У каждого из нас, панове, был свой EXODUS, но общим у всех было одно: ПРЕДЧУСТВИЕ, которое к нашему ужасу теперь в полной мере реализовалось. Выразить это в рамках принятого среди приличных людей словаря не представляется возможным, но, увы, время у нас такое, а, как сказал поэт: времена не выбирают.

EXODUS

(Антиутопия)

Это было на море, где ажурная пена.

Где встречается редко городской экипаж.

Мы с тобой уходили в воде по колено.

Чтобы нас не шарахнул погранцовский “калаш”.

Лоханулся отряд пограничников строгий.

Не успели, засранцы, пришить нам статью.

Мы от Софьи, от Власьевны, сделали ноги.

Что ей, дуре, поделать с еврейским IQ?

Утомлённое солнце спускалося в воду.

Облака безучастно стекали в закат.

Мы свои уносили жидовские морды.

А у нас за плечами хрипел Ленинград.

Раздербанились, на хрен, Владимирский с Невским.

Пять Углов доходили, Исаакий угас.

Кони Клодта в Фонтанку обрушились с треском.

Это всё потому, что там не было нас.

И теперь уже долго наверно не будет.

Бедный Питер-потомкам печальный пример.

Это всё потому, что вы выбрали Путина.

А в стране, где есть Путин, как-то нам не кошер.

Ты смотрелась, божусь, как Прекрасная Дама.

Я, как вол, был нагружен, ты шла налегке.

Ты была так прекрасна, как бутылка “Агдама”,

Что уютно плескалась в моём рюкзаке.

Нас манили и звали бескрайние дали.

Журавли нам, заразы, махали крылом.

Я спешил, спотыкаясь, на разрыв гениталий.

Матерясь, как сапожник, упившийся в лом.

Пограничники нас не заметили, бляди.

Голосили дурниной нам вслед соловьи.

Пачки долларов ты уносила под платьем.

(Где бывали частенько и руки мои).

Мы попёрлись к пиндосам, как урка на кассу.

Прямо в ихнего дьявола жёлтую пасть.

И живут там, конешно, одни пидарасы.

Только в смысле хорошем (в отличье от вас).

Нету повести, други, печальней на свете.

Хотя, вроде бы, в оной счастливый конец.

Только, вот, почему же нас в Питере нету?

Потому, что наш Питер уже не жилец.

Гаснут свечи, уходят актёры со сцены.

Город юности нашей выходит в тираж.

И над морем седым, где ажурная пена,

Никогда не проедет городской экипаж.

Виктор Бронштейн