Сегодня день Европы. Его Европа отмечает под достаточно явственно уже и отсюда различимый грохот российских орудий убийства и жужжание дронов на Красной от крови площади столицы фашизма.

Но главная новость дня — это вовсе не парад военных преступников и их приспешников в Москве, а встреча во Львове министров иностранных дел 40 стран Совета Европы в День Европы и объявление о создании в Гааге совместно с Советом Европы Специального трибунала для суда над преступлением агрессии России против Украины.

России и россиян. Не войнапутина.

Кроме того, во Львове прошла и неформальная встреча Европейских министров , на которой обсудили новые санкции против России, оборонную поддержку и путь Украины в Европейский Союз.

Было подписано исоглашения о направлении второго транша прибыли от замороженных российских активов. Речь идет о 1 миллиарде евро на укрепление обороноспособности Украины.

Документ подписали Верховный представитель ЕС по иностранным делам Кая Каллас вместе с представителями Дании, Франции и Италии.

Трибунал будет создан в Гааге. И мы его обязательно дождемся.

Катя Марголис

День мамы, a habemus Papam. Папа, который наконец называет вещи своими именами.

Имперскую агрессию имперской агрессией, а не великой матушкой Россией.

«Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого.»(Мф 5:37)

И кстати, давно хочу написать для не владеющих никакими языками, кроме русского, хор и хоррор.ру.

Если Вы будете черпать новости или общаться с ChatGPT на этом «правдивым свободном» языке, то и контент будете получать соответствующий.

Мой хороший совет — если вдруг имеете несчастье, как и авторка этих строк, в виде русского в качестве родного, если вдруг вопреки всему читаете и пишете по-русски (а я сначала в 2022 хотела было отказаться от этого языка, но поняла, что моя ответственность как раз писать именно на этом языке о том, чему он и его носители так сопротивляются) , то факты черпать лучше все равно вне родного великогомогучего, который неизбежно корежит видение, потому что ретранслирует среднее арифметическое по палате.ру.

Ну и, конечно, как и любым инструментом, им нужно уметь пользоваться, а не принимать за моральный авторитет или истину, как это делают наивные малообразованные пользователи.

Искусственный интеллект хорошо систематизирует и формулирует существующее на этом языке , но он не «думает» и не «творит « в нашем понимании, он построен на анализе существующих источников. Какие они по-русски, мы все знаем.

Попробуйте перевести любой свой запрос на английский и увидите разницу. Поэтому лично я делаю исключительно по-английски, французски или по-итальянски. Хотя даже это , разумеется, не гарантия. Кстати, отметила, что в последнее время ChatGpt научился иногда видеть российскую пропаганду и нарративы.

В науке подгонка результатов эксперимента под изначальную установку моментально означает шарлатанство и профнепригодность. К сожалению, в общественном дискурсе, это не так. Но это не значит, что нужно отказываться от добросовестности, даже если твой сосед жулик или шулер или просто агрессивный невежда.

Честность, интеллектуальная добросовестность даже по отношению к оппонентам, неманипулятивность без игр на триггерах и табу не добавят лайков и денег, но добавят чести. Впрочем, о чем я…честь же как раз и не в чести..

«Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого.»(Мф 5:37)

Это как раз о различении добра и зла. О черно-белой графике . О неприемлемости роли жертвы там, где ты и «свои « агрессоры. О недопустимости инструментализации катастроф и страданий предков для собственного удобства, морального иммунитета, безответственности и оправдания собственной избирательной человечности или выборочной морали.

И еще о шулерстве. И о блатарских привычках.

О менталитете Гулага , разлитого ровным слоем по сознанию огромного большинства россиян вне зависимости от того, по какую сторону колючки действрвали их предки, вне зависимости от социального статуса, политических взглядов и образования и о комплексе зоны я написала немало.

И потому сознательно не комментирую то, что сказал Пу о перемирии, не жду с замиранием в ночи ответа ничтожества и убийцы на условие европейских лидеров и Зеленского или очередной выхлоп Трампа на эта тему. Тем более, по возможности стараюсь избегать рассуждения и аналитику любителей теории игр.ру.

Слова в мире зоны— априори обессмысленны, и так же, как и все остальное— они не несут значения , не отражают никакой реальности, они лишь инструмент, средство, способ обмануть и добиться своего.

Что хор.ру, что Трамп и Ко очень любят метафоры и сравнения с карточными играми недаром.

Пу как истиный блатарь из подворотни действительно играет в карты так, как это описано у Шаламова:

«Играли в карты у коногона Наумова. Дежурные надзиратели никогда не заглядывали в барак коногонов, справедливо полагая свою главную службу в наблюдении за осужденными по пятьдесят восьмой статье. Лошадей же, как правило, контрреволюционерам не доверяли (…), у коногонов было всего безопасней, и каждую ночь там собирались блатные для своих карточных поединков.

В правом углу барака на нижних нарах были разостланы разноцветные ватные одеяла. К угловому столбу была прикручена проволокой горящая «колымка» – самодельная лампочка на бензинном паре. В крышку консервной банки впаивались три-четыре открытые медные трубки – вот и все приспособление. Для того чтобы эту лампу зажечь, на крышку клали горячий уголь, бензин согревался, пар поднимался по трубкам, и бензиновый газ горел, зажженный спичкой.

На одеялах лежала грязная пуховая подушка, и по обеим сторонам ее, поджав (…) ноги, сидели партнеры – классическая поза тюремной карточной битвы.

На подушке лежала новенькая колода карт. Это не были обыкновенные карты, это была тюремная самодельная колода, которая изготовляется мастерами сих дел со скоростью необычайной.

Для изготовления ее нужны бумага (любая книжка), кусок хлеба (чтобы его изжевать и протереть сквозь тряпку для получения крахмала – склеивать листы), огрызок химического карандаша (вместо типографской краски) и нож (для вырезывания и трафаретов мастей, и самих карт).

Сегодняшние карты были только что вырезаны из томика Виктора Гюго – книжка была кем-то позабыта вчера в конторе. Бумага была плотная, толстая – листков не пришлось склеивать, что делается, когда бумага тонка. В лагере при всех обысках неукоснительно отбирались химические карандаши. Их отбирали и при проверке полученных посылок. Это делалось не только для пресечения возможности изготовления документов и штампов (было много художников и таких), но для уничтожения всего, что может соперничать с государственной карточной монополией.

Из химического карандаша делали чернила, и чернилами сквозь изготовленный бумажный трафарет наносили узоры на карту – дамы, валеты, десятки всех мастей... Масти не различались по цвету – да различие и не нужно игроку. Валету пик, например, соответствовало изображение пики в двух противоположных углах карты. Расположение и форма узоров столетиями были одинаковыми – уменье собственной рукой изготовить карты входит в программу «рыцарского» воспитания молодого блатаря.

Новенькая колода карт лежала на подушке, и один из играющих похлопывал по ней грязной рукой с тонкими, белыми, нерабочими пальцами. Ноготь мизинца был сверхъестественной длины – тоже блатарский шик, так же, как «фиксы» – золотые, то есть бронзовые, коронки, надеваемые на вполне здоровые зубы. Водились даже мастера – самозваные зубопротезисты, немало подрабатывающие изготовлением таких коронок, неизменно находивших спрос. Что касается ногтей, то цветная полировка их, бесспорно, вошла бы в быт преступного мира, если б можно было в тюремных условиях завести лак. Холеный желтый ноготь поблескивал, как драгоценный камень. Левой рукой хозяин ногтя перебирал липкие и грязные светлые волосы. Он был подстрижен «под бокс» самым аккуратнейшим образом.

Низкий, без единой морщинки лоб, желтые кустики бровей, ротик бантиком – все это придавало его физиономии важное качество внешности вора: незаметность. Лицо было такое, что запомнить его было нельзя. Поглядел на него – и забыл, потерял все черты, и не узнать при встрече.

Это был Севочка, знаменитый знаток терца, штоса и буры – трех классических карточных игр, вдохновенный истолкователь тысячи карточных правил, строгое соблюдение которых обязательно в настоящем сражении.

Про Севочку говорили, что он «превосходно исполняет» – то есть показывает умение и ловкость шулера. Он и был шулер, конечно; честная воровская игра – это и есть игра на обман: следи и уличай партнера, это твое право, умей обмануть сам, умей отспорить сомнительный выигрыш.

Играли всегда двое – один на один. Никто из мастеров не унижал себя участием в групповых играх вроде очка. Садиться с сильными «исполнителями» не боялись – так и в шахматах настоящий боец ищет сильнейшего противника.

(…)

Сейчас мы смотрели на игру Севочки и Наумова.

Наумов проиграл свою «лепеху». Брюки и пиджак лежали около Севочки на одеяле. Игралась подушка. Ноготь Севочки вычерчивал в воздухе замысловатые узоры. Карты то исчезали в его ладони, то появлялись снова. Наумов был в нательной рубахе – сатиновая косоворотка ушла вслед за брюками. Услужливые руки накинули ему на плечи телогрейку, но резким движением плеч он сбросил ее на пол. Внезапно все затихло. Севочка неторопливо почесывал подушку своим ногтем.

– Одеяло играю, – хрипло сказал Наумов.

– Двести, – безразличным голосом ответил Севочка.

– Тысячу, сука! – закричал Наумов.

– За что? Это не вещь! Это – локш, дрянь, – выговорил Севочка. – Только для тебя – играю за триста.

Сражение продолжалось. По правилам, бой не может быть окончен, пока партнер еще может чем-нибудь отвечать.

– Валенки играю.

– Не играю валенок, – твердо сказал Севочка. – Не играю казенных тряпок.

В стоимости нескольких рублей был проигран какой-то украинский рушник с петухами, какой-то портсигар с вытисненным профилем Гоголя – все уходило к Севочке. Сквозь темную кожу щек Наумова проступил густой румянец.

– На представку, – заискивающе сказал он.

– Очень нужно, – живо сказал Севочка и протянул назад руку: тотчас же в руку была вложена зажженная махорочная папироса. Севочка глубоко затянулся и закашлялся. – Что мне твоя представка? Этапов новых нет – где возьмешь? У конвоя, что ли?

Согласие играть «на представку», в долг, было необязательным одолжением по закону, но Севочка не хотел обижать Наумова, лишать его последнего шанса на отыгрыш.

– В сотне, – сказал он медленно. – Даю час представки.

– Давай карту. – Наумов поправил крестик и сел. Он отыграл одеяло, подушку, брюки – и вновь проиграл все.

– Чифирку бы подварить, – сказал Севочка, укладывая выигранные вещи в большой фанерный чемодан. – Я подожду.

– Заварите, ребята, – сказал Наумов.

(..). Севочка отхлебнул глоток из поданной ему кружки.

Тяжелый черный взгляд Наумова обводил окружающих. Волосы спутались. Взгляд дошел до меня и остановился.

Какая-то мысль сверкнула в мозгу Наумова.

– Ну-ка, выйди.

Я вышел на свет.

– Снимай телогрейку.

Было уже ясно, в чем дело, и все с интересом следили за попыткой Наумова.

Под телогрейкой у меня было только казенное нательное белье – гимнастерку выдавали года два назад, и она давно истлела. Я оделся.

– Выходи ты, – сказал Наумов, показывая пальцем на Гаркунова.

Гаркунов снял телогрейку. Лицо его побелело. Под грязной нательной рубахой был надет шерстяной свитер – это была последняя передача от жены перед отправкой в дальнюю дорогу, и я знал, как берег его Гаркунов, стирая его в бане, суша на себе, ни на минуту не выпуская из своих рук, – фуфайку украли бы сейчас же товарищи.

– Ну-ка, снимай, – сказал Наумов.

Севочка одобрительно помахивал пальцем – шерстяные вещи ценились. Если отдать выстирать фуфаечку да выпарить из нее вшей, можно и самому носить – узор красивый.

– Не сниму, – сказал Гаркунов хрипло. – Только с кожей...

На него кинулись, сбили с ног.

– Он кусается, – крикнул кто-то.

С пола медленно поднялся Гаркунов, вытирая рукавом кровь с лица. И сейчас же Сашка, дневальный Наумова, тот самый Сашка, который час назад наливал нам супчику за пилку дров, чуть присел и выдернул что-то из-за голенища валенка. Потом он протянул руку к Гаркунову, и Гаркунов всхлипнул и стал валиться на бок.

– Не могли, что ли, без этого! – закричал Севочка. В мерцавшем свете бензинки было видно, как сереет лицо Гаркунова.

Сашка растянул руки убитого, разорвал нательную рубашку и стянул свитер через голову. Свитер был красный, и кровь на нем была едва заметна.

Севочка бережно, чтобы не запачкать пальцев, сложил свитер в фанерный чемодан. Игра была кончена, и я мог идти домой. Теперь надо было искать другого партнера для пилки дров»

Вот, собственно и всё, что нужно знать о карточных играх и перемирии с Путиным.

Как и о его портрете:

«Лицо было такое, что запомнить его было нельзя. Поглядел на него – и забыл, потерял все черты, и не узнать при встрече. «

Катя Марголис.

Как всегда блестяще!

Катя - умничка!

Sapienti sat ДИПОЛЬ (Дискуссии. Информация. Политика.)