Давно с ужасом наблюдаю этот процесс, который теперь с убийством Навального окончательно оформился в своего рода квазирелигиозную экономику на костях и репрессиях.

Новая моральная валюта — политзаключенные и их сроки.

Протестуют, сидят в и платят одни— моральные дивиденды пожинают другие.

Обменный курс— всегда в свою пользу.

Чем больше сроков и жертв— тем активнее можно апроприировать их страдания и героизм, рассуждать об искуплении, чтобы продвигать идею о том, как хорошие россияне ни в чем не виноваты.

Ничего личного— просто моральный бизнес.

End-game: снятие санкций и избежание личной ответственности.

Ну и внутренние рейтинги.

Так что и нового по сути ничего— апроприация и моральный капитал на чужих страданиях.

Новое— лишь степень цинизма.

Канонизация ради своей канализации.

Культ мученичества и причисление к лику святых убитых собственными соотечественниками своих же героев — вечный пищеварительный цикл российской истории и культуры. Не ощущать это как свое поражение, а накапливать морально-виктимный капитал всё в ту же копилку собственного «величия». Не усвоить уроков, а сделать иконой. И, повесив ее в красный угол, продолжать жить так же, ничего в себе не меняя.

«Последние слова» как отдельный жанр гимнографии.

Иногда самые последние.

Некрофилия и километровые очереди к мощам.

«Россия съела меня, как глупая чушка своего поросенка».

Не такая глупая, как теперь видно.

Всему свой учет и контроль.

Поросят по осени считают.

Да и не обязательно быть чушкой или работать на бойне, чтоб покушать свининки.

Можно даже на экспорт.

О тюрьме как о центральном понятии иконостатичной культуры, об агиографии и биографии, о «разрушках» и о покаянии, которое плотно отделено стеной невидения ради неведения— в моей очередной колонке на радио «Свобода»:

«Тюрьмой Россию не понять: о травмах и скрепах»

Катя Марголис