Крепко, некрепко, так получилось...

А вот ещё что есть!

КГБ говорите...

Дождливая осень. На дворе стоит, думаю я, год этак 79. Вечер. Я гуляю со своей малой, то бишь, дочкой. На противоположной стороне улицы из тумана вырисовывается фигура моего друга Пети. Ну не друга, а, скажем, хорошего приятеля.

Петя! Петя! - Взываю я. Одному гулять скучно.

Приятель ведет себя странно. Он явно не настроен меня узнавать, хотя и движется в мою сторону. Подойдя вплотную ко мне, он шепчет – отойди. У меня сегодня был обыск. Забрали записную книжку там и твой телефон.
И быстро ушел, откуда и появился. В туман.

Тут надо рассказать про Петю. У него была, наверно, самая большая библиотека самиздата в городе.

Чего там только не было? И Архипелаг, и Синявский, и Шаламов, и ... Чего там говорить? Все было. И опаснейший из опасных Авторханов.

Если за Александра Исаича в те годы можно было нажить крупные неприятности, то за Авторханова сразу давали срок. Мою знакомую на милом собеседовании в КГБ спросили – А читала ли она Авторханова? На что она, баба не дура, широко открыв глаза, переспросила – Какого Автора? И ее, пожурив, отпустили.

Три месяца я смотрел на телефон, как на врага. Все ждал звонка – НЕ позвонили. Обошлись без меня. Пете дали пять и два. Пять лагерей и два «по рогам». Выселения. Он досидел до перестройки, когда Горбачев под подпись стал выпускать диссидентов.

А другой мой дружок дослужился до подполковника в том же КГБ. Жизнь странная штука, доложу я вам. Друзей детства не выбирают. Нас было трое. Он, я и третий друг – Философ.

Друг мой был красавец, выпивоха и добродушный бабник – профессионал.

Мы вместе пили, гуляли, но никогда, даже на сильном подпитии, я не говорил с ним о том, о чем говорили на всех кухнях империи. Зачем ставить человека в дурацкое положение?

И никогда не обращался к нему с просьбами. Нет! Вру! Обращался. Это было, когда моей жене отказали в загран. поездке.

Я позвонил ему. Он сказал – я сейчас перезвоню. Звонок раздался через три минуты – Все в порядке. Жена полтора месяца собирала бумаги. Ходила на какие то дурацкие собеседования, оспаривала отказ. Моему другу понадобилось ТРИ минуты, чтобы решить вопрос. Вечером жене позвонили домой – вы включены в группу.

Последний раз я встретил его в девяностом, когда трещала и разваливалась страна – колосс. Я только загнал свою машину на стоянку, как из рядом стоящей черной волги раздалось – Что не узнаешь? Иди сюда! Из Волги доносилось характерное бульканье и характерный запах чесночной колбасы с Привоза. Мой дружок и еще два «служивых» удобно расположились на заднем сиденье и резали и наливали. И тогда я в первый раз позволил себе спросить – Ну хорошо, господа, уже все ясно страны не будет, а как же вы? Они добродушно рассмеялись – Будет не эта, так будет другая. Мы всегда нужны. Я посмотрел на своего друга и сказал – Налей. Вы правы.

Тогда я видел его в последний раз. Через два года он умер. Мой друг. Нырнул в бассейне и не вынырнул, а меня уже не было в стране. И наш третий друг детства - философ прислал мне письмо, которое шло полгода (тогда в Америку так шла почта) В письме было пять слов – мы остались вдвоем – Сережа умер.

Влад