То же, что отметил Вяземский в москвиче, выделив из "мы" "я", отмечают и многие другие писатели. В москвиче сильно стремление к личной независимости, самостоятельности, это качество не зависит от социальной принадлежности, поэтому-то все москвичи так держатся своих особенных привычек и воззрений, какими бы странными они ни казались окружающим. Московские предания богаты воспоминаниями о чудаках и оригиналах. Москвич стремился к частной собственности, потому что не государственная, не общественная собственность, а только частная давала независимость. В.Г. Белинский в очерке "Петербург и Москва" иронизирует: "У самого бедного москвича, если он женат, любимейшая мечта целой его жизни - когда-нибудь перестать шататься по квартирам и зажить своим домком. И вот, с горем пополам, призвав на помощь родное "авось", он покупает... пустопорожнее место в каком-нибудь захолустье и лет пять, а иногда и десять, строит домишко о трех окнах... И наконец наступает вожделенный день переезда в собственный дом; домишко плох, да зато свой... Таких домишек в Москве неисчислимое множество".
Личная независимость естественно порождает в человеке чувство самоуважения и уважение к нему со стороны других. Белинский отмечал, что эти самые "домишки о трех окнах" "попадаются даже на лучших улицах Москвы, между лучшими домами, так же как хорошие (то есть каменные в два и три этажа. - В.М.) попадаются в самых отдаленных и плохих улицах, между такими домишками".
Москва как город складывалась и развивалась под воздействием и по нравственным принципам свободного гражданского общежития, духовности и сопутствующего им житейского здравого смысла.
Планировка кварталов, направление улиц и переулков определились их общественной необходимостью и рельефом местности; при строительстве учитывались интересы соседей - ближних, уличных, всей слободы, и в то же время каждый строился, как ему удобнее и сообразуясь со своими средствами. При таком естественном развитии укреплялась традиция сосуществования и преемственности, удачные, удобные для людей улицы и переулки оставались на века. Город жил, строился и перестраивался, но при этом обязательно учитывались приобретения прошлого. "Москва строилась веками", - утверждает пословица.
Живой, естественно развивающийся организм Москвы хорошо чувствовали архитекторы, которым было поручено восстановление Москвы после пожара 1812 года. Тогда сгорело, было разрушено почти две трети зданий, но Москва как город, как структура не была уничтожена.
В созданную в мае 1813 г. "Комиссию для строений Москвы", на которую возлагалась задача восстановления и нового строительства города, вошли архитекторы Д.Г. Григорьев, О.И. Бове, И.Д. Жуков, Ф.Д. Соколов, Ф.М. Шестаков и другие. Многие из них были учениками или соратниками М.Ф. Казакова и его последователями. Комиссия принялась за разработку плана восстановления столицы.
Одновременно Александр 1 поручил составить план восстановления Москвы главному архитектору Царского Села В.И. Гесте, который Москвы не знал, но тем не менее взялся за выполнение поручения и представил свой проект. Его проект предусматривал почти полную перепланировку города. Москва представлялась Гесте чем-то вроде регулярного французского парка с центральной площадью-клумбой - Кремлем и отходящими от него веером прямыми улицами-лучами, кончавшимися на приведенном к правильному кругу Камер-Коллежском валу площадями. В феврале 1813 года Гесте посетил Москву, но работа над проектом велась по планам, без ознакомления с натурой, поэтому проект был в значительной степени плодом абстрактных построений и фактически ломал исторически сложившуюся структуру города. Проведение новых улиц-лучей, расширение старых, образование площадей требовало многочисленных сносов. Сам Гесте объяснял, что "все строения, которые означены в сломку, состоят в одноэтажных и малой части двухэтажных домов, весьма не важных", так же легко он относился к древним постройкам, рекомендуя, например, "выровнять", то есть снести стены Китай-города и сделать на его месте бульвар.