БОЛЬ.Стихи и проза о войне.
А если простыми словами?
Как можно привыкнуть к тому, что утром в открытом окне мирный любимый город, а в окне новостей ежедневно горящий под российскими обстрелами город Украины.
Сегодня Днепр.
30 раненых . 5 детей. 9месячная девочка.
3 убитых. Среди них тоже один не успел стать взрослым.
Как можно привыкнуть?
Как можно не привыкнуть— когда одно движение пальцем по экрану смартфона и можно не видеть.
Как нельзя привыкнуть— потому что привыкнуть— значит согласиться внутренне с таким порядком вещей, когда самая аномальная вещь как лишение самого главного —жизни — становится повседневным событием.
И нет нет и ещё раз нет.
Зло молчащее, зло шипящее или шепчущее, зло отворачивавшееся или прицеливающееся, зло наводящее, запускающее или допускающее останься злом. И не становится нормой.
Четвертый год не понимаю: что сложного в этой контрастной черно-белой графике? Что сложного увидеть где что? хотя бы просто выбирать не зло, не потакать ему, не привыкать ?
Когда одни убивают, уничтожают, жгут, насилуют, а в другие защищают этот дом, своих близких и нашу общую свободу и возможность жить в мире, где это не норма и нормой быть не может
Что сложного выбрать сторону? И действовать соответственно? Хотя бы на бытовом уровне? Хотя бы выбирать слова. Хотя бы соотносить пропорции?
Что сложного отличить свои переживания и неудобства от реальных трагедий, причиненных причем твоими же бывшими или нынешними соотечественниками?
Через день читая некрологи украинских коллег художников /ц, поэтов/к , режиссеров/к, я не устаю поражаться звенящей тишине лент антивоенных.ру: художников /ц, поэтов/к , режиссеров/к хотя бы в эмиграции.
Неужели пещерные родоплеменные свои и/или СВО и имперский эгоцентризм и привиллегии настолько не поддаются никаким внешним воздействиям хотя бы у людей, не чуждых слову, образованию, культуре, искусству? Неужели базовая логика и умение выстраивать причинно-следственные цепочки полностью подменена страхом и второй частью— следственной?
Как говорят мои дети, мам, больше всего нас в тебе удивляет твоя способность удивляться.
И они правы. Я сама удивляюсь своей способности еще удивляться.
Удивление это эмоция, рождающаяся на разрыве между ожидаемым/вероятным/прогнозируемым и реальностью.
А ведь я же сама пишу об этом ежедневно. Я знаю эту публику до последнего ноготка и именно поэтому вызываю у них такую бурную реакцию— за этой ненавистью, истерикой и хейтом стоит простой животный страх за себя и свое, за свои привычки, за свою выпестованную за счет жизней других идентичность и «особый путь», за нежелание выходить из зоны комфорта, привычно обнесенной колючей проволокой нормализации аномального.
Какая литература? Какое искусство? Как они возможны, если не работает простое воображение: представить себя , своих близких, свой город на месте другого?
Самое базовое со-чувствие неотделимо от видения.
Я не журналист и не политик. Я художник.
Я редко пишу в фб об искусстве и о своей основной работе, но именно она составляет смысл и modus vivendi, дает силы и видение.
Я прекрасно знаю, что у большинства моих читателей другие интересы и вообще другая , часто очень страшная, реальность. О ней я пишу, ее я вижу, и стараюсь не отводить глаза, насколько это возможно. В этом я вижу (!) свою ответственность как человека и художника.
И прямо в эти минуты, пока я пишу, в телефоне выскакивает новость.
…попытки массированного штурма ВС РФ на Запорожском направлении провалились : противник пытался прорваться силой в 320 человек, 40 единиц техники, 3 танка и около 10 багги.
140 военных — 200, поражены 3 танка.»
И буквально через секунду мне приходит краткое (сообщение с фронта это всегда чудо) сообщение с фронта от друга художника: «и мы тоже участвовали «.
И я физически ощущаю, как всё и мы все связаны.
И он расспрашивает о выставке, о галерее— и я понимаю, что это важно не только мне.
И мне важно, что это там важно.
И в кратких смс-ках мы перебрасываемся идеей его будущей выставки: фотографии и керамика. Я успеваю виртуально подарить ему стакан из своей новой мурановской серии «Острова». И связь заканчивается.
На всё несколько минут.
И «На зв'язочку!»…
возможно, выйдет следующий на связь на несколько минут через месяц или полтора.
Дальше будет про искусство— и можно не читать, но мне важно написать хотя бы поэтому . Потому что это не про сытые глянцевые галерейные новости. А про главное. Это не десерт, а хлеб. Вода. Воздух.
В понедельник закрылась выставка The Colours of Light в рамках Milan Design Week , в котором я участвовала инсталляцией «Внутренний свет», а во вторник мы отмечали первый день рождения нашей венецианской галереи Vert de Venise открытием моей выставки A Woman is an Island.
С утра лил проливной дождь, но вопреки прогнозам внезапно сквозь слезы вышло солнце.
Это был прекрасный фон для открытия очень важного для меня цикла.
A woman is an Island—перефраза знаменитой цитаты Джона Донна “No Man is an Island” (ставшей к тому же еще и эпиграфом к роману Хэммингуэя о войне «По ком звонит колокол». )
И это не случайное эхо.
Этот цикл складывался в течение года, он пропущен через себя и через то, чему мы все современники.
В нем впечатаны и запечатлены самые страшные и самые прекрасные образы живого тела —человека. всего женского тела.
Corpi moderni. Современные тела.
Такая выставка по совпадению открылась совсем неделю назад и в венецианском музее галереи Академии— я о ней писала подробно (ссылка в комментариях)
Писала и о множественном числе слово «тело».
Увы, сегодня это
множественное число —«тела» —не вызывает никаких ассоциаций кроме картин бомбардировок и завалов.
Рука, просунутая через плиты и арматуоу. Одесский мальчик в пижамке, присыпанный землей. Как будто все еще спящий. У вас тоже стоит уже год перед глазами эта фотографии?
Кривой рог : крутящаяся карусель с еще живыми детьми и потом спина матери, держащей за руку убитого только что сына.
Теплая весенняя и отчетливо родная, хотя я там никогда не была, улица Сум и искореженный автобус и тела. Только что еще живые люди. И вдруг черные пластиковые пакеты . Антижизнь.
Corpi moderni. Тела, которые должны были быть людьми, но убиты теми, кто добровольно выбирает не быть людьми.
Тело бесценно и неприкосновенно как сама личность. Человек невозможен вне тела.
Тело —вечная тема искусства.
Хрупкость и стойкость , красота и цельность человеческого тела стала читаться сейчас для меня совсем иначе.
Война уродует, разрушает , лишает формы. Рвет кровотоки, разрывает цельность и неприкосновенность человека. Война никогда никого не делает лучше. Война убивает и калечит далеко за линией фронта.
Но война и проявляет.
То и другое становится последними и неделимыми вещами.
Первой и последней правдой о человеке. И кто чего стоит не в иерархии тусовок, а на самом деле.
Кто на чем стоит и чего стоит.
Видеть это не выбор блюда из меню.
В видение есть правда целостности, которую невозможно отменить. Мы не выбираем, что видеть. Мы не можем развидеть.
Невидение и неведение— формы лжи.
И потому и в работе художника мне важно искать эти формы видения: продолжать стоять на том, во что я верю и как я вижу и одновременно не оставаться в застывших формах, меняться, открывать, быть открытой.
Живая ткань жизни, тело в движении. В складках, морщинах, в поворотах и ракурсах…
Это не существительные и не прилагательные, а глаголы.
И сами материалы тоже не подсобное средство. Они слова хрупкости, и стойкости, прозрачности, способности проводить свет, гибкости и устойчивости…
Вот вступительный текст к этой выставке, написанный моим партнером в жизни и в искусстве (и в общей жизни в искусстве) писателем Robin Saikia.
(привожу английский оригинал— с 2022 года я не сопровождаю свои выставки текстами по-русски, хотя и продолжаю писать на этом языке о том, чему он так сопротивляется. Но на выставках я хочу чтоб мои краски, фактуры, формы, цвет говорили за себя.
A Woman is an Island-
Vert de Venise Contemporary Art celebrates its first anniversary with a new exhibition by Katia Margolis, “A Woman is an Island”
As with an island, a woman's strength lies in her solitude, her singularity, her ability to stand firm even when the waves come crashing. Yet a woman is also vulnerable, again like an island. Despite her self-containment, she is intimately connected to the world around her — her edges erode, her surface bears the marks of visitation and departure. She rises from the deep waters of history and experience, shaped by the forces around her, sculpted by time and tide.
Like an island viewed from above immersed in the lagoon, a woman may appear defined, contained, whole. Yet up close, the intricate details emerge in the shifting texture and the fine lines, revealing a story of endurance and sensitivity. She is the map of herself.
Margolis's recent cycle of work in glass, silk and paper explores the compelling duality of how strength and fragility are complementary. Margolis captures the feminine form on the borderline between figurative and abstract expressions.
“Venice itself is an island and a woman. Island (isola) and Venice (Venezia) are both feminine in Italian. Living Venice means becoming part of it and it becoming part of you. So looking at it is like looking inside oneself and at the same time — outwards to the horizon.”
Margolis's Murano glass sculptures, slender and ethereal, speak of a woman’s poise, her grace, yet also of her fragility. Glass, like a woman, can be both unyielding and delicate, capable of withstanding tremendous pressure yet susceptible to a single fracture.
Paper carries colour memory and the weight of the etching press.
Silk is translucent and is moved by the wind. They both absorb the impressions of the artist’s hand, just as a woman carries the imprints of her experiences.
Through Margolis’s art, we are reminded that strength and fragility are not opposing forces but two aspects of the same existence.
A Woman is an Island, but an island is never truly alone — it is part of a vast, interwoven world, much like the woman, standing strong, standing vulnerable, standing beautiful.
Thank you, Robin Saikia,
Все, кому интересно, что происходит в нашей галерее, подпишитесь на наш инстаграм и/или newsletter и заглядывайте на наш сайт, который мы запускаем к нашему первому дню рождения.
Ссылка в комментариях.
Это, а не политика и не публицистика и даже не писательство — (хотя я, конечно буду продолжать писать)—моя основная работа, и она мне очень важна.
Не только как хлеб (как и всякому художнику), но и как воздух и вода.
Катя Марголис