Таёжные костоправы.

Не хватало техники, и мы с коллегой, объединившись, стали работать двумя бригадами на одном вездеходе. Как-то так получилось, что в беседе с ним, я, задав вопрос, кто будет ездить, а кто уходить в маршруты, возвращаясь к вездеходу, чтобы затариться продуктами, не получил внятного ответа. То есть, коллега совсем не ответил, потупив взор.

Он работал впервые на севере, до этого всё по югам (Сибири, не Средней Азии). А отношения между собой ребят, которые на севере трудились, и южных- это небо и земля. Северяне- практически, братья, в любую трудную минуту знаешь, что всё бросит и примчится на помощь. Южане- ухоженные, чистенькие, работающие, в основном, по городам и посёлкам, избалованные комфортом (относительным). У нас считалось плохим тоном говорить о деньгах, подсчитывать зар.плату и расходы, у них это было на первом месте.

Так вот, коллега очень не хотел передвигаться пешком и спать, где и как попало. И даже меняться периодически его не тянуло. Так что вопрос решён был однозначно. Отозвал своих рабочих в сторонку, обрисовал ситуацию и спросил, готовы ли они провести лето в собачьих условиях?

Рабочие ехали на север не "за туманом и за запахом тайги", а, конкретно, за деньгами. Объяснил им, что нам будут оплачиваться пешие переходы, а той бригаде- нет. Норма была 8 километров в день в горах и 12 по тайге (с работой, естественно, а не прогуливаясь). Тем более, что с этими мужиками мы уже многое испытали раньше, и парни, не задумываясь, согласились.

Позже мне понравилась одна сценка. Сидели над картами с коллегой и продумывали маршрут, где нам встретиться с вездеходом. Так получалось, что в одном месте его бригаде нужно было пройти 3 километра от техники в сторону пешком. Мне никак не по пути было туда попасть. Коллега и его рабочие заметно скисли:

- А нельзя ли поближе подъехать?

Моя банда тут же подняла их на смех. Парни так натренировались бегать с рюкзаками по тайге и горам, что марш-бросок 30-40 километров за день не пугал их, а тут жалкие три километра.

Как-то в начале июля встретились мы с ними и на пару дней задержались. Расслабились, и наказание последовало незамедлительно. Кстати, заметил, что все несчастные случаи на работе происходили именно тогда, когда расслабишься, напряжение спадёт...

В 3 часа дня вышли на связь с базой, побалагурили с радисткой- единственный способ пообщаться с женским полом в тех условиях. Рабочие в 100 метрах от палатки пилили, рубили лес на маркире. Побежали с коллегой после связи туда. Он упёрся руками в дерево, которое пилил бензопилой рабочий, а я, подхватив жердь, стал ею тоже толкать лесину. Водитель Мишка Орёлик за спиной рубил большую берёзу. Обычно он оставался с вездеходом, а тут понесла его нелёгкая, скучно, видно стало.

Стою, давлю жердиной и чувствую, вдруг, как мне на правое плечо ложится огромная-преогромная лапа и гнёт меня к земле, в конце концов, упал под её тяжестью на колени. Слышу, как заглохла пила, крики коллеги. Привстаю с земли, вижу, что тот держится за голову, охает, мужики вокруг него суетятся.

Оказывается, берёза, которую Орёл рубил, упала в нашу сторону. Мишка закричал предупреждающе, но из-за шума бензопилы мы не услышали. Стволом дерево легло на меня, а ветками хлестнула коллегу по голове. Так как он орал очень громко, то мужики и кинулись к нему, не обратив внимания на мою странную позу.

Я стоял, как подстреленная птица с перебитым крылом. Правая рука висела плетью, касаясь земли. Перекосило всего. Тут ещё наша собака Тайга, подбежав и думая, что я так играю с ней, прыгнула на меня и завалила, тогда, наконец, я и взвыл. Оставив контуженного коллегу, ребята уделили мне внимание, взяли под нежны руки и повели, как принца, в залы- в палатку. Раздели по пояс: картина открылась малопривлекательная. Плечо исчезло, сместившись сильно вниз.

Возник вопрос вечный: Что делать?

Кто виноват- и так ясно было.

До базы лесом километров 150, связь следующая лишь утром. Говорю:

- Будем вправлять!

Мужики растерянно переглядывались, медицинских знаний у каждого хватало лишь на то, чтобы отличить таблетку фталазола от аскорбинки, и то, если дадут лизнуть.

Обмазали моё тело Дэтой от комаров. Решили, что будет операцию производить коллега, всё-таки у него среднее специальное образование, хоть и в другой отрасли. Да и телом он был покрупнее остальных. Тот пытался отказаться, но я настоял, используя ненормативную лексику.

Что-то бормоча, взялся за мою конечность, мужики придерживали меня, чтобы не убежал, наверное.

В зубах зажал какую-то грязную палку, которую мне заботливо вставил в рот, как коню удила, водитель Мишка Орлов, закрыл глаза.

Рывок!

Очнулся я от того, что меня хлестали по щекам, кто-то обильно поливал водой, перепутав с цветком, все верещали, но громче других коллега, оправдываясь, что он же не врач, не знает, как правильно дёргать.

Посидел я, отдохнул, покосился на плечо, которое приобрело иную форму, и сказал снова:

- Давай ещё!

Возражения не принимались, хотя в этот раз коллега дольше сопротивлялся.

Теперь глаза я не закрывал, надеясь не отключиться. Потное лицо коллеги с растерянными испуганными глазами маячило передо мной. Ощупав почти профессионально всю руку, он произнёс неуверенно:

- Вывих где-то здесь!

Вдохнули мы с ним одновременно воздух, рванул куда-то вбок мою руку...

На этот раз я, похоже, дольше был без сознания, так как пришёл в себя, когда уже палатку собирали и грузили весь скарб на вездеход. Решили ехать на базу. Ехали долго, переезд помнил смутно, загрузили в салон вездехода, рядом сидел рабочий Колька и заботливо кормил меня демидролом, когда я открывал глаза. В 5 утра мы доехали до базы в деревню, вылез, не чувствуя свой язык от действия этих таблеток.

В местной больнице очень хотели поставить мне обезболивающий укол, но я, вспомнив, что не был в бане очень давно, и одежда на мне не пахнет парфюмом, а мед.сестра довольно молодая женщина, отказался наотрез подставлять свой зад под шприц. Пытались вызвать санитарный рейс, но в этот день не я один оказался травмирован, все самолёты, вертолёты разлетелись по огромному Катангскому району. И полетел я в столицу этого района посёлок Ербогачён рейсовым АН-2.

Прибыл туда под вечер, подхожу к больнице, согнувшись на одну сторону, а на крыльце люди стоят, весело разговаривают, прощаются- рабочий день закончился, врачи по домам расходятся. Увидели меня и сразу на рентген увели, никто не ушёл. Потом раздели, уложили на стол, беседу со мной ведут- зубы заговаривают. Вдруг, разом прижали к столу, на лицо набросили марлю и стали поливать сверху эфиром. Отбиваюсь, пытаюсь орать, но с каждым вдохом теряю силы и, наконец, в мозгу:

- Тик- тик- тик...

Очнулся от того, что кто-то громко орал матершинную песню, а лицо огнём горело. Глаза открыл и увидел занесённую надо мной ладонь. Опять лупили по морде- уже который раз за сутки...

Песню пел я, а мед.сёстры, краснея, смеялись. Рука уже на перевязи, как у Щорса, плечо, вроде, на месте. Состояние- пьянее не бывает, эфир, как наркотик, подействовал. Обнимаю врачей, тычась бородой им в глаза, в носы, благодарю. Они мне говорят, что случай был сложный, долго провозились: какой-то тройной вывих у меня оказался.

Ну, понятно, почему тройной: первый раз от удара берёзы, а два других коллега сумел сотворить, дёргая меня за руку в разные стороны.

Через неделю правой рукой я уже мог выполнять любую работу. Такие мастера были эти хирурги, работая за тридевять земель от крупных клиник и не имея первоклассного оборудования.