Любовь творит чудеса! Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз 4-й степени», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: ну о чём говорить с умирающим человеком, который, тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица. Я радовалась: когда бы я еще увидела их всех? А больше всего на свете мне хотелось поделиться с ними любовью к Жизни – ну разве можно не быть счастливым просто оттого, что живёшь? Я веселила родных и друзей как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава Богу, хохотали, и прощание проходило в атмосфере радости и довольства. Где-то на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала меня врач, закатив истерику, что мне нельзя вставать.Я искренне удивилась:- Это что-то изменит?- Ну… Нет, - теперь растерялась врач. – Но вы не можете ходить.- Почему?- У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вставать начали.Прошёл отведенный мне максимум – четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор.Врача было жалко. А Любовь требовала радости окружающих.- Доктор, а какими вы хотели бы видеть мои анализы?- Ну, хотя бы такими.Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры, то – что должно быть. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела сочувственно на меня, что-то пробормотала и ушла.А в 9 утра она ворвалась ко мне в палату с криком:- Как вы это делаете?- Что я делаю?- Анализы! Они такие, как я вам написала.- Откуда я знаю? А что, хорошие? Да и какая, на фиг, разница?Лафа закончилась. Меня перевели в общую палату (это там, где уже не умирают). Родственники уже попрощались и ходить перестали В палате находились еще пять женщин. Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча, и активно умирали. Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было срочно что-то делать. Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол, нарезала, и громко сообщила:- Арбуз снимает тошноту после химиотерапии.По палате поплыл запах свежего смеха. К столу неуверенно подтянулись остальные.- И правда, снимает?- Угу, - со знанием дела подтвердила я, подумав: «А хрен его знает…»Арбуз сочно захрустел.- И правда, прошло! - сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.- И у меня. И у меня, - радостно подтвердили остальные.- Вот, - удовлетворенно закивала я в ответ. –А вот случай у меня один раз был… А анекдот про это знаешь?В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась:- Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать мешаете!Через три дня врач нерешительно попросила меня: > - А вы не могли бы перейти в другую палату?- Зачем?- В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжёлых.- Нет! – закричали мои соседки. – Не отпустим.Не отпустили. Только в нашу палату потянулись соседи – просто посидеть, поболтать. Посмеяться. И я понимала, почему. Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно.Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали ее похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и мне казалось, что она не умеет улыбаться. А через неделю я увидела, какая у неё обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв шикарный стол, который увенчивали бутылки с кумысом, от которого мы быстро забалдели, а потом перешли к танцам.Пришедший на шум дежурный врач сначала ошалело смотрел на нас, а потом сказал:- Я 30 лет здесь работаю, но такое вижу в первый раз. Развернулся и ушел Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо.Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила всё, что видела: и книги, и компот, и соседку, и машину во дворе за окном, и старое дерево.Мне кололи витамины. Просто надо же было хоть что-то колоть.Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась, проходя мимо, и через три недели тихо сказала: Гемоглобин у вас на 20 единиц больше нормы здорового человека. Не надо его больше повышать.Казалось, она за что-то сердится на меня. По идее, получалось, что она дура, и ошиблась с диагнозом, но этого быть никак не могло, и это она тоже знала.А однажды она мне пожаловалась:- Я не могу вам подтвердить диагноз. Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. А этого не может быть!- А какой у меня теперь диагноз?- А я еще не придумала, - тихо ответила она и ушла.Когда меня выписывали, врач призналась:- Так жалко, что вы уходите, у нас еще много тяжёлых.Из нашей палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30%.Жизнь продолжалась. Только взгляд на неё становился другим. Казалось, что я начала смотреть на мир сверху, и потому изменился масштаб обзора происходящего. А смысл жизни оказался таким простым и доступным. Надо просто научиться любить – и тогда твои возможности станут безграничными, и желания сбудутся, если ты, конечно, будешь эти желания формировать с любовью, и никого не будешь обманывать, не будешь завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так все просто, и так все сложно!Ведь это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть это вспомнить...