Среди описаний колокольного звона часто встречается описание могучего пасхального. Это и понятно, поскольку он бывает единожды в год да и слушается при особом - пасхальном - настроении души, это - явление, выходящее из ряда вон. В то же самое время ежедневный или обычный воскресный колокольный звон, который обращает на себя менее внимания, как все привычное и более или менее часто повторяющееся, также представляет собой замечательное явление. Вот как описывает воскресный звон приходских церквей духовный писатель второй половины XIX века Н.Н. Корсунский, воспитанник Московской духовной академии:
"И скрашиваются же христианские наши праздники колокольным звоном! Вот в праздничных нарядах народ выходит из храма, а клирик "знаменает кампаны", звонит с приударением во все колокола. Звуки уже и отдельного колокола представляют собой нечто возвышенное и торжественное. Если же раздается полный звон во все колокола, а особенно "красный звон" и согласный подбор колоколов погласицей или, что то же, целой лествицей звуков, когда церковный звонарь распетлится на колокольне и по рукам и по ногам, качается на зыбке и звонит согласно в целую дюжину колоколов, перебирая их от большего к меньшему и к большему от меньшего, да еще с другими звонарями на других колокольнях перезванивается колоколами, как бы перекликается; когда праздничный трезвон в прекрасном созвучии, согласном, правильном взаимном соотношении одновременных звуков льется с наших колоколен, то происходит благозвучие еще торжественнейшего рода: становится тут торжество уж всенародным. Ничем иным общее настроение народа не может быть выражено удачнее; ничем праздник не может быть отважней и смелее возвеличен, как именно мощным колокольным звоном. Поистине, если дни воскресные и праздничные в нашей трудолюбивой жизни являются вестниками мира, то в колоколах получают и имеют эти вестники уста".
Как правило, старые москвичи, чье детство прошло в дореволюционной Москве, с большой теплотой вспоминают московский колокольный звон. На первый взгляд кажется, что он связывается в их воспоминаниях с праздниками, но это не так: московские колокола сопровождали буквально все, и их звон, на который часто не особенно и внимание-то обращали, был как бы знаком, что все хорошо, все в порядке, и так будет всегда.
Этим же чувством. проникнуто стихотворение Е.П.Ростопчиной "Вид Москвы". Оно написано в 1842 году, когда Евдокия Петровна, в то время уже известная поэтесса, после почти десятилетней жизни в Петербурге возвратилась в Москву, где она родилась и где прошла ее юность. Родной город показался ей пустым. В нем уже не было тех, с кем были связаны ее самые заветные воспоминания юности: ни Мишеля Лермонтова, тогда студента Московского университета, который был влюблен в нее и писал ей стихи, ни Пушкина, который на балу в Дворянском собрании заговорил с нею о ее стихах, ни многих других: "Иных уж нет, а те далече", как сказал поэт. Уже новое поколение ораторствовало в гостиных, проповедуя новые идеи... И лишь одно оставалось неизменным, вливая отраду в сердце:
...Для слуха
В Москве отрада лишь одна,
Высокой прелести полна:
Один глагол всегда священный,
Наследие былых времен, -
И как сердцам понятен он,
Понятен думе умиленной! -
То вечный звук колоколов!
То гул торжественно-чудесный,
Взлетающий до облаков,
Когда все сорок сороков
Взывают к благости небесной!
Знакомый звон, любимый звон,
Москвы наследие святое,
Ты все былое, все родное
Напомнил мне! Ты сопряжен
Навек в моем воспоминаньи
С годами детства моего,
С рожденьем пламенных мечтаний
В уме моем. Ты для него
Был первый вестник вдохновенья;
Ты в томный трепет, в упоенье
Меня вседневно приводил;
Ты поэтическое чувство
В ребенке чутком пробудил;
Ты страсть к гармонии, к искусству
Мне в душу пылкую вселил!
И ныне, гостьей отчужденной
Когда в Москву вернулась я, -
Ты вновь приветствуешь меня
Своею песнею священной,
И лишь тобой еще жива
Осиротелая Москва!