Мысли на каждый день
Самая величайшая неправда, с которой не может примириться ни разум, ни сердце, эта неправда – смерть!
Кто же победит смерть? Какая горделивая человеческая воля? Какая горделивая человеческая сила? Кто утолит жажду правды? Ибо не может человек примириться с неправдою тления, видя красоту образа Божия, обезображенную смертью. Не может принять как правду гроб, могилу, тление. Кто же утолит жажду его? Солнце правды – Христос Бог наш.
Ибо Он победил смерть. Ибо Он дал нам жизнь вечную. Ибо мы ныне чаем воскресения мертвых! О, великая Его милость! Да не боится тления человек, ибо пришло спасение миру, дарованное ему искупительной жертвой Сына Божия. Да не боится тления, ибо чаем воскресения мертвых – се залог сему и ныне на Святом Престоле нашем.
Как часто человек приходит в уныние от тех или иных неудач, и как он боится, что с ним случится в жизни что-либо приносящее ему скорбь, невзгоды! Но разве можно было бы унывать человеку, если бы была в нем полнота веры? Какое может быть уныние, когда воскрес Христос? Какое может быть уныние, если есть вера, что смерть побеждена Христовым Воскресением?
Когда мы, верующие, мыслим о смерти, мы утверждаемся в нашей вере во всеобщее воскресение; прообраз этого переживается нами и в наших телесных немощах. Когда мы надеемся, уповая на Господа, что Господь избавит нас от телесного недуга и восстановит нам временное наше земное бытие, мы как бы переживаем здесь прообраз воскресения из мертвых. Когда нам показуется пустая яма в конце жизненного пути нашего, показуется нам тленный гроб как конец нашей жизни, мы говорим: неправда, «чаем воскресения мертвых»!
Так нам Господь в Евангелии открывает победу над смертью, дарует надежду на воскресение, утверждает в истинном понимании смерти и дает удостоверение, чтобы мы, утверждаясь в вере, утверждались и в надежде на спасение. Надо быть слепым, надо быть глухим, надо быть бесчувственным сердцем или не иметь веры для того, чтобы за Божественной литургией не ощущать сего обетования евангельского о воскресении.
Каждую Божественную литургию мы являемся сопричастниками этому чуду, нам дарованному, постоянно действующему, постоянно с нами пребывающему. Лишь бы очи наши открылись, уши стали бы слышать и наше сердце приняло бы это удостоверение от Господа. Божественная Евхаристия есть начинающееся воскресение мертвых.
Быть христианином – значит прежде всего веровать во Христа воскресшего. Вот почему таким страшным грехом считается в Церкви уныние. Это есть отказ от Воскресения, это есть скрытое признание власти смерти. Когда душа впадает в уныние, все как бы теряет радость бытия, жизни. Все время пусть в каждом из нас горит вера в воскресение падшей души нашей.
Протоиерей Валентин Свенцицкий
Прекрасно, когда мы совершенствуемся интеллектуально, изучаем различные науки, чтобы быть специалистом в своем деле. Хорошо, когда мы укрепляемся физически, чтобы иметь возможность долгие годы без болезней служить Богу и людям. Но самое важное для христианина - это расти духовно, то есть питать в своем сердце настоящую самоотверженную любовь, без которой человеческая жизнь не имеет смысла.
Одним из самых действенных средств для получения любви, кроме сосредоточенной молитвы и неформального поста, является покаяние. Малые грехи - осуждение, пустословие, пустая трата времени, как ветер дерево, нас духовно надламывают, а большие - гордыня, блуд, сребролюбие, чрезмерное употребление алкоголя, как противотанковая мина, разрывают на куски.
И хотя физически мы можем еще некоторое время оставаться здоровыми, интеллектуально - мудрыми, а духовно становимся калеками или даже
мертвецами. В таком состоянии мы не способны терпеть немощи других, смиряться перед старшими, а самое страшное - теряем способность по-настоящему любить.
Все мы разные по возрасту, здоровьем, характером, уровнем образования, но можем достичь единения во Христе, когда с верой причащаемся от одной чаши Святых Христовых Таин. Именно Святое Причастие, по мнению священномученика Игнатия Богоносца, является свидетельством нашего церковного единения. Разрушить наше единство могут только грехи, если мы в них не раскаемся.
Архимандрит Маркелл (Павук)
Алексей Ильич Осипов:
«К сожалению, когда рассуждаем о том, как жить сегодня, то, как правило, слышим лишь такое: надо ходить в церковь, исповедоваться, причащаться, поминать живых и усопших, ставить свечи, подавать записки, соблюдать посты, исполнять домашнее молитвенное правило, почитать праздники, давать милостыню и т.д. Всё это, хотя и хорошо и нужно, но это внешняя жизнь, и такими делами сердце наше от страстей еще не очищается. Можно всю жизнь ходить в церковь и исповедоваться, и причащаться – а как был с полным мешком страстей, так с ним и остался. А цель христианской жизни как раз состоит в том, чтобы душу очистить от всякой дряни. И если этого не происходит, тогда обрядовая сторона теряет всё свое значение.
Вот какая беда подстерегает православного человека! Десятки лет он вроде бы живет воцерковленным, всё исполняет – а душа остается той же. Какой? Все страсти в ней остались: и гнев, и зависть, и тщеславие, и раздражение, и ревность, и чего только нет, о чём подчас и подумать стыдно – всё остаётся».
Фрагмент статьи "Как жить сегодня"
☦Всегда ли и мы понимаем, какого мы духа?
Как часто высказываются строгие суждения, справедливое, как будто бы, негодование, когда мы думаем, что имеем полное право произнести неумолимый приговор над нашим ближним. Иногда даже призываем на него наказание Божие! Но вспомните тогда эти слова Спасителя: «Не знаете, какого вы духа!» (Лк. 9:55)
Он, Всемогущий, но и Всепрощающий Христос, этими словами остановил учеников, когда они призывали небесный огонь на самарян, не хотевших принять к себе Спасителя. Казалось бы, такой гнев был вполне справедлив с их стороны и должен был доказать их пламенную любовь к Спасителю. Но нет, такая любовь, требующая отмщения, не угодна Господу, потому что в ней нет того духа кротости, которому Он учит нас и который должен быть нашим духом – духом христианства. Как часто мы говорим, что простили бы все, что направлено против нас лично, но не можем простить оскорбление, нанесенное тому, кого мы любим, тем доказывая, что не знаем мы, какого мы духа!
Какое бы зло ни было нанесено нам или нашим близким – никак не извиняя это зло, ненавидя его, будем, однако, всегда «медленны на гнев, ибо гнев человека не творит правды Божией» (Иак. 1:19–20). Обратимся к провинившемуся в духе кротости, любви, всепрощения, в духе, побеждающем зло силою кротости и любви.
из книги «День за днем»
У отца Софрония (Сахарова) мне очень нравится, как он описывает, что, будучи на Афоне духовником греческого одного монастыря, он увидел, что там очень много монахов, которые находятся в Нетварном Свете и сами о том даже не подозревают.
Как это? А очень просто. Когда у человека путь очень долгий, пологий, то эта постепенность как бы растягивает результат и делает его незаметным для самого подвизающегося. Для него это вроде бы уже обычное дело. Он не может себя сравнить категорично вот в эту минуту и в эту же минуту тридцатилетней давности. Он просто настолько плавно поднялся в это нынешнее свое состояние, что это вхождение для него в плане риска сорваться в прелесть оказалось безопасным.
Это бесы обычно приходят с фанфарами. А благодать Божия – тихо. Господь настолько деликатен. Христос приходит очень тихо, так, что ты иногда даже не отслеживаешь этой границы вступления в Дух. Понять ты это сможешь либо уже там, либо когда ты это состояние потеряешь – и в контрасте с этой пропажей ты и осознаешь, что имел…
— протоиерей Сергий Баранов
Гороскоп для епископа. О воле Божьей.
Моя приятельница гадает на Бродском. Берет пухленький томик в зеленом переплете, зажмуривается и открывает наугад, чтобы ткнуть в случайную строчку. И так привыкла, что даже из дому без Бродского не выходит.
— Ты должен попробовать. Все открывается. Все тайны. Вот, загадай что-нибудь.
Смеюсь и соглашаюсь. Мелькает пророческий переплет. Читаю:
«С риском быть вписанным в святотатцы,
Стану просить, чтоб расширить святцы».
— Вот видишь! Тебе как батюшке свое открылось. А что бы это значило? Ты понял?
Не отвечаю. Просто хохочу. А моя впечатлительная гадалка решает убрать Бродского в бархат. Из благодарности и благоговения.
— Чтобы как Библия — священно и трепетно.
Нормальный священник должен был
обличить, а мне просто смешно. Страсть людей к гадалкам и прорицателям — милая забава, если этим не увлекаться всерьез. Гадания можно терпеть, если их помещают в разделе «Юмор». Почему бы не посмеяться? Мы в монастыре иногда читаем гороскоп — исключительно ради смеха, потому что знаем, что в нашем городе эти тексты составляют профессиональные психологи, для которых газетные пророчества — одна из возможностей поднять людям настроение, а иногда и правильно мотивировать.
Особенно забавно читать гороскопы начальства. Например, ваш митрополит — Лев, и тут пишут, что в начале недели Львам придут новые идеи и неодолимое желание путешествовать. Едва сдерживая смех, узнаем, что владыка действительно решил поездить по приходам, фонтанируя замыслами и смелыми проектами.
— Это звезды так предсказали?
— Нет.
Просто грамотные психологи, которые умеют ловко жонглировать общими фразами, чтобы развлечь и отвлечь людей. Это не пророчество. Просто шутка.
Православному человеку гадать по Бродскому — страшный грех, который и на исповеди не скажешь, так стыдно. Поэтому гадают на Евангелии, предварительно помолясь и выпив три стакана святой воды — иначе не сработает.
— А это разве не безобразие?
— Ну, я же не просто так! Я волю Божию хочу о себе узнать.
Воля Божия! Это уже серьезно. Тут пусть умолкнет всякий критик.
Стоит ли идти в аспирантуру? Купить ли акции «Газпрома»? Жениться ли на этой черненькой или вон на той беленькой из третьего подъезда? Продавать ли дачу под Ниццей? Идти ли на операцию? Соглашаться ли на эту роль?
Не пора ли постричься? Миллион вопросов! И в каждом можно погрешить, пойти против Божьей воли!
Поэтому разумные люди не по Библии гадают, а ищут надежных старцев, проверенных в деле, с хорошими рекомендациями. Приходские батюшки счастливы, потому что ни один здравомыслящий священник не хочет попасть в оракулы.
— Какой же вы батюшка? Вы мне вчера благословили помидоры сажать, а ночью — мороз! Всю ночь пробегала, кустики в газеты кутала! Как вам не стыдно?
Не открылась отцу воля Божия о помидорах! Видно, осуетился батя, правило не дочитал!
Нет ничего хуже, чем анатомия юмора. Но здесь без нее не обойтись. Почему мы смеемся над фразами «гороскоп для епископа», «воля Божия о помидорах»? Потому что мы сводим в одном высказывании вещи
несопоставимые. Оттого и смешно. Этим кормится вся юмористическая литература. Однако важно заметить, что воля Божия и помидоры — такие же несводимые вещи, как и воля Божия и квартира, аспирантура, дача под Ниццей, женитьба, акции и операции.
— Но разве мы не верим, что Господь благословляет каждую мелочь нашей жизни, каждый незначительный ее момент, вплоть до того, что Он радуется, если у нас получился пирог, или удачно подошли обои, или родились очаровательные котята? Почему бы Ему и о помидорах не позаботиться?
— В этом и парадокс. Наш Бог-Человеколюбец — я в этом уверен! — радуется каждой нашей радости и оплакивает всякую нашу утрату, вплоть до продрогших помидоров, но воля Божия — это о другом.
Чего Бог хочет от
человека? Чтобы он был святым? Чтобы мы соблюдали заповеди? Чтобы мы после смерти восполнили число падших ангелов?
Господь любит нас бескорыстно. Ему от нас ничего не нужно. Воля Божия о человеке — это то, что лежит в самой основе нашего бытия. Мы крепко запомнили слова Спасителя:
Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14: 6).
Христос — путь, Христос — истина, но самое главное для нас — Христос есть Жизнь, и Его Воплощение имело одну цель: Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком (Ин. 10: 10).
Сотворенный мир начал увядать, потому что главная особенность греха — он убивает живое. И вот Творец приходит, чтобы насытить состарившийся мир Своей Жизнью.
Воля Божия о
человеке заключается в одном-единственном повелении: БУДЬ! Господь хочет, чтобы мы были. Он бескорыстно дарит нам возможность быть, потому что это невозможно как хорошо — быть! Он хочет видеть нас живыми.
Мы часто поминаем Десять заповедей, но забываем, что самой первой заповедью было плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте… (Быт. 1: 28). Смысл этой первобытной заповеди и заключается в одном слове — будь!
Быть — хорошо! И Господь просто хочет, чтобы каждый из нас приобщился этой невероятной полноте и радости бытия. В этом и есть воля Божия о человеке. Живое право тем, что оно живо. Жизнь — самый удивительный дар. Бог щедро и расточительно раздает этот дар всему сотворенному.
Главная заповедь —
будь! Все остальные — чтобы защитить живое, и для нас важно, что Десять заповедей даны не отдельному человеку, а народу — здесь подсказка для нас, потому что каждый из нас — не сам по себе, он — часть большого дерева, и мое добро, как и мое зло, благословляет или отравляет жизнь всему всечеловеческому организму.
Человек — особое существо в этом мире. Он — пророк и священник Божий для всего сотворенного космоса, поэтому ему и дано право владеть, а значит, не только заботиться о сотворенном мире, но и отвечать за него перед Богом.
из книги архимандрита Саввы (Мажуко) «Духовные упражнения»
Почувствуй потребность в молитве. Как телу, чтобы жить, нужна
пища, так и душа, чтобы жить, должна питаться. Если она не будет
питаться, то ослабеет, а потом наступит духовная смерть. Трудно молиться нам только тогда, когда мы не чувствуем в молитве потребности.
преподобный Паисий Святогорец
Станьте святыми ради детей
На жизнь детей влияет то, что исходит от родителей. Например, родители настаивают: пойди исповедуйся, пойди причастись, пойди сделай то-то и то-то... Но ничего не получается. Ведь ребенок смотрит на родителей. Сияет ли Христос внутри них? Именно это влияет на ребенка. Если он воспримет твой духовный свет, пока еще мал, ему не придется ломать себя, когда он вырастет.
Родители должны отдать себя Божией любви, стать ради детей святыми – кроткими, терпеливыми, исполненными любви. Каждый день должен быть наполнен радостным воодушевлением и любовно к детям. И радость, которая придет к родителям, святость, которая их посетит, воссияет в их детях благодатью.
В плохом поведении детей, как правило, виноваты сами родители. Детей не спасают ни советы, ни дисциплина, ни
строгость. Если родители не стремятся к святости, не борются за это, то они неизбежно совершают ошибки и передают детям то зло, что имеют внутри себя. Если родители не живут свято, если не обращаются с детьми с любовно, то дьявол мучает их сопротивлением детей. Любовь, единодушие, взаимопонимание родителей – вот что прежде всего нужно детям, а также полная безопасность и уверенность.
Поведение детей имеет непосредственную связь с душевным состоянием родителей. Когда дети страдают из-за плохих отношений между родителями, они теряют силы и желание двигаться вперед. Здание их души грозит разрушиться в любой момент.
Преподобный Порфирий Кавсокаливит
О ВНЕШНЕМ БЛАГОЧЕСТИИ
Какую традицию, сложившуюся на протяжении многих поколений жизни церковной, ни возьми, однозначно можно сказать: отход от нее в сторону «большей мягкости», «большей легкости», «большей демократичности» не будет вполне безопасным. Особенно — в наше время, время всеобщей расслабленности, когда мы так легко освобождаемся от того, что кажется нам неудобным, прощаем себе свои недостатки, оправдываем собственные страсти и грехи.
Вот, например, заметил, что в последнее время проявлений внешнего благочестия стало значительно меньше. Было время, когда для православной девушки нормой казались юбка до пят и платок, надвинутый на лоб, а для молодого человека — засаленные нечесаные волосы и всклокоченная борода. Время, когда, входя в храм, правилом было трижды в пояс поклониться, а оказавшись среди людей, подкрепляющихся
пищей, всем бодро пожелать: «Ангела за трапезой!» и услышать в ответ такое же бодрое и жизнерадостное «Невидимо предстоит!». И после этого придирчиво исследовать упаковку с печеньем на предмет того, есть ли в нем яичный порошок или маргарин или что-то еще, чего нельзя в среду-пятницу-пост и чего не заметил благословивший трапезу священник. Была пора, когда на исповеди человек со слезами каялся в том, что поторопился при чтении правила или по болезни не все свои обычные поклоны положил.
Да, нередко приходилось доказывать, что не столь важна форма, сколь содержание, что случайно съеденный пряник с яичным порошком или пирог с сухим молоком вкупе с ароматизатором, «идентичным натуральному», это не самый ужасный грех, не предательство по отношению к Богу и своей вере,
что куда страшней такие гнездящиеся в сердце и то и дело высовывающиеся наружу змеи, как лицемерие, коварство, злоба, зависть... И казалось, что это вправду очень плохо: такое фарисейское «отцеживание комара и проглатывание верблюда».
Но сегодня... Сегодня комарами уже мало кто занимается, а с верблюдами ситуация тем не менее не исправилась.
Я не спорю: и сейчас можно встретить определенное число людей, для которых буква неизмеримо выше и значимей духа: потому хотя бы, что дух не увидишь и руками не ощупаешь, а буква — такая зримая и читаемая. Иногда это служит свидетельством новоначалия, младенчества в жизни церковной, иногда же, напротив, является признаком укоснения в подобном взгляде на христианство, причем чаще всего уже вполне сознательного. Ведь жизнь по букве куда
проще, здесь не требуется «дать кровь», чтобы «принять Дух», а тем паче нет нужды отдавать Богу все свое сердце.
И все же: внешних проявлений благочестия нынче немного, и чем дальше, тем меньше. А между тем, сами по себе они не то, что не плохи, они просто необходимы. Конечно, «телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно», как говорит апостол Павел (1Тим.4:8), однако общий принцип христианского подвига таков: вначале деяние, потом вИдение, на первых порах делание более телесное, и затем уже в большей степени душевное. Одно неразрывно связано с другим: где найдешь святого, который никак внешне своего благочестия не проявлял? Если только в лике Христа ради юродивых. Но вряд ли мы к этому лику себя причисляем.
На
протяжении целого ряда лет то и дело можно было слышать: «Платок на голове не главное. И короткая юбка не беда! Если пришел в гости постом, ешь, что дают, не обижай хозяев: любовь выше поста! Не можешь молиться внимательно, молись лучше покороче, но собранней. Стесняешься, проходя мимо храма, перекреститься, обратись к Богу мысленно». И — вот удивительно! Похоже, именно эти советы и им подобные оказались в большей мере, чем какие бы то ни было другие, востребованы и исполнены. Впрочем, чего уж удивительного... Куда проще «сотворить послушание», когда тебе говорят: «не понуждай себя, не трудись», нежели в случае, если требуют противоположного. А между тем свобода — удел совершенных, мы же, немощные и грешные, нуждаемся в законе, в том числе и в
«законе внешнего благочестия».
С чего прежде начиналось, помимо наставлений о смысле и содержании жизни иноческой, пребывание новоначального послушника в монастыре? С преподания ему целого свода правил внешнего благочиния. У святителя Игнатия (Брянчанинова) — уж насколько он был чужд всякого формализма и фарисейства! — целая глава об этом в «Приношении современному монашеству».
Преподобный Паисий Величковский, опытнейший наставник делания не внешнего, а внутреннего, как-то раз увидел идущего по двору не в меру разбитного послушника, размахивающего при ходьбе руками, и тотчас вызвал к себе для разбирательства старца, которому тот был поручен, чтобы сделать ему строгий выговор. И не надо думать, что это лишь к иноческому чину отношение имеет. Не к иноческому чину, а к общему для всех нас новоначалию. Есть
«внешнее», наполненное внутренним смыслом, носящее характер сложившейся традиции, и пренебрегать им нельзя, ни к чему хорошему это не приведет.
Суть не в том, что ходить надо по струнке и руки по швам держать, взор обязательно устремлять либо горе, либо, наоборот, долу, подолом юбки пол подметать, на шее четки вместо галстука носить. Это, на самом деле, и не благочестия проявление, а чудачества. Нет. Суть в другом.
Например, тот же пост. Считается сегодня признаком «духовной культуры», «мудрости», «зрелости» разрешать себя от него — не по болезни, а по случаю прихода гостей или в гости, праздника на работе и т.п. Если же кто-то не хочет этого делать, но держится по силе устава, то рискует со стороны своих же собратий —
православных — нарваться на критику: «Фарисей!». Сюда же отчасти можно отнести и разговоры о нужности-ненужности поста перед Причастием и исповеди перед ним же. Вроде бы «и так, и так на самом деле можно». Можно, только результат разный. Потому что в одном случае Причастию предшествует определенный подвиг — воздержания и самоиспытания, а в другом нет.
И креститься с глубокими поясными поклонами, войдя в храм сегодня как-то не модно — не в интенсивности поклонов ведь благочестие заключается! И на священника, который рискует девушке подсказать (не приказать, нет!), что лучше бы не в джинсах в храм (да и вообще) ходить, а в юбке, все чаще смотрят как на ничего в подлинном христианстве и жизни духовной не понимающего ретрограда.
Вот, скажем,
обязательно ли при благословении целовать руку священника? Конечно же, нет. И разумный пастырь никогда не будет с усилием толкать свою десницу к устам испрашивающего благословения человека (мне даже книжка как-то раз попалась по пастырскому этикету, в которой говорилось, в частности, о том, что ни в коем случае так поступать нельзя). Но ведь в этом целовании сколько всего заключено! И благоговение перед священным саном и благодатью Божией, священников совершающей, и почтение перед тем, кого Господь поставил пасти словесное Свое стадо, и смирение опять же, столь требуемое, столь необходимое. Перестань это делать, — и рано или поздно возникнет соблазн похлопать священника по плечу — не просто как равного, а как младшего.
Та же дилемма — юбка или джинсы, те самые,
которые вроде бы не мешают спасению. Или платок… Это вопрос послушания Церкви, простоты детского, не прекословящего мудрования и снова — смирения… Можно сотню доводов привести в пользу того, что «все это на самом деле неважно», а можно — принять то, что для Церкви всегда было нормой, правилом, и смириться.
Зачем так отмахиваться от внешнего, которое не является определяющим само по себе, но формирует, тем не менее, определенное направление нашей жизни, влияет на наш настрой, а самое главное — смиряет. Ведь в борьбе против ложно понимаемого «фарисейства» можно далеко зайти, пытаясь максимально «деформализовать» свою христианскую жизнь. Мне кажется что сейчас особенно нужно быть к себе потребовательней и построже, пока мы не растеряли окончательно того, что у нас есть. Вреда
от этой строгости не будет, только польза… Впрочем, ключевое здесь — «строгость к себе», а не к окружающим.
В сущности, и отталкивает, и от Церкви отгоняет чья-то жесткость не по отношению к себе, а по отношению к другим, тем, кто к ней не готов и, более того, смысла ее не понимает. Более того, опыт свидетельствует о том, что строгий к себе человек чаще всего милостив и терпелив к окружающим его. Ни от кого ничего не требует, но просто являет собой пример того, как можно и как должно. Пример благочестия внутреннего и внешнего, связанных друг с другом неразрывно.
Игумен Нектарий (Морозов)
Люблю Тебя, Христе мой, потому что Ты — мой Спаситель, Который хочет и может Меня спасти, и знает, как это сделать наилучшим образом, и спасает меня ежечасно:
От всякой опасности, для души и для тела. От моего греховного «я».
От добротоненавистника диавола. От злых и лукавых людей. От вечныя смерти, к которой приводит нежелание каяться и закоснение во грехе.
Люблю Тебя, Христе мой, потому что Ты — Свет, наполняющий истиной, услаждающий и оживляющий сердца наши.
Свет, который сияет во мне и вокруг меня, украшает творение и лица людей, любимых мною.
Свет, который позволяет мне безопасно ходить, устремляться вперёд, подыматься ввысь, сравнивать и выбирать лучшее.
Свете жизни!
Люблю Тебя, Христе мой, потому что Ты
— Истина, очищающая, радующая, вселяющая надежду, животворящая, освобождающая. Истина, пребывающая всегда: вчера, сегодня, завтра, во веки.
Люблю Тебя, Христе мой, потому что Ты есть Любовь, более Которой нет на всём свете: самая горячая, самая мудрая, самая сильная, самая истинная, самая сокровенная и самая личная. Любовь, распятая за меня!..
Прп. Иосиф Исихаст
ПОСТАВЬ СТРАЖА
От помысла мы оскверняемся и благодаря помыслу же становимся лучше, преуспеваем.
Поэтому поставим в сердце своем бесстрашного стража – ум, то есть внимание, с оружием мужества, молитвы, молчания и самоукорения.
Если будем так подвизаться, то в результате обретем сладкий мир, радость, чистоту, любомудрие духовное, молитву, которая, как благовонный фимиам, будет возноситься в храме Божием – во внутреннем человеке.
архимандрит Ефрем Филофейский, Аризонский (Мораитис)
Раздвоенность.
Человек жил в грехах. Можно добавить — как в шелках. Можно заменить на привычное — «как свинья в грязи». Разум твердил, что это нормально. Глаз замечал такой же образ жизни у большинства окружающих. Но что-то неуемное внутри плакало, как ненакормленный ребенок, и было ясно, что грех — это не норма. Плачет ли это «что-то» внутри у всех остальных — неважно. Важно, что счастья нет, хотя и сыт, и одет, и в статусе. Хотя и небо над головой давно забыло о свисте авиационных бомб. «Если жизнь — это только то, что я вижу и знаю, то я обречен грешить и тосковать», — думал человек. Он хотел знать, есть ли иная жизнь. Не там, за гробом, а здесь — но иная.
Оказалось, что есть.
В сороковой день по смерти сослуживца человек стоял в небольшой кучке богомольцев в кладбищенской церкви на поминанье. Что-то вошло в него на этой простой службе в неказистой церковке. А может, не в него вошло, а в нем проснулось что-то, всегда бывшее, но долго не дававшее о себе знать. Он почувствовал, понял, как будто увидел сердцем, что смерти нет, что поминаемый покойник жив, что жив Тот, о Ком говорится в тяжелой книге, что лежит в алтаре. «Если Бог есть, то смерти нет, — подумал человек. — А ведь Он есть, я чувствую это». В тот день в церкви человек много и утешительно плакал и потом весь день мало говорил. «Душа по природе христианка», — прочтет он
позже. Она ожила в тот день, и у жизни появилась перспектива.
Он полюбил Церковь и будущую небесную жизнь. Целый мир, новый и неизвестный, затерянный, как у Жюля Верна, но более интересный, открылся ему. Стыдно было за все прожитое, жалко было потерянного времени. Но была мысль и цель, и образ Спасителя над мерцающей лампадкой грел и обнимал душу взглядом, как когда-то в детстве мамины руки.
И все же спустя годы он опять стал грешить. То ли устал молиться, то ли «привык к благодати», как говорили батюшки. Грех словно ожил на самом дне души, и поднялся вверх, и заявил вновь свои права, и вновь вошел в силу. Но теперь человек грешил, зная, что есть иная жизнь. Он грешил, как
купленный раб, не забывший о свободе и о родной земле. Это было вдвойне мучительно. «Что же такое душа моя, — думал человек по ночам, — если среди грязи томится она и хочет святости, а среди молитв и благодати оживает в ней грех?»
С розановской горечью улыбался теперь он словам Тертуллиана о том, что душа по природе христианка. «Язычница она, душа», — соглашался человек со странным мыслителем. Томится она по греху, как блудница, вышедшая замуж, как те евреи, что скучали в пустыне по египетской пище. Ноет и плачет на дне ее неумерший грех.
Когда человек жил без молитвы и Бога, то жил в аду и в лесу привидений. Когда Бога узнал человек и ожило в нем сердце, то
узнал он настоящую жизнь и попробовал на вкус одно из блюд будущего Пира. Когда снова стал грешить человек, то узнал он главную боль теперешней жизни — раздвоенность. И что будет завтра, не знает он. И жаль ему себя, и всех ему жаль, потому что все одинаковы.
Часто ночью, когда не спится, рискуя с утра опоздать на работу, идет человек молиться. Идет туда, где горит лампада, — на кухню. «Помилуй меня, помилуй…»
протоиерей Андрей Ткачев
«Страна чудес и другие рассказы»
Оказывается, Господь, присутствующий около сердца каждого человека, наблюдал за моим душевным состоянием, очей Божественных не опуская. Он, имеющий для каждого человека свою модель воспитания, имел план обращения к Себе и моей окаяннейшей, адовой души. Как только я сердечно смирился, почувствовал собственное нищенство, Господь поспешил со Своим богатством благости к моему недостоинству.
Епископ Вениамин (Милов) "Дневник инока
Пока мы ходим по плоти, мы видим ближнего тоже как должника нашего; мы требуем от него и правды законной, и святыни благодатной как общего достояния человечества. Мы судим его и ненавидим, гоним и мучим, когда он не отдает нам долг наш. Но когда мы водимся Духом, когда Дух Божий изливает в наш дух все богатство Своей благости, тогда от ближнего мы ничего не ищем, мы прощаем ему долг его пред нами, даже перестаем видеть в нем своего должника.
Прп. Арсения (Себрякова)
Как справиться с гневом и раздражением?
Святые отцы учат нас быть неспешными на всякое слово, ибо за каждое слово мы дадим ответ на Страшном Суде. В книге святого Никодима Святогорца глава, которая посвящена управлению языком, занимает всего одну страницу. Что же нам говорит святой Никодим? Что нет другого приема против языка, кроме как просто спрятать его за зубами и оттуда не доставать, взять его силою воли на воздержание и не давать шевелиться.
Делайте что хотите, придумывайте какие угодно способы. Захочется вам ругаться, ссориться, обижать ближнего, – ступайте на прогулку, запритесь в ванной, туалете, на балконе, уйдите в соседнюю комнату, но не дайте вспыхнуть пожару в ваших устах. Это относится ко всем. Раздражительная,
гневная страсть присуща практически каждому. Ибо, к глубокому сожалению, и природа наша испорчена, и воспитаны мы с вами изначально в настрое на конфликтность.
Одно дело – ты боролся, но сорвался. Другое дело – тебя только тронули, и ты сразу вспыхнул. Поэтому призываю вас к тому, чтобы вы боролись с гневом и раздражением, чтобы наступили на свое жало, не дали ему выдернуться из-под вашего каблука. Пускай оно там верещит как ему угодно, наступите на него и не сходите с места.
Раздражение или гнев по отношению к ближнему беспокоит каждого христианина. Множество причин вызывают эту страсть, и нам бывает крайне трудно с ней бороться. Но если мы вглядимся в первые минуты возникновения этой страсти, то заметим, что часто она
начинается из-за такого, казалось бы, несмертного греха, или, скажем из-за такого незаметного греха, как самооправдание.
Что такое самооправдание? Это один из видов проявления гордости: человек хочет отстоять свою собственную правоту; или хочет чтобы о нем думали лучше, чем он есть; или, по крайней мере, думали именно то, что он собой представляет на самом деле. Когда человека обижают или говорят то, что ему не нравится, его гордость задевается. И в этот самый момент вступает в силу самооправдание. Самооправдание – это мостик, который ведет дальше, к развитию гнева, к ссорам, баталиям и ненависти между людьми.
Святые отцы оставили нам много великих советов, и один из них касается как раз самооправдания. Того, как пресечь ненависть или раздражение, которое, может быть,
справедливо, а может быть, несправедливо возгорается по отношению к другому человеку. Согласно святоотеческому совету, в подобной ситуации человек должен сказать три слова, достойные христианина: «прости, благослови и помолись обо мне». Они духовным образом воздействуют на того, кто вам что-либо доказывает. Этих трех слов достаточно для того, чтобы заградить уста всякому гневу и тут же, в зачатке, погасить всякую неприязнь и раздражение.
Вдумайтесь в эти три простых слова. «Прости, благослови и помолись обо мне».
«Прости» – значит, человек испрашивает прощения. Вот первый показатель смирения. Он не говорит: я сейчас буду разбираться с тобой, кто из нас прав. Он говорит: «прости». Подтекст этого «прости» – неважно, прав я или не прав, но все равно прости, если я огорчил тебя.
Дальше человек говорит: «благослови». Это значит, что он призывает на помощь благодать Божию. Ту, которая действительно управит, которая умирит брата или сестру, умирит ситуацию, погасит всякие козни диавольские в отношении того, чтобы человек с человеком рассорился.
И когда он добавляет: «помолись обо мне», – это третий признак смирения. Человек просит молитв о себе, чтобы благодать Божия споспешествовала ему действительно творить дела правды.
Эти три слова смирения ставят человека обвиняющего на свое место. Он бы и рад что-то сказать, но что? Его правота признана, мало того, человек, которого он хочет смирить, признает себя смиренным и, мало того, еще более смиряется – смиряется зело, – и просит молитв о себе, как о человеке ошибающемся. Поэтому когда человек произносит эти
три слова смирения: «прости, благослови, помолись обо мне», – в этот самый момент между людьми наступает мир.
протоиерей Сергий Филимонов
из книги «Борьба со страстями»
назад
список