Жданов:
- Вы не могли бы изложить суть дела покороче?
- Простите, А.А., но я не привык, чтобы со мной так разговаривали. В любую минуту я могу уехать.
Сталин резко перебил:
- Мы пригласили товарища Эренбурга говорить, а не затыкать ему рот! Продолжайте, Илья Григорьевич, мы внимательно вас слушаем.
- Может быть, жить без памяти и легко, но вряд ли такая жизнь достойна человека. Как ни тяжела порой память, именно она отличает людей от бабочек и культуру от первобытного прозябания. Я не пришёл читать вам лекцию. Вы сами вызвали меня на мужской, откровенный разговор. Я хорошо знаю Германию. Фон Риббентроп когда-то был послом в Англии, англичане пробовали убить его иронией. Он умеет быть любезным, когда нужно сбыть поддельное вино или выдать мобилизацию за сельский праздник. Я был в Германии летом 1927 года. Редко кто вспоминал о минувшей войне, и никто ещё не решался громко заговорить о будущей. Толстые бюргеры с короткими пальцами наслаждались роскошью. Кафе и магазины напоминали павильоны международной выставки. Случайно я попал на собрание, устроенное приверженцами Гитлера. Какой-то белобрысый крикун с остекленевшими глазами кричал, что нужно покончить с капиталистами, коммунистами, с поляками, с русскими, с евреями, с французами. Вторично я приехал в Германию летом 1930 г. Многие немцы ещё зачитывались миролюбивыми романами Ремарка, Людвига Ренна, Арнольда Цвейга, Томаса и Генриха Маннов. На выборах социал-демократы получили семь миллионов голосов, коммунисты - около пяти. Я плыл по Рейну. Пассажиры, люди с горделивой осанкой и бритыми затылками, при виде колоссальной статуи Германии, по их мнению, выражавшей мощь империи, вопили "ура". Во Франкфурте я увидел первую демонстрацию фашистов. Десять тысяч людей бесновались на улицах: вчерашние фельдфебели и мелкие
страница 301
чиновники, студенты и торговцы, безработные и люмпен-пролетарии, добрые отцы семейств и сутенёры буйно приветствовали фюрера. В январе 1933 г. меня повели в пивнушку, где собирались нацисты. Было трудно разглядеть лица от едкого дыма дешёвых сигар. Кто-то кричал: "Мы должны воевать, это дело чести, это - дело нации!" Одни говорили, что нужно уничтожить французов, другие предлагали двинуться на "Красную Россию". Они ещё не знали, кого убивать, но понимали, что без убийств им не прожить. Осенью того же года я видел, как несколько фашистов возле Александерплац застрелили человека за то, что он был еврей. В январе 1934 г. я поехал в Саарский район. Там проводили плебисцит о присоединении к Германии. Я снова увидел кровь на мостовой. В 1935 г. в пограничном городе Вервье я встретил немцев, которым удалось бежать из концлагеря, они рассказывали, как их пытали. Тогда же в Шлезинге я услышал фашистские песни, призывающие идти в бой за Гитлера. Я многое пропускаю, месяц назад я снова был в Германии. В скором времени гитлеровская Германия развяжет неслыханную бойню!
Берия:
- Вы, Илья Григорьевич, как все романисты, преувеличиваете, сгущаете краски. Мы только что заключили с немцами 10-летний пакт о дружбе.
Эренбург невесело, с едким сарказмом:
- Где, Л.П., мирная Чехословакия? Не за горами Польша, Венгрия, Югославия, Албания. Мы ещё увидим коленопреклонённую Францию и плачущую Англию. Если заранее не будет оказано массовое сопротивление, Германия зажмёт Россию в тиски. Вот почему надо укреплять границы.
Сталин веско:
- Не будем, И.Г., нагнетать обстановку. Не так уж страшен серый волк. Великий русский народ нельзя поставить на колени.
- И.В., вам конечно, виднее. Я не стратег, а писатель.
Маленков:
- И.Г., мы ждём от вас подробную объяснительную записку.
Сталин, пожимая плечами:
- Не надо никаких объяснительных записок, через два часа будет готова стенограмма.
Эренбург:
- И.В., я сумею получить один экземпляр?