- Мне надо отлучиться на полчасика, - озабоченно сказал Пильняк.
- Что случилось, Боренька? Не успели прийти, как убегаете? Непоседа, вы вечно спешите!
- Вспомнил, что надо забежать на почту, отправить срочную телеграмму.
- Господь с вами, какая почта? Все отделения давно закрыты.
Пильняк пришёл, нагруженный пакетами. Он принёс сливочное масло, консервы, чай, какао, сыр, творог, колбасу, сахар, печенье и букет очаровательных цветов. Тронутая Лидия Алексеевна поцеловала его в лобик.
- Спасибо, милый! До чего я тебя люблю! Хороший ты человек. Если бы все писатели, живущие на российской земле, доставляли людям радость, какая была бы светлая и чистая жизнь!
Я спросила:
- Лидия Алексеевна, вы сейчас что-нибудь пишете?
- Здоровье вдребезги расшатано, мне пошёл семьдесят третий годок, стараюсь понемногу работать, только это никому не нужно, всё напрасно. Вспоминаю про свою жизнь, первую любовь, пишу о дружбе с Исааком Левитаном, про встречи с А.П.Чеховым, о том, как мы познакомились. С того памятного дня промелькнуло сорок семь лет, мимо пронеслась целая эпоха. Похоронила множество близких людей, почти никого не осталось, а вот Чехова - свою единственную любовь - не могу похоронить, каждый божий день еду на кладбище, пропускаю, когда уже совсем невмоготу. Он для меня - не икона, а нечто большее. Мы тогда оказались нерешительными, слабодушными, страшились связать свои судьбы. У А.П.Чехова была уже Ольга Леонардовна Книппер, властная и очень упрямая женщина, а у меня муж и трое детей.
- Вы дружите с Книппер?
- На такой сложный вопрос трудно ответить одной фразой. Мне кажется, что Книппер умышленно пошла на то, чтобы сократить жизнь Чехову. Она его никогда не любила. Антон Павлович служил ей ширмой. А как он мечтал о семье, детях, большом просторном доме! Вот закончу писать, тогда можно будет спокойно умереть, нельзя жить долго. Книгу свою разрешу печатать
страница 184
после смерти, попрошу Борю написать предисловие. Сожалею, что не удалось сохранить всех писем Буниных, моих истинных друзей. Сегодня о них вспоминать не можно. Новое поколение и не слыхало, что на чужбине, во Франции проживает русский писатель И.А.Бунин, последний русский классик. Куприн, как художник слова давно кончился, ослеп бедный, живёт впроголодь, да и Алексею Михайловичу Ремизову несладко. От души жалею их.

- Если не устали, расскажите про Левитана, его живопись меня радует и волнует.
- Как можно устать. Воспоминания согревают душу. Видите, как я оживилась. Мы поехали в Плёс, на Волгу: Мария Павловна Чехова, Исаак Ильич Левитан, режиссёр и художник Леопольд Антонович Сулержицкий и я. Огромный белый зонт стоял за городом у дороги. Под ним приютился Левитан. День был праздничный. В Плёсе звонили колокола. Мимо художника шли женщины, они возвращались после обедни в соседнюю деревню. Дорога опустела. Над прилегающим полем было то летнее безмолвие, какое наступает в самые жаркие часы после полудня. Солнце, небо и раскалённая безлюдная земля. Из оврага показалась старушонка. В белом платочке она несла просвиру и поминальник. Богомолка доковыляла до Исаака Ильича и оперлась на свою кривую клюшечку. Было много солнца, и чёрный платок с глубоким напуском на глаза не спасал старуху, как она его ни поддёргивала. Пожилая женщина долго смотрела на улыбавшегося художника, жевала губами и что-то потихоньку говорила. Потом перекрестилась, поискала в узелке копеечку, со страхом положила её в ящик с красками, низко поклонилась и запылила по дороге. Левитан взял тёплую монетку и, не отрываясь, взволнованный, провожал ласковым взглядом древнюю женщину. С тех пор он свято хранил её дар как талисман, и никогда не расставался с ним.
Смерть застала Исаака Ильича за неоконченной картиной "Уборка сена". Он писал одну из самых своих светлых, жизнерадостных и солнечных вещей. В Химках Левитан простудился. Болезнь свалила его. У его постели неотлучно находился А.П.Чехов. После похорон в его столе мы обнаружили связку писем.

страница 185
Художник просил сжечь все его письма и не предавать их гласности. Я присутствовала при сожжении писем Чехова, Серова, Нестерова, Поленова, Корзухина. В тот год стояло удивительное лето, сирень цвела два раза. В тяжёлых и душных июльских сумерках лиловые и белые цветы свисали почти до самых подоконников.
В гости к Авиловой приехала её подруга Екатерина Павловна Пешкова.
- Как здоровье А.М.Горького? - спросила Авилова.
- Ему нехорошо, боюсь, что он приговорён, - вытирая слёзы, сказала Пешкова. Женщины истово перекрестились.
- Алексею Максимовичу можно чем-то помочь? - тревожно проговорил добрейший Пильняк.
- Мы опоздали, Борис Андреевич. Была надежда, что его отправят на лечение в Италию или в Швейцарию, но Сталин не разрешил. Теперь он безнадёжен, живёт в Горках, словно в тюрьме. Около него крутятся врачи, профессора, консультанты, стерегут, как бы не сбежал. - Пешкова тяжело вздохнула. - Скольким людям помог Горький уехать! Скольких спас от голодной смерти! Скольким дал путёвку в литературу! На днях, совершенно измученный, он надумал позвонить Сталину, собирался сказать ему что-то важное. Поскрёбышев, этот холуй с лисьими повадками, передал слова И.В.: "Товарищ Горький должен написать нам, в чём он нуждается, и мы немедленно окажем ему любую помощь". - Пешкова заплакала.
- Может, обойдётся, - участливо сказала Авилова.
- А.М. давно следовало поменять климат, правительство хорошо знает, что Подмосковье ему противопоказано.
- Жалко Горького, - с грустью произнёс Пильняк, - такой человечище уходит! Не смогли сберечь, а мог бы жить!
18 июня Горький умер.
Торжественные похороны состоялись на Красной площади. Его похоронили у Кремлёвской стены. Речи... Речи... Речи... Ораторы буквально захлёбывались. Рядом со мной на трибуне зарёванные Пильняк, Авилова, Щепкина-Куперник - поэт, драматург, переводчик, внучка прославленного русского актёра, бывшего крепостного, Михаила Семёновича Щепкина, писатели Вересаев и
страница 186
Ольга Форш, Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна Булгаковы, актёры и режиссёры Московского художественного театра, Станиславский, Немирович-Данченко, Качалов, Тарасова, Москвин, Тарханов, Книппер-Чехова. Вдали увидела понурого Всеволода Эмильевича Мейерхольда, его поддерживали Зинаида Райх и его верные друзья-"мейерхольдовцы", самый преданный из них, благородный и талантливый Саша Гладков.

Вечером по русскому обычаю Екатерина Павловна в своём доме устроила поминки. За столом она рассказала:
- Много лет хожу в храм, который находится неподалеку от нашего дома. Мы с Алексеем Максимовичем ежегодно оказывали настоятелю и всему приходу материальную помощь. Я не хотела нарушать эту добрую традицию и во время болезни Горького аккуратно делала взносы. На прошлой неделе меня вызвал Хрущёв, он не посчитался с болезнью писателя. Сначала пожурил за хождение в церковь, прикинулся добрым, чутким отцом. Потом стал разглагольствовать, что, мол, "скоро разгоним всех церковников, а храмы превратим в клубы и кинотеатры". Попросила в моём присутствии не кощунствовать, он заявил с апломбом: "Товарищ Пешкова, особняк на Малой Никитской вам придётся освободить! Я - первый секретарь Московского городского комитета партии - не имею такого дома. Ваш Горький доживает последние дни, а вам, его вдове, хватит и двух комнат". Ответила, что дом станет свободным только после моей смерти. Написала тут же сердитое письмо Калинину, и, конечно, общественность вмешалась. Правительство дало согласие сделать в доме мемориальный музей Горького.
- Екатерина Павловна, - сказал Саша Гладков, - разрешите мне написать об этом статью в "Литературную газету".
Пешкова улыбнулась:
- Сашенька, спасибо вам, но такую статью никто не напечатает, в набор она может пойти только по личному разрешению Сталина.
Гладков не унимался:
- А если попробовать?
- Бесполезно, своими действиями попадёте в "чёрный список", и тогда дорога в литературу для вас навсегда закроется.

страница 187
***
За мной приехали карлик Ежов и Поскрёбышев.
- Сегодня, В.А., у нас с вами тяжёлый день, - произнёс Николай Иванович. - Мы едем в Кремль. С вами хотят побеседовать товарищ Сталин, Жданов, Маленков.
Сорокалетний мужчина, Жданов из-за тучности выглядел намного старше своих лет. Сильный, пусть не очень глубокий ум шёл в нём рука об руку с идеологическим фанатизмом - более подавляющим, чем у большинства его партийных коллег. После убийства Кирова Жданов залил Ленинград потоками крови. Разглядывая меня, Андрей Александрович спросил:
- Какое впечатление на артистов Большого театра произвела музыка в опере "Тихий Дон"?
Наученная горьким опытом говорить вождям не то, что думаю, ответила:
- С огромным удовольствием пою Аксинью, эту партию исполняет также солистка оперы Бронислава Златогорова, у нас с ней идёт кровопролитная борьба за каждый спектакль.
Улыбаясь, Жданов показал оскал крупных лошадиных зубов. Оказалось, что я попала в точку, Дзержинский был его любимцем. Торопливо подошёл Сталин:
- В.А., мы спасли вас от многих бед, - сказал он. - Вы знаете с каким доверием мы к вам относимся! На вашу гражданскую долю выпало серьёзное испытание, через несколько минут мы будем присутствовать на допросе ренегатов Зиновьева и Каменева. После утверждения приговора вам придётся выступить на собраниях интеллигенции Москвы, Ленинграда, Киева и других промышленных городов. Такое поручение следует рассматривать как правительственное задание. Заверяю вас, что мы в долгу не останемся.
- Сумею ли я справиться с таким важным поручением?
- Какие ещё имеются конкретные вопросы? - спросил Сталин. Вошёл Поскрёбышев:
- В приёмной находится товарищ Ягода.
- Пусть войдёт. - И почти ласково: - Генрих Григорьевич, у тебя всё готово?
- Да, И.В.
- Хорошо, мы сейчас приедем, товарищ Жданов сядет в мою машину, товарищ Давыдова поедет вместе с
страница 188
Маленковым и Ежовым. Александр Николаевич, вы остаётесь, со Шкирятовым приедете на вечерний допрос.

Когда из Кремля выезжали правительственные машины, движение городского транспорта перекрывалось. Лубянка оцеплена специальной охраной, обратила внимание на нерусские лица. В здание НКВД нас провели через центральный подъезд. Внизу ждали Власик, Агранов, Ежов. По нарядной, до блеска начищенной лестнице поднялись на второй этаж.
- И.В., мой кабинет в вашем распоряжении, - подобострастно проговорил Ягода.
- Шторы надо завесить! - распорядился Сталин. - Дневной свет отвлекает от работы.
Сталин опустился в кресло наркома. Над ним возвышался его собственный портрет, написанный придворным живописцем Сергеем Герасимовым.
Агранов приказал подать чай с бутербродами.
- Товарищи, мы сюда приехали не веселиться, а трудиться, - сухо проговорил И.В., - на еду мы с вами ещё не заработали.
В кабинет ввели Зиновьева и Каменева. Не постучавшись, вошёл Вышинский.
- И.В., разрешите присутствовать?
- Садитесь около меня.
Подследственных я узнала с трудом. Бледные впалые щёки, лица припудренные: они в синяках и кровоподтёках. Зиновьев в сером выутюженном костюме, Каменев - в чёрном. Выцветшие, побуревшие от частой стирки рубашки, явно с чужого плеча, старомодные галстуки, заношенные полуботинки - одеяние их не красило. Им указали на стулья. Мёртвым взглядом потухших глаз Зиновьев обвёл присутствующих. На какую-то долю секунды, чуть с удивлением и даже с некоторым замешательством он остановился на мне. Я вздрогнула, словно моё тело пронзил электрический ток.
- Андрей Януарьевич, вам как генеральному прокурору СССР полагается задать первый вопрос.
- Гражданин Зиновьев, вы признаёте себя виновным в предъявленном обвинении?
- Да, - ответил тот тихо.
- Вы, гражданин Каменев? - Вышинский бесстрастно повторил тот же вопрос.
- Да, гражданин прокурор.
Каменева увели. Сталин сказал Зиновьеву:

страница 189
- Повторите то, что вы говорили на предварительных допросах.
- Могу ли я быть уверенным, что чистосердечное раскаяние сохранит мне жизнь?
- Вы можете не верить Сталину, но Политбюро обязаны верить.
- Не понимаю, в чём дело? Что за торговля? - взвизгнул номенклатурный карлик Ежов. - Товарищ Сталин не умеет лгать, кривить душой, обманывать, гражданин Зиновьев, вам это хорошо известно!
В кабинет наркома важно проследовали Молотов и Ворошилов, они со всеми поздоровались за руку.
- Я хочу кое-что пояснить, - сказал Вышинский.
Сталин милостиво кивнул головой.
- Троцкий из-за границы, а Зиновьев внутри страны усиленно форсировали убийство Кирова. В этих целях в июне 1934 г. Каменев по поручению "Объединённого троцкистско-зиновьевского центра" ездил в Ленинград, где вёл переговоры об организации террористического акта против Кирова с руководителем одной из ленинградских террористических групп Яковлевым. Не ограничиваясь убийством Кирова, центр подготовил ряд террористических актов против товарищей Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича и Орджоникидзе. Я говорю правду, гражданин Зиновьев?
- Да, гражданин прокурор.
- Вы хотите что-то добавить?
- К концу 1932 г. стало очевидным, что наши надежды не оправдались...Фактом было то, что генеральная линия партии побеждает. Со всей наглядностью сказалась полная беспринципность и безыдейность, которые привели нас к голой борьбе за власть.
- В письме, адресованном в ЦК ВКП(б), от 8 мая 1933 г., в разгар подготовки террористических актов Зиновьев не только отрекается от своих прежних ошибок, но лицемерно клянётся в преданности социализму и партии. Своё письмо он закончил следующими словами: "Я прошу вас верить, что я говорю правду и только правду. Я прошу вас вернуть меня в ряды партии и дать мне возможность работать для общего дела. Я даю слово революционера, что буду самым преданным членом партии и сделаю всё для того, чтобы хоть отчасти загладить свою вину перед партией и её ЦК". 16 июня 1933 г. "Правда" помещает его статью "Две партии", в
страница 190
которой Зиновьев старается доказать преданность партии, громит оппортунизм и поёт "аллилуйя" победам, одержанным партией. Это было 8 мая и 16 июня, то есть летом 1933 года. И тем же летом, как установлено следствием, на совещании Центра Зиновьев поручает отщепенцу Бакаеву приступить к практическому осуществлению террора. Гражданин Зиновьев, как это совместить? - Вышинский повысил голос. - Очевидно, вы соскучились по следователям?

Зиновьев испуганно вздрогнул. Плечи его опустились. Сталин вышел из-за письменного стола, около него вырос громадный Паукер, начальник личной охраны.
- И.В., не беспокойтесь!
Вождь страны Советов медленно приближался к допрашиваемому, которого люто ненавидел. Зиновьев сполз со стула, опустился на колени:
- И.В.! Товарищ Сталин! Пощадите! Я устал от побоев! Умоляю вас, простите меня!
- Скотина, какое ты имеешь право называть Сталина товарищем? - грозно, по-петушиному крикнул Ежов. - Замолчи, сука! Забыл, мерзавец, где находишься? Заруби на своём горбатом еврейском носу, что слово "товарищ" для тебя не существует. Понял, крыса, что я сказал?
- Понял, гражданин начальник, - безвольно пролепетал Зиновьев.
Сталин спросил:
- Вы хотели нам что-то сказать?
- Гражданин Сталин! - Зиновьев говорил, стоя на коленях. - Простите меня, вспомните, как я прятал у Разлива В.И.Ленина. Вы, как никто, знаете, сколько сил я отдал партии! Я боюсь следователей, они бьют меня, колют иголками, делают прижигание калёным железом. На моём теле нет живого места, меня морят голодом, по ночам не дают спать, в камере стоит кувшин с солёной водой, крысы не дают покоя, я нахожусь в подвальном сыром помещении.
- Хватит болтать! Ваше красноречие нам известно. Мы отвлеклись от основной темы, - перебил Сталин. - Лирики достаточно!
Вмешался Молотов:
- Кто разрешил этому негодяю разыгрывать перед нами гнусный фарс?

фото из Интернет
Л.Б.Каменев (Розенфельд)

фото из Интернет
Л.Д.Троцкий

фото из Интернет
Г.Е.Зиновьев (Радомысльский Овсей-Герги Аронович)

фото из Интернет
Бронислава Златогорова (Гольдберг)

фото из Интернет
Б.Златогорова

страница 191
- Хорошо, я буду говорить, - еле слышно произнёс Зиновьев. - Разрешите выпить стакан горячего чаю?
Принесли чай с бутербродами. Надо было видеть, с какой жадностью голодный человек накинулся на еду.
- Если нас удовлетворят ваши показания, - сказал Вышинский, - получите бульон, курицу, рюмку коньяка, фрукты, свежие овощи.
- Ещё такую падаль коньяком поить? - прорычал упитанный, увешанный орденами слесарь - маршал Ворошилов.
Взглянув умоляюще на Сталина, Зиновьев попросился в туалет.
- В штаны давай, сволочь! - пропищал бывший беспризорник Ежов.
Вышинский актёрским тоном, но с некоторой укоризной в голосе:
- Подследственный ежедневно подвергается допросам. Николай Иванович, среди нас находится дама, пожалуйста, если можно, без выражений!
- Ничего, пусть учится распознавать врагов, - беззлобно процедил И.В. - Надеюсь, что эта наука нам всем пригодится, как необходимое лекарство во время поноса.
Не выдержав, я сказала:
- Товарищ Сталин, разрешите мне уехать домой? Я устала.
Вожди повернулись в мою сторону.
- В.А., как же наш уговор? - сказал Жданов.
Пришлось остаться.
Конвой привёл Зиновьева. Сталин спросил его:
- Ты будешь говорить по существу, или по-прежнему собираешься морочить голову?
- Гражданин Сталин, в чём я должен сознаться?
- В начале допроса ты сказал, что раскаялся в содеянном. Мы хотим знать о чём идёт речь?
- Мы с Каменевым стояли во главе группировки. Большую помощь нам оказывали крупнейшие профессора-троцкисты. Благодаря планируемому отравлению нам удалось ликвидировать председателя ОГПУ Межинского, председателя комиссии советского контроля Куйбышева, писателя Горького. В Ленинграде мы подготовили и осуществили убийство Кирова.
- Назовите всех сообщников, - попросил Вышинский.

страница 192
- Евдокимов, Смирнов, Бакаев, Мрачковский, Тер-Ваганян, Дрейцер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман, Круглянский (псевдоним Фриц Давид), Ольберг Берман-Юрин, М.Лурье, Н.Лурье, секретари Лениградского обкома партии члены ЦК Чудов, Угаров, Смородин, секретарь Ленинградского областного совета профсоюзов Людмила Шапошникова, Позери, Ксенофонтов. Мы все входили в одну группу.
- Против кого вы готовили террористические акты? - спросил Ежов.
Зиновьев опустил глаза.
- Шкура, когда отвечаешь на вопросы, надо смотреть в глаза! - проревел крошечный маршал.
Бледный, дрожащий Зиновьев собрался с духом:
- Мы собирались ликвидировать Жданова, Ворошилова, Орджоникидзе, Кагановича.
- Путём террористических актов? - заметил Вышинский.
- Да, гражданин прокурор.
- Вы как будто не всех назвали, - бесстрастно процедил Вышинский. Наступила мёртвая тишина.
- Мы также готовили убийство товарища Сталина.
- Гражданин Зиновьев, объясните: какова цель ваших террористических актов?
- Мы готовили политический переворот с тем, чтобы захватить власть.
Потерявший самообладание Сталин ринулся к Зиновьеву, вместе с Паукером они скинули его со стула и вдвоём начали топтать ногами.
- Я не забыл, - брызгая слюной, кричал Сталин, - как ты, собака, вместе с Каменевым 10 и 16 октября 1917 года умышленно голосовал против вооружённого восстания!
Целуя Сталину сапоги, Зиновьев униженно заглядывал ему в глаза:
- Гражданин Сталин, каждый человек имеет право на ошибки. Маркс и Энгельс тоже ошибались.
Молотов, заикаясь:
- Смотрите, какое ничтожество! Он сравнивает себя с основоположниками марксизма! Товарищи, это же нонсенс!
- Уведите подследственного! - приказал Вышинский конвою. - Накормите Зиновьева обедом по высшей категории и дайте ему вина.

страница 193
Ягода, обращаясь к Сталину:
- И.В., вы довольны проделанной работой?
- Тебя и твой аппарат будем крепко награждать, довольными останетесь на всю жизнь, - задумчиво произнёс Сталин.
Конвой ввёл Каменева. Он держался мужественней Зиновьева.
- Мы хотим знать, - сказал И.В., почему ты, еврей Розенфельд, взял русский псевдоним?
Умный Каменев ответил с грустной улыбкой:
- Ульянов - Ленин, Скрябин - Молотов, Джугашвили - Сталин, Собельсон - Радек, Радомысельский - Зиновьев, Фюрстенберг - Ганецкий, Тер-Петросян - Камо, Цадербаум - Мартов, Гельфонд - Парвус, Бриллиант - Сокольников, Бельтов - Плеханов...
- Зиновьев подделывается под товарищей Маркса и Энгельса, а ты, бандитское рыло, бравируешь именами товарища Ленина и товарища Сталина? - истерически крикнул карлик Ежов. В руках у него оказалась тяжёлая плётка с железным утолщением на конце. - Ты мало получил? Ещё хочешь?
- Я отказываюсь от дальнейших показаний, - твёрдо проговорил Каменев. - Отправьте меня в камеру, я объявляю голодовку.
- Товарищ Ежов погорячился, - сказал Вышинский, - он пошутил.
Каменев твёрдо:
- Пока гражданин Ежов не выйдет из кабинета, я отказываюсь отвечать на вопросы.
- Вы забыли про наш уговор? - медленно проговорил Сталин, - Что ты из себя недотрогу разыгрываешь? Тоже мне целка! Забыл, как в 1933 г. Киров тебе и Зиновьеву помог восстановиться в партии? Вы его уничтожили. Тебе Горький помог, при его содействии тебя назначили директором издательства "Академия". За это вы убрали старого, заслуженного писателя. Мы ничего не забыли! Когда ты был председателем Московского Совета, ты на откуп отдал ренегату Угланову московскую партийную организацию. Ты возомнил, что после смерти Ленина станешь его преемником и повернёшь завоевания народа, нашу партию в другую сторону, на путь троцкизма и развёрнутого капитализма?
Каменев спокойно:
страница 194
- Гражданин Сталин! Я - подсудимый, нахожусь всецело в вашей власти. Во время последнего разговора в Кремле я признал свои ошибки, принял на себя целый ряд обвинений, вы дали честное слово большевика, что сохраните мне жизнь. Почему на допросе, где присутствуют члены Политбюро, руководители Советского правительства, вы разрешаете гражданину Ежову так недостойно себя вести?

Сталин со злой иронией:
- Вы, Каменев-Розенфельд, собираетесь из обвиняемого переквалифицироваться в обвинителя? Из этого трюка ничего не выйдет. Мы вас спрашиваем вторично: почему вы совершили злодейское убийство и уничтожили руководителя ленинградских большевиков С.М.Кирова? Для чего отравили А.М.Горького, который никому не мешал? Он был виноват в том, что писал нужные для народа книги?
- Я уже во всём сознался. Гражданин Сталин, зачем вам понадобилось устраивать вторичную экзекуцию? У меня нет душевных сил переносить все эти ужасы.
Молотов елейно:
- Лучше поделитесь "творческими планами". Здесь можно свободно говорить. Назовите единомышленников!
Вышинский, актёрствуя:
- Товарищ Сталин, можно ли после таких ответов разговаривать с этими людьми на каком бы то ни было политическом языке? Разве мы не вправе говорить с ними только одним языком Уголовного кодекса и рассматривать их как уголовных преступников, как отпетых и закоренелых убийц? Каменев признал, что организация террора была единственным средством, с помощью которого они надеялись прийти к власти, и что именно на базе этой террористической борьбы велись и в конце концов успешно завершились переговоры об объединении между троцкистами и зиновьевцами. Их объединил террор.
- Список лиц, - Каменев ненавидящими глазами посмотрел на себялюбивого прокурора, - при помощи которых мы пытались совершить политический и государственный переворот, имеется у следователей и лично у гражданина Ягоды, который вместе с гражданином Аграновым присутствовал на всех допросах.
Вышинский:
страница 195
- При каких обстоятельствах вам удалось завербовать гражданина Зиновьева?
Каменев:
- Он всегда находился в оппозиции. Все годы мы стояли на одной платформе.
Вышинский:
- Вы не ответили на вопрос Вячеслава Михайловича Молотова.
Каменев:
- Мы предполагали арестовать гражданина Сталина и членов Советского правительства.
Вышинский:
- Арестовать или совершить преднамеренное убийство? Это квалифицируется по-разному! В протоколах допросов имеется другая формулировка! Вы, гражданин Розенфельд-Каменев, собирались убить товарища Сталина и его соратников! Что вы морщитесь? Разве мы искажаем вашу основную мысль? Неужели мы занимаемся мистификацией?
Каменев:
- Нет, вы говорите правильно.
Вышинский:
- Почему вы хотели убить товарища Сталина?
- Гражданин Сталин! - Каменев встал. - Гражданин прокурор! Граждане члены Советского правительства! Я чистосердечно признался в совершённых преступлениях, назвал имена и фамилии соучастников, единственная к вам просьба: сохранить мне жизнь. После долгих раздумий я пришёл к убеждению, что политика партии, политика её руководства победила в том единственном смысле, в котором возможна политическая победа социализма, что эта политика признана трудящимися массами.
Вышинский:
- Это заявление замечательно и по своей беспринципности и по наглому цинизму: именно потому, что политика партии победила, они вели борьбу против её руководителей.
Каменев:
- Ставка наша на возможность раскола в партии также оказалась бита. Оставалось два пути: либо честно и полностью ликвидировать борьбу против партии, либо продолжать её, но уже без всякого расчёта на какую бы то ни было массовую поддержку, без политической платформы
страница 196
без знамени, то есть путём индивидуального террора. Мы выбрали второй путь.

Вышинский:
- Розенфельд-Каменев должен был быть более последовательным: если первый путь он назвал путём честного отказа от борьбы, второй путь надо было охарактеризовать как путь бесчестной борьбы бесчестными средствами.
Каменев:
- Мы выбрали второй путь, при этом мы руководствовались бесконечным озлоблением против руководства партии и страны, жаждой власти, к которой мы некогда были близки и от которой были отброшены ходом исторического развития.
Вышинский:
- Как оценить ваши статьи и заявления, которые вы писали в 1933 году и в которых выражали преданность партии? Обман?
Каменев:
Нет, хуже обмана.
Вышинский:
- Вероломство?
Каменев:
- Хуже!
Вышинский:
- Хуже обмана, хуже вероломства только измена!
Каменев:
- Вы нашли это слово.
Подследственного увели. Ястребом ко мне подлетел Ягода:
- В.А., пожалуйста, дайте подписочку о неразглашении. Сегодняшний допрос Зиновьева и Каменева - государственная тайна.
Я подошла к Ежову, который оживлённо о чём-то разговаривал с Ворошиловым и Молотовым. Только теперь заметила, что Николай Иванович слегка, почти незаметно волочит правую ногу.
- В.А., - сказал Ежов, - всё, о чём здесь говорилось, вы должны хорошо запомнить! Главное - поведение на допросе проклятых двурушников Зиновьева и Каменева. Мы вас дополнительно проконсультируем и ознакомим с имеющимися стенограммами.

страница 197
- Николай Иванович, Ягода требует подписку о неразглашении. Если я её дам, то не сумею выполнить просьбу товарища Сталина и товарища Жданова.
Ежов засеменил к И.В. и стал что-то объяснять. Сталин в присутствии вождей не захотел подчёркивать своё расположение ко мне.
- Если нарком требует подписку у Веры Александровны Давыдовой, - жёстко проговорил И.В., - пусть он с такой же просьбой обратится к товарищам Молотову, Ворошилову, Жданову, Ежову, Вышинскому и ко мне!
Ягода прикусил язык.
- Где будем обедать, на даче или в Кремле? - спросил Сталина Ворошилов.
И.В. подозвал Власика. Он распорядился относительно обеда, назвал людей, которых надо пригласить. Я спросила Ежова:
- Н.И., разрешите мне уехать домой?
Вмешался Сталин:
- Вы, товарищ Давыдова, одинаково честно с нами трудились и заслужили хороший обед.
Маленков пригласил меня в свою машину.
На обеде присутствовали: Молотов, Ворошилов, Каганович, Будённый, Ягода, Вышинский, Агранов, Орджоникидзе, Пятаков, Хрущёв, Карл Радек, Андреев, Шкирятов, Маленков, Поскрёбышев, Енукидзе, Бухарин.
- Товарищи! - сказал Сталин. - Мы ещё раз призываем вас к бдительности, со всей тщательностью необходимо проверить каждого члена партии. Много врагов затесалось в ряды большевистской партии. Назову некоторые цифры: по делу Зиновьева и Каменева арестованы 9 тысяч человек. Массовый террор захлестнул страну. Мы должны на каждое преступление ответить жесточайшим контрударом. Мы не будем возражать против насилия, напомню, ято писал в 1922 году товарищ Ленин: "Суд не должен запрещать террор, но ему необходимо сформулировать мотивы, скрывающиеся за ним, узаконить его в качестве принципа, совершенно просто, без притворства и прикрас. Необходимо дать этому как можно более широкую формулировку"*.
Следователи обязаны вырывать у подсудимых признания.
* Письмо В.И.Ленина народному комиссару юстиции Дмитрию Ивановичу Курскому. Расстрелян во время сталинских чисток. (прим.автора)

страница 198
Шкирятов:
- В борьбе с врагами хороши любые средства. Товарищ Ягода слишком либерален! Играет в прятки с самыми опасными преступниками.
Хрущёв:
- Когда-то русские цари казнили псевдогероев при всём честном народе на Красной площади, на Лобном месте. И в этом был особый символ. Я предлагаю после суда предателей-изменников публично повесить на Красной площади!
Каганович:
- Мысль умная, всецело поддерживаю Никиту Сергеевича.
Сталин:
- Об этом надо серьёзно подумать. Иногда у прошлого стоит перенимать хорошие традиции. По этому вопросу необходимо проконсультироваться у генерального прокурора. Послушаем, что он скажет.
Вышинский:
- Мне кажется, что окончательное решение лучше принять после приговора суда.
Ворошилов:
- Мы вверх дном перетряхиваем кадры Красной Армии и Военно-Морского флота.
Сталин:
- Тебе, Клим, давно предлагали это сделать! А ты всё медлил, долго раскачивался. - После небольшой паузы: - В целом наши органы работают добросовестно, но лавры пожинать рановато. Исправительно-трудовые лагеря будем строить в отдалённой местности с минимальными затратами, там, где предполагается развитие промышленных предприятий: на Дальнем Востоке, в Казахстане, в Карелии, в Сибири. Также необходимо заселить районы Крайнего Севера. Начальниками лагерей назначайте проверенных лиц. На одном месте не давайте долго засиживаться. Заключённых отправляйте на самые тяжёлые работы в шахты, рудники, посылайте на прокладку дорог. В одной зоне размещайте мужчин и женщин. Я уже говорил, что за перевыполнение плана мужчина по соглашению с начальством может выбрать подругу, но злоупотреблять этим не стоит. Если женщина родит ребёнка, под другим именем и с другой фамилией отправляйте в детский дом. Деторождение поощряйте. Приговоры судов должны быть с оговоркой:
страница 199
полная конфискация движимого и недвижимого имущества.