У геодезистов в Геофизике было такое понятие- межсезонье. Это когда летняя рубка профилей закончилась, а к зимней ещё ничего не готово. Да и на летней рубке старались работать там, где нет болот, озёр, чтобы не утопить технику. Зимой трясины и водоёмы замерзали и держали тяжёлые вездеходы и тракторы. В эти пару месяцев народ распускали по домам, предупредив, что вызовут, когда можно будет начинать работать. Но в ту осень мы не успели выполнить план, начальство обратилось с просьбой ещё поработать. Морозики стояли под 30 уже, а тёплой спец.одежды не завезли. Народ, естественно, морщился и отводил глаза- никто не хотел быть в роли Павки Корчагина. Переговорив с руководством и выбив обещание повышенной оплаты, я решил остаться. Тем более, что домой мне добираться поездом, если ещё билеты будут, не менее двух суток в одну сторону с пересадками. Но нужно было ещё уговорить рабочих и водителя. Посидев вечерок в тёплом вагончике за накрытым столом, влив в себя добрую дозу алкоголя, мужики расшухарились и дали добро поработать в собачьих условиях. Отправились мы впятером на мощном вездеходе МТЛБ, который мы прозвали "танк", в промороженную тайгу пилить- рубить лес и выносить на местность запроектированные геофизические профили.

Погода, словно пожалев бригаду сумасшедших, вдруг изменилась, потеплело почти до нуля. И мы дали такую невероятную выработку, что на базе, слушая по рации мои данные, начальство даже не верило, думали, что мы жульничаем. А в лесу было раздолье осенне-зимнее. Ягоды- морошки, клюквы, брусники, голубики и черники столько, что глаза болели на неё смотреть. У меня было с собой ружьишко двадцатого калибра, и без мяска каши-супы мы редко ели: глухари непуганные нагло не уступали дорогу вездеходу, наверное, думая, что дробь не пробьёт их крепких перьев.
Но, как только мы начали привыкать к такой курортно-оздоровительной работе, вдарили морозы.

Палатка-брезентуха шестиместная, печка-буржуйка да мешки спальные на деревянных лежаках, которые мы изготовили ещё на базе. Вечером перед сном в натопленном жилище была лафа- комфорт неземной. Разнежимся в одних трусах, залезем неторопливо в спальники. А к утру каждый скукоживался в позе эмбриона, стараясь согреться своим дыханием. Хуже всего было дежурному рабочему. Надо было вылезти из спальника, растопить печурку, приготовить завтрак и сварить чай. А уж потом мы, постепенно распрямляясь в нагретой палатке, выползали наружу. Валенок не было- работали в сапогах-болотниках и в жидких фуфайчонках. На головах вместо шапок какие-то сооружения типа, как у Наполеоновских французов под Москвой. Рукавиц тёплых на базе не было тоже, так что руки у ребят в мокрых верхонках были, словно ледышки. Я, стоя у электронного тахеометра, порой не мог даже попасть заледеневшим пальцем в кнопочку на пульте. Дышал на руки, пока не приливала кровь и работал дальше. Но, тем не менее, дело шло, и никто из нас даже не чихнул, не кашлянул. В общем, выполнили мы необходимый объём, даже с запасом солидным. И сейсмопартия наша снова была в передовиках. Когда вернулись на базу, туда начали съезжаться коллеги и рабочие, которые уезжали домой. И нет-нет, да и слышали мы в разговорах от них, что лучше бы тоже остались и поработали, чем домой мотаться.
А мои кадры ходили героями, надув щёки, словно они повторили подвиг папанинцев. Ну, и получив расчётки за это мёрзлое время, они не упустили возможности подразнить зар.платой своих коллег, которые отдыхали дома в то время.

Потом мужики нас спрашивали, конечно, мол, что вам- больше всех надо было? Да как объяснишь, что воспитание-то как раз таким и было- на примере того же самого Павки Корчагина: умри, но дело сделай.