В начале XX века Москва уже была большим промышленным капиталистическим городом, но, несмотря на это, избежала опасности стандартизации своего облика. Последний предреволюционный путеводитель "По Москве" (точнее, написанный до революционных событий, а вышедший в 1917 году, между Февралем и Октябрем) дает такую общую характеристику городу: "Когда вы попадаете в Москву и начинаете ориентироваться в этом море домов, захвативших огромное пространство в полтораста с лишним квадратных верст, у вас не может не сложиться представления о Москве, как о городе со своеобразной, ему только присущей физиономией... От всего этого остается впечатление большого и очень сложного целого, живущего напряженной и своеобразной жизнью, - впечатление старого, но в то же время быстро развивающегося города, непрестанно вносящего в свою жизнь все новые и новые черты, - города, преуспевающего в настоящем и имеющего все данные для преуспеяния в будущем".
Архитектурная и планировочная "нерегулярность" Москвы настолько очевидна, что давно уже стала для архитекторов и градостроителей банальной истиной, и у ремесленников этой профессии постоянно вызывала и вызывает до сих пор желание и попытки ее "отрегулировать".
Однако во внешней "нерегулярности" Москвы заключена высшая организация, более глубокая, чем формальная "правильность" линий, более разумная, основанная на здравом смысле и на духовном, нравственном осмыслении общественной жизни: ведь Град, Город - материальное воплощение самой идеи общежития, а в Москве конкретно - идеи московского общежития.
Эта идея пронизывает буквально все атомы городской структуры: от общего плана до каждого переулка, двора, дома. Поэтому частные "поправки", архитектурные и градостроительные, не могут изменить общей идеи. Даже страшный по своей разрушительной силе, сравнимый только с татарскими погромами и разорением 1812 года Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года, который должен был, по образному выражению Л.М. Кагановича, тогдашнего вождя московских большевиков, построенную "пьяным сапожником" Москву преобразить в социалистический город, не разрушил сложившийся за века духовный, художественный и даже архитектурный образ города. "Неисправимость" Москвы, как и других исторических мировых городов, прекрасно понимал Ле Корбюзье, который по поводу их реконструкции, предвидя, что для этого их нужно было разрушать "до основанья", заявил: "Что же касается Парижа, Лондона, Москвы, Берлина или Рима, то эти столицы должны быть полностью преобразованы собственными средствами, каких бы усилий это не стоило и сколь велики ни были бы связанные с этим разрушения".
Попытка разрушения исторического города - покушение не на камни, а на душу. Давно было сказано: убивающий тело совершает тяжкое преступление, убивающий душу - тягчайшее.
Душа исторического города - историческая память народа и в то же время воплощение национального характера. Повторим замечательные слова С.В. Максимова: "Москву собирала вся Русь и сама в ней засела". Потому-то по всей России к Москве всегда было особое отношение как к своему, родному, что выразилось в общенародном ее названии - Москва-матушка. Потому-то так легко приживаются люди в Москве и становятся истинными москвичами, принимая на себя "особый отпечаток". Потому-то и сказал А.С. Пушкин:
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Душа - всему мера. Мера строгая и самая верная, но - увы! - слишком часто подменяемая иными мерами: пользы, целесообразности, выгоды, что в конце концов, как правило, оборачивается фальшью и обманом.
Москва пережила и переживает тяжкие испытания, она разорена обманута, разграблена, но все равно она прекрасна, она сохраняет свои взгляды и характер и, несмотря ни на что, ее мерой остается душа.
Чтобы убедиться в этом, достаточно пройтись по какой-нибудь старой московской улице или переулку, взглянуть с моста на Кремль, посидеть вечерок за столом в случайной компании и потолковать о России и судьбах человечества...