Ясновельможный пан доктор.

В разгар полевого сезона разболелся дико коренной зуб. Ни спать ни есть

не мог, измучился до искр в глазах. База нашей сейсмопартии была

расположена километрах в 30 от национального посёлка Русскинские на

севере Ханты-Мансийского округа. И ребята, наконец, убедили меня

съездить в местную больницу. Сел в нашу вахтовку, и скоро мы были у

дверей мед.пункта. Мужики уехали затариться в магазин, пообещав на

обратном пути забрать меня.

Зашёл внутрь, нашёл кабинет стоматолога, постучал в дверь. Долго никто

не открывал, слышалось какое-то шебуршание в комнате, звяканье посуды.

Наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла колоритнейшая личность-

сутулый мужчина лет 45 с пышной наполовину седой шевелюрой и с вежливой

улыбкой на лице. Он нежно спросил меня, обдав свежим запахом водки,

разговаривая так, словно я попал к лекарю лет этак 100 назад:

- Чего изволите, милостивый государь?

Я опешил: в жизни меня так не называли. Но всё же промычал, морщась, в ответ:

- Доктор, зуб болит, мочи нет. Вырвите его, пожалуйста.

- Так-так-так, батенька, садитесь-ка в креслице, сейчас мы его

посмотрим, Ваш зубик... Давайте сначала запишем Ваши данные. Фамилия

Ваша?

- Ма....ский.

- О-о-о, пан пОляк? Какая приятная неожиданность, я тоже пОляк. Анджей

Шиманский, честь имею. Хотя, в паспорте меня записали Андрей, но Вы

ведь, как шляхтич шляхтича, понимаете, пан Ма....ский, что правильно будет

говорить- Анджей, так?

- Вы знаете, я совсем даже не поляк.-пытался я остановить его

непрекращающийся поток речи, но бесполезно. Пан доктор слышал лишь себя.

- Какой прелестный кариес, сейчас мы его полечим, откройте ротик пошире, прошем пана.

Я открыл свой настрадавшийся рот, надеясь на скорое избавление от боли,

но " земляк" вдруг исчез. Из угла комнаты послышалось знакомое

позвякание посуды, бульканье жидкости. Спустя пару минут доктор

вернулся, распространяя свежие ароматы спирта.

Он встал передо мной и мечтательно произнёс:

- Как я счастлив встретить здесь, в этих диких местах, интеллегентного

человека с польской кровью. Знаете, ведь просто не с кем перемолвиться

парой слов даже.

Я сидел, разинув рот и думал, что диалог у нас довольно странный

получается. А пан Шиманский продолжал рассказывать про своих знаменитых

предков и как он волею судьбы очутился на севере. Я ему недвусмысленно

показал пальцем на свой открытый рот.

- Не извольте беспокоиться, пан Ма....ский, сейчас всё сделаем.

И снова убежал, чтобы влить в себя очередную порцию алкоголя.

В общей сложности я провёл у него в кабинете больше двух часов. Уже и

ребята наши заглядывали, поторапливали, но пан доктор всякий раз вежливо

их выставлял из комнаты, объясняя, что у пана Ма....ского сложный случай,

а сам, поворачиваясь ко мне, заговорщически подмигивал хмельным глазом:

- Ничего, подождут. Когда ещё выпадет мне случай с пОляком поговорить...

К концу лечения пан Шиманский с трудом стоял на ногах и, забыв про своё

благородное происхождение, вовсю крыл простым русским матом местных

хантов и своих коллег. Он рассверлил в зубе огромную полость, оставив

лишь такие тонкие стенки, что древний китайский фарфор бы позавидовал.

Потом натолкал туда гору зубного цемента так, что я не смог стиснуть

челюсти. Затем снова стачивал, периодически заливая в себя водку.

Интеллегентность вкупе с "милостивым государём" куда-то исчезла, остался лишь сельский алкаш- опустившийся доктор.

По окончанию экзекуции я с трудом смог промолвить слова благодарности-

так заклинило челюсти- и поспешил уйти из кабинета. Но пан доктор догнал

меня в дверях, обхватил руками, прижался лицом к груди и заплакал.

Сквозь пьяные всхлипы прорывалось:

- Вы заходите почаще, пан Ма....ский. Ведь я тут совсем, совсем один. Погибаю, никому не нужный.

Растерянно пообещал навещать его и уехал на базу. Больше я у него не был ни разу.

А дома после полевого сезона зуб разболелся по новой так, что пришлось, всё же, удалить его.

mda --interesnaja zhizn byla u 4eloveka--ja v detstwe imenno o takoj sudbe me4tal no karty legli na stol sovsem po drugomu

Спасибо. Правда, у такой жизни были и недостатки: оторванность от семьи на несколько месяцев, недостаток "общения" с женским полом.

zhena zh ne ubezhala i detina tebja pohozhi ---zna4it vso ok

Ну, тут уж как повезёт. Кого-то и не дожидаются жёны, а кто-то из полевиков сам находит на севере другую жену. Всё так же, как в городе. Можно каждый день возвращаться домой после работы, медленно обрастая ветвистыми рогами, а можно прожить всю жизнь без измен.
Честно говоря, первая жена не выдержала такой жизни, а со второй живём уж скоро как 30 лет хорошо. Дети, кстати, слава Богу, на меня похожи...

Однажды зимой нужно было определить координаты нескольких точек уже прорубленных и промеренных геофизических профилей в тайге. Все вездеходы и снегоходы были в работе. Но вахтовка на базе автомобиля "Урал" стояла, водитель бездельничал, и я вечером предупредил его, что чутъ свет выезжаем. Он довёз меня докуда возможно, а там я нацепил лыжи, взвалил на плечи рюкзак со всеми принадлежностями прибора GPS, штатив и покатил по просеке. Водитель должен был переехать в другое место, куда я выйду часов через пять, и там ждать меня на дороге. Накатавшись по сугробам, пропотев, как после бани, выполнив задуманное, выезжаю, наконец, на зимник. Тишина... Водила свернулся калачиком на сиденьях и крепко спал. Растолкал его. В нос ударил крепкий свежий запах алкоголя.
- Ну, ни хрена себе!!! Ты как умудрился в тайге нажраться-то так?

Он, сидя покачиваясь, бесмысленно улыбался и бормотал:
- Саня, ты не поверишь: впервые в жизни пил водку под дулом ружья.
- То есть?
- Ты ушёл в лес, я переехал сюда, сижу, курю. вдруг, из-за поворота выруливают два "Бурана". Три мужика с ружьями сидят. Останавливаются возле меня, командуют:
- Выходи из машины! Ты что тут делаешь?
- Начальника жду, он в лес ушёл какие-то измерения делать.
- Выпьешь с нами?
- Не-е, мужики, спасибо, я за рулём.
- Так и мы не пешие. Давай, держи кружку.
- Не буду, накажут же меня.
- Не уважаешь, значит?

-Один вскидывает ружьё и целится мне в лоб, а другой полную кружку водки суёт в руку и банку с тушёнкой открывает на закусь. Третий сидит, ржёт, как конь. Ну, я и выпил, куда деваться. Они тоже себе плеснули, потом ещё одну кружку мне налили.

- Ну, вторую-то кружку ты, явно, без угрозы хлобыстнул?
- Что ты? Отказывался, отбивался, да куда я против ружья...

Вот так можно в глухой тайге, не думая, не гадая, вдруг, напиться вдрызг. Широкой души в России человек!

Жизнь без секса.

Ранней весной мы выехали на вездеходе на левый берег реки Чона. До Якутии-рукой подать, достаточно гору за рекой перевалить.

На том берегу был расположен так называемый пикет. Место, где зимой водители

могут обогреться, перекусить, отдохнуть, а смотритель пикета в это время

проследит за их автомобилями- грузовыми машинами, наливниками, фурами,

лесовозами, которые пробрались по суровому зимнику от Усть-Кута или с

другой стороны, из Мирного. Кроме того, нужно было чистить бульдозерами

занесённый снегом зимник, посыпатъ шлаком обледенелые спуски-подъёмы.

Работы зимой было у этих смотрителей пикетов невпроворот.Летом же

смотритель занимался рыбалкой, охотой, текущим ремонтом домика.

Мы переплыли на резиновой лодке разлившуюся бурную, наполненную весенней

талой водой Чону, вылезли на берег. Нас вышел встретить и

поприветствовать бородатый мужчина лет за 40 в энцефалитном костюме и

болотных сапогах. Познакомились, разговорились за чаем. Всё это время на

плече у него сидел крупный светлый котяра с недовольной мордой, косясь с

неприязнью на крутящихся под ногами нескольких лаек.

Хозяин нам обьяснил:

- Коту пять лет, Мишкой назвали, живёт всё время на пикете- и зиму и

лето, то со мной, то со сменщиками. На землю почти не ступает, ведь для

собак он ассоциируется с соболем, с добычей. Враз задавят.

- Ну, а в туалет-то он куда ходит?

- Так подношу его к крыше балка, прыгает туда, дело сделает, рявкнет, подхожу и снова на плече сидит.

Кот, словно слушая и всё понимая, посмотрел на нас, носом издал какой-то

унылый шипящий звук и зажмурился, будто собираясь разрыдаться.

- Кастрированный?

- Нет, как можно мужика холостить?

- А как же он... это... без кошки-то, ну, в марте терпит? Пять лет без секса- это какая же пытка для кота!

- Ну, как... Мается, воет, орёт. В окошко часами смотрит, наверное,

суженую выглядывает. Как-то водитель проезжий ему кошечку привёз, но не

успели даже обнюхаться. Она за порог шмыгнула, тут её псы и порвали на

сувениры. А однажды летом исчез. Месяц не было. Думал- всё, собаки

задавили где-то, попался им, всё же, на зуб. А тело утащили в лес.

Погоревал-погоревал, решил котёнка как-нибудь привезти. Выхожу утром на

улицу, а он с крыши мне на плечо спрыгнул, я чуть не упал от

неожиданности. Грязный, худющий- кожа да кости. Где его носило? Кругом

тайга, до ближайшего населённого пункта сотни вёрст. И никто ведь его не

сожрал, не убил. Я вот думаю, может, он с соболихой какой слюбился?

Мишка муркнул непонятно- то ли подтвердил сказанное хозяином, то ли пожаловался на свою монашескую жизнь.

Мы поставили на своём берегу палатку и прожили там почти две недели,

ожидая, когда спадёт вода в реке, каждый день наведываясь в гости к

доброму хозяину и приятному собеседнику. Он разрешил нам охотиться на

уток и ловить рыбу, но ни в коем случае не на озере, на берегу которого

расположены были строения. Там безбоязненно плавали стаи различных птиц,

совершенно не опасаясь людей и собак. Там же они выводили из года в год

птенцов. Собаки к нам привыкли и принимали за своих. Лишь один вечно

хмурый и недовольный Мишка всякий раз смотрел на нас с выражением на

морде:

- И ходят, и ходят... Что ходят, чего им тут надо?

Даже когда гладили его или чесали за ушком, кот имел кислую и мрачную

морду. Всё же, несладко это- жить без женской ласки по столько лет. Что

котам, что людям....

Отлично!!!.

Прочитал,очень понравилось.

жду продолжения )) если есть конечно ...

Тонька.

Весь объект, где мы работали в 1989 году, был расположен на правом берегу реки Нижняя Тунгуска, и лишь один пункт триангуляции оказался на другой стороне. Река в том месте была довольно широкая- несколько сот метров. Подъехали мы по зимнику на вездеходе ранней весной, когда было уже довольно тепло, но ледоход не начался, река покрыта льдом- ноздреватом, местами с лужицами на поверхности. Нас ожидал приятный сюрприз- несколько рубленых домов стояло на возвышенности. Оказалась база какой-то геофизической экспедиции, которая устроилась тут довольно комфортно- с баней, столовой. Так как нам не хотелось ставить палатку, то набрались наглости и попросились на постой. Их начальник сначала колебался, сказал, что мест свободных нет, а нас, всё-таки, было пять человек, но потом предложил:
- Если только в избушку, где хоз.рабочий живёт. Только там неудобно может быть- рано встаёт и...
Но мы, не дослушав, быстренько согласились. Начальник хмыкнул, пожал плечами и показал нам эту хижину. Разгрузили вездеход, затащили внутрь спальники, поздоровались второпях с мужичком, не расслышав имени. Это оказался маленький эвенк неопределённого возраста с очень тёмным лицом, с папиросой во рту, одетый в энцефалитный костюм и резиновые сапоги. Оставив бригаду устраиваться, я и мой коллега Володя взяли теодолит, штатив, топор, немного еды и поспешили на берег реки- нужно было срочно перебираться на ту сторону, делать измерения и возвращаться, пока не начало ломать лёд. Пришли, от берега сплошной лёд уже отделяла узкая полоска тёмной воды. Распустили болотники и, ощупывая дно жердями, достигли ледяного одеяла реки. Выползли по очереди, намочившись, так как лёд крошился по краям. В стороне услышали всплеск: из полыньи за нами наблюдала выдра, забавно шевеля длинными усами. Дальше мы с Вовкой шли, простукивая лёд палками, всё больше смелея, а в конце совсем раздухарились и даже не держали дистанцию. На тот берег выбрались мы без проблем и двинули по азимуту к заветному пункту. Местами полянки освободились от снега, теплело каждую минуту всё сильнее. Когда мы достигли сигнала- деревянной пирамиды высотой метров 20, то увидели, что верх её исчез. Мы называли эту часть курятником- огороженная площадка со столиком для установки теодолита, а над ней деревянная веха с цилиндром наверху, чтобы можно было наблюдать на него с других сигналов. Вместо курятника всю площадку занимало огромное гнездо скопы, орла-рыболова. Поднялись по лестнице, пока возможно, а потом я полез сбоку, цепляясь за перекладины, и, изогнувшись, вцепившись одной рукой в бревно, другой стал выдёргивать из гнезда одну за другой довольно толстые ветки, сплошь покрытые белым помётом. Когда освободил люк в полу, то ко мне протиснулся Володя с теодолитом за плечами и помог продолжить разрушение гнезда. Подремонтировали столик и быстренько отнаблюдали опознаки. Перекусили и чуть ли не бегом припустили обратно- солнце жарило, как летом- а вдруг река уже в эти минуты ломает лёд?
По льду мы прошли своим следом смело, хотя под ногами вовсю хлюпала вода. Пока нас не было, рабочие истопили баньку, напарились, приготовили поесть и млели на нарах. Один из них разлёгся совсем голышом- говорит, пусть тело отдыхает. Эвенк заглянул внутрь, увидел обнажённого мужика, хихикнул и уселся снаружи с вечной папиросой в зубах. Мы с Вовкой тоже отвели душу в бане,отмылись, наконец, по-человечески. Переночевав, наутро собираем свои пожитки, укладываемся, грузим вездеход. Пошли попрощаться с начальником, поблагодарить за приют. Спрашивает:
- Неудобств-то с Тонькой не было?
- Какой Тонькой?
- Ну, рабочая по базе- тунгуска, её же Тонька звать.
- Так это что ж- женщина???
- Ну, да. Я же вас пытался предупредить.
- Чччёрт, мы же вели себя, думая, что это мужик- голышом при ней ходили... С виду ни за что не признаешь женщину.

Начальник долго хохотал над нашими растерянными лицами. А мы, идя к вездеходу, наткнулись на Тоньку, невнятно пробормотали что-то, и она, широко улыбнувшись своим щербатым ртом, пожелала нам хорошей дороги.

Саныч

Пришлось мне в разгар полевого сезона проваляться из-за проблем с

позвоночником целый месяц в больнице северного посёлка Октябрьское.

Палата на четверых, контингент время от времени менялся. Где-то через

три недели на свободную койку напротив моей положили мужика лет

шестидесяти. Занесли его в бессознательном состоянии, почему-то не в

реанимацию, а сразу в общую палату. Напичкали уколами, и он начал

приходить в себя. Худющий, жилистый мужчина, обросший бородой, с

длинными наполовину седыми волосами и с чёрными пронзительными глазами. Я

даже слегка вздрогнул, так как его лицо было очень похоже на

изображение Христа на иконах. Когда он окончательно пришёл в себя, то мы

разговорились, познакомились.

- Саныч.- протянул мне свою руку сосед.

- А по имени?

- Зови просто Саныч, это моя кликуха по жизни, и на зоне меня под ней все знают.

Он был глуховат, потому приходилось повышать голос, порой кричать, но

остальных соседей мы не тревожили этим. Третьим в палате был дед,

который всё время трясся после долгого запоя, а четвёртый сокамерник был

неходячим бомжом с ампутированными ногами по колено и кистями рук-

отморозил по пьянке зимой. Мед.сёстры старались его держать постоянно в

отключке, чтобы не орал. После очередной пьянки потерял память, и

решалась его судьба, куда определить.

Я был рад в общении с Санычем отвлечься от постоянной боли, и мы с ним

разговаривали с утра до поздней ночи все три или четыре дня, пока он не

оклемался и не выписали из больницы.

Протёртые кашки и жидкие супчики давно не лезли мне в горло, и Саныч всякий раз вежливо спрашивал:

- Можно, я доем твою порцию?

Из своих шестидесяти с хвостиком лет он половину отсидел по лагерям.

Сначала за кражи, а потом всё чаще от того, что некуда было податься

после отсидки. Шёл и в наглую разбивал витрину магазина, дожидаясь

милицию, чтобы снова получить срок. В зоне стал

столяром-краснодеревщиком, открылся талант у Саныча такой.

- Знаешь, сколько раз я пытался начать новую жизнь? Познакомлюсь с

женщиной, вроде, всё складывается хорошо, а она мои наколки увидит,

узнает, что зэк бывший, и, как прокажённого, из дома гонит. А я ведь всё

умею делать по хозяйству...

- А здесь-то ты как оказался?

- Последнее время жил я у попа Тобольского, двери ему в храме новые

сделал, много чего отремонтировал. А как-то раз выпил лишка, он меня и

выгнал и даже за работу не заплатил. Сел я на пароход и поплыл сначала

по Иртышу, а потом по Оби в Октябрьское, думал, здесь найду какую

работу. А когда сходил на берег, стало плохо, голодный был. Женщина

подошла, спросила, что со мной? Говорю- давление. Она мне сразу пару

таблеток в рот затолкала, я и отключился. У меня же пониженное давление,

а она мне ещё и для понижения дала, не разобравшись.

На второй день Саныч, стесняясь, спросил меня, не буду ли я смеяться, если он мне стихи свои почитает?

Я удивился, но сказал, что готов послушать. А потом уже сам просил его

ещё что-нибудь прочитать. И он, изредка заглядывая в свою потрёпанную

общую тетрадку, читал свои стихи- о Родине, о продажных политиках, о

природе, просто о жизни. Ну, естественно, и про жизнь за решёткой. Но

какие это были мощные стихи!!! Многие из них в стиле Игоря Талькова,

брали за душу своей откровенностью.

- Саныч, ты не пробовал свои стихи отдать в редакцию?

- Так они адрес требуют, а я же бездомный.

В последнюю ночь перед расставанием мы долго не спали, переговаривались.

Я ему рассказал, что в перерывах между полевыми сезонами строю дом, и

он задумался. А потом подсел ко мне на кровать и, глядя на меня своими

глазами мученика, прошептал:

- Саня, возьми меня с собой, а? Мне много места не надо, а я тебе дом

помогу достроить. Мне и денег не надо, накормишь разок в день и

достаточно.

- Саныч, дорогой ты мой. Ну, куда я тебя возьму? Я сам не знаю, что со

мной дальше будет- может, инвалидом останусь неходячим, тогда уже не до

постройки будет.

- Значит, опять бомжевать, а на зиму в тюрьму...

Он опустил печально голову, а мне было так жаль этого талантливого, но несчастного человека.

Утром сердобольные нянечки натолкали в пакет для него какой-то еды,

Саныч долго мялся у порога, уже несколько раз попрощавшись и пожелав

всем здоровья, но никак не решаясь выйти в коридор. Снаружи его снова

ждала жизнь с равнодушными к чужим проблемам людьми. Он обнял меня в

последний раз, неловко ткнувшись бородой в лицо:

- Прощай, Саня, вспоминай иногда Саныча...

Саныч, наверное, тебя уже нет в живых, прошло пятнадцать лет с тех пор.

Я часто вспоминаю те наши с тобой поэтические ночные посиделки. Но ведь

говорят, что, пока человека вспоминают, он не умер. Живи, Саныч!!!

Километрах в двадцати от села Непа, что стоит на левом берегу реки Нижняя Тунгуска, находилась деляна, где заготавливали дрова на зиму для больницы, сельсовета, школы и прочих учреждений. В этом же селе была и база нашей геодезической партии. Моя бригада собиралась весной выезжать в тайгу на работу, и пока рабочие загружали имущество в вездеход, я прощался с коллегами, в кружках булькала огненная вода, произносились тосты.
Неожиданно на территории базы появился какой-то бородатый тип лет сорока. Несмело приблизился к нам, с завистью косясь на бутылку с водкой- явно, гражданин был с тяжёлого похмелья. Рядом с ним бежала небольшая чёрная беспородная собачонка. Мужик громко материл собаку и то и дело норовил пнуть её. Псина, поджав хвост, отбегала в сторону, а потом снова жалась к жестокому хозяину.
- Мужики, здравствуйте. А кто у вас начальник?
- Мы все тут начальники!- гаркнул в ответ мой коллега.
- Да я слышал, что вы в тайгу собираетесь. Мимо деляны леспромхозовской не будете проезжать?
- Ну да, рядом проедем.
- А меня не захватите с собой? Я тут продуктами затарился, пешком на себе не унесу, а в леспромхозе сейчас техники нет.
- Ну, давай по-быстрому загружайся, подкинем тебя на деляну. Как звать-то тебя?
- Лёха.
- А волкодава твоего? Что ж ты с собакой так обходишься?
- Ведьма её зовут. Только беспонтовая она- ни охотиться, ни охранять. Наверное, сожру её когда-нибудь- ощерился он.
Мы переглянулись. Наверное, каждый подумал: "вот придурок!"

Мужик потрусил под горку в деревню, а через полчаса притарахтел мотороллер "Муравей", привезли его и какие-то мешки. Я залез в кабину, а моя банда и Лёха с Ведьмой уселись сверху на вездеход.
По раскисшему зимнику мы с трудом доползли до деляны. Там стояла избушка, а на площадках, свободных от леса, сложены поленицы дров.
Лёха спрыгнул с вездехода и всплеснул руками:
- Вот гад! Что натворил-то! Все дрова раскидал и в избушке напакостил!
- Да-а, брат, работы тебе тут немеряно...

В избе было всё перевёрнуто верх дном: матрас порван, посуда разбросана, печка железная валялась на полу, дверь перекошена. Похозяйничал хорошо медведь, пока Лёхи не было.
- Мужики, оставьте мне ружьё какое-нибудь, а?- взмолился Лёха.
Но кто же отдаст своё оружие незнакомому человеку, который, к тому же, нам был совсем даже несимпатичен.
Попрощались и уехали работать, оставив Лёху и Ведьму одних.

Прошло месяца два, нам по какой-то причине пришлось выехать на базу. Неожиданно у магазина встретили пьяного Лёху. Рядом с ним была и его Ведьма.
- Что, не сожрал свою собаку?
- Да вы что? Как можно? Она же мне жизнь спасла, Ведьмочка мой любимая...
Лёха обнял собачонку, прижал к себе и стал ласкать, гладить её. Ведьма от радости закрывала глаза, прижимала уши, облизывала руки хозяина, и, если у морды и бывает выражение счастья, то как раз у Ведьмы так всё и выглядело.

-Рассказывай, Лёха!
- Ну, вы уехали, я навёл порядок в избушке, собрал, как мог, поленицы снова, а ночью пришёл медведь. Ведьма в доме под нары забилась, а я в таз стучал, но медведю всё было пофиг: раскидал поленицы, в окно заглядывал. Ужаса я натерпелся!!! И так каждую ночь. Днём он отоспится, а ночью в гости приходит. Пытался я ему Ведьму скормить, думал- отстанет, а она так визжала и отбивалась, что не смог вытолкать на улицу.
Через неделю решил я в деревню идти- пусть хоть ракетницу выдадут. Рано утречком двинулся я в путь, думал- косолапый где-нибудь отсыпается.
Хрен там! И часа не был в пути, как навстречу мне выходит здоровенный меведище- тот самый, что хулиганил и в окно заглядывал. Я встал, как вкопанный, Ведьма исчезла куда-то. Я ведь- подлец такой- бил её всё время и не кормил совсем. Стою я, значит, а медведь ко мне, неспеша, бредёт. Понимает, что никуда не денусь. Снял я энцефалитку, взял её в одну руку, а в другой нож сжал. Думаю, когда подойдёт вплотную, брошу ему в морду куртку и сразу же ножом ударю. Но, чем ближе медведь подходил, тем страшнее становилось. И тогда заорал я, заблажил дурнинушкой:
- Ведьмочка!!! Любимая моя!!! На помощь, Ведьмочка!!!
И, верите, выскочила из леса моя собачка и давай вокруг медведя прыгать и лаять так звонко, что у меня уши заболели. А медведю-то ещё неприятнее. Хотел он её лапой зацепить, так она крутится вокруг него, ускользает. Стою я, не жив, не мёртв. Вот, думаю, сейчас Ведьму убьёт, а потом и за меня возьмётся. А медведь ярился-ярился, да и побежал от Ведьмы- отступил с позором, значит. Вернулась ко мне моя ненаглядная, дышит тяжело. И обнял я её, заплакал, говорю ей:
- Ведьмочка, простишь ли ты меня когда за те побои?
Вот ведь собака, а душа у неё- не всякий человек такую имеет. Могла бы сбежать, бросить меня, припомнив все обиды, а она жизни не пожалела, бросилась защищать.Это ж какое сердце храброе и незлопамятное в таком маленьком тельце бьётся! Я её теперь кормлю всегда. Себе бутылку не куплю, лишь бы Ведьмочка сытая была.

Картавый техрук

Устроился в нашу сейсмопартию на один полевой сезон техническим руководителем Сергей- высокий мужчина лет 40-45, очки на интеллегентном лице, картавость. В общем, он отличался довольно сильно от нашего дружного мужского коллектива, тем более, что требовал всё делать по инструкции, а в случае обнаружения отступления от неё, заявлял:
- Это некорректно ( у него звучало "некогхетно")
Однажды я уехал на вездеходе с контролем по прорубленным геофизическим профилям, возвращаюсь на базу после обеда, подъезжаем уже к командирскому балку, как вдруг оживает рация. Вызывают меня буровики наши:
- Саня, не можем найти пары пикетов, где нам бурить. Что делать?
- Ну, шагами от предыдущего пикета отсчитайте пятьдесят метров- будет ваш пикет, а потом от него ещё пятьдесят и делайте свои дырки.
- Ага, понятно, сделаем.

И тут слышу на связи голос техрука:
- Александгх А-ич, это некогхетно. Вы поощгхяете бгхак. Немедленно зайдите в командигхский вагончик.
Смотрю с недоумением на водителя:
- Он же в Сургут на два дня уехал. Вот, блин, придётся ехать чёрт знает куда на профиль, рулеткой отмерять полста метров. Разворачивайся, а я зайду в балок к техруку, будь он неладен.
Открываю дверь, а мне навстречу дружный хохот ребят. Там сидели наши механики и, подделав голос техрука, мастерски разыграли меня.

Ближе к весне местный хант испортил ценное оборудование на профилях, взялся партизанить против геофизиков. Я с техруком отправился в посёлок в милицию подавать заявление, а заодно мы решили этот день посвятить местному краеведческому музею. С нами в вахтовку село ещё несколько ребят с целью после культурного мероприятия затариться в магазине чем-нибудь вкусненьким, типа конфет, колбасы и водки.
Они ушли раньше в музей, пока мы писали заяву и объясняли суть преступления местным ментам. Захожу я после общения с милицией в музей, а Сергей на крыльце замешкался, на всякие строения во дворе загляделся. Смотритель -дама лет 30, мило улыбаясь, сказала:
- С Вас 10 рублей за вход.
-Так дёшево? А если я с мальчиком?
- Дети у нас могут бесплатно посещать.
- Как здOрово! А вот и мальчик.

Протирая запотевшие очки, Сергей близоруко щурился и неловко улыбался, не понимая, почему женщина так удивлённо смотрит на него.
- Какой же это мальчик? В нём роста под два метра будет.
- Он у нас морковку любит, потому и растёт быстро, акселерат -ответил я ей, как можно серьёзнее.
Женщина, видно, юмор плохо понимала и продолжала спорить:
- Вы шутите? Он же старый!
Тут Серёга обиделся и выдал ей всю правду:
- Не такой уж я и стагхый, чуть за согхок мне всего.
- Эх, Сергей, Сергей, не захотел мальчиком быть- плати червонец!
Пока мы рассматривали чучела зверей, он то и дело подходил ко мне и шёпотом отчитывал:
- Ну, как ты мог, Александгх А-ич, так некогхетно поступить?

Это его "некогхетно" ещё не один последующий полевой сезон было любимым словом в нашей сейсмопартии, хотя Сергей уже давно работал в другом коллективе.

Портсигар.
Поздней осенью, вернее, уже ранней зимой, наконец, завершили мы работу на своём объекте. Все бригады давно выехали домой, вылетели на "Большую землю" самолётами. Лишь моя банда радовалась, находясь в тайге, что кончилось время дикое, можно будет сбрить свои бороды, скинуть латаные-перелатаные энцефалитки и сапоги- валенки и одеться в цивильную одежду. Но для этого нам предстояло проехать до базы партии километров сто пятьдесят по старым геофизическим профилям, уже хорошо так засыпанным снегом. Решили ехать рано утречком, а с вечера устроили прощальную пирушку. Для этого мы заранее нагнали бражку в десятилитровой алюминиевой канистре, которая к концу брожения из плоской превратилась в почти круглую- так её распёрло, пока бражка бродила. А бражка у нас была знатная- не просто сахар, дрожжи и вода, а поставлена она была на карамельках- настоящий букет. Там были и Дубок, и Вишня, и Клубника со сливками, Апельсиновые и Лимонные. Мы их просто накидали внутрь, залили водой и добавили дрожжей. Конфеты растворились, а фантики всплыли наверх, где мы их и выловили аккуратно. В общем, получилась не бражка, а вино с пузырьками газа- почти шампанское таёжного рoзлива. Вкусно-ое, страсть. И хмельное. В палатке уютно потрескивала печка, на импровизированном столе стояла и лежала незатейливая закуска, а мы чокались кружками и радостно поздравляли друг друга с окончанием полевых работ. Когда градус в крови вырос, захотелось чего-то совершить. У рабочего Толика по кличке Физрук был сделан оригинальный портсигар. Он сам его изготовил из консервной банки и дерева. Обработал красиво, что-то типа гравировки выполнил, какие-то рисунки нанёс. И поспорил я с Толей- бывшим учителем физкультуры, что прострелю его портсигар из карабина за 200 метров. Ставкой была бутылка хорошего сухого вина по приезду домой. Остальные ребята сначала отговаривали Толяна, уж больно красив был портсигар, а карабин мой бил замечательно. Наконец, мы ударили по рукам, Толя даже дал мне фору, разрешив потратить всю обойму, так как на улице уже начало смеркаться. Кто-то из мужиков унёс портсигар по профилю за двести метров (а кто знает- может, больше или меньше двухсот) от палатки, закрепил на палке, воткнутой в снег. Вернулся к нам и с интересом стал ждать результата стрельбы.
Я укрепил карабин на каком-то ящике. Целюсь и не вижу ни черта, темнеет. Решили поставить зажённую свечку сверху портсигара. Вот по ней я и начал палить. Выпустил добросовестно все пять пуль по цели. Свечка свалилась после второго выстрела, и ребята закричали дружно:
- Ну, Толян, с тебя пузырь!!!
Отстрелявшись, я снисходительно произнёс:
- Ты уж извини, Толик, но твоему портсигару хана пришла.
Толя растроенно вздохнул и отправился к мишени. Назад он бежал вприпрыжку, и мне это показалось странным.
- Ни хрена ты не попал. Цел мой портсигар, а с тебя бутылка.

Прикончив бражку, переночевали, погрузили палатку и вещи и отправились в путь. Я сижу в кабине с водителем- моим бессменным Мишей Орловым, карабин сбоку лежит, а парни наверху расположились- на кабине и тенте вездехода. Вдруг раздались удары кулаком по крыше- явный сигнал, что заметили зверя. Распахиваю дверцу, одновременно подхватывая карабин, и вижу, что метрах в 50 от нас на профиль медленно выходят дикие олени- штук пять-шесть. На нас совершенно не реагируют и бредут себе тихонько. Передёргиваю затвор, прикладываю карабин к плечу, нажимаю на курок. Щелк.. Осечка? Снова затвор назад-вперёд. Щёлк... Отвожу затвор, заглядываю и вижу, что внутри нет патронов. После вчерашнего пари я позабыл зарядить карабин, а остальные патроны лежали в чемодане в кузове вездехода. Поворачиваю голову и натыкаюсь на изумлённый взгляд Мишки.
- Да как же ты мог забыть про патроны? Сейчас бы свеженинку на базу привезли. Эх....

Мишка от обиды даже перестал со мной разговаривать... часа на полтора. Лишь изредка бурчал, вроде бы тихо, но я-то слышал:
- Спорщики хреновы, патроны по банкам растреляли, а олени по головам теперь ходят. Детский сад...
Я в ответ тяжело вздыхал, понимая, что лишил Мишку удовольствия поесть свежего мясца в конце сезона.

А когда вернулись домой, ко мне в гости пришёл Толя-Физрук. Мы с ним поболтали о том о сём, а потом он стал так ненавязчиво крутить в руках свой непростреленный портсигар. Я засмеялся.
- Да не забыл я, не забыл. Стоит в холодильнике, тебя дожидается бутылка Саперави.

Мы с ним её выпили, естественно, но когда на этом заканчивалось?... Пошли в гараж к ребятам, к нам присоединялось всё больше коллег, откуда-то появлялисъ всевозможные бутылки, и организовался стихийный праздник полевиков, посвящённый портсигару. Кстати, потом Толя так и не вспомнил, кому он его, всё-таки, подарил на той гулянке.

Повариха без вымени.

Перевалочная база нашей экспедиции была расположена на окраине города Усть-Кут в посёлке, который фактически принадлежал Северной геологической экспедиции. А мы занимали небольшой барак и пару складов в огромном хозяйственном дворе, где и грузили продуктами, оборудованием, бочками с бензином машины, отправляющиеся на север по автозимнику Усть-Кут-Мирный. С питьевой водой в городе всегда была напряжёнка, скважин совсем немного, поэтому перед всеми жилыми домами в посёлке и в городе стояли бочки, баки, а специальные машины-водовозки заливали в них в определённые дни воду. У нас же не было никакой договорённости насчёт этих услуг, а организмы-то без влаги не могли существовать. И мы по ночам выходили грабить соседей-геологов. Глубокой ночью десяток мужиков, сжимая в руках вёдра,кастрюли и чайники, короткими перебежками передвигались вдоль заборов по пустынным улицам спящего посёлка, осторожно сдвигая крышки на бочках и заглядывая вовнутрь. Если там оказывалась вода, то быстренько черпали её и уносили ноги под яростный лай всех окрестных собак. Но вода быстро заканчивалась- ведь и умывались, и готовили пищу, а потому мы снова ждали полуночи и крались во тьме, как тати, изредка позвякивая вёдрами.
Потом надоела такая жизнь и, особенно, однообразная пища, и мы стали ходить в столовую к геологам. Меню там было более менее богатым- супчики, котлетки, компоты. А водителю вездехода Володе Дроздову- крупному сорокалетнему мужику по кличке Дрозд- очень приглянулось варёное коровье вымя. Ну, и по цене оно стоило буквально копейки. Так Дрозд брал его и на обед и на ужин. Кроме него и не припомню, чтобы кто-то ещё ел это блюдо. Мужиком Дрозд был хорошим, особенно, если трезвый, но громкоголосый (или, как ещё говорили-громкодырый) и грубиян жуткий. Правда, мы-то попривыкли и не реагировали на его речь, зная, что в работе он просто зверь и надёжный товарищ.
И вот, приходим мы как-то в столовку, набираем себе на подносы первое, второе и компот, а Дрозд замешкался. Стоит, через стекло внимательно разглядывает тарелки с едой. А потом громко рявкнул, обращаясь к поварихе:
-Эй, сестра! А что, вымени-то у тебя нет, что ли?

Люди в очереди и в зале за столами дружно обернулись и посмотрели сначала на Дрозда, а потом на повариху, и все глядели почему-то конкретно на её грудь. Рослая женщина, как на грех, обладала, ну, просто шикарнейшим необъятным бюстом, услышав слова Дрозда, и заметив, что все взгляды прикованы к её декольте, густо-густо покраснела, а потом сказала тихонько ему:
- Ну, ты и дурак!!!
- А чего? Я же вымя хочу. Всегда было, а сегодня нет.
- Завтра сварю лично для тебя, только один ты его и лопаешь.

Потом, как только мы входили дружной толпой в столовую, повариха выглядывала Дрозда и, усмехаясь, кричала ему:
- Эй, ты- любитель вымени, сегодня оно снова есть в меню...

Несколько бригад весной жили в огромном бараке в посёлке Хатанга, что на Таймыре, в ожидании вылета вертолётами в тундру. Паковались, укладывали продукты и вещи, но, в основном, бездельничали- кто резался в карты, кто пил горькую. Питались однообразно- каши с тушёнкой чередовались с макаронами, запивалосъ вечным чаем. И так нам это приелось, что в горло уж не лезла эта еда. В центре посёлка была расположена столовая, и однажды мы- трое молодых специалистов- отправились туда, решив порадовать желудки местными деликатесами. Взяли по какому-то супчику, салаты, котлеты из оленины, компот. Заставили полностью столик этой красотой и начали пировать. Не успели доесть салатики, как открывается дверь столовой, и в клубах морозного пара (хоть и весна была по календарю, но температура выше нуля пока не поднималась) вваливается компания оленеводов- человек 7-8. Все в малицах, грязные и запашистые. А с ними несколько довольно крупных собак. Поварихи, посудомойки раскричались на аборигенов, но те в ответ лишь радостно улыбались и зачарованно смотрели на выставленные образцы блюд. Тоже, похоже, поход в столовку для них был как в шикарный ресторан. Видно, наличные деньги оказались не у всех, так лишь трое или четверо купили себе что-то на обед и уселись, не раздеваясь, за стол. Остальные стояли сзади едоков и время от времени тянули руки через их головы, грязными пальцами выхватывая какую-то пищу. Собаки пристально следили за этим процессом, судорожно сглатывая голодную слюну, которая, всё равно, непроизвольно текла из пасти на пол.

Мы сидели за соседним столиком, стараясь не обращать внимания на неаппетитную картину и не принюхиваясь особо. Неожиданно из под моей руки высунулась собачья морда, и кусок хлеба моментально исчез в пасти пса. Заметив это, тут же подбежали остальные собаки и стали бесцеремонно тащить у нас всё, до чего дотянулись. Мы дружно заорали на псов, но те просто совершенно игнорировали нас, хватая зубами пищу, как мы не пытались прикрыть её своими руками и телами. Отталкивать голодных зверей не решились. И мы капитулировали... Схватив свои полушубки и телогрейки бросились вон из столовки. В дверях, оглянувшись, увидели, как наш обед дружно пожирают собаки и те оленеводы, у которых не оказалось денег. Давка была невообразимая- люди пытались опередить собак, а те хватали со стола всё подряд, даже сухофрукты компота из перевёрнутых стаканов. Поварихи, схватившись за головы, тоже в ужасе наблюдали за этой картиной, понимая, что вмешиваться бесполезно.

Мы, вернувшись из столовой в барак, поставили на печку кастрюлю, чтобы сварить вечную кашу. Рабочие удивились:

- Во, у молодёжи аппетит: в столовой поели, ещё и домой пришли голодные.

Про утопленников.
Выполняли мы съёмку шельфа на Братском водохранилище в октябре-ноябре 1982 года. Выглядело это так: катерок с прибором, эхолотом внутри ходил галсами по "морю", над рубкой была прикреплена длинная веха с ярким спасательным жилетом наверху. Оператор на связи передавал готовность, а потом рявкал по рации:
- Отсчёт!
А мы- три наблюдателя- стояли с теодолитами на берегу, на точках, которые уже имели координаты и высоты, образуя треугольник, и по команде записывали величину горизонтальных углов в направлении на этот самый спас.жилет (его же прекрасно видно было на фоне серой воды). Потом в камералке обрабатывали данные, вычисляя местоположение катера в определённое время по методу прямой засечки с твёрдых пунктов и вырисовывая рельеф дна. Периодически мы переплывали на своих моторках на другие точки. Однажды к нам на контроль прибыл зам.нач. экспедиции по технике безопасности- Захар Архипович по прозвищу Харабара. Бурят по национальности, он иногда немного с ошибками изъяснялся. И вот, плывём мы (или идём, т.к. моряки) по морю. Ветер ледяной в лицо бьёт, брызги воды холодной, слёзы текут. Отворачиваемся, а Харабара спрашивает- кричит сквозь рёв мотора:
- Ну, что, утопленники-то вам часто попадаются?
Мы удивлённо посмотрели на него:
- Да ещё ни одного не видели.
- Как это так? Пока плыли, я уже нескольких заметил. Осторoжнее нужно быть, всегда один из вас должен на носу сидеть и утопленников отталкивать, чтобы не перевернуться.-назидательно выговорил Харабара нам.
Мы в шоке переглянулись и внимательно осмотрели акваторию: покойники в зоне видимости не возникали.
-Да вот же ещё один плывёт!- воскликнул неугомонный Захар Архипович.
Прямо по курсу покачивалось полузатопленное бревно.
- Захар Архипович, блин!!! Это называется топляк!!!
- А-а-а, точно, топляк. Так я про них и говорил, а вы утверждали, что нет их в воде...
Покатав его по морю, угостив на прощание ухой и выслушав много разных нравоучительных замечаний, высадили Харабару на берег и продолжили работу. С тех пор топляки стали у нас именоваться утопленниками.

11 ноября, подходя к причалу, мы никак не могли пробиться к берегу, мороз покрыл залив крепким льдом. Я, сидя нa носу передней лодки, пробивал веслом лёд, и мы медленно двигались вперёд. Остальные моторки пристроилисъ в кильватер и тащились следом. После очередного удара, весло застряло во льду, и я соскользнул за борт. Благо, у коллеги была хорошая реакция, и он успел ухватить меня за край телогрейки. На берегу к нам подошёл охранник и сказал, что умер Л.И.Брежнев.
Мы отмахнулись- эта тупая "шутка" давно надоела. Погрузили шмотки, оборудование в машину, забрались вовнутрь. Радио упорно передавало "Лебединое озеро". А потом диктор торжественно объявил о смерти Ген.сека.

В этот день мы и закончили работу на море- совпал и траур в стране по Л.И. Брежневу и неожиданный мороз, сковавший Братское водохранилище с его многочисленными "утопленниками".

Планировал несколько историй написать, но что-то разошёлся и теперь уже опасаюсь повториться.

9 Мая.

Этот праздник застал нас в 1986 году ещё в Усть-Куте. Сразу после дня Победы мы разлетелись вертушками, уехали на машинах работать кто куда- в тайгу, горы, в северные посёлки. И так как среди нас был "последний из могикан", бывший фронтовик-десантник Михаил Филиппович Будаев, то решили мы отметить 9 Мая, как следует. Намариновали мясо, приготовили закуску и выехали на ГАЗ-66 большой мужской компанией в весенний лес, на шашлыки.
Но закуска без выпивки считается обыкновенной едой, чисто набить желудки. И с утра мы двинули на УАЗике в город по магазинам затариться спиртным. Нас ждало разочарование: ко всем точкам, торгующим алкоголем, выстраивалась огромная нервная толпа жаждущих мужиков. Периодически вспыхивали перебранки с мордобоем- горячие северные парни не умели ждать. Приглядевшись, обнаружили, что продают лишь шампанское и какое-то сухое вино. Время было такое- Горбачёвское, когда правители решили, что народ слишком много пьёт. Запомнились два мужика: удачно купившие бутылку шампусика, они решили раздавить её тут же за углом из горла. Сделав глоток, у глотателя расширялись глаза, а из носа шла пена. Он, надув щёки, судорожно совал пузырь собутыльнику.

Проехав весь город ( а Усть-Кут напоминает кишку длиной под 40 км, вытянутую вдоль берега рек Кута и Лена), мы ничего не купили. И мой друг Серёга вдруг вспомнил про знакомую аптекаршу. Она нам и посоветовала отметить праздник другими напитками, но не злоупотреблять. Мы купили у неё коробку муравьиного спирта и коробку настойки боярышника. А когда рассказали, что хотим сделать праздник Филиппычу, она растрогалась и продала нам дефицитную бутылку шампанского.

Так что пили мы лекарства, сливая содержимое из пузырьков в стаканы, убеждая себя, что настойка боярышника "ну, чисто коньяк пятизвёздочный", а вот спирт муравьиный так сушил в горле....
Филиппыч, принимая поздравления, стоял гордо посреди поляны, смакуя шампанское и хитро глядя на молодых чудиков своим единственным глазом.
Кстати, я несколько лет был уверен, что глаз ему на фронте выбили. А оказалась банальная щепка в тайге.
Праздник удался. После медицинских фунфыриков мы пили чай с карамельками, кто-то бренчал на гитаре, Филиппыч рассказывал нам байки из своей богатой событиями экспедиционной жизни, а мы потом дружно орали песни. И самая популярная оказалась День Победы, которую cпел Л. Лещенко.

На фото: Филиппыч стоит перед нами.

Прикреплённые файлы

Медвежонок.
Привязалась в середине полевого сезона к рабочему по фамилии Кока какая-то кожная болезнь. Ступни ног его покрылись сыпью, кожа зудела и чесалась. Дошло до того, что парень не мог сапоги надеть. В общем, он страдал, мучался, а мы украдкой сторонились контактов с ним, боясь подцепить неведомую болячку: то ли грибок, то ли чесотка какая. В конце концов, скинул Кока обувь и стал рассекать по тайге босиком, поначалу вскрикивая и взвизгивая, наступив на шишку, на сучок, на острый камешек.
Постепенно кожа огрубела, а болезнь кожная исчезла без всяких мазей и таблеток. Кока же так привык передвигаться по лесу босиком, что уже ни в какую не хотел обувать сапоги.
Мой друг и коллега Витя, работая на том же объекте, всякий раз, как попадал туда, где мы перед ним прошли, обнаруживал следы медвежонка. И тут же сообщал мне на связи, что нас упорно преследует маленький медведь, мол, будьте осторожнее. Мы все глаза проглядели, выискивая медвежонка, опасаясь, что с ним рядом окажется и его грозная мамаша. Но или мишка так хитро прятался, или мы были слепы, но так и не увидели зверя.
Однажды случайно мы встретились с Витиной бригадой. Как всегда в таких случаях долгие разговоры за чаем, шутки и байки у костра. Я напомнил Вите про медвежьи следы, и он мне тут же показал на отпечатки маленьких лапок на грязи:
- Смотри, он уже здесь тоже побывал.
И тут мы всё поняли! Кто-то из ребят подтолкнул к костру босого мелкого Коку:
- Да вот же он, тот самый медвежонок, который нас преследует.
Кока возмущённо пытался перекричать общий хохот:
- Чего вы, чего... Совсем даже не похож мой след на медвежий. Понапридумывают..следопыты хреновы...

Бездонное ведро.
База нашей сейсмопартии расположилась на площадке бывшего сельского аэродрома в четырёх километрах от села Большие Леуши, которое стоит на берегу реки Обь. До деревни шла грунтовая дорога через тайгу. Лето, никак не начнём работу, не выполнены до конца согласования с различными фирмами. А рабочие и специалисты уже прибыли, и от безделья кто бегает в деревню водку пить, кто там же местных девок охмуряет. Ходят ребята толпой, так как медведей в округе немеряно- их следами утоптана вся дорога, а по ночам звери хозяйничают на нашей помойке. Когда закончились деньги, мужики принялись за рыбалку. Утречком шли час до реки, а вечером с уловом возвращались и до поздна жарили рыбку.
Я тоже рвался порыбачитъ, но никак не отпускали разные бумажные дела. Однажды днём плюнул на всю свою канцелярию и потопал тоже на Обь, на всякий случай прихватив топор, думая, что смогу отмахаться им, в случае чего, от косолапого (наивный).
Выхожу на берег реки, вижу мужиков, которые с азартом ловили рыбку- клёв там был постоянно, и ловилась всякая рыба- от ершей до нельмы.
На песчаном берегу стояло полное ведро рыбы, которая уже даже не помещалась внутри и высовывала морды наружу. В это время мимо проходил буксир, мощная волна от которого устремилась на берег. Испугавшись, что вода захлестнёт ведро с пойманной рыбой, хватаю его и бегу подальше от берега. Бегу и ощущаю, что ведро всё легче и легче, а потом совсем невесомое.
- Саня, ты что наделал?- раздались истошные вопли ребят.
Оглянулся и опешил. К тому месту, где стояло ведро, неслись мужики, падая на землю и пытаясь поймать руками ускользавшую рыбу. Ведро-то оказалось без дна. Они вкопали его в песок, периодически подливали воду и бросали внутрь пойманную рыбу. От улова остались лишь несколько уснувших рыбок. Остальные, благодаря мне, получили неожиданную свободу.
- Ну, что тебе на базе-то не сиделось?- в сердцах проворчал один из ребят. Остальные лишь с укором смотрели на меня и вспоминали, какая в ведре была крупная рыба. Если им веритъ, то можно было лишь удивляться, как все эти огромные щуки, окуни, сорожки помещались в том ведре.
К вечеру мы, всё равно, наловили на жарёху рыбку, но, по словам мужиков, вся она не шла ни в какое сравнение со сбежавшей.