Login
Из классиков и неклассиков
NEW 04.11.13 18:33
in Antwort Valentina6 04.11.13 18:25
Павел Нядонги
Ужин под лестницей
Так вот, уже, пожалуй, три часа я
Знаком с пресимпатичной пассажиркой.
Какие-то журнальчики листая,
Мы зачитали их до самых дырок.
Сидим под лестницей, на корточках, вдвоём, -
Нам до утра сидеть - подумать страшно! -
И каждый думает, конечно, о своём,
А остальное, в общем, и неважно.
Она летит в Ростов, ей очень нужно,
А мне в Надым, как будто по делам.
Нам так хотелось где-нибудь поужинать!
Мы разделили коржик пополам.
Своей судьбы дорогу выбирая,
Теряем мы святое невзначай...
Кто я такой и ты мне - кто такая?
Зачем мне говорить тебе "прощай"?
Была ли ты? А коль была, то где ты?
Пришла и упорхнула летним сном?
Перрон остался где-то за окном,
А впереди - неясные рассветы...
Ужин под лестницей
Так вот, уже, пожалуй, три часа я
Знаком с пресимпатичной пассажиркой.
Какие-то журнальчики листая,
Мы зачитали их до самых дырок.
Сидим под лестницей, на корточках, вдвоём, -
Нам до утра сидеть - подумать страшно! -
И каждый думает, конечно, о своём,
А остальное, в общем, и неважно.
Она летит в Ростов, ей очень нужно,
А мне в Надым, как будто по делам.
Нам так хотелось где-нибудь поужинать!
Мы разделили коржик пополам.
Своей судьбы дорогу выбирая,
Теряем мы святое невзначай...
Кто я такой и ты мне - кто такая?
Зачем мне говорить тебе "прощай"?
Была ли ты? А коль была, то где ты?
Пришла и упорхнула летним сном?
Перрон остался где-то за окном,
А впереди - неясные рассветы...
Время мчится, как литерный поезд
NEW 04.11.13 18:38
in Antwort Valentina6 04.11.13 18:33
Павел Нядонги
Сон
Сигареты дымок сизоватый,
За окошком танцует метель.
Окунусь в чертовщину разврата,
Заперев предварительно дверь.
... Топит печь полногрудая дева,
Чешет пятки, хохлушка, мои.
Не хватает лишь масла и хлеба,
Надоели крутые чаи.
Ах, смотри ты, рекою винище!
Ах, хохлушка, крутые бока!
Рай, пожалуй, во сне лишь и сыщешь,
Наяву ж - холостяк я пока...
Сон
Сигареты дымок сизоватый,
За окошком танцует метель.
Окунусь в чертовщину разврата,
Заперев предварительно дверь.
... Топит печь полногрудая дева,
Чешет пятки, хохлушка, мои.
Не хватает лишь масла и хлеба,
Надоели крутые чаи.
Ах, смотри ты, рекою винище!
Ах, хохлушка, крутые бока!
Рай, пожалуй, во сне лишь и сыщешь,
Наяву ж - холостяк я пока...
Время мчится, как литерный поезд
NEW 04.11.13 18:44
in Antwort Valentina6 04.11.13 18:38
Павел Нядонги
Несостоявшийся роман
Уйду в потаённые дебри души
Искать у неё всепрощенья.
И Вы, не простившись, куда-то ушли,
Не тронув моих угощений.
Куда ж Вы, оставив каморку мою,
Ушли, не сказав "до свиданья"?
Тяжёлые мысли, как мухи, снуют,
И карты не годны к гаданью.
Да чёрт с ними, картами, верить ли им,
Когда и без карт всё понятно!
Я тоже уйду иль уеду, - чёрт с ним,
С романом, не ставшим занятным...
Несостоявшийся роман
Уйду в потаённые дебри души
Искать у неё всепрощенья.
И Вы, не простившись, куда-то ушли,
Не тронув моих угощений.
Куда ж Вы, оставив каморку мою,
Ушли, не сказав "до свиданья"?
Тяжёлые мысли, как мухи, снуют,
И карты не годны к гаданью.
Да чёрт с ними, картами, верить ли им,
Когда и без карт всё понятно!
Я тоже уйду иль уеду, - чёрт с ним,
С романом, не ставшим занятным...
Время мчится, как литерный поезд
NEW 04.11.13 18:51
in Antwort Valentina6 04.11.13 18:44
Павел Нядонги
Наденьке
Ушёл твой белый пароходик,
Издав прощания гудок...
Под вечер вдруг печаль приходит.
Но я давно уж не ходок
За горизонт, где солнца луч
Щекочет мне больные нервы.
Да, я давно уже не первый...
А север гонит своры туч.
Мне неуютно, я продрог,
Спешу скорей в свою камору,
А там, ступив через порог
Почти совсем в ночную пору,
Застану: снова мы вдвоём,
И, от Бетховенской сонаты
Грустна, ты про родную хату
Поёшь звенящим голоском...
Всё было будто бы вчера!
Под вечер вдруг печаль приходит,
Ушёл твой белый пароходик,
Навек покинув севера...
Наденьке
Ушёл твой белый пароходик,
Издав прощания гудок...
Под вечер вдруг печаль приходит.
Но я давно уж не ходок
За горизонт, где солнца луч
Щекочет мне больные нервы.
Да, я давно уже не первый...
А север гонит своры туч.
Мне неуютно, я продрог,
Спешу скорей в свою камору,
А там, ступив через порог
Почти совсем в ночную пору,
Застану: снова мы вдвоём,
И, от Бетховенской сонаты
Грустна, ты про родную хату
Поёшь звенящим голоском...
Всё было будто бы вчера!
Под вечер вдруг печаль приходит,
Ушёл твой белый пароходик,
Навек покинув севера...
Время мчится, как литерный поезд
NEW 05.11.13 17:36
in Antwort Valentina6 04.11.13 18:51, Zuletzt geändert 05.11.13 17:42 (Valentina6)
Павел Нядонги
Нынче с летом непорядок, - "север" дует, нет тепла, -
только вроде солнце вышло - в небе "крыша" потекла.
Правда, люд грибной доволен: батальонами в леса.
На понтоне* рыбу ловят. Что ж, бывают чудеса.
Я как будто был в порядке. По привычке по своей
напишу пейзажик гладко. Ну а после поскорей
до ближайшей торготочки отовариться спешил.
Утром шарю по карманам, - все рублишки "порешил"!
Прибежишь к своим ребятам, с кем вчера "весёлым" был.
- Что ты, брат, не видишь: сами
ходим, словно чёрт побил!
Ты давай твори природу, тут природа на "ура"!
Дело сделаешь, мы смело погуляем, как вчера...
Долго ль дело продолжалось, я не помню,
хоть не стар.
Как-то всё осточертело, в голове так помутнело,
укуси меня комар!
Снова долго собирался бросить остров "Бодуна",
выпил крепко - не надрался
и пошёл бороть кошмар.
Ветер был как раз попутным, не балует лето нас.
К ПНДэшному* причалу швартовался мой "баркас",
где меня толпа встречала.
Отменили лишь салют.
Во дворцовую палату поместили - номер "Люкс".
Тут почёт, прислуги куча, разносолы, балыки...
По утрам гляжу, скучая, - в лес несутся грибники.
Во дворце большие окна зерешёчены, как встарь.
Может быть, в таких хоромах
доживал последний царь?...
(21 августа 2001 г.,
наркологический диспансер)
*ПНД - психо-наркологический диспансер
*понтон - плавучий мост через реку Надым
Нынче с летом непорядок, - "север" дует, нет тепла, -
только вроде солнце вышло - в небе "крыша" потекла.
Правда, люд грибной доволен: батальонами в леса.
На понтоне* рыбу ловят. Что ж, бывают чудеса.
Я как будто был в порядке. По привычке по своей
напишу пейзажик гладко. Ну а после поскорей
до ближайшей торготочки отовариться спешил.
Утром шарю по карманам, - все рублишки "порешил"!
Прибежишь к своим ребятам, с кем вчера "весёлым" был.
- Что ты, брат, не видишь: сами
ходим, словно чёрт побил!
Ты давай твори природу, тут природа на "ура"!
Дело сделаешь, мы смело погуляем, как вчера...
Долго ль дело продолжалось, я не помню,
хоть не стар.
Как-то всё осточертело, в голове так помутнело,
укуси меня комар!
Снова долго собирался бросить остров "Бодуна",
выпил крепко - не надрался
и пошёл бороть кошмар.
Ветер был как раз попутным, не балует лето нас.
К ПНДэшному* причалу швартовался мой "баркас",
где меня толпа встречала.
Отменили лишь салют.
Во дворцовую палату поместили - номер "Люкс".
Тут почёт, прислуги куча, разносолы, балыки...
По утрам гляжу, скучая, - в лес несутся грибники.
Во дворце большие окна зерешёчены, как встарь.
Может быть, в таких хоромах
доживал последний царь?...
(21 августа 2001 г.,
наркологический диспансер)
*ПНД - психо-наркологический диспансер
*понтон - плавучий мост через реку Надым
Время мчится, как литерный поезд
NEW 05.11.13 17:41
in Antwort Valentina6 05.11.13 17:36
Павел Нядонги
Застолье
Наверное, нет криминала, -
Да кто тут осудит, простит? -
Что стопочки было нам мало,
Что в горле немного першит.
Нехитрого пиршества столик:
Все яства - в пол-литре одной...
А ну-ка, затянем, соколик,
Ты только начало напой!
...На Муромской где-то дорожке! -
Про сосны я им, про любовь...
- Да ты не горлань! Понемножку,
Соколик, затягивай вновь!
За столиком древние бабки
В три голоса тянут про "жисть".
Морщинок весёлые складки
Узорами жизни сплелись
Застолье
Наверное, нет криминала, -
Да кто тут осудит, простит? -
Что стопочки было нам мало,
Что в горле немного першит.
Нехитрого пиршества столик:
Все яства - в пол-литре одной...
А ну-ка, затянем, соколик,
Ты только начало напой!
...На Муромской где-то дорожке! -
Про сосны я им, про любовь...
- Да ты не горлань! Понемножку,
Соколик, затягивай вновь!
За столиком древние бабки
В три голоса тянут про "жисть".
Морщинок весёлые складки
Узорами жизни сплелись
Время мчится, как литерный поезд
NEW 05.11.13 18:12
in Antwort Valentina6 05.11.13 17:41, Zuletzt geändert 05.11.13 18:15 (Valentina6)
Владимир Александрович Шумков (творческий псевдоним - Влад Шумков)
Режиссер драмы, профессиональный актер, драматург, профессиональный киносценарист.
Родился 5 мая 1961 г. в г. Сарапул Ижевской области.
С 1969 года - жил на Севере. Учился в Пермском политехническом и в Литинституте. Заочно окончил Санкт-Петербургский университет культуры и искусства, режиссёр драмы.
До учебы в университете Владимир Шумков полгода вел кино-театральную студию "Нарта" в г. Надым (Крайний Север Тюменской области.
Живёт в СПб
Режиссер драмы, профессиональный актер, драматург, профессиональный киносценарист.
Родился 5 мая 1961 г. в г. Сарапул Ижевской области.
С 1969 года - жил на Севере. Учился в Пермском политехническом и в Литинституте. Заочно окончил Санкт-Петербургский университет культуры и искусства, режиссёр драмы.
До учебы в университете Владимир Шумков полгода вел кино-театральную студию "Нарта" в г. Надым (Крайний Север Тюменской области.
Живёт в СПб
Время мчится, как литерный поезд
NEW 05.11.13 18:21
in Antwort Valentina6 05.11.13 18:12
В.А.Шумков
Хождение по окрестностям Ямбурга
Как к горлу нож - здесь голый горизонт.
Всё мхи да мхи, да цвета черепицы
под мхами торф. Пустыне в унисон
здесь даже духом нищ, как говорится.
Здесь где-нибудь в каньоне полоз
да горсть костей оленьих - свой резон:
"Умрёшь и ты, умрёт твой гордый голос,
неброский будет вечен горизонт.
Вон как естественно он переходит в небо,
в блаженство невесомости - о, нега!.."
И в пыль, и в пыль труха-то под ногой.
И бродишь, бродишь тундрою нагой,
и медлишь, медлишь - вон... И молишь немо:
о, горизонт, возьми меня с собой!
Хождение по окрестностям Ямбурга
Как к горлу нож - здесь голый горизонт.
Всё мхи да мхи, да цвета черепицы
под мхами торф. Пустыне в унисон
здесь даже духом нищ, как говорится.
Здесь где-нибудь в каньоне полоз
да горсть костей оленьих - свой резон:
"Умрёшь и ты, умрёт твой гордый голос,
неброский будет вечен горизонт.
Вон как естественно он переходит в небо,
в блаженство невесомости - о, нега!.."
И в пыль, и в пыль труха-то под ногой.
И бродишь, бродишь тундрою нагой,
и медлишь, медлишь - вон... И молишь немо:
о, горизонт, возьми меня с собой!
Время мчится, как литерный поезд
NEW 05.11.13 18:24
in Antwort Valentina6 05.11.13 18:21
В.А.Шумков
Памяти отца
Хоть поздними слезами помяну
Того, по ком скопил одни обиды,
По ком не лил я слёз и не предвидел,
И перед кем не сознавал вину.
Его теперь зову, а он не слышит,
Лишь спящему порой в лицо мне дышит
И раз в году, под первый снег, незрим,
Вино горчит присутствием своим...
Памяти отца
Хоть поздними слезами помяну
Того, по ком скопил одни обиды,
По ком не лил я слёз и не предвидел,
И перед кем не сознавал вину.
Его теперь зову, а он не слышит,
Лишь спящему порой в лицо мне дышит
И раз в году, под первый снег, незрим,
Вино горчит присутствием своим...
Время мчится, как литерный поезд
NEW 05.11.13 18:29
in Antwort Valentina6 05.11.13 18:24
В.А.Шумков
Что свету, что снегу, что сини,
Что звону весеннего льда!
Как много всего у России,
Как мало ей нужно всегда.
Как слышно, как видно далёко!
Как в этой равнинной стране
По воле какого-то рока
Все судьбы дорог не ровней.
Как страшно, как дьявольски страшно
Здесь смешаны зло и добро.
Как русский характер неряшлив,
Как всё это, впрочем, старо.
И все от беды мы - на волос,
И саван нам зимами сшит,
И голос боится за голос,
И сердце за сердце дрожит
Что свету, что снегу, что сини,
Что звону весеннего льда!
Как много всего у России,
Как мало ей нужно всегда.
Как слышно, как видно далёко!
Как в этой равнинной стране
По воле какого-то рока
Все судьбы дорог не ровней.
Как страшно, как дьявольски страшно
Здесь смешаны зло и добро.
Как русский характер неряшлив,
Как всё это, впрочем, старо.
И все от беды мы - на волос,
И саван нам зимами сшит,
И голос боится за голос,
И сердце за сердце дрожит
Время мчится, как литерный поезд
NEW 05.11.13 18:32
in Antwort Valentina6 05.11.13 18:29
В.А.Шумков
Стань ты, Русь, спиной к бурьянам,
А ко мне лицом.
Ты завещана мне рано
Спившимся отцом.
Говорил, от водки синий,
Хоть сейчас под нож:
Заболешь и ты... Россией,
Когда всё поймёшь.
И болел болезнью горькой...
Оттого и грусть:
Многоградусной касторкой
Сам теперь лечусь
Стань ты, Русь, спиной к бурьянам,
А ко мне лицом.
Ты завещана мне рано
Спившимся отцом.
Говорил, от водки синий,
Хоть сейчас под нож:
Заболешь и ты... Россией,
Когда всё поймёшь.
И болел болезнью горькой...
Оттого и грусть:
Многоградусной касторкой
Сам теперь лечусь
Время мчится, как литерный поезд
NEW 13.12.13 00:46
in Antwort Valentina6 05.11.13 18:32
А.А.Фет
Романс
Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть.
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдёт,
Раскрываются тихо листы
И я слышу, как сердце цветёт.
И в больную, усталую грудь
Веет влагой ночной... я дрожу,
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу
2 сентября 1885
Романс
Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть.
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдёт,
Раскрываются тихо листы
И я слышу, как сердце цветёт.
И в больную, усталую грудь
Веет влагой ночной... я дрожу,
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу
2 сентября 1885
Время мчится, как литерный поезд
NEW 13.12.13 00:52
in Antwort Valentina6 13.12.13 00:46
И.Макаров
Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка,
И уныло по ровному полю
Разливается песнь ямщика.
Столько грусти в той песне унылой,
Столько грусти в напеве родном,
Что в душе моей хладной, остылой
Разгорелося сердце огнём.
И припомнил я ночи иные
И родные поля и леса,
И на очи, давно уж сухие,
Набежала, как искра, слеза.
Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка -
И замолк мой ямщик, а дорога
Предо мной далека, далека...
Конец 1840-х г.г.
Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка,
И уныло по ровному полю
Разливается песнь ямщика.
Столько грусти в той песне унылой,
Столько грусти в напеве родном,
Что в душе моей хладной, остылой
Разгорелося сердце огнём.
И припомнил я ночи иные
И родные поля и леса,
И на очи, давно уж сухие,
Набежала, как искра, слеза.
Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка -
И замолк мой ямщик, а дорога
Предо мной далека, далека...
Конец 1840-х г.г.
Время мчится, как литерный поезд
NEW 13.12.13 00:55
in Antwort Valentina6 13.12.13 00:52
А.А.Голенищев-Кутузов
Меня ты в толпе не узнала -
Твой взгляд не сказал ничего;
Но чудно и страшно мне стало,
Когда уловил я его.
То было одно лишь мгновенье -
Но, верь мне, я в нём перенёс
Всей прошлой любви наслажденье,
Всю горечь забвенья и слёз!
1874
Меня ты в толпе не узнала -
Твой взгляд не сказал ничего;
Но чудно и страшно мне стало,
Когда уловил я его.
То было одно лишь мгновенье -
Но, верь мне, я в нём перенёс
Всей прошлой любви наслажденье,
Всю горечь забвенья и слёз!
1874
Время мчится, как литерный поезд
13.12.13 01:07
in Antwort Valentina6 13.12.13 00:55
Д.М.Ратгауз
Мы сидели с тобой у заснувшей реки.
С тихой песней проплыли домой рыбаки.
Солнца луч золотой за рекой догорал,
И тебе я тогда ничего не сказал.
Загремело вдали, надвигалась гроза,
По ресницам твоим покатилась слеза.
И с безумным рыданьем к тебе я припал
И тебе ничего, ничего не сказал.
И теперь, в эти дни, я, как прежде, один,
Уж не жду ничего от грядущих годин.
В сердце жизненный звук уж давно отзвучал...
Ах, зачем я тебе ничего не сказал!
1892
Мы сидели с тобой у заснувшей реки.
С тихой песней проплыли домой рыбаки.
Солнца луч золотой за рекой догорал,
И тебе я тогда ничего не сказал.
Загремело вдали, надвигалась гроза,
По ресницам твоим покатилась слеза.
И с безумным рыданьем к тебе я припал
И тебе ничего, ничего не сказал.
И теперь, в эти дни, я, как прежде, один,
Уж не жду ничего от грядущих годин.
В сердце жизненный звук уж давно отзвучал...
Ах, зачем я тебе ничего не сказал!
1892
Время мчится, как литерный поезд
NEW 19.12.13 00:32
in Antwort Valentina6 13.12.13 01:07
С.Есенин
Выткался на озере алый свет зари,
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется - на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари.
Есть тоска весёлая в алостях зари.
1910
Выткался на озере алый свет зари,
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется - на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари.
Есть тоска весёлая в алостях зари.
1910
Время мчится, как литерный поезд
NEW 19.12.13 00:41
in Antwort Valentina6 19.12.13 00:32, Zuletzt geändert 19.12.13 00:42 (Valentina6)
NEW 06.01.14 11:04
in Antwort Valentina6 19.12.13 00:41
Песни 1970-х звучат ещё по нашему радио
Текст: М.Смирнова
Вот она милая роща
Ветер шумит надо мной
Ветки берёзок полощет
Сон навевает лесной.
Сколько стволов побелённых
Сколько их ввысь поднялось
Всё это с детства знакомо
С сердцем навеки срослось.
Будто опять ты безусый
Рядом с девчонкой стоишь
Вместо кораллов на бусы
Гроздья рябины даришь.
Будто бы смех её звонкий
В чаще лесной раздался
Только у бывшей девчонки
Есть уже снохи и зятья.
Край мой единственный в мире
Где я так вольно дышу
Поле раздвинула шире
К роще зелёной спешу.
Хочется белым берёзкам
Низкий отвесить поклон
Чтоб заслонили дорожку
Ту, что ведёт под уклон.
Чтоб заслонили дорожку
Ту, что ведёт под уклон.
Текст: М.Смирнова
Вот она милая роща
Ветер шумит надо мной
Ветки берёзок полощет
Сон навевает лесной.
Сколько стволов побелённых
Сколько их ввысь поднялось
Всё это с детства знакомо
С сердцем навеки срослось.
Будто опять ты безусый
Рядом с девчонкой стоишь
Вместо кораллов на бусы
Гроздья рябины даришь.
Будто бы смех её звонкий
В чаще лесной раздался
Только у бывшей девчонки
Есть уже снохи и зятья.
Край мой единственный в мире
Где я так вольно дышу
Поле раздвинула шире
К роще зелёной спешу.
Хочется белым берёзкам
Низкий отвесить поклон
Чтоб заслонили дорожку
Ту, что ведёт под уклон.
Чтоб заслонили дорожку
Ту, что ведёт под уклон.
Время мчится, как литерный поезд
NEW 27.01.14 04:45
in Antwort Valentina6 06.01.14 11:04
На одной из веточек группы я набирала текст книги, написанной Леонардом Гендлиным "За кремлёвской стеной" (многократно переиздававшейся в России под названием "Исповедь любовницы Сталина). Сегодня наткнулась на свои старые выписки из Инета, в которых обнаружила статью Геннадия Брука о Леонарде Гендлине:
Леонард Евгеньевич ГЕНДЛИН
(1923-?)
На днях я стал обладателем книги Леонарда Гендлина «Перебирая старые блокноты», Амстердам, «Геликон», 1986. Книга заинтересовала меня, прежде всего, из-за главы «Владимир Высоцкий», хотя В.Высоцкий — только один из ряда интереснейших людей, о которых рассказывается на страницах «Блокнотов».
Судьба самого Л.Гендлина тоже яркий образец судеб поколения 30-х. Сын профессионального революционера, позднее подвергшегося репрессиям, он, как и многие его сверстники, удостоился «звания» ЧСИР. В возрасте 12 лет мальчик был заключён в детское отделение психиатрической больницы им. Кащенко, где в то же время отбывали «лечение» дети многих прославленных деятелей коммунистического движения. Для примера можно назвать некоторые имена: Саша Пятаков; Борис Собельсон, племянник Карла Радека; Андрей Бухарин; Натан Зиновьев и др. (Леонард Гендлин, "Расстрелянное поколение", Тель-Авив, 1980).
В дальнейшем, несмотря на постоянное «внимание органов», Гендлин продолжил учёбу, стал журналистом, встречался со знаменитостями и/или их родственниками, печатался в центральной прессе.
В 60-х годах, вдохновлённый «оттепелью», Г.Гендлин начал борьбу за наказание непосредственных исполнителей беззаконий сталинского периода, за что снова подвергся преследованиям КГБ и второй раз был принудительно госпитализирован в психиатрическцую больницу, где «прошёл курс лечения». Третья «госпитализация», в системе очередной волны гонений, последовала в 1971 году в связи с борьбой за выезд в Израиль. Репатриация состоялась в 1972 г.
В Израиле Леонард Гендлин продолжил журналистскую деятельность и подготовил несколько книг: "Расстрелянное поколение", Тель-Авив, 1980, «За кремлёвской стеной», Лондон, 1983 (многократно переиздававшаяся в России под названием «Исповедь любовницы Сталина») и, названная выше «Перебирая старые блокноты».
В поисках сведений об авторе, я натолкнулся на публикацию Хаима Венгера, («Иерусалимский журнал» 14-15, 2003), где он рассказывает своей о работе в тель-авивском журнале «Родина».
«Еще одним постоянным автором "Родины" был Леонард Гендлин. Журналист, коротко знакомый, по его словам, со многими известнейшими людьми, он вывез из Союза огромный архив с досье на всех, кто рано или поздно попадал в поле его профессиональных интересов. Наверное, что-то в этих досье было правдой, что-то плодом его фантазии. Авторская подпись "Л. Гендлин" дала нам повод называть его между собой "Легендлин". А между тем на страницах журнала в рубрике "Литературные памятники" появлялись эссе Гендлина о Пастернаке, Зощенко, Ахматовой, Гроссмане, Бергольц, Шолом-Алейхеме, Эренбурге. Писал Леонард и об артистах, например, о Михоэлсе, Вертинском, и об общественных деятелях. В каждом материале непременно содержались сенсационные факты. Но наиболее удалась Леонарду Гендлину книга "За кремлевской стеной", изданная в Америке (в других источниках указывалось, что книга впервые опубликована в Лондоне в 1983 г. — Г.Б.). Полный сил и творческих планов, Леонард неожиданно скончался в возрасте пятидесяти пяти лет».
Любопытно, что, указывая на долю фантазии в публикациях Гендлина, Х.Венгер и сам не удержался в рамках строгих фактов: Гендлин родился в 1923 году, значит названного Венгером возраста «кончины», автор «Блокнотов» достиг в 1978 г., тогда как Венгер репатриировался в 1980-м году и в таком случае не мог бы сотрудничать с Гендлиным. А в публикациях «полного сил Леонарда», встречаются ссылки на 1986 г. и на моём экземпляре «Блокнотов» — автограф, датированный 1987 годом. Вот так: «Не судите, да не судимы будете»!
Я полагаю, что можно подвергать сомнению живописные детали в бульварном романе «Исповедь любовницы Сталина», но недоверие к другим публикациям Гендлина, можно и оспорить. Близкое знакомство журналиста с героями его очерков подтверждается множеством иллюстраций – книгами с их именными автографами и письмами, адресованными автору. Хотя... между «правдой» и «художественной правдой» всегда имеются некоторые различия.
Надеюсь, что избранные выдержки из «Блокнотов», подготовленных к изданию в израильский период жизни Леонарда Гендлина, заслуживают публикации в «Заметках по еврейской истории».
В первую очередь хочется представить на страницах «Заметок» главу «Владимир Высоцкий», тем более что ряд эпизодов из жизни Высоцкого, описанных этой главе, в других источниках мне не встречался.
Геннадий Брук
Леонард Евгеньевич ГЕНДЛИН
(1923-?)
На днях я стал обладателем книги Леонарда Гендлина «Перебирая старые блокноты», Амстердам, «Геликон», 1986. Книга заинтересовала меня, прежде всего, из-за главы «Владимир Высоцкий», хотя В.Высоцкий — только один из ряда интереснейших людей, о которых рассказывается на страницах «Блокнотов».
Судьба самого Л.Гендлина тоже яркий образец судеб поколения 30-х. Сын профессионального революционера, позднее подвергшегося репрессиям, он, как и многие его сверстники, удостоился «звания» ЧСИР. В возрасте 12 лет мальчик был заключён в детское отделение психиатрической больницы им. Кащенко, где в то же время отбывали «лечение» дети многих прославленных деятелей коммунистического движения. Для примера можно назвать некоторые имена: Саша Пятаков; Борис Собельсон, племянник Карла Радека; Андрей Бухарин; Натан Зиновьев и др. (Леонард Гендлин, "Расстрелянное поколение", Тель-Авив, 1980).
В дальнейшем, несмотря на постоянное «внимание органов», Гендлин продолжил учёбу, стал журналистом, встречался со знаменитостями и/или их родственниками, печатался в центральной прессе.
В 60-х годах, вдохновлённый «оттепелью», Г.Гендлин начал борьбу за наказание непосредственных исполнителей беззаконий сталинского периода, за что снова подвергся преследованиям КГБ и второй раз был принудительно госпитализирован в психиатрическцую больницу, где «прошёл курс лечения». Третья «госпитализация», в системе очередной волны гонений, последовала в 1971 году в связи с борьбой за выезд в Израиль. Репатриация состоялась в 1972 г.
В Израиле Леонард Гендлин продолжил журналистскую деятельность и подготовил несколько книг: "Расстрелянное поколение", Тель-Авив, 1980, «За кремлёвской стеной», Лондон, 1983 (многократно переиздававшаяся в России под названием «Исповедь любовницы Сталина») и, названная выше «Перебирая старые блокноты».
В поисках сведений об авторе, я натолкнулся на публикацию Хаима Венгера, («Иерусалимский журнал» 14-15, 2003), где он рассказывает своей о работе в тель-авивском журнале «Родина».
«Еще одним постоянным автором "Родины" был Леонард Гендлин. Журналист, коротко знакомый, по его словам, со многими известнейшими людьми, он вывез из Союза огромный архив с досье на всех, кто рано или поздно попадал в поле его профессиональных интересов. Наверное, что-то в этих досье было правдой, что-то плодом его фантазии. Авторская подпись "Л. Гендлин" дала нам повод называть его между собой "Легендлин". А между тем на страницах журнала в рубрике "Литературные памятники" появлялись эссе Гендлина о Пастернаке, Зощенко, Ахматовой, Гроссмане, Бергольц, Шолом-Алейхеме, Эренбурге. Писал Леонард и об артистах, например, о Михоэлсе, Вертинском, и об общественных деятелях. В каждом материале непременно содержались сенсационные факты. Но наиболее удалась Леонарду Гендлину книга "За кремлевской стеной", изданная в Америке (в других источниках указывалось, что книга впервые опубликована в Лондоне в 1983 г. — Г.Б.). Полный сил и творческих планов, Леонард неожиданно скончался в возрасте пятидесяти пяти лет».
Любопытно, что, указывая на долю фантазии в публикациях Гендлина, Х.Венгер и сам не удержался в рамках строгих фактов: Гендлин родился в 1923 году, значит названного Венгером возраста «кончины», автор «Блокнотов» достиг в 1978 г., тогда как Венгер репатриировался в 1980-м году и в таком случае не мог бы сотрудничать с Гендлиным. А в публикациях «полного сил Леонарда», встречаются ссылки на 1986 г. и на моём экземпляре «Блокнотов» — автограф, датированный 1987 годом. Вот так: «Не судите, да не судимы будете»!
Я полагаю, что можно подвергать сомнению живописные детали в бульварном романе «Исповедь любовницы Сталина», но недоверие к другим публикациям Гендлина, можно и оспорить. Близкое знакомство журналиста с героями его очерков подтверждается множеством иллюстраций – книгами с их именными автографами и письмами, адресованными автору. Хотя... между «правдой» и «художественной правдой» всегда имеются некоторые различия.
Надеюсь, что избранные выдержки из «Блокнотов», подготовленных к изданию в израильский период жизни Леонарда Гендлина, заслуживают публикации в «Заметках по еврейской истории».
В первую очередь хочется представить на страницах «Заметок» главу «Владимир Высоцкий», тем более что ряд эпизодов из жизни Высоцкого, описанных этой главе, в других источниках мне не встречался.
Геннадий Брук
Время мчится, как литерный поезд
NEW 27.01.14 04:47
in Antwort Valentina6 27.01.14 04:45, Zuletzt geändert 27.01.14 04:48 (Valentina6)