А вот как переводит промт Чехова, письмо Ваньки на деревню дедушке.
"Милый Opatschka, Константин Макарыч! И schreibe тебе Brief. Гратулирую вас с Weihnachten и вюншею тебе всего от господа бога.
Нету у меня ни Vatera, ни Mutera, только ты у меня один остался.
Gestern war mir выволочка. Der Хозяин выволок меня für волосья на Hoff und отчесал шпандырем für то, что ich качал ихнего ребятенка в люльке und nach
нечаянности зашлафовал. A на Woche хозяйка велела мне порайниговать Hering, und ich начал со Schwanz, und sie взяла
Hering и ейной мордой начала меня in die Fresse тыкать. Подмастерья надо мной spotten, schicken в кнайпу за шнапсом и велят stehlen у хозяев гуркен,
а хозяин schlägt als попадя. Und еды keine никакой. Am утром дают брота, am обед каши и к вечеру тоже брота, а чтоб Тею или щей, то хозяева сами трескают.
А шлафать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не шлафаю, а качаю люльку.
Милый Opatschka, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда nach Hause, на Dorf, нету никакой моей Möglichkeitы...
Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то поштербоваю..."
Я буду тебе табак райбовать, — продолжал он, — богу молиться, а если что, то секи меня, wie Sidorov die Ziege.
А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь zu приказчик сапоги райниговать, али заместо Федьки в подпаски пойду.
Opatschka милый, нету никакой возможности, просто Tod одна. Хотел было zu Fuß на деревню лауфовать, да штифелей нету, морозу боюсь.
Приезжай, милый Opatschka, Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и essen страсть will,
а скука такая, что и заговать нельзя, всё плачу. А намедни хозяин колодкой по копфу ударил, так что упал и насилу очухался.
Пропащая моя Leben, als der Hund jeder schlechter... А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке und dem Kutscher, а гармонию мою никому не отдавай.
Остаюсь твой внук Iwan Schukow, милый Opatschka, немай mich mit dir.