Вера торопилась домой после работы. Тяжелая сумка с продуктами резала кисть. Она зашла в темную арку двора…
- Тихо! – сильные руки схватили ее за шею. – Тявкнешь – убью!
Вера оцепенела. Сумка выпала на асфальт – звякнуло разбитое стекло. Руки поволокли ее вглубь двора. Вера затылком ощущала тяжелое прерывистое дыхание. Они, пятясь, остановились…
- А ну, - скомандовал голос, - приспускай свои джинсы. И нагнись.
Вера облегченно выдохнула. Ее, слава Богу, не собираются резать, грабить, калечить. Уход липкого страха включил фантазию… Вера часто читала о таком в слюнявых женских романах. Там беспощадный злодей надругивался над героиней – и по несколько раз.
От этих мыслей она вспотела. Вера не видела хозяина сильного властного голоса – и ее это заводило. Да, черт возьми - неожиданно для себя она обнаружила, что все это возбуждает. Сильно и остро возбуждает. Мусорный бак, воняющий омерзительно; люди, которые могут их обнаружить; голос, надтреснутый, хриплый…
А может, всему виной отсутствие секса, длящееся уже без малого год? Какая, к черту, разница? Главное – что ее позабытое тело сейчас облапают, сомнут, раздавят. И она ощутит мужской запах, терпкий и резкий…. Ощутит толчки там, где давно уже стыло и холодно. А если повезет – жестокий злодей не отпустит сразу, а будет мучить и мучить, заставляя стучать учащенно сердце. И пещера Веры, несправедливо обделенная, выплеснет благодарное море счастливой мути на каменный член злодея. И отступят опостылевшие ночи с судорогой безмерной тоски…
Вера торопливо сдернула джинсы вместе с трусиками и выпятила попу, упершись руками в вонючий бак. Она прикусила губу и закрыла глаза. Сзади послышался шорох. Секунда, другая, минута – и Вера заерзала ягодицами:
- Н-н-ну!
- Да подожди ты! – сильный голос куда-то делся. Вместо него сзади ответили жалобно, с раздражением. – Да чтоб тебя!
Она бросила взгляд через плечо в пол оборота. Мужик чуть не плакал, глядя вниз. Вера опустила глаза…
- Эх, маньяк хренов! Ладно, подожди, - она развернулась. Мужик испуганно отодвинулся.
– Да стой ты на месте! – рявкнула Вера. Он покорно замер. Вера присела на корточки и стала ловить вялую сморщенную мясинку жадными горячими губами. Мясинка болталась – Вера только цепляла краешек. Не получается захватить в рот – лишь кончик мясинки смочился слюной. Бесполезно – он как-будто еще уменьшился; хотя куда еще меньше…
Вера, наконец, каким-то чудом цапает колбаску и чуть всасывает в себя. Пристыженная плоть мягким куском котлеты переваливается между зубов. Вера старается, играя кончиком языка – у нее, внизу живота, жарко. И она сойдет с ума, если туда прямо сейчас не втиснется и ворвется что-то твердое, большое, горячее. Ворвется, чтоб затушить этот жар, такой мучительный, сжирающий изнутри в холодных одиноких ночах. Языку стало противно – Вера выплюнула бесполезный отросток.
- Сволочь; какая же ты сволочь! А как грозно начал-то… Нагнись, приспусти. Тюфяк ты, тряпка!
Мужик испугался ее горящих глаз:
- Ты чего, чего?
- Ненавижу! – взревела она и кулаком въехала незнакомцу в нос. Тот, всхлипнув, засеменил к арке. Вера застонала протяжно и горько и пошла, шатаясь, к дому…