Вечером по русскому обычаю Екатерина Павловна в своём доме устроила поминки. За столом она рассказала:
- Много лет хожу в храм, который находится неподалеку от нашего дома. Мы с Алексеем Максимовичем ежегодно оказывали настоятелю и всему приходу материальную помощь. Я не хотела нарушать эту добрую традицию и во время болезни Горького аккуратно делала взносы. На прошлой неделе меня вызвал Хрущёв, он не посчитался с болезнью писателя. Сначала пожурил за хождение в церковь, прикинулся добрым, чутким отцом. Потом стал разглагольствовать, что, мол, "скоро разгоним всех церковников, а храмы превратим в клубы и кинотеатры". Попросила в моём присутствии не кощунствовать, он заявил с апломбом: "Товарищ Пешкова, особняк на Малой Никитской вам придётся освободить! Я - первый секретарь Московского городского комитета партии - не имею такого дома. Ваш Горький доживает последние дни, а вам, его вдове, хватит и двух комнат". Ответила, что дом станет свободным только после моей смерти. Написала тут же сердитое письмо Калинину, и, конечно, общественность вмешалась. Правительство дало согласие сделать в доме мемориальный музей Горького.
- Екатерина Павловна, - сказал Саша Гладков, - разрешите мне написать об этом статью в "Литературную газету".
Пешкова улыбнулась:
- Сашенька, спасибо вам, но такую статью никто не напечатает, в набор она может пойти только по личному разрешению Сталина.
Гладков не унимался:
- А если попробовать?
- Бесполезно, своими действиями попадёте в "чёрный список", и тогда дорога в литературу для вас навсегда закроется.