Мамочка, я вас очень люблю и почитаю. Каждое утро произношу слова молитвы. Прощайте, мамочка. Нет, до свидания. С глубоким уважением Ваш сын Фёдор Крюков".
Потрясённая, я молча слушала. Пильняк продолжал:
- Крюкова перекрестилась. По умершему сыну заказали в церкви панихиду, местный священник отказался взять деньги. В дом Крюковой пришёл Шолохов, не торопясь, степенно, по-стариковски отхлёбывал из блюдечка чай, сахарок грыз вприкуску, с аппетитом уплетал баранки с мёдом, единственное угощение, которое было. Поинтересовался здоровьем хозяйки, посетовал, но слёз не пролил, что умер его "товарищ и лучший друг". Крюкова спросила: "Скажите, Миша, вы когда-нибудь видели у Феди переплетённые тетради, исписанные мелким почерком?" - Конечно видел, он носил их в полевой сумке, иногда делал в них записи, делился со мной заветной мечтой написать книгу о казаках, о Доне, о нашей широкой земле". - "М.А., куда, по-вашему, могли деться тетради сына?".
Лицо Шолохова, уши, руки покрылись круглыми красными пятнами. Ему стало не по себе. "Откуда мне знать? Возможно, сумку вместе с Федей закопали в братскую могилу? А может, кто и подобрал, бумага всегда нужна для курева и по всяким разным надобностям". - "Миша, вы узнали бы сумку сына?" - "Как не узнать". Из комода Крюкова достала потрёпанную полевую сумку с вышитыми инициалами сына. "Мне прислали её вместе с извещением о смерти Фёдора".
Словно загнанный зверь, Шолохов стал озираться по сторонам. Вдова станичного атамана спросила: "Где находится могила сына? Скажи, куда ты дел тетради Фёдора Крюкова? Умоляю, верни мне их, я отблагодарю, отдам всё, что есть у меня. Я хочу иметь единственную память о своём ребёнке. Для чего тебе его записи? Материнское сердце нельзя обмануть, оно подсказывает, что ты от меня что-то скрываешь!" Шолохов ушёл не простившись. "Прошло несколько страшных, невыносимых лет, - продолжала Крюкова. - Не стану говорить, как я их вынесла. Тоска по сыну, боль и горечь преждевременной
страница 141
утраты подтачивала силы. Лучше бы мне не дожить до того кошмарного дня - 15 января 1928 года. Соседи принесли истрёпанный журнал "Октябрь". Не поверила своим глазам, думала, что такое может во сне только присниться. Под своей фамилией Шолохов начал печатать книгу моего сына, которую назвал "Тихий Дон". Он почти ничего не изменил, даже некоторые имена действующих лиц оставил прежними. В конце года закончилось печатание второй книги. Я поехала в Москву, в редакции со мной разговаривали сухо, приняли за сумасшедшую. Написала письмо Калинину, ответа от него так и не дождалась. В станице Вешенской Шолохов отказался меня принять, прислал записку: "За деньгами надо обращаться в отдел социальной помощи". Осенила мысль, что тетради Мишка мог забрать только у мёртвого сына, значит, в последние часы жизни он был около моего Фёдора. Снова отправилась в столицу, писатель Вересаев и журналист-народник политкаторжанин Иосиф Генкин отвели меня к адвокату. Выслушав нас, он сказал: "Голубушка, возможно, вы и правы, но у нас с вами нет вещественных доказательств. Дальнейшая борьба бесполезна, вы только себя поставите в дурацкое положение. Юристы словам не верят, мы признаём только документы. Я бессилен вам помочь и уверен, что никто не поможет..."
Мне написали, что Крюкова отравилась...