В ответ на:

---

Солнечные кони, хрипя, топтали кровавую кашу. Над полем боя, под летящими чёрными тучами, сыпавшими холодный дождь, стоял нескончаемый рёв сражающихся. Беспощадный ветер рвал зелёные плащи, нёс последние листья, не в срок оборванные с деревьев, в жуткой муке тянувших голые ветви в беззвёздное небо. Страшным малиновым багрянцем горел на севере весь горизонт — как будто там начиналась невозможная заря.
　　Нагнувшись, Витька поднял с усилием втоптанное в страшную грязь знамя. Вскинул над собой, зная, что сейчас к этому символу рванутся со всех сторон вражеские стаи — свалить, сбить, снова затоптать… Валька, поднеся к губам рог, трубил снова и снова, и в этом звуке были гордость и отчаянье…"Га-ру-у-уда… га-ру-у-уда…га-ру-у-уда…" — пел рог древний клич, зов предков, когда-то пришедших на эти берега. Вставайте, братья. Отзывайтесь, братья. Идите, братья.
　　И они собирались. Со всего поля. Отовсюду, откуда ещё могли. Стекались — по одному, группами… Они могли бежать в голый, холодеющий лес с поля, где уже рвали и раздирали трупы павших ликующие победители, могли продлить ещё на день, на два, на год свою жизнь. Но знамя и рог звали их, и они выбрали это… Мчались рыжие султаны на украшенных гребнями-"конями" шлемах. Снова смыкались продолговатые чёрные щиты, меченые знаком взвихренной-свастики.
　　Наклонялись широкие наконечники уцелевших копий — окровавленные, иззубренные. И — латное колено к латному колену, привычно-напрочно — смыкалась на поле, корчащемся в судороге последнего боя умирающего мира последняя конная фирда Великого Острова Туле.
　　И враги заметили это.
　　Казалось, что поле зашевелилось. Закрутилось чёрными воронками. Воронки выбрасывали струи — тонкие, но быстро выраставшие в потоки, сливавшиеся в разлив, который окружал туже и туже стягивающийся в центре страшного половодья сверкающий ромб. Мотались на шестах саблезубые черепа. И в отдалении на холме вновь закачалось на хо Казалось, что поле зашевелилось. Закрутилось чёрными воронками. Воронки выбрасывали струи — тонкие, но быстро выраставшие в потоки, сливавшиеся в разлив, который окружал туже и туже стягивающийся в центре страшного половодья сверкающий ромб. Мотались на шестах саблезубые черепа. И в отдалении на холме вновь закачалось на холодном ветру исчезнувшее было квадратное знамя, в сто раз более страшное, чем дикарские костяные погремушки — сине-белый квадрат с шестиугольниками звёзд, похожими на раздавленных пауков…
　　— Проносятся недели. И где б, ты, друг мой, ни был,
　　Послушай песню ветра. Смотри, как блещет сталь.
　　Взгляни: стоят деревья. Взгляни: синеет небо.
　　И знай — свобода это. Жизнь за неё не жаль![33]
　　В бой, арья! Умрём, убивая!!!
　　— Мы встретимся! — крикнул Валька (или кто?), поднимая коня на дыбы и перехватывая в латной руке длинное копьё — чтобы удобнее было колоть и рубить на скаку. — Под иным небом, в иное время, в иных мирах — мы встретимся! В бой, арья! Умрём, убивая!!!
　　— Умрём, убивая!!! — единым духом откликнулась фирда. — Умрём убивая!!! В бой, арья! В бой!!!
　　Обретая страшную силу конного разбега, конный ромб рванулся на вражеские толпы.
　　Не туда, где они отгораживали всадников от леса — и где были самыми непроглядными и бескрайними в ожидании того, что последние будут пробиваться именно в лес.
　　Фирда рванулась к холму с гексагональными пауками на знамени…
　　…Последних убили на склоне холма. И долго в ужасе и злобе рубили и дробили каменными топорами и трофейными клинками тела двух мальчишек — со знаменем и рогом — пока там нечего стало кромсать и растаскивать.
　　— Будь всё проклято, они почти дошли, — донеслось с холма.
　　— Теперь мне не верится, что мы покончили с ними навсегда, — ответил другой голос.
　　Чёрный, смешанный с пеплом дождь лился на поле. И где-то — за мёртвым лесом — логами и оврагами тянулась на юго-запад тоненькая ниточка тех, кто успел спастись именно благодаря последнему часу этого боя. Тех, с кого всё начнётся снова…