Тогда в программе «Школа злословия» она отказалась стучать по дереву.

- У вас тут нет дерева, - с усмешкой сказала она Татьяне Толстой, а потом добавила , - тут все ненастоящее.

На самом деле на месте Толстой я бы тоже дёрнулся, когда Евгения Марковна Альбац во всеуслышание заявила, что Советский Союз больше уже не вернётся. В таких случаях надо плюнуть через левое плечо и постучать по дереву. Но Евгения Альбац выше бабкиных предрассудков и тёмных суеверий. Она учёный. Она верит в точные цифры, верит в науку политологию, в то, что состояние экономики и ВВП на душу населения определяет любой политический режим.

Шестнадцать лет назад она объясняла все это ведущим «Школы злословия» с вежливой миной человека, который знает, что пришёл не к тем и не туда, но надо постараться провести запланированное время хоть с какой-то пользой и минимальным удовольствием. Не знаю насчёт удовольствия, но пользы от ее визита не было никакой. Программу так и не выпустили эфир. Правда, теперь ее можно посмотреть в YouTube.

Новый титр: «Прошло 16 лет». Евгения Марковна даёт большое интервью Катерине Гордеевой в Нью-Йорке. Сегодня их беседа смотрится как продолжение того давнего разговора, начатого в студии НТВ.

Ещё одна глава длинного романа под названием «Альбац». Главная героиня погрустнела. Но огонь, полыхавший в ее глазах и десять, и двадцать пять лет назад, все тот же. В разговоре промелькнет имя Анны Алексеевны Орочко, легендарной вахтанговской актрисы, первой Адельмы в «Принцессе Турандот», обладавшей редким трагическим даром, который так и не был востребован ни временем, ни сценой. Потом она преподавала в Щукинском училище. Любимой и самой известной ее ученицей является Алла Демидова, с которой они репетировали "Гамлета". Не Офелию, а именно Принца Датского!

Женя Альбац приходилась Анне Алексеевне родной племянницей. И по всему могла была бы стать актрисой. Низкий голос, эмоциональный напор, умение держать паузу, повелительные жесты… При этом море женского обаяния. Лукавые и умные глаза, видящие тебя насквозь. И ещё этот трагический дар, которому нельзя научить, его получаешь вместе с генами и прапамятью предков.

Но в семье считалось, что если у кого из них и есть шансы для актёрской карьеры, то у старшей сестры, красавицы Тани (в замужестве Комаровой). Впрочем, та выбрала журналистику, став в середине 80-х годов звездой официального, государственного ТВ.

И все же театр был всегда где-то рядом, близко, буквально дышал в спину, диктуя интонации и мизансцены. И когда Евгения Альбац писала свои репортажи из Чечни, и когда публиковала потрясающие разоблачительные материалы о чекистах, которые никогда не бывают бывшими, и когда устраивала фирменное «избиение младенцев» в прямом эфире «Эха Москвы», и когда редактировала The New Times.

Я никогда не был на ее лекциях в Вышке, но легко могу вообразить эти миниспектакли, срежиссированные и сыгранные ею на одном дыхании. Альбац превращала унылые будни российской политики в потрясающий трагический театр. На самом деле это совершенно особый тип сознания - придавать всему другой масштаб, находить каждый раз другое измерение. Не бояться пафоса. Не бояться быть гневной и пристрастной. В этом смысле Альбац, конечно, родная сестра Валерии Ильиничны Новодворской, великой Леры, главной провидицы и сивиллы русской политический жизни, любимого автора The New Times.

Миром, в котором мы все до недавнего времени жили, правили ирония и цинизм. В мире, о котором мы когда-то мечтали, должна была восторжествовать толерантность. Все эти понятия Альбац более или менее чужды и даже враждебны.

Но глупо ждать толерантности от Антигоны или Кассандры. Они про другое и о другом… Но вот циничной Альбац точно никогда не была. Она по-прежнему верит в Высшую справедливость и в Божий суд. По-прежнему читает Библию. Все с тем же придыханием произносит заветное слово русской оппозиции - Гаага.

Своей нынешней жизнью Евгения Марковна, кажется, должна быть довольна - она любит Америку, ей нравится преподавать, быть окружённой молодыми студентами. Но она не может быть сейчас довольна нигде и никогда - война… Она не скрывает, что тоскует по Москве, по своим книгам, которые легко могла бы найти наощупь, не зажигая свет. В Америке у неё все какое-то временное, ненастоящее.

Недаром половину программы они с Катей простояли на перекрёстке с указателями. Направо пойдёшь, коня потеряешь, налево пойдёшь, голову сложишь… В Россию Альбац нельзя. Четыре административных дела. Могут арестовать на границе. Ее былые соратники и друзья в тюрьме. Многие уехали.

Вечное русское перепутье. А ведь она об этом предупреждала ещё 16 лет назад. Как будто знала, что все будет так. И никак иначе. И нет никакого особого пути у России. Есть только эта унылая хлябь, вечная трясина и непролазное бездорожье. А теперь ещё и война. И как выползать из этого?

Кто-то считает-то, что ничего не изменится ближайшие двадцать лет, кто-то отмеряет срок короче. По осторожным прогнозам Евгении Марковны война должна закончиться через три года. Она, некогда исправная читательница журнала Tatler, убеждена, что элитам должно все надоесть, жены и любовницы захотят в Париж, дети будут стремиться обратно в Европу… В этих расчётах Альбац не одинока, так многим казалось ещё год назад. Только вот запасы Louis Vuitton и Chanel оказались неистощимы. Пути в Ritz Paris и Dorchester London хотя и извилисты, но тем не менее пока вполне доступны. А цены на нефть по-прежнему рекордно высоки…

И это повергает Альбац ещё в большую тоску и отчаяние. Жизнь проиграна. «Мы умершие живые», - звучит реплика, достойная Софокла. Но ж и в ы е! Живые,ma’am ! Порадуемся этому. Тем более что ее обожаемая дочь Лёля обретается теперь по соседству. Не надо лететь друг к другу через океан, как раньше. Достаточно просто перейти улицу.

… А все таки жаль, что шестнадцать лет назад Евгения Марковна Альбац отказалась стучать по столу в «Школе злословия». Хотя он и был пластмассовый. Но ведь это же Россия!

Сергей Николаевич

.