Как веселятся билефельдяне
Вы слыхали как поют бардЫ?
Нет, не те бардЫ, что записные,
А бардЫ - товарищи мои,
Что живут не под крылом России.
Жители Билефельда - весёлый народ, и в этом я убедился ещё раз, побывав на их традиционном праздновании Юрьева дня. Юрьев день, как оказалось, праздновался ещё в древней Руси, а теперь, в связи с проникновеньем нашим по планете, уже и в Германии отмечается. И отмечается с размахом!
Местный клуб любителей бардовской песни под весёлым названием “Бардяги”, собрал в вечер шестнадцатого декабря весь свой цвет, пригласил и варяжских любителей побренчать на гитаре. Гости прибывали до самой полуночи. Были тут делегаты от Гамбурга, Ростока и даже один гитарист по имени Миша, из Деревни Дураков, как называется столица земли NRW. Звучит не очень благозвучно, а переводится как хауптштадт Северной Рейн Вестфалии город Дюссельдорф.
Понаехавшие были экипированы спальниками, ковриками, домочадцами, тащащими полные корзины снеди, бутылок и гитар. Я насчитал восемь гитар и один баян. Его привёз в огромном чемодане “бард с гармошкой” - Леонид. Он, хотя и живёт в городе с поэтическим названием Орлиное Гнездо, что переводится как Oerlinghausen, но является действительным членом Клуба “Бардяги”. Попутно он же и есть родоночальник игры “рывками” на баяне, что успешно перенял дуэт аккордионистов из Юрмалы. Они там теперь снимают пенки, а Леонид перестал улыбаться. Одно может его утешить - публика на его концертах резко отличается от сидящих в Юрмальском зале больных и ущербных. И в этот раз мы, зрители и слушатели, а также и участники, были такие же воспитанные и, не боюсь выразиться, интеллигентные.
Я немного опередил события и не сказал вам, читатели, куда нужно будет спешить в следующий раз, когда вы захотите провести прекрасный вечер под звон бакалов и гитар. Ехать вам в Зененштадт, который есть пригород Билефельда, и там искать клуб “Luna”. Клуб стоит на полуострове и отражается в рукотворном озере в форме полумесяца. Отсюда и название. (Я так думаю.) Пусть поспорят знатоки немецкого, утверждающие что луна, по-их версии, будет Монд. История рассудит, а пока тут, в клубе, не всегда под луной, а чаще под дождём, что для Дойчланда привычнее, не Италия чай, воют бродячие музыканты. На дождь. Не на луну. Но в теплой кухне, чисто по-русски, за накрытым на сорок с лишним человек, столом, уставленным напитками и яствами, так уютно. Особенно, когда ты уже «принял на грудь» пару напёрстков Юлиховки. (Так называется любимая водка Володи Юлиха - ба-а-льшого любителя попеть на моих именинах, выпивая моей горилки). За окном не прекращающийся третий день проливень. А мы уже закусили и дождались последнего приглашенного, а он был впятером - жена и трое детей, его постоянная нагрузка, и он не может от них скрыться даже в пустыне и в океане. Так они привыкли быть вместе, что даже в школу не ходят когда папа едет в Калахари, или Сахару. Он берёт их с собой, и в пути они учатся жизни и песням. Сам папа Снатенков не поёт, но благосклонно взирает на взращенного им в рюкзаке юного соловья - сына. Старшая дочь и её мама, тоже неравнодушны к походным песням, но зато младшая не издала ни звука. Она просто размотала в зрительном зале свой коврик и уснула сном ребёнка, замотанного родителями, прямо за стульями.
Подзаправились с дороги, а потом,
по команде устроителя и нашего заботника Саши Крафта с супругою, мы дружно перебрались в большой зал и расселись в большой круг. В центре круга тележка с золочёными рюмками и большой пирог с солонкой. А сбоку от пирога сиротливо - три поллитры. Поскольку говорили древние немцы - айн унд цванциг фир унд зибциг, что означает - питие есть веселие. А что тут пить? На шестьдесят-то человек, включая детей, натюрлих.
Присутствующих ознакомили с повесткой не дня, а сразу трёх дней, рассказали о том, кто такой этот Юрий, он же Георгий, Егорий и даже Джордж и Жора. Чему я не удивился, но постарался запомнить для пересказа жене - она упрямо не хочет называть меня Джорджем.
А потом сидящим стали подносить хлеб-соль и, конечно, позолоченый кубок, величиной с напёрсток, и предлагать спеть. Выпивали и закусывали и пели все! И гости и хозяева. А в конце даже хором. Не пели только двое. Один был сам я. Я на гитаре не игрок, но постарался тоже развлечь публику и зачитал один из своих отчётов о путешествии. Был обласкан аплодисментами и смехом.
Володя Снатенков отделался коротким рассказом о монгольских бардах, оказалось есть такие, он сам видел их на даче Плехановского института под Улан-Батором этим летом. В последующем он комментировал почти каждое выступление рассказом о любителях бардовской песни Бразилии, Австралийских аборигенов, племени Баунти и прочих народов. Он бы еще долго комментировал, поскольку бывал практически везде, но по регламенту вечера мы должны были опять переместиться в кухню-бар.
И тут началось! Выпивали и закусывали, пели и выпивали, закусывали и опять пели! И так до ровно половины седьмого утра! За весь вечер был только один танец - что-то русское и с кокошником отложилось у меня в голове. Танцевала настоящая русская красавица и, сознавая, видимо, что публика прибыла слушать, а не смотреть, после окончания танца отбыла нах хаузе. А застольные распевы начал выходец из Дюсселя, как мы, немцы ласково называем Дюссельдорф, Миша. Играет и попутно показывает методы игры на своём щипковом инструменте. Барды и любители самодеятельной песни у меня в одном смысловом ряду с просто любителями побрякать и подпеть, но таковых тут я не увидел. Или они молчали в тряпочку, как и я сам. Те, кто исполнял здесь, ни разу не забыли слов, и не взяли неверного аккорда! Это я вам как профессиональный зритель говорю! Гитары пели, рыдали, рычали, по ним стучали, но звучали они непрерывно, как я уже сказал, до тех пор, пока у меня не кончились силы. Слабаки уходили спать и опять возвращались, а ядро засело крепко за столом и, похоже, собиралось петь до обеда.
Одна девочка Маша, приехавшая из северного Гамбурга, с папой-мамой, которые, быстро спев своё, только слушали, спела так, что даже видавшие все виды завсегдатаи, зааплодировали, а будь тут Лариса Долина, так и она бы удалилась в туалет - перекурить, чтобы успокоиться. Я спросил девочку Машу: Как это называется? - “Рэгги” - был ответ. Да-а! Так рычать, и забираться так высоко! Вот какие девочки должны петь на “Евровиденьи”, а я, завидуйте, сидел и слушал рядом. И, более того, она мне наливала! Потом, когда она, Маша будет выступать в телевизоре, я буду гордиться - я с ней пил!
А вечер уже плавно перешёл в ночь и даже уже в глубокую, когда началось творчество, в том смысле, что коллектив спелся и начал сочинять. Вот когда я, в семнадцатый раз, за сегодня и вчера, пожалел, что мой плеер отдал богу душу и у меня нечем записать эти звуки.
Часам к четырём основной народ уже свалил в спортзал на ночёвку, и за столом укоренились только самые крепкие, вот они то и начали свои распевы. Володя и Эльвира, страдая выводили цыганские рулады, Миша, как водится, рычал струнами, создавая фон, Сергей рычал организмом, Вероника дирижировали глазами, ртом, головой и тихонько комментировала руками, Света и еще один Володя с девочкой Машей подвывали, тряся каламбасами, я стучал под столом ногой. Все пели, и цыганский романс перешёл в негритянский рэгг, потом в американский фольк, темп нарастал. Встал и распрямился во весь свой немалый рост Андрюша, заправил в воображаемые жилетные прорези, по-ленински, свои большие пальцы и что-то революционное прокартавил. Это никого не озадачило и не обидело. Потому что было в унисон. (!) Гитары уже выли и стонали, народ был в экстазе, и музыка, настоящая музыка, рождалась у меня на глазах. Был бы тут Гарик Сукачёв, он бы ушёл курить в женский туалет к Долиной. Не менее получаса длилась это, не знаю как назвать точно, действо. Оффигеть! Как говорят немцы. У них это звучит как “зуппо!”.
Папа девочки Маши слушал, закрыв глаза. Я глядел в развёрстые музыкантовы рты и внимал, боясь пропустить хоть ноту!
Перехода к следующему номеру не было. Просто Эльвира наступила на ногу мужу, и он послушно дернул струну цыганской гитары. Опять пошли короткие песни в исполнении сольном и парном, и я мог отвлечься от рассматривания коронок в ртах солистов, и посмотреть в окно.
За окном лило. В свете праздничной иллюминации - вайнахт во дворе - блестело все, политое и сырое. Периодически возникали люди. Ночь, а они куда-то идут. Вот прошёл в черном длиннополом, чиновничьем пальто, распахнутом по ночной поре, высокий, не совсем трезвый герр. Пробежали три подозрительных фигуры, и скрылись в кустах на том берегу озера. С полчаса наблюдал я за прощанием двух приятелей — триста метров пространства, видимых мне из-за стола, они одолевали очень с толком. Останавливались, и один из них махал руками, объясняя что-то второму, переходили несколько раз улицу, и на каждой из сторон, первый опять жестикулировал, а второй внимал... Два раза они прошлись вверх-вниз по широкой лестнице, прямо напротив «Луны». Побывали и в кустиках, где скрывались те трое. Потом приблизились к парковке с одной машиной, и сразу в ней загорелись огни и экспансивный товарищ внезапно, ровным шагом, даже не протянув камраду руки, ушёл и сел в неё. Хлопнул дверью, и авто улетело в ночь. Второй тоже не стоял, и не махал вслед, а сразу развернулся и быстрым шагом ушёл спать. Пора. Четыре по-полуночи. «Эх»,- подумал я, «почему тут не было ни Эриха, ни Марии Ремарков. Уж они бы в соавторстве нафантазировали бы что-то вроде романа «Ночь под мостом». Или «Дождь смывает...». «Два товарища», наконец...
А усталость накапливалась, и меня даже не развлекло чтение собственных стихов Андрея, в миру работника альтенхайма, а сегодня вечером певца и музыканта.
Периодически Володя оглядывал меня критически и спрашивал, не хочу ли я домой — баиньки. Я стоически отказывался, хотя уже и хотелось, но видел, как ему хотелось общения ещё и ещё. И уже в половине седьмого я сдался. Мы тут же ушли по-аглицки и, хотя и поперёк автобана, но добрались до своих домов. А народ остался! И пел нам вслед.
И будет этот дружный коллектив ещё в следующий день давать концерт, и спектакль «Алиса в стране чудес», и будет рассказывать путешественник Снатенков о пустынях и океанах, странах и континентах. Будут и танцевать, а на третий день, в воскресенье уже, поедут домой.
Подравнивайтесь, города Германии, и зовите в гости белифельдян. Не пожалеете!