Когда из Кремля выезжали правительственные машины, движение городского транспорта перекрывалось. Лубянка оцеплена специальной охраной, обратила внимание на нерусские лица. В здание НКВД нас провели через центральный подъезд. Внизу ждали Власик, Агранов, Ежов. По нарядной, до блеска начищенной лестнице поднялись на второй этаж.
- И.В., мой кабинет в вашем распоряжении, - подобострастно проговорил Ягода.
- Шторы надо завесить! - распорядился Сталин. - Дневной свет отвлекает от работы.
Сталин опустился в кресло наркома. Над ним возвышался его собственный портрет, написанный придворным живописцем Сергеем Герасимовым.
Агранов приказал подать чай с бутербродами.
- Товарищи, мы сюда приехали не веселиться, а трудиться, - сухо проговорил И.В., - на еду мы с вами ещё не заработали.
В кабинет ввели Зиновьева и Каменева. Не постучавшись, вошёл Вышинский.
- И.В., разрешите присутствовать?
- Садитесь около меня.
Подследственных я узнала с трудом. Бледные впалые щёки, лица припудренные: они в синяках и кровоподтёках. Зиновьев в сером выутюженном костюме, Каменев - в чёрном. Выцветшие, побуревшие от частой стирки рубашки, явно с чужого плеча, старомодные галстуки, заношенные полуботинки - одеяние их не красило. Им указали на стулья. Мёртвым взглядом потухших глаз Зиновьев обвёл присутствующих. На какую-то долю секунды, чуть с удивлением и даже с некоторым замешательством он остановился на мне. Я вздрогнула, словно моё тело пронзил электрический ток.
- Андрей Януарьевич, вам как генеральному прокурору СССР полагается задать первый вопрос.
- Гражданин Зиновьев, вы признаёте себя виновным в предъявленном обвинении?
- Да, - ответил тот тихо.
- Вы, гражданин Каменев? - Вышинский бесстрастно повторил тот же вопрос.
- Да, гражданин прокурор.
Каменева увели. Сталин сказал Зиновьеву: