Старуха всё дышала.
Илья, не вытерпев, шепнул что-то Михаилу, и старуха, как бы отзываясь на этот шёпот, вдруг опять открыла глаза и не убрала их, осмотрелась. Она хотела заплакать, но не смогла: плакать было нечем. Ей кинулась помогать Варвара, заголосила легко и громко, и старуха, поддержанная нужным ей голосом, осталась, не провалилась; слова уже ушли от неё, и всё-таки те, самые родные, которые всегда были на языке, она вспомнила.
- Лю-ся, - с усилием выговорила она. - Илька. Вар-ва-ра.
- Мы здесь, мама, здесь, - удержала её Люся. - Лежи. Мы здесь.
- Матушка-а! - зашлась Варвара.
Старуха поверила и голосам и себе, в последней радости и страдании затихла. Она смотрела на них, а сама, казалось, погружалась куда-то всё глубже и глубже. И вдруг её что-то остановило, она вернулась, лицо её сморщилось, глаза кого-то искали. Варварин плач мешал ей, и Варвару догадались остановить.
- Таньчора, - с мольбой выговорила старуха.
Они переглянулись, вспоминая, что мать звала так Татьяну, и враз ответили:
- Ещё не приехала.
- Вот-вот будет.
- Теперь уж скоро.
Старуха поняла, чуть кивнула. На лицо её нашло спокойствие, глаза закрылись. Она опять была далеко.
Они отошли - надо было отдохнуть. Возле старухи осталась одна Варвара, она тихо плакала, и плач её никому не мешал. Умолкни она, и им стало бы не по себе.