Но иногда ложь все-таки предпочтительнее циничной откровенности, и черные страницы прошлого – как раз тот случай.

Лучше вовсе не верить в Катынское злодеяние НКВД, газовые камеры Освенцима или Голодомор, чем верить и заявлять "Так им и надо".

Замалчивая и отрицая чужие преступления, мы подразумеваем, что речь идет

о чем-то недопустимом с человеческой точки зрения. А признавая и оправдывая их, мы отказываемся от морального табу.

Именно к массовому снятию табу привел позитивный пересмотр советской

истории в 2000-х. Поскольку в эпоху перестройки и в девяностые было обнародовано слишком много неоспоримых фактов о прошлом, а фарш не

прокрутишь назад, на смену отрицанию пришло оправдание.

В ходе публичной реабилитации СССР выяснилось, что ради строительства сверхдержавы дозволено абсолютно все.

Допустимо обречь несколько миллионов крестьян на голодную смерть,

допустимо покрыть страну лагерями и проводить массовые казни, допустимо

высылать целые народы, допустимо тайно договариваться с нацистами о

разделе сфер влияния в Восточной Европе и т. д.

Парадокс, но в самом СССР подобная просоветская риторика звучала бы шокирующе.

Советский миф позволял человеку сохранить нравственные ориентиры ценой незнания.

Постсоветский миф такой возможности не оставляет.

Невежественный обыватель эпохи застоя, отрезанный от реальной истории,

никогда не слышавший о Голодоморе и не представлявший масштабов

сталинского террора, заслуживал снисхождения.

Современный пользователь соцсетей, деловито рассуждающий об "оправданных жертвах" и "обоснованных репрессиях", не вызывает ничего, кроме отвращения.