"Когда муза уходит, в сердцах крикнув с лестницы - я не такая,
когда творческий пыл обращается в скопческий транс,
на эстраду приморского клуба, хромая, ступает артист Мудакаев,
раздвигает баян и на етом баяне играет романс:

"Старый ольгинский тролль, он был с детства пленен знаменитой триадой,
и мечтал быть в строю, но царил политический штиль.
Жаль, отчизна не помнит служивших ей верой и правдой,
а служивших неправдой и вовсе сбывает в утиль.
Старый ольгинский тролль, он ворвался в расклады и топы,
был замечен и вызван туда, где не бэтмен чихнул,
дали плащ и кинжал, и шифровку насчет похищенья Европы.
Он кинжал проебал, и уже от отчаянья плащ распахнул.
Тут-то масть и пошла, хорошо, когда пахота в радость,
он менял президентов, министров, вождей, возвышал и топил.
Целый мир в кулаке... И какую ни выдумай гадость,
он ее уж исполнил, отчет написал и зарплату пропил.
Старый ольгинский тролль..."

равнодушно гундосит артист Мудакаев,
а над морем полоска заката горит вдалеке.
Пожилой гражданин то икает, краснея, то рдеет, икая,
и скупая слеза неподвижно ползет по небритой щеке."

Игорь Петров. Мюнхен.