Шэрон ОЛДС

ГИПС

Когда врач снимал гипс с моего сына,

комнату захлестнул визг пилы

и колени мальчика покрылись пухом,

похожим на мякину существа,

только что вылупившегося на птицефабрике.

Вниз по шву, который проходит

по внешней стороне, и вверх, по внутренней —

линии, где цвет мальчишечьей кожи

меняется, будто рыба, от брюшно-белого

до полупрозрачного,

пила двигалась беспрепятственно:

«Не задевая плоти», — щурясь, заверил доктор.

Когда истошный скрежет затих,

он втиснул в щель серебряный клин,

похожий на нож для консервной банки,

надавил, покуда со скрипом не раскололась

лоснящаяся псевдорука и не показалось

родное предплечье — грязное, детское,

тонкое, как потемневшая ветка.

Врач поднял гипс с восхищением,

будто подарок: «Какой он легкий!» —

воскликнул, сверкнув глазами,

пощупал, слегка покрутил, ухмыльнулся,

сложил половинки в одно, и с помпой

пронёс через приёмную, где

все улыбались, будто на чьей-то свадьбе, —

так глубоко в нас желание

цельности и исцеления.