Виктор Астафьев: непарадная правда о цене Победы

ОПУБЛИКОВАНО 12 МАЯ 2015

Сегодня, в день 70-летия Победы, посреди юбилейного угара в России,

приобретающего образцово абсурдные вульгарные формы, нам хочется

напомнить, что 9 Мая – день скорби и памяти по миллионам жизней,

загубленных бесчеловечной жестокостью «своих» командиров и начальников,

которые в ужасе от предвоенных сталинских репрессий «ковали победу»,

устилая поля сражений грудами «пушечного мяса»…

В прошлом году мы опубликовали фрагменты фронтовых воспоминаний

ленинградца Николая Никулина (чем вызвали шквал как благодарностей, так и

проклятий). На этот раз – слово великому русскому писателю, воину

Виктору Астафьеву. Предлагаем вашему вниманию фрагменты его знаменитого

романа «Прокляты и убиты».

«В военных лагерях под Тоцком и под Котлубаново умершие от голода и

болезней красноармейцы неделями лежали в землянках под нарами, об их

смерти не заявляли и на них живые получали скудную пайку»...

…В учебных Тоцких лагерях вообще не было ни матрацев, ни подушек, ни

простыней. Мобилизованные спали в землянках на голых матах, криво

сплетенных из ивовых веток. Эти ивовые маты кишели клопами и вшами. Во

многих землянках пересохшие маты изломались, обломки сухих ивовых

прутьев остро, будто ножи, протыкали тело, солдатики, обрушив их, спали в

песке, в пыли, не раздеваясь. В нескольких казармах рухнули потолки,

сколько там задавило солдат – никто так и не потрудился учесть, уж если

наши потери из-за ужасающей статистики скрывались даже на фронте, то в

тылу ловчить и мухлевать начальство могло совершенно безнаказанно.

Песчаные пыльные бури, голод, холод, преступное равнодушие командования

лагерей, сплошь пьющего, тупого и бездушного, привело к тому, что уже

через месяц после призыва в Тоцких лагерях вспыхнули эпидемии

дизентерии, массовой гемералопии, этой проклятой болезни бедственного

времени и людских скопищ, подкрался и туберкулез.

Случалось, что мертвые красноармейцы неделями лежали забытые в

полуобвалившихся землянках, об их смерти не заявляли и на них получали

пайку живые люди. Чтобы не копать могил, изнуренные и обессиленные

голодом призывники, прямо здесь, в землянках, и зарывали своих

товарищей, вытащив на топливо их раскрошенные ивовые маты. В Тоцких

лагерях шла обменная торговля связочками сухого ивняка, горсточками

ломаных палочек.

Плата – довесок хлеба, ложка каши, щепотка сахара, огрызок жмыха,

спичечный коробок махорки. Много, много пятен, язвочек от потайных

костерков вдоль полувысохшей реки, под осыпистыми ярами, издырявленными

ласточками-береговушками. По костеркам и остаткам пиршества возле них

можно было угадать, что люди дошли до самой страшной крайности: как-то

умудрялись некоторые уходить из лагеря, хотя тут все время их всех

занимали трудом и видимостью его, в степях и оврагах раскапывали могильники павшего от болезней скота, обрезали с него полугнилое мясо.

Никто из проверяющих чинов не решался доложить наверх о гибельном

состоянии Тоцких и Котлубановских лагерей, настоять на их закрытии ввиду

полной непригодности места под военный городок и даже для тюремных

лагерей не подходящего. Ибо все чины, большие и малые, накрепко запомнили слова товарища Сталина о том, что «у нас еще никогда не было такого крепкого, хорошо организованного тыла».

И поэтому все тоцкие и котлубановские резервисты, еле-еле способные

стоять в строю и держать оружие, были отправлены на фронт – раз они не

умерли в таких жутких условиях в тыловых учебных лагерях, значит, вполне

годились умирать в окопах."