Подобно мельничной оси, объясняют Сантильяна и фон Дехенд, Иггдрасиль означает мировую ось в древнем научном языке, который они идентифицировали ≈ ось, которая простирается наружу (для наблюдателя в Северном полушарии) к Северному полюсу небесной сферы: "При этом в нашем воображении инстинктивно возникает прямой вертикальный шест... но это было бы чрезмерным упрощением. В контексте мифа лучше не думать об оси с позиций аналитических, как о линии; лучше рассматривать ее как единое целое с рамой, на которую она опирается... Если при слове "радиус" нам автоматически приходит в голову окружность, то при слове "ось" на ум приходят две больших окружности на поверхности сферы -- колюр равноденствий и колюр солнцестояний ".
Эти колюры представляют собой воображаемые окружности, пересекающиеся в точке небесного Северного полю╛са, которые соединяют две точки равноденствий на орбите Земли (где она находится 20 марта и 22 сентября) и две точки солнцестояния (где она находится 21 июня и 21 декабря). Смысл сказанного выше сводится к следующему: "Вращение полярной оси не следует отделять от больших колец, которые перемещаются в небесах вместе с ней. Соответствующую рамную конструкцию следует воспринимать как единое целое с осью".
Сантильяна и фон Дехенд уверены, что перед нами здесь не верование, а аллегория. Они настаивают на том, что понятие о сферической раме из двух пересекающихся колец, подвешенной на оси, никоим о.бразом не отражает представлений древних об устройстве космоса. Его следует рассматривать как "мыслительный инструмент", придуманный для того, чтобы сформировать мышление людей, уровень которых достаточен, чтобы "расколоть" код, которым за╛шифрован трудный для обнаружения астрономический факт прецессии равноденствий.
Этот мыслительный инструмент проглядывает, в разном обличьи, повсюду в мифах древнего мира.
НА МЕЛЬНИЦЕ С РАБАМИ
Вот о каком мифе из Центральной Америки (который к тому же может служить примером любопытной "гибридизации" мифов о прецессии и катастрофе) упоминает Диего де Ланда в XIV веке: "Среди множества богов, которым поклоняются эти люди [майя], существуют четыре, которых они называют именем Бакаб. По их словам, это четыре брата, которых Бог при сотворении мира поставил по четырем углам мира держать небо, чтобы оно не упало. Они также рассказывают, что эти Бакабы спаслись, когда мир был уничтожен потопом ".
По мнению Сантильяны и фон Дехенд, астрономы-жрецы майя вовсе не были примитивны, чтобы считать, что Земля -- плоская и имеет четыре угла. Образы четырех Бакабов они использовали как научную аллегорию, цель которой -- пролить свет на явление прецессии равноденствий. Бакабы фактически олицетворяют собой систему ко╛ординат данной астрологической эпохи. Это -- колюры равноденствия и солнцестояния, соединяющие четыре созвездия, в которых солнце продолжает вставать в четыре времени года в течение 2200 лет.
Само собой разумеется, что, когда переключаются небесные зубчатые колеса, старый век гибнет, а новый -- рождается. До этого момента все прекрасно согласуется с задачей отображения прецессий. Но в этот образный ряд явно не вписывается отчетливая связь с глобальной катастрофой (в данном случае -- с наводнением), в которой уцелели Бакабы. Интересно, что на барельефах в Чичен-Ице Бакабы изображены с бородами и вообще европейской внешностью.
При всем этом образ Бакабов, слишком буквально привязываемый к понятиям типа "четыре угла неба", "четырехугольная земля" и т.д., служит лишь одним из "мыслительных инструментов", провоцирующих обращение к проблеме прецессии. Образцовым среди них является, конечно, мельница из названия книги Сантильяны "Мельница Гамлета".
Если разобраться, то за героем Шекспира, "которого поэт сделал одним из нас, первым несчастным интеллектуалом", тянется легендарное прошлое, а его черты были уже предопределены, запрограммированы уходящим в старину мифом. Во всех своих инкарнациях Гамлет странным образом остается самим собой. Его прототип Амлоди (иногда Амлет), как его имя звучало в исландской легенде, "демонстрирует те же черты: грусть и высокий интеллект. Он тоже сын, посвятивший себя мщению за отца, глашатай туманных, но неотвратимых истин, орудие Судьбы, которое должно сойти со сцены, выполнив свою миссию..."
В полном грубых и ярких образов норвежском варианте предания Амлоди фигурирует в качестве владельца сказочной мельницы, которая некогда исторгала из себя золото, мир и изобилие. Вращать это гигантское сооружение были обречены две великанши, Фенья и Менья, так как обыкновенных человеческих сил было абсолютно не достаточно, чтобы сдвинуть его с места:
Он, усадивши, повелел
Им жернов приводить в движенье,
Не зная отдыха и сна,
И слушал, как скрипит махина.
Мольба звучала их, как вой,
Что в тишине тревожит душу:
"Давно уж полны закрома,
Ослабь нажим на жернова!"
Но был он глух к стенаньям этим.