БОЛЬ.Стихи и проза о войне.
ПОЛЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
1 марта 2022, вторник, день 6-й
Когда умер Сталин мой прадед смеялся. Он был рабочим на железной дороге. Он был «простым» человеком: чинил обувь, ходил c другом на рыбалку, любил свою собаку, пел в хоре Григория Веревки «А молодість не вернеться…» и «Чому я не сокіл», в общем, вел знакомую всем нам жизнь с ее радостями и горестями. Я написала слово «простой» в кавычках, потому, что люди не делятся на простых и сложных. Для того, чтобы понять – вот тут уж действительно – простую вещь: чем добро отличается от зла, не надо быть семи пядей во лбу, не надо обладать какими-то особыми качествами. Тут поневоле вспомнишь Канта с его категорическим императивом: «У нас есть только две вещи: звездное небо над головой и нравственный закон ВНУТРИ нас». Это единственно и делает нас людьми. По-настоящему свободными, добавлю я. Так вот, мой прадед Маркиян смеялся. Большинство тех, кто его окружал, тех, чьи родные приняли свою смерть от руки палача, кто сам прошел через трагические испытания, рыдали навзрыд. Согласитесь, в этом есть что-то нездоровое. Я счастлива, что мой прадед был здоровым, а, главное, свободным человеком.
Мой двоюродный дед во Вторую мировую был военным летчиком. Когда я пишу эти строки я вижу перед собой его улыбающееся лицо в шлеме, высовывающееся из кабины самолета на старенькой пожелтевшей фотографии, которую он прислал с фронта своей сестре Марии, моей бабушке. Он выжил, и после войны стал спортивным тренером.
Мой дед по маминой линии родился в Харькове. Он работал инженером на каком-то пищевом комбинате в Черкассах. У него была бронь, но он ушел на фронт добровольцем в 1943-м, и почти сразу погиб. Он был очень хорошим человеком. Такие всегда умирают первыми. Моя мама никогда не видела своего отца.
Мой отец всю жизнь проработал переводчиком, в том числе и военным: в Египте, Йемене, Дамаске. Он родился в 1945-м году и сейчас ему 76. С 1979 по 1981-й мы всей семьей жили в Сирии. Мне было совсем мало лет, я родилась в 1973-м. С тех пор Дамаск стал для меня вторым городом детства. Тот Дамаск. Не этот. Я всегда жаловалась на слишком хорошую память. Хотя некоторые вещи лучше бы не помнить. Но я помню: например, как взрывается многоэтажный дом в двух кварталах от нас. Еще вчера мы ходили туда смотреть кино, а сегодня утром на его месте – бесформенная груда обломков. Я знаю, как это, ходить по городу, где на каждом углу стоит усатый человек с автоматом, и мама водит тебя в школу каждый раз другой дорогой, потому что автобус могут взорвать и лучше ходить пешком.
24 февраля 1970-го года мои родители расписались. С тех пор прошло 52 года.
С 24 февраля 2022-го года они больше не смогут считать этот день своим личным маленьким праздником.
Каждый вечер я смотрю на своих родителей, сидя в небольшом предбаннике, который мы когда-то самовольно отрезали от длинного коридора, ведущего к лифту. Он обклеен афишами выставок и спектаклей, там висит овальное зеркало, которое пришлось снять, там есть волшебный фонарь и надпись: «Красавец Киев шлет вам привет!» Я смотрю на моих любимых родителей и думаю: могли ли они когда-нибудь представить, что начав свою жизнь в конце Второй мировой, построив свой собственный мир, в котором война была живой частью их жизни, жизни их родителей, родившихся в начале Первой, этот кусок коридора станет для нас убежищем во время воздушной тревоги, осознать, что новый мир снова творится войной, только меняются не эпохи, а парадигма нашего общего существования на Земле. В этом смысле XXI век начался 24 февраля 2022-го года. В этой точке сосредотачивается весь опыт века предыдущего, заканчивается великая гражданская война, которая, по моему мнению, никогда не была закончена, извлекается опыт и происходит всеобщее искупление грехов. Это имеет отношение к Закону, поэтому все, что происходит сейчас так жестоко и невыносимо, так бесчеловечно, и в прямом и переносном смысле связано со Смертью. Смертью Старого Мира. Возможно, это звучит громко, но я ощущаю это именно так, вздрагивая от громыхающих вдалеке взрывов в углу нашего узкого коридора. Потому что «единственная земля, на которой мы сможем построить новый мир – та, на которой разрушается старый: так любая утопия вырастает на обломках прошлого, любая надежда начинается с отказа и любая жизнь – плод траура».Но, находясь в эпицентре великой трагедии, которая переживается сейчас не только нами, но и всем миром, я думаю: слава Богу, что у нас есть вера, надежда, любовь и категорический императив Канта.
Jaroslava Khomenko