Как приятно ступать по мягкому, пушистому ковру! На небольшом столе ажурная белоснежная скатерть. Два прибора, изысканная посуда. Вилки, ножи, ложки из старого добротного серебра.
Нас угощает приветливая, немолодая русская женщина. Таких деликатесов не имел даже избалованный буфет Большого театра. При виде яств ощутила волчий аппетит. С наслаждением пила ароматные вина столетней давности. Не верилось, что в первый день января я ем свежие огурцы, редис, помидоры, груши, яблоки. Немного обалдела. Увидев моё смятение, Сталин тихо сказал:
- Вам из наших скромных запасов приготовят вино, икру, рыбу, сладости, овощи, фрукты.
- Большое спасибо, И.В.! Время теперь позднее, порас собираться домой, да и вы, наверное, устали?
- В.А., нам нужно серьёзно поговорить. Если не возражаете, пройдёмте в другую комнату, нам там никто не будет мешать.
Понять Сталина трудно: акцент ужасный. Переспрашивать не решилась. После крепкого горячего кофе, вкуснейшего грога стало совсем хорошо. Боязнь и растерянность улетучились. Я пошла за ним. Оказалось, что И.В. ростом ниже меня. Мы вошли в комнату, где стояла большая низкая кушетка. Сталин попросил разрешения снять френч. На плечи он накинул восточный халат, сел рядом, спросил:
- Можно потушить свет? В темноте легче разговаривать. Хочется побеседовать с вами по душам.
Не дождавшись ответа, он погасил свет. Я очутилась в темноте. И.В. меня обнял. Я смолчала. Он умело расстегнул кофточку. Сердце моё затрепетало.
- Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович, родненький, не надо, я боюсь! Пустите меня домой!..
На мой жалкий лепет он не обратил внимания, только в темноте загорелись ярким пламенем его звериные глаза. Я ещё раз попыталась вырваться из его цепких объятий, но всё было напрасно. Путь к отступлению был отрезан. Сталин продолжал меня целовать, ласкать, его щетинистые усы кололи лицо, подбородок, впивались в глаза...