнице, останавливаясь через каждую ступеньку и прислушиваясь. На земле Вовка подобрал здоровенный дрын, а я выставил перед собой тупой кинжал. Если бы медведь дождался, то смеялся бы очень долго над нашим трусливо-воинственным видом.
По тропе крались мы, в основном, пятками вперёд, крутя головами и шевеля ушами. Так и вышли к палатке, не встретив зверя, к счастью. Наутро я взял карабин и пошёл обследовать окрестности, а Вовка с рабочим отправились на пункт снимать редукцию. На болоте повсюду были видны старые и свежие медвежьи следы разных размеров- от малышей до матёрых зверей.
Говорю водителю:
- Да тут у них прям колхоз какой-то медвежий- всё истоптано.

Осенью вернулись домой и на гулянке, посвящённой встрече полевиков, слегка выпив, рассказали эту историю для смеха. Начальник ОТК Анатолий Михайлович заинтересовался:
- Где, вы говорите, это произошло, как пункт назывался?
Мы ответили, и он, подумав немножко, начал нам описывать ту местность, болото. Всё сходилось. Оказывается, он там двадцать лет назад работал и был на этом знаке. И его со студентом там прищучил здоровенный медведь. Только наш лишь в кустах рыкнул, а к Михайловичу пытался закарабкаться наверх. И, если бы мы знали о том случае, то могли бы на столбах- ногах вышки обнаружить старые следы медвежьих когтей. Как Михалыч рассказал, мишка старался, пыхтел, но так и не смог залезть по гладким ошкуренным брёвнам. Поревел с досады и ушёл в тайгу. Мы с Вовкой поудивлялись совпадению и предположили, что к нам приходил или сын или внук того медведя, чтобы передать привет Михалычу. Так и решили, стукнулись рюмками с Михалычем и, торжественно рыча, передали ему мишкин привет.

Именины в тайге.

Завершили работу на объекте, выехали в посёлок Магистральный на БАМе, расположились на окраине, палатку поставили. Я оставил мужиков там, а сам на поезде уехал в Усть-Кут, где находилась база наша партии. Получил новое задание на осень, сдал материалы и собрался было ехать назад, как начальник партии Сергей мне и говорит:
- Слушай, Саня, а возьми с собой студентку. Рвётся в тайгу, уже достала меня.
- Да что ей там делать, нивелировку, наблюдения закончил, остался ремонт знаков и обновление реперов. Это же работа не для женщин.- удивился я.
Подошла девушка, представилась- Ирина.
- Ну, я помогать буду, всё, что скажете, сделаю.
Серёга ехидно переспросил:
- Прям-таки и всё?
Она покраснела:
- Я про работу. И, кроме того, меня дома жених ждёт.
Пытался я её отговорить, пугал комарами и мошкой, медведями за каждым деревом и всякими страшными бурундуками, но Ира стояла на своём:
- Что ж я- на практике побывала и тайгу не видела? Мне же ещё отчёт писать. Как я жила на базе и варила кашу, да?
- Ладно. Но уговор- не ныть потом и не жаловаться.
Уехали мы с ней на поезде из города. Я купил свежих помидорчиков-огурчиков на рынке для ребят. Пришли поздним вечером к речушке. На той стороне стоял вездеход и палатка без признаков жизни.
- Ну что, будущий инженер, залазь мне на спину, понесу тебя через речку.
Заходим в палатку, а там пьяное царство. Пока меня не было с неделю, мужики поставили бражку и нажрались, как бобики. Протирают пьяные глаза, смотрят непонимающе:
- О-о! Баба!!!
- Не баба, а наш новый член, то есть, ...короче, студентка по имени Ира. Не обижать, не приставать, помогать!

Спать её уложили сначала по центру палатки, но ночью она растолкала меня:
- Я боюсь. Они на меня свои руки и ноги закидывают и обнимают.
- Ира, это машинально. Они же пьяные в дупель, а организм, всё равно, женщину чувствует.
Откатил пьяных рабочих, расчистив студентке место на краю палатки, а сам лёг с другого бокa.
- Меня можешь не опасаться, женат.

Утром просыпаюсь, открываю глаза и вижу перед собой лицо Ирины. Я спал без спального мешка, закинув на девчонку ногу и обняв рукой.
- Чёрт!!! Извини. Буду в спальнике теперь спать, не бойся. Ноги-руки будут внутри.
И, всё равно, нет-нет, да и проснёшься ночью оттого, что студентка аккуратно скидывает с себя мою руку. Ну, как с инстинктом бороться?

Наутро, собрав палатку и барахло, отправились на вездеходе в тайгу.
Иринка поначалу отчаянно трусила, поднимаясь по деревянной лестнице на тридцатиметровую высоту. ПищА и повизгивая от страха, всё же, забиралась наверх. Долго не могла встать во весь рост, от ужаса зажмуриваясь, но потом смелела, требовала дать ей топор, гвозди и ремонтировала столик наблюдателя, ограждения площадки. Гвозди гнулись, со звоном улетали из-под её ударов. Но, главное, она тоже участвовала в работе. Как раз была ягодно-шишечно-грибная пора в тайге. И мы часто хитрили, чтобы не тащить её с собой, так как пользы от Иры, честно говоря, не было абсолютно, только время теряли. Просили насобирать ягод, сварить компот. Или грибы пожарить- мол, из-под женских рук гораздо вкуснее.
Однажды она обмолвилась, что на скоро у неё день рождения. Я подгадал так, чтобы выехать в посёлок Звёздный. Палатку на этот раз установили на футбольном поле, где давно, вместо игроков, паслись коровы. Отправил пару рабочих на рыбалку, а Ирину с водителем в посёлок по магазинам- это же для женщины, как наркотик. Мы сделали вид, что забыли про днюху, старательно не замечали её печальных вздохов с утра ( мол, никто не поздравил даже).
К её возвращению у нас всё было готово: Рабочий Гоша (Хлорик)- страстный рыбак, он найдёт и поймает рыбу даже в луже. Наловил хариусов, нажарил целую гору. Я же замесил тесто (были такие пакеты-полуфабрикаты для тортов). В печке буржуйке испёк коржи в сковороде на углях, промазал их варёной сгущёнкой и проложил слоями черники, брусники. Сверху торта ягодой мы выложили слова: Ире 20 лет. Кроме того, перед этим я настрелял рябчиков, отварили их, а в бульоне сварили вермишель. Водитель, пока Ира обходила пару промтоварных магазинов, купил конфет и яблок. Так что, когда именинница вошла в палатку, то замерла от неожиданности: на импровизированном столе горой стояли, лежали всякие вкусности, что только смогла наша фантазия в таёжных условиях изобрести: рыбка, дичь, ягоды, грибы, фрукты и сладости. Ну, и водочка, конечно,- как же без неё. Девчонка, вытирая глаза, произнесла, что не забудет этот день рождения никогда. Особенно, её шокировал мой торт. Как можно было в тайге такое "произведение искусства" создать?

Спустя много лет (около тридцати), случайно, в социальных сетях ко мне заглянула незнакомая гостья. Пишет:
- А Вы меня не помните? Я- Ира, студенткой на БАМе около месяца вместе с Вами работала.
Я пригляделся к фотографии. Узнать было сложно в пятидесятилетней крепкой даме ту девушку, но глаза остались те же. Обрадовался, спросил про жизнь. Замужем много лет за тем человеком, которого женихом нам называла. Живут в Хабаровском крае. Дети, внуки. Спросил, а помнит ли она про тот день рождения, что мы ей устроили?
В ответ: ой, действительно, а я ведь забыла совсем.
Ну, что тут скажешь- женщины...

Хлеб.
Выехали на вездеходе в небольшую таёжную деревню в Красноярском крае. Решили затариться кое-какими продуктами и, главное, свежим хлебушком. Сухари и ландорики с лепёшками уже не лезли в горло. Остановились у магазина. На крыльце толпились местные жители, ждали открытия сельпо после обеденного перерыва. Смотрят на нас, шепчутся, улыбаются хитро, загадочно. Потом один дедок подошёл к нам и спрашивает:
- Милиция?
- Ты что, дед, какая милиция?
- Да ладно, не маскируйтесь, и так все знают, что зэков беглых ловите. А что-то оружия при вас не видать.
И лезет наглым образом в кабину, оттуда бормочет:
- Что- одна винтовка на всех?
Я вытащил настырного дедка наружу:
- У нас в кузове ещё пулемёт и зенитная установка. Вы почему без спроса лезете, куда не надо? Сказали же: не менты мы, экспедиция. Хотели хлеба купить. Когда магазин откроют?
- Э-э-э, размечтались. Хлеб у нас продают по списку. В пекарне выпекают столько, сколько заказываем.
- А где пекарь живёт?
- Вот по улице дальше иди, как увидишь много цветов в палисаднике, так там и спросишь. Только не советую тебе, баба она с норовом, отматерить может, а то и огреть, что под руку попадётся.- дед поёжился. Видно попадало уже ему, коли такой проныра.

Я наказал своим ребятам ждать, а сам пошёл по дороге, разглядывая дома. Около палисадника с цветами в пыли сидел бесштанный сопливый парнишка трёх-четырёх лет возрастом. Прошу его:
- Малыш, позови маму, пожалуйста.
От избы раздался грубый голос:
- Кому это мать его понадобилась?
Выходит здоровенная тётка лет пятидесяти, вытирая о фартук грязные руки. Смотрит хмуро на меня:
- Чего надо?
Заискивающе бормочу:
- Здравствуйте, мы тут работаем недалеко от вас, заехали хлеба купить. Может, продадите немного?
- Из города, что ли? От железки прикатили? Нет хлеба!
К деревне вела асфальтовая дорога от железной дороги- километров 50. И люди, распробовав местный хлебушек, приезжали оттуда специально, заранее договорясь ,- такая слава шла о пекарне.
- Нет, мы из экспедиции. Ну, раз нет, так нет.- расстроенно вздохнул я и хотел уже уходить.
- Геологи, что ли?
- Ну, не совсем. Геодезисты.
- Какая разница, нахрен. Погоди, сейчас вместе пойдём, обед заканчивается.
Она сгребла пацанёнка подмышку и зашагала широким мужским шагом в сторону магазина. Я семенил следом, подлизываясь:
- Какой у вас сынишка славный!
Она покосилась на меня:
- Внук это. А мать его блядует где-то в городе, ни слуху, ни духу.
- А когда время находите на внука, на пекарню? И цветы какие шикарные- ни у кого в деревне не видел.
Женщина усмехнулась:
- Хитёр, умеешь к бабам ключик подобрать. Ладно, сильно не усердствуй в комплиментах, продам я вам хлеб. Всех радостей в жизни- внук да цветы. Мужик умер, дочку из города не вытащишь. А хлеб у меня вкусный, все хвалят. Вручную замес делаю.
Я покосился на её могучие руки. Это же адский труд...
Подходим к магазину, народ расступается. Улыбаются с поклончиками, здороваются с ней по имени-отчеству. Женщина открыла замок и сердито сказала:
- Сначала геологам хлеба продам, а что останется, остальным.
Люди было зашумели, завозмущались, но она лишь зыркнула, и все сразу замолчали:
- Вы моим хлебом свиней подкармливаете, а они на своей танкетке из тайги специально вылезли, чтобы хлеб купить. Завтра напеку ещё!
Мы зашли в магазин, достали мешки.
- Нам бы булок пятнадцать.
Она усмехнулась:
- Не лопнете? Сначала посмотри на мой хлебушек!
А хлеб был удивительный: огромные двухкилограммовые булки с ароматным пьянящим запахом.
Она нам продала серого и белого хлеба по пять буханок. Я сердечно поблагодарил добрую женщину. Она улыбнулась, и вся её напускная суровость разом исчезла. Сказала, чтобы в следующий раз предупреждали, если снова заедем. Но мы двигались дальше по объекту, удаляясь от её деревни. Правда, доехав до ближайшего ручейка, сварили чай и перекусили, с наслаждением поедая вкуснющий хлеб. Он был такой пышный: сожмёшь в кулаке кусок, а хлеб потом снова распрямляется, обретая прежнюю форму. Неудивительно, что люди приезжали от Транссибирской магистрали за её хлебом, заранее созваниваясь, заказывая выпечку.

Носок и Носик.
Работал со мной один полевой сезон рабочим Витя Носков (Носок). Провёл в колонии несколько лет за грабежи контейнеров, пожил немного в городe и поехал подальше от дружков и от соблазнов в тайгу. Контейнеры он грабил на железной дороге, причём, являясь сотрудником вневедомственной охраны, сопровождая и охраняя этот груз. Как я понял, богатства он с этого себе не нажил, так как обладал широкой душой- больше раздавал, чем продавал сворованное. Этакий Робин Гуд Иркутского рoзлива. Товар он сбывал, в основном, в своей родной деревне на Байкале.

Распотрошит контейнер с шоколадом, и вся деревня ест его на завтрак, обед и ужин. В другой раз украл коробки с дефицитной импортной краской для волос, и сельские дамы разом перекрасились в тот цвет, который кому достался. Погорел он на норковых шубах. Милиция не могла не заметить резко выросшего благосостояния деревенских тёток, которые неожиданно сменили телогрейки на роскошные шубки.

Ещё в колонии Носок познакомился по переписке с одной дамой, которая была значительно старше его.
Пишет она ему письмо в зону:
- Дорогой Витя, я себе купила собачку-болонку и назвала в честь тебя Носик.

Носок имел неосторожность рассказать это в бараке, и его сразу переименовали тоже в Носика вместо мужественной кликухи Носок.
Возвращается он, отсидев, к своей подруге по переписке и остаётся у неё жить. Женщина обеспеченная, работает, рада, наконец-то появившемуся и у неё, мужчине. Носок нагло этим пользуется и тунеядничает, гуляя с друзьями на её деньги. Носика он невзлюбил с первого взгляда, как и тот Носка.

Однажды подруга уехала в длительную командировку, оставив Витю на хозяйстве. Тот, не долго думая, загулял и явился домой спустя несколько дней. На пороге лежал, почти не дыша, умирающий Носик.
Вот что сделает нормальный человек в таком случае? Естественно, попытается оказать помощь собаке.
А первая мысль Носка: блин, сдохнет, мясо пропадёт... Бросил Носика в ванну, сам пошёл за ножом или топором на кухню. Возвращается, а собачка сидит, смотрит ему в глаза и хвостиком слабо виляет. На дне ванной оставалось немного воды, кран потихоньку капал всё время. Носик попил и ожил- ведь все дни он провёл без еды и воды.

И тут надо отдать должное кровожадному Носку: пожалел тёзку и накормил, напоил от души. Так что хозяйку они встретили в здравии, та ни о чём и не узнала. Носок не проговорился, а Носик рад бы рассказать, да не умел по-человечески разговаривать.

В 90-х организовал в городе частную фирму- Кадастровое бюро. Делали землеустроительные работы, оформляли документы на участки, выполняли геодезические измерения. Занимали мы два кабинета на первом этаже семейного пятиэтажного общежития. Ещё в двух кабинетах разместился Земельный комитет. Они считались нашим непосредственным заказчиком, а мы ежемесячно отслюнивали на их счёт пятнадцать процентов от денег, что платили нам граждане и организации за выполненную работу. То есть, узаконенный рэкет. Чиновники из комитета (начальник- мужчина и две дамы) целыми днями пили чай, перебирали бумажки- короче, просиживали время. Нам приходилось крутиться и по субботам, и по воскресеньям, чтобы заработать. Соседи, видя живые деньги, что несли нам клиенты, понятно, нервничали. Однажды сижу в кабинете, что-то вычисляю и слышу, как одна из дам громко произносит в коридоре ехидным голосом:
- У нас даже мужчин нет! Мусор вынести некому.
А там такая система была: раз в день по кварталам проезжал трактор Беларусь с прицепом. Люди выходили из подъездов и высыпали мусор из вёдер в телегу. Смотрю в окно и вижу, что к крыльцу общаги пятится задом трактор с телегой. Выскакиваю из кабинета, хватаю два ведра с мусором, выбегаю на улицу и быстро высыпаю всё в телегу. Я ещё успел удивиться, что внутри пусто и необычно чисто.
Возвращаюсь, ставлю вёдра в туалет, сажусь к столу и слышу с улицы мат-перемат:
- Какая падла это сделала??? На минуту отошёл и полный прицеп срача! Поймаю- убью!
Я украдкой из-за шторы выглянул на улицу. Разьярённый тракторист пинками скидывал с телеги наш мусор. Он, оказывается, приехал перевозить вещи из общежития...

Согласовывать документы, прежде чем их оформить и выдать заказчику, приходилось в администрации города с архитектурой и первым зам.главы. Как-то летом, собрав бумаги в папку, выхожу из подъезда, радуюсь солнышку и неспеша шествую в направлении администрации. Отошёл несколько шагов, как вдруг мне по макушке, словно дубинкой, врезали. Ноги подкосились, и я рухнул на колени. Бумаги рассыпались по земле. Пригибаясь, оглядываюсь, ожидая следующего удара. Никого рядом... Только валяется здоровенная картофелина на земле. В недоумении кручу её в руках.
- Это девчонка с четвёртого этажа швыряет.- крикнула мне женщина. Она развешивала бельё на балконе второго этажа.
- Ничего себе,-пробормотал я,- отлично площадку пристреляла. Точно в темечко!
- Это что! Она ещё и яйцами куриными бросается в прохожих. Её дома родители запирают, вот она так и развлекается. Уж сколько жаловались, всё бестолку.
- Мда, лучше уж картошкой пусть кидает. Где ты, маленькое чудовище?- крикнул, вглядываясь в балкон четвёртого этажа. Затаилась, засранка.
С этих пор, выходя из подъезда, я сначала пятился задом, выискивая глазами снайпера, пока не выходил из зоны обстрела, а уж потом ускорял шаг.

Низовик.

Тайга дымила, где-то полыхал лес, и видимость была, от силы, метров двести. Мы продолжали углубляться дальше в зону задымлённости, делая нивелирование, и надеясь, как всегда, на русское "авось". Хотя, здраво мысля, нужно было брать пятую точку в горсть и смываться куда-нибудь поближе к водоёму или болоту, а то и просто выбираться к железке БАМа. Но план задания давил на сознание, продолжали работать дальше, прислушиваясь- не раздастся ли где гул пламени.
Вечером располагаемся на ночлег, рабочие ставят палатку, водила ворчит, что не хочет поджариться в огне-требует от меня письменный приказ, что заставляю его ехать в пожар.
- Витька, ну что ты, как не мужик, распричитался? Если сгорим, кому, нахрен, этот приказ понадобится? Да и от него лишь пепел останется.- отшучивался я, а Витя ещё больше мрачнел и осмотривал тщательно технику, стараясь, чтобы не подвела в случае спешного отступления.
Я взял топокарту, аэроснимки и пошёл по старому геофизическому профилю вперёд. Ушёл метров на пятьсот. Тихий вечер, туча мошки, от которой не спасал ни накомарник, ни мази. Присел на корягу, отмечаю на карте, где нужно будет уйти с профиля с прорубкой визирки. Где-то в стороне стало потрескивать, прислушался. Вглядываюсь, но из-за дыма не видать ничего. Что-то мелькнуло между деревьями, и неожиданно недалеко выскочил северный олень, мотая башкой, пытаясь ушами отмахнуться от гнуса. Я с досадой пожалел, что не прихватил карабин- цель была, как в тире. Олень, не чуя и не видя меня, неспеша затрусил дальше. Треск стал слышен громче. Неужели пламя подбирается? Но не хотелось заранее паниковать, поэтому решил разведать, что там такое. И тут оттуда же, откуда вышел олень, выбежал тёмным мохнатым клубком здоровенный медведь. Он, не останавливаясь, не обращая на меня внимания, хотя не заметить не должен был, так как я стоял во весь рост совсем недалеко от него, проскочил мимо, с открытой пастью и вывалив сизый язык наружу. Тут уж я решил, что разведку пора прекращать- и так ясно, что пожар приближается. Бегом рванул к палатке, задыхаясь от духоты и облепившей меня с ног до головы мошкары. Мужики уже развели костёр, собирались готовить ужин.
- Орлы! На взлёт! Грузимся и катим отсюда! Огонь близко!
Два раза повторять не пришлось, так как все давно уже хотели слинять из опасной зоны. Погрузились, выехали на перекрёсток профилей и попали прямо в пекло: низовой пожар крался со всех сторон, сжирая ягодники и мелкие кусты.
Водила снова заистерил:
- Говорил же, надо было давно уезжать!
- Спокойно, Склифасовский! Прорвёмся!
По карте прикинул, повернули направо, и через несколько сот метров снова нас окружал медленно крадущийся низовик.
- Разворачиваемся!
С полчаса мы ехали по профилю в почти сплошном дыму, замотав морды мокрыми тряпками. Витька страшно скрипел зубами, этим молча показывая мне, как я был неправ, заставляя бригаду дальше работать. Наконец, мы вырвались на более менее чистое место, куда не дошёл огонь. Народ приободрился, стали подшучивать над чумазыми лицами.
Через несколько часов, уже в темноте, мы выехали к железной дороге Байкало-Амурской магистрали и вдоль неё направились к посёлку Ния. В этом году работа на объекте была прекращена. Спустя год я доделывал невыполненное. Низовик в тех местах, получив поддержку ветра, перерос в верховой страшный пожар, испепеливший всё живое на своём пути. Деревья, как страшные чёрные памятники, стояли. И буйно росла свежая высокая трава среди обугленного леса.

Как меня табуреткой гоняли.

Водителем ГТТ (гусеничный транспортер-тягач) работал у нас мужик предпенсионного возраста Дмитрий Иванович. Выпускать эту технику начали ещё в конце пятидесятых годов, и я думаю, что наш вездеход был одним из первых, так как постоянно в нём что-то ломалось. Никто, кроме Иваныча, не мог управлять этим гробом на гусеницах. У него везде были подкручены какие-то проволочки, верёвочки, цель которых не знал никто, кроме самого старого вездеходчика. В салоне воняло солярой невозможно, и когда вездеход неожиданно глох, то откуда-то клубами валил выхлоп вовнутрь, и рабочие, как травленные газом тараканы, вываливались из дверей и люков наружу со всякими нехорошими словами, проклиная день, когда им подсунули этот вездеход. Самого Иваныча ругать опасались и старались при любом удобном случае избавиться от него и его полуживого вездехода. В своё время отсидев за убийство, Иваныч устроился в Геофизику и водил этот ГТТ постоянно уже много лет. Семья распалась, пока топтал зону, жилья не было. Поэтому он до последнего работал на полевых работах, а в межсезонье жил в вагончике в Сургуте, и его ГТТ, как старый конь, стоял у дверей в ожидании следующего полевого сезона.
На базе жил Иваныч в старом балке на санях вместе с двумя молодыми рабочими- вальщиками леса. Был он угрюм и неразговорчив, ни с кем не дружил, варил себе отдельно, в столовую не ходил. Вечерами мрачно курил, слушая радиоприёмник. Но я с ним как-то нашёл общий язык, и частенько мы выезжали вдвоём в тайгу то переправу наладить- наморозить, то выдернуть чей-нибудь вездеход из болота. Трудно было докричаться до него на связи. Орёшь, называешь позывной его ГТТ- молчок в ответ. Потом по имени звать надрываешься. Наконец, слышим резкое:
- Говори!!!
Однажды вечером бригады возвращаются на базу, и ко мне в дверь кто-то постучался. Открываю: стоят два молодых парня, что с Иванычем вместе живут.
- Нас дед не пускает домой.
- Что за ерунда? Вы же вместе там живёте.
- Да крыша у него едет. Сказал, что, если сунемся- перестреляет. Что нам делать-то теперь?
На базе был запрет на оружие, но Дмитрий Иваныч имел зарегистрированное ружьё, которое негде было оставить, вот и возил его с собой. Не помню, чтобы он что-то подстрелил хоть раз, хотя дичи в округе хватало.
Иду к нему. Сзади, отстав, тащатся ребята.
Дёргаю за ручку двери- заперто изнутри.
- Иваныч, открывай!
- А ты кто такой, чтоб я тебе открыл? Вали отсюда, пока пулю не схлопотал.
Я посмотрел с удивлением на пацанов:
- Что это с ним? Было уже такое?
- Да говорили много раз, что у него с головой не в порядке, так не верят же.
Я постучал ещё, и дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял Иваныч с каким-то безумным взглядом.
- Ты что ж ребят-то не пускаешь? Им же переодеться надо, поесть, отдохнуть.- начал я его ласково уговаривать.
- Ты кто такой?- орёт дурниной и всё.
- Да ты, никак, меня не признал? Давай, заканчивай дурить, пропусти.
- Вы смерти моей хотите, да? Так я сейчас пойду и повешусь, пусть вам будет хорошо.
- Иваныч, да что с тобой?- хотел его приобнять, но он вывернулся, схватил табуретку и размахнулся, пытаясь ударить меня ей. Я слегка отклонился, и табуретка просвистела мимо, едва не задев мужичков. Я ухватил "мебель" за ножку, но Иваныч крепко держался за другую ножку и продолжал вопить:
- Повешусь! Вы этого хотите?
Поняв, что успокоить его не удастся, повернулся с ребятам:
- Ладно, мужики, сегодня переночуйте у соседей, а завтра с ним будем решать что-нибудь, может, проспится.
Утром приехал начальник партии, собрались в командирском вагончике, как обычно. Ещё по дороге меня догнал начальник буровзрывного отряда Володя:
- Саня, я слышал, тебя всю ночь по базе Иваныч с табуреткой гонял. Правда, что ли?
В вагоне тоже все как-то странно смотрели на меня, пока шеф не спросил:
- Ты что- от Иваныча ночью убегал?
- Да откуда вы это взяли?
- Так рабочие рассказывают. Говорят, с табуреткой за тобой гонялся.
- Ну, блин, сарафанное радио. Точно, мужики бывают хуже баб. Как напридумывают... Это ж надо- всю ночь по тайге меня Иваныч гонял, да ещё и с табуреткой. Самим не смешно? А с дедом надо решать. Похоже, шизофрения у него, нужно как-то ружьё изымать, пока бед не натворил.
Но Иваныч с утра был совсем другим, про табуретку не помнил, ребят запустил обратно в балок. Мы, конечно, пытались хитростью выманить оружие, но ружьё было самым дорогим из всего имущества у деда.
Так и доработали до весны. Осенью собирались Дмитрия Ивановича официально на пенсию отправлять и избавляться от него. Понимали, что без работы он пропадёт, но рисковать дальше, работая с, практически, невменяемым больным человеком становилось опасно.
Летом после сезона я замещал на базе в Сургуте начальника партии, которому делали в клинике операцию- шунтирование сердца. Сижу в кабинете, копаюсь в бумагах. Открывается дверь, и заходит Юра-вездеходчик, местный мужик:
- Саня, Иваныч умер. Нужно как-то похороны организовать. Дочка где-то у него есть, сообщить бы.
- Как это случилось?
- Сидел в своём вагончике, ел и подавился. Так и обнаружили его на пороге.
С трудом нашли мы адрес дочери, сообщили. Приехала она уже после похорон и сразу поинтересовалась, есть ли у отца сбер.книжка. На счету была огромная сумма, скопленная за годы работы в экспедиции. Ведь Иваныч никуда не тратил деньги. Питался скромно, вещи не покупал, нося спецовку круглый год . По-моему, дочка даже на могилу к нему не ездила...

Прикреплённые файлы

Как-то сменили мы на месяц вездеход на моторную лодку. Работать предстояло по берегу Нижней Тунгуски или незначительно удаляясь от него. Капитаном стал наш местный дружок Кузя, а в команде я и трое рабочих. Носок и второй кадр(забыл имя)- довольно молодые мужики, лет по тридцать, а Ваня Телелюхин в возрасте сорока пяти лет казался нам стариком. Идём против течения (хотя летом его почти не ощущалось. Тунгуска обмелела настолько, что то и дело срывало шпонку на гребном винте мотора). Мы заранее нарубили запас шпонок из электродов. Видим посередине реки на отмели какую-то огромную тёмную кучу. При нашем приближении с неё тяжело взлетели вОроны, сердито каркая на нас. В воде лежал крупный лось, уже вздувшийся на солнце, обклёванный птицами. По-видимому, подранок ушёл, а сил перебрести реку ему не хватило, так и умер на середине Тунгуски. Пока мы разглядывали дохлого зверя, из-за поворота вылетела моторка, и ещё издалека на нас кричит мужик, обвиняя в убийстве лося. Это был знакомый местный одноглазый охотник, который сам себя распалил до того, что стал уже нас матом крыть, не замечая, что силы-то неравные. Наконец, он надоел нам своей истерикой, и я рявкнул в ответ:
- Ты глаза-то разуй, охотник хренов! Сохатый уже, минимум, дня три тут лежит, а мы только что подплыли.
Успокоились, посожалели о напрасном погубительстве такого красавца, а потом мы разъехались в разные стороны. Через пару дней, проплывая снова этим местом, тушу зверя мы не обнаружили. Заинтересовались, подплыли к низкому левому берегу- никаких следов. Зато обрыв правого был капитально изрыт медвежьими следами. Видно было, как медведь упирался, вытаскивая тушу весом килограммов за триста из воды на крутой яр, ломая кусты и мелкие деревца. Это ж какую силищу надо иметь! Дальше мы не стали играть в следопытов, так как понимали, что мишка, наверняка, не унёс сохатого за километр, а расположился где-нибудь поблизости. И возможных претендентов на свою добычу терпеть, явно, не будет.
Однажды нам предстояло уйти от реки километров за пятнадцать-двадцать с работой. Я решил, что работу выполнить до ночи не успеем, так что заночуем где-нибудь под корягой, а утром завершим и придём к зимовью на берегу Тунгуски, где нас будет ждать Кузя.
Но мы закончили нивелирование аккурат в сумерках, и я спросил мужиков, как они смотрят на марш-бросок в ночных условиях по тайге по старому профилю. Провести ночь под звёздами романтиков не нашлось, и мы рванули мелкой рысью в сторону реки. Единственно, я переживал, что Иван, в силу своего почтенного возраста, не выдержит темпа.
То бегом, то быстрым шагом двигаюсь впереди, изредка покрикивая:
- Не отставать! Кругом диверсанты-медведи!
Сам прислушиваюсь к топоту сзади и, наконец, часа через полтора решил сделать привал:
- Всё, мужики, перекур. А то мы совсем Ивана загоняем, не выдержит старик темпа, дождёмся его тут.
А в ответ голос Вани Телелюхина за спиной:
- Да, конечно, давай посидим, надо ребяток подождать, отстали совсем.
Я с изумлением смотрел на него:
- Да-а, не даром говорят: старый конь борозды не испортит. Утёр ты, Ваня, нос молодым.

Сейчас я давно уже намного старше того Вани, и мне забавно вспоминать, что мы его считали старым человеком в его-то сорок пять лет...