Від свого знайомого клірика УПЦ, який зараз перебуває на тимчасово окупованих територіях, я отримав складені ним молитви за Україну і її перемогу. Вони краще за псевдо-референдуми свідчать про те, які настрої в окупації.

Об Украине:

Господи, Ты испытываешь нас войной. Помоги нам пройти это испытание. Наказывая нас за грехи, помоги исправиться, научи, но смерти нас не предай.

Господи, смилуйся над нами и подай всем нам молящимся об Украине, и всем украинцам, защиту от всякой раны и болезни, от всякой напасти и от всякого зла.

Пленённых освободи.

Раненых исцели, подай чудо исцеления Твоего.

Ожесточённые сердца умягчи, и от озлобления избави нас.

Путешествующим украинцам спутешествуй, ангелам Своим заповедай о них сохранить их во всех путях их.

И подай особую Твою помощь находящимся под оккупацией, или в окружении, или в осаде. Подай исцеление ран, и от всякой болезни исцели, огради от всех бед, дома защити, пощади, Господи.

А лишённых крова людей введи в новые дома, и по великой милости Твоей помоги, чтобы новые дома стали лучше, чем были.

И нам помоги стать лучше, чем мы были. Обнови нас. Научи работать Тебе, во здравии жить и творить волю святую Твою. Научи всех нас, и власти наши, и воинство наше стать полезными Тебе, Господи. И самим себе, и всему Миру Твоему, научи нас приносить пользу во благо.

А ныне дай нам выстоять и справиться с российским военным вторжением, скоро услышь нас, услышь молитвы всех молящихся об Украине и помоги нам победить в нашей оборонительной войне.

Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, благослови.

Небесным заступникам об Украине:

Все Святые, молите Бога о нас.

Святые Силы Небесные, молите Бога о нас.

Святые Киевской Руси, Киево-Печерские Святые, все Киевские Святые, и все Святые городов украинских, все украинские Святые, молите Бога о нас.

Пресвятая Владычица наша Богородица, со всеми Святыми ходатайствуй за нас и будь нам первой среди них заступницей – покрой нас молитвенным Твоим покровом. Умоли Бога, Владычица Святая, да помилует Он нас, заграждая щитом благодатной помощи Своей, защищая всех нас, всю Украину, все наши дома от вражеских ракет, от снарядов, от бомб, от всякой напасти и от всякого зла.

Все Святые, Пресвятая Богородица, молите Бога и обо всех убиенных мирных людях, да примет их Господь как страстотерпцев.

И вы, Святые украинские страстотерпцы, молите Бога о нас.

Молитвами Богородицы, и всех Твоих Святых, помилуй и спаси, защити нас, Господи.

Аминь.

Об украинском воинстве:

Благослови, Господи, наше украинское воинство. Сподоби, Господи, да станет наше воинство Твоим, и станет подобно Силам Небесным святым, изгнавшим падшие силы с Небес. Благослови украинскому воинству изгнать из Украины российское военное вторжение. Для чего подай же, Господи, воинству Твоему лучшее оружие, всю необходимую подмогу – всю помощь мира Твоего, склонив к добру сердца живущих в мире людей.

Каждому украинскому воину Твоему помоги. Подай защиту от всякой раны и болезни, от всякой напасти и от всякого зла. Подай крепости сил и здравия духовного, душевного и телесного. Подай смелости и разума, терпения, спокойствия. Подай внимательности, меткости, и точности – действовать без вреда для мирных людей и мирных домов.

Всем украинским воинам подай слаженности, и помоги им делать всё в нужное время. Подай лучшего управления, лучшей организации, лучшего обучения и лучших навыков, чтобы тем оружием, которое есть, они стали воевать ещё лучше.

Подай помощь в благом освобождении городов и сёл: без пролития крови мирных людей и без вреда для мирных домов. Наставь, Господи, наших воинов.

А также внуши им дух милосердия к пленяемому ими противнику, чтобы обходиться с ним без унижения человеческого достоинства, какое есть, внуши это, у всякого человека – образа святого Твоего.

Тем более же, Господи, внуши уважение к добровольно сдавшимся воинам противника, чтобы воинство Твоё принимало их, как отказавшихся от служения злу, как переставших противиться Тебе и перешедших на сторону Твою.

Господи, благослови украинскому воинству скорую победу в нашей оборонительной войне.

И тех, кто жизни свои положил, прими как благоверных Твоих воинов, честно отдавших жизни за ближних своих, за отечество и за Правду. Ты же, Солнце Правды, Христе Боже наш, прими их во Царствие Небесное Твое.

Святые благоверные украинские воины, и вы молитесь за Украину.

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

О воинах противника:

Господи, подай разум каждому российскому воину, подай разум каждому воину нашего противника, чтобы каждый из них осознал себя воюющим на стороне зла и служащим злу рабской своей покорностью. Господи, достучись до совести каждого из них. Помоги увидеть Правду. Внуши им страх Твой, ведущий к покаянию.

Подай им мужество, увидев Правду, оставить войну. Помоги им вернуться обратно без вреда для них и для нас, и чтобы не ждала их за это расправа от их же властей. Или подай им решимость и помощь перейти на сторону Украины. Пускай это не именуется пленом, ведь не может называться пленом освобождение из рабства, не может быть пленом освобождение от служения злу.

Помоги им принять истинно благое решение.

А тех людей, кого насилием заставили воевать, освободи от этого рабства. Спаси их и сохрани.

И раненых воинов противника исцели. Но отврати их всех от войны, и да будут они живы обновлённой жизнью, и подай им выздоровление.

И упокой, Господи, убиенных воинов их, обманом брошенных в огонь войны, павших на службе у лжи или насильно отправленных на погибель -- прости им все согрешения вольные и невольные.

Господи, помилуй их.

О перемене российских властей:

Перемени, Господи, российские власти. Ты видишь их неправду и беззаконие, безумие страстей и жажду крови, из-за которых льётся кровь. Отбери же у них оружие и останови человекоубийство. Запрети им воевать, чтобы не умножалось творимое ими зло. Господи, заставь их забрать войска из Украины, встань между нами и ними. Пресеки их преступный властный путь. Суди им, Боже, по справедливости и по великой милости Твоей.

И приведи в России к власти миролюбивых людей, чтобы и в самой России, и в Украине, и по всему миру Твоему воцарился мир, не нарушаемый прошлыми обидами, которые да пройдут.

Подай, Господи.

Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй.

Благослови.

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь.."

Кирил Говорун.

***

Ирине Евсе

выходят деревья в цвету по погоде,

а дом наш — в дыму,

«блюз беженцев» слышен, но Оден — не годен,

и мы — никому,

как книжка с закладкой на самом любимом

абзаце о том,

как не уезжали, поскольку за дымом

мерещился дом

с кем нас разлучили, за тех и в ответе —

без клятв на крови,

но чьи это спят под завалами дети?

мои и твои;

чья невыносимая лёгкость пропажи

жжёт пуще огня?

и эта земля — не безличная «наша» —

твоя и моя

моё — чудо-дерево, то есть коряга

да щепки колец,

твоя — онемевшая в горе собака,

наш общий — отец

лежит, обнимая огромное небо,

как стёжкой прошит,

вчера пополудни он вышел за хлебом,

а нынче — лежит

так делай хоть что-нибудь, и не украдкой —

иди и кричи,

нащупав в бездонной дыре под подкладкой

от дома ключи;

«куда, дорогая?» — нет, Оден не годен,

покуда в аду

горит равнодушное солнце, как орден

за нашу беду

Марина Гарбер

Апрель 2022

ТАТЬЯНА ВОЛЬТСКАЯ

* * *

Насилующий девочку солдат

И руки умывающий Пилат –

И на кресте повисла Украина.

И русский неудавшийся Адам

Ворует барахло.

– Пересоздам, –

Горшечник шепчет – и сминает глину,

Гниющую, в червях. – Пересоздай

Весь этот молью выеденный рай,

Пусть выгорит сухое, злое:

Река, железные заборы, дом,

Барак, вокзал – и я пойду на слом

С моей землёю.

Я – часть, как ни крути,

Чудовища, сдавившего в горсти

Всё тёплое, живое,

А потому – сминай и отменяй.

Ни писка, ни упрёка от меня,

Ни слёз, ни воя.

———-

*каждую свою публикацию поэт Татьяна Вольтская обязана предварять сообщением, что на территории России она «выполняет функцию иностранного агента».

ПОМІЖ

Марині Гарбер

1

теплих речей не бери

надія

тобі у поміч

з Харкова чи Поділля

ешелони поміж

Молохом і ковадлом

і божком рукатим

од війни і дороги спраглої

не зарікайся

2

вимкнути воду і струм електричний

морок у скроні…

напризволяще багаж риторичний

десь на пероні

злипнулись в тісто в роздушенім тамбурі

ближче ніж сестри

потяг до Познані далі до Гамбурґу

далі за текстом

з хлібом та сіллю у хабі одвічнім

наче у вирії

поміж тобою і морем північним

світом і прірвою

ґрунту не мають кружляють між птицями

кличуть на поміч

поміж тобою і кам’яницями

ближче ніж поруч

МЕЖДУ

Марине Гарбер

1

много вещей не бери

главное

не оставь надежду

пассажирские скорые давние

прорываются между

Молохом и наковальней

и божком рукастым

от войны и дороги дальней

не зарекайся

2

воду очки отключить электричество

тьму в изголовье…

бросив к чертям свой багаж риторический

где-то во Львове

ехали сутки в продавленном тамбуре

слиплись как тесто

поезд до Познани дальше до Гамбурга

дальше по тексту

хлебом чужим пересыльными хабами

сытые в горе

между тобой и балтийскими хлябями

миром и морем

не приземлились кружат неприкаянно

рядом и между

небом и ратушей в городе каменном

ближе чем прежде

06.04.2022

Приветствуем Вас в нашей группе! Спасибо за открытую тему

Sapienti sat DIPOL (Diskussionen. Informationen. Politik.)

ЛЕНА БЕРСОН

В темнейшие, темнеменьшие времена,

Все то, что ты можешь думать: война, война.

Все то, что ты можешь делать… да ни хрена.

На случай обстрела – полезней мешок с песком,

Чем тело мое с коснеющим языком,

Который уже не мелет ни на каком.

Родимая речь, все та же (не та, не та),

Роднит нас не больше пены у края рта,

Наличия пальцев, наличия живота.

Привычная, присосавшаяся как клещ,

Ты лучше бы стала невнятная немтыречь,

Чем биться в ушах: стреляй, убивай, калечь.

Шуршала бы ты не громче золы в костре,

Дождя по оконной бреши, дверной дыре,

Травы на сожженном во имя твое дворе.

***

Ирине Иванченко

Говорили «колодезь», теперь это снова «криниця», —

возвратился язык, поплутав, как слепой в околотке,

вещий колокол сник, по кадык перерезан, а птицы

на лету разлетаются — в пули, фрагменты, осколки.

Говорят, эта речка за пазухой леса, в заначке

у беспечного лешего, раньше была золотою,

а теперь — что лоханка корпящей за стиркою прачки,

и ржаная каёмка совсем поравнялась с водою.

А когда-то здесь медленно длились долины и дали,

в неразбитом корыте светился подлунный обмылок,

там, где раньше предательски звёзды и окна мигали,

блиц-пожар полыхает напутственным взмахом в затылок.

Слышишь хруст? Свят и пуст, храм костями стучит, — не дознаться,

сколько выстоит он под атакой пернатого грая,

а в театре, на фоне горящих огнём декораций,

по живому живые последнюю драму играют.

Не бери меня за руку, друже,

как будто с поличным

непроворного вора с его неприкаянной болью.

Это ров? Это двор, столь же крохотен, сколь безграничен,

там, где раньше был дол, — вот такого размаха бездолье.

Вот такая дыра — в потолке, у крыльца, у порога…

Будет поезд ползти — сквозь тоннель да на свет, не иначе.

Но какой бесконечной окажется эта дорога,

если дочка не спит, и не плачет, не плачет, не плачет...

(март-апрель, 2022)

ОЛЬГА АНИКИНА

***

К сапогам державы, к её подножию

устрашённых рекрутов гонит кнут.

Те, кто убивает во имя Божие,

непременно царствие обретут.

Осенит их батюшка крестным знаменьем,

и, верней сомнения выбить чтоб,

их трудом и холодом – новым знанием –

испытают, и отвезут в окоп.

Если правда жжёт и ответить нечего,

и зияют вмятины на броне –

легче верить, будто в беде отечество,

чтобы бить по мирным в чужой стране.

И когда иной не сыскалось истины,

то превыше смерти и живота –

правота дубинки и правда выстрела,

и доноса ясная простота.

октябрь 2022

бросив к чертям свой багаж риторический
где-то во Львове
ехали сутки в продавленном тамбуре
слиплись как тесто
поезд до Познани дальше до Гамбурга

стихи будто из сердца вынуты, правда жизни этих дней, невероятная, неожиданная и жестокая...

Мои родственники ехали в марте из Киева до Ужгорода. Была ночь, но ни один светильник в поезде не был включен. Как во время второй мировой войны - на случай воздушного налета фашистов. В вагоне не было свободных мест, даже тамбур был полон людей.

Это была война. Которая повторилась через 80 лет. В которой опять были фашисты, которые бомбили мирные украинские города и убивали украинских детей.

Sapienti sat DIPOL (Diskussionen. Informationen. Politik.)

Пишу этот пост, осознавая, что все, о чем напишу ниже, не имеет никакого значения.

Думаю, что проживаемая мной градация чувств знакома многим: сначала неверие, шок, потом злость, ненависть, наконец, оцепенение, онемение… Отчасти из-за осознания того, что все слова — мимо, все — невпопад, а отчасти потому, что не имеет никакого значения, что чувствую именно я.

Что чувствует мать, опознающая тело сына по кроссовкам и бросающаяся к нему в яму с воплем: «Сыночек!»… Что чувствует отец, плачущий у могилы сына: «Если бы они его просто застрелили, если бы…» Только это имеет значение, только это.

Все эмоции странно переплелись, все реакции смешались. Я боюсь дышать — и когда на города Украины летят ракеты, и когда наши освобождают Херсон. Просыпаясь и засыпая с лентой новостей, я потеряла интерес к Фейсбуку. Да что Фейсбук, я перестала писать стихи, и даже ощущение потрясения от чужих текстов значительно притупилось, смазалось. Оказалось, я вообще не поэт, и удивительно не это, а то, что это совсем не страшно. Пессимист по натуре, я живу ожиданием.

За эти долгие месяцы для себя я извлекла несколько, возможно, для кого-то очевидных вещей. Например, я поняла, что существует такая вещь, как dormant patriotism, когда живешь себе, живешь, и вдруг понимаешь, что люди из твоего прошлого, с которыми ты лишь «ребячески связан», важнее многих уз и дружб из твоей теперешней жизни. Или то, что все можно вывернуть наизнанку, извратить и перекроить под себя, поскольку даже беспримесное зло кому-то может показаться «неоднозначным». Или то, что из всех наук важнейшей для нас является биология, так как часто именно оттуда прорастают разграничения на своих/чужих, какими светлыми из идей мы бы ни оправдывались. Или то, что очень страшно стать похожим на тех, кого презираешь. И, наконец, что меньше — лучше, особенно в отношении проговаривания того, о чем думаешь. Поэтому закругляюсь.

Продолжаю работать, растить детей, и внешне, кажется, мало что изменилось. Пытаюсь что-то делать и изменить (на первых порах объемно, затем точечно) и словом, и, хочу верить, делом, при этом осознавая всю ничтожность своих усилий.

Зачем я сейчас пишу об этом, по правде, тоже не знаю. Вероятно, для того, чтобы как можно тише обозначиться: я здесь. И я жду победы Украины.

Марина Гарбер.

ТАТЬЯНА ВОЛЬТСКАЯ

* * *

Правда ведь, мы привыкли уже к войне,

Правда ведь, больше не сносит крышу,

Если убьют кого-то – как по весне,

Правда ведь, мы пресытились, нувориши,

Грудами окровавленных новостей,

Правда ведь, их изысканно сервируют –

Языки пожаров и хруст костей –

Рви зубами трепещущую, сырую

Сводку, верти ее так и сяк,

Сомневаясь – эта острее или другая

И, как только саспенс и драйв иссяк,

Равнодушно отодвигая.

Правда ведь, это вещий стоит Олег

В мокром окопе, ногой наступив на череп?

Ты представляешь, сколько придёт калек?

Представляешь, где он, херсонский берег?

Правда ведь, это больно не нам, а им,

Правда ведь, небо не в нашей кровавой юшке –

Что же так ест глаза этот чёрный дым

Над семьёй, расстрелянной в легковушке?

Правда ведь, мы привыкли, и дрожи нет,

Но почему-то взрывы всё ближе, ближе,

И когда в обесточенном Киеве гаснет свет –

Я ничего не вижу.

***

Дай заполнить то, что страны огромней,

частным опытом счастья, ведь нет подробней

мирной жизни. Время — в каменоломне

молоток по живому стучащий: помни.

Как несла тебя мама под платьем — ситца

цвета неба-навстречу-поющим-птицам,

как внутри зажмуривался от блеска

окон, света полная занавеска —

платье мамино… Как ты плыл и чуял

запах улицы, где задарма и всуе

расцветала, сама от себя хмелея,

городская трехлопастная спирея.

Помни, помни даже такую малость,

как листва качалась и не кончалась,

и казалось, вот-вот надорвётся ветка,

но скрипела дверь, и несла соседка

пескарей — вальяжно, что дщерь морская,

стынь подъезда вёдрами рассекая.

Помни синий по белому шаткий почерк

первых писем, где зыбь запятых и точек

прикрывала детскую пробу чувства

непривычного — это ли не искусство?

Или вспомни, если ещё способен,

придорожный хруст голубых сугробин,

как стоишь ты, лучом фонаря проколот,

как «люблю» выдыхаю тебе за ворот.

Дай внести имена, голоса и лица

в эту, Богом составленную таблицу

неба-города-школы-двора-подъезда, —

там за каждым навечно забито место.

Дай запомнить, как просыпаться сладко

там, где вишня в саду тяжела и падка

на ладони, на щёки, на губы, только —

нет тебя, потому просыпаться — горько.

Вспомни схлёсты февральских вралей — от стужи

глотки их становились стальней и уже,

и пока они спорили — или-или,

мы — любили, мы просто с тобой любили

жить внутри артефакта-легенды-мифа,

в той весне, которой война — не рифма,

и где жизни, на сотни других похожей, —

грош цена, ибо нет ничего дороже.

сентябрь, 2022

Марина Гарбер

АННА АРКАТОВА

Колыбельная

Представь себе

Все дети спят

В разобранных кроватях

И ты толкучим днём обмят

Идёшь поцеловать их

Потом ты пьёшь кефир кефир

Потом зубную щетку

Несёшь ко рту и сонный мир

Тебя целует в щеку

Минут пятнадцать десять пять

В каком-то глупом чате

И все - и спать и спать и спать

Вот щёлкнул выключатель

Представь себе все жены спят

Мужья друзья мужей

Теперь представь тебя бомбят

Тебя бомбят уже

28.07.22

ТАТЬЯНА ВОЛЬТСКАЯ

* * *

Льнуло к коленкам лето в кудрявом Ворзеле.

В полдень кузнечики в тесной ладошке ёрзали,

Тётя бежала к плите: отвернёшься выкипит,

Прыгали в пруд царевны – глаза навыкате,

Тёмная спинка, светлое брюшко в крапинку.

Что там дымилось, вареники или драники –

Я ничего не ела, дружила с белкою,

Резавшей грецкий орех аккуратной пилкою

Мелких зубов и почти не качавшей веточку–

Прямо над белой косичкой и юбкой в клеточку.

Лето текло, молоко поднималось облаком

И убегало, дитя замирало столбиком

Возле поленницы с красным жуком-пожарником,

В книжке цвели стихи – чабрецом и арникой.

Вот и гадаю – были “освободители”

В этом саду, орех возле дома видели,

Цел он – или расстрелян от делать нечего –

Вместе со мной, пятилетнею, и кузнечиком.

ВЛАДИМИР ГАНДЕЛЬСМАН

Псалом

Сердце, сердце левое моё, Господи, – право! –

Потому разрывает грудь.

Дай прозренье мне, чтоб воссияла слава,

слава Твоя, Господи, или вовсе меня забудь.

Видишь зависть мою к этим куцым

умом безумцам –

к ним, не знающим, что не изъеден

лепрой и не в рванье убийца

(пусть издохнет в гниении каждая в нём крупица!)

и что смерть истребляет того, кто беден

и беззащитен? Раз мне выпало сбыться,

сделай так, чтоб я стал неведен.

Каракурты се́ти ткут, началась пути́на –

на людей, не рыб,

началась охота. Разгрязло небо, оно трясина.

В луже моря, среди осклизлых глыб,

вижу тушу,

чьи глаза от жира выкатились наружу.

Для того ли я сердце своё очищал вседенно

и всенощно и руки

омывал в невинности, чтоб себя на съеденье

людоедам отдать, давя́щимся жратвой от скуки,

живодёрам? Конец ли света

Ты задумал? Ты видел это?

Пошатнулись ноги мои, теперь я знаю:

пошатнулись. Не себя обличая,

жил, но едва прозрел - увидел: сытую стаю

Ты обрёк на ублюдочность. Разве не жил рыча я,

как они? Но сердце окрепло,

восстав из пепла.

Из современной русской поэзии

Игорь Караулов (Москва)

÷÷÷

Гитлер нёс цивилизацию,

но немного не донёс.

Не донёс в поля рязанские,

на широкий волжский плёс.

Уползли в свою валгаллину

удалые зигфридá.

Слава Богу, слава Сталину,

да святятся холода.

Слава строгой семинарии,

древней церкви на горе.

Метеообсерватории,

что на речке на Куре.

Слава добренькой полиции,

туруханскому костру.

Слава городу Царицыну,

даже слов не подберу.

Слава Радеку и Троцкому,

пусть не дуются в гробу,

и Ивану Страгородскому,

благонравному рабу.

Слава матушке Матронушке,

что вперёд вела без ног.

Слава нашей малой кровушке,

что влилась в большой поток.

Слава Богу триединому,

что свершилось торжество.

Слава нищему грузину,

что не веровал в Него.

——

Марина Гарбер.

Ну, что можно добавить? Разве что концовку:

Слава И.А. Караулову,

голове его и тулову!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Домой — вниз по прямой — пустой

вагон летит, но сто объездов

маршрут предполагает, вместо

дефиса — точку с запятой;

за окнами пестрит петит

пейзажа на границе с раем,

и человек — не сочетаем

ни с чем — по воздуху летит;

ты возвращаешься в объезд,

сквозь обескровленную область,

где раньше мост был, нынче — пропасть,

пролёт и перемена мест;

ночь в поезде пустым полна,

но если больно там, где тонко,

подсовывает, как ребёнку,

рябь телефона: тише, на…

внутри тебя разрыв: до-мой,

в дом мой — до взрывов и пожарищ —

беззвучно втуне повторяешь,

«в дом, и не знающий, что — мой»;

у времени на поводке

идёшь, валяя ваньку-встаньку,

но город узнаёт беглянку

с небесным паспортом в руке;

в обход ежей, в пустой подъезд,

в его не выветренный холод,

где вдоль и поперёк исколот

окна расхристанного крест;

а ты не закрывай глаза,

крути замок, не спасший замок,

чтоб в трещинах семейных рамок

найти черты и голоса;

прочесть портреты и вокруг,

смягчая взглядом кропотливо,

на солнце белого налива

зажмуриться, открыть и вдруг

увидеть зеркала провал,

куда отчаявшийся мастер,

по счастью или по несчастью,

тебя нечаянно вписал.

Марина Гарбер

АЛЕКСАНДР КАБАНОВ (Киев)

* * * *

Я сжимаю в троеперстии круглый ползунок луны —

чуть вдавлю его в отверстие — передвину в ваши сны,

сквозь винтажное звучание с плесенью, как сыр дорблю,

тишину по умолчанию — до утра установлю.

Лето в буче и в гостомеле, зреют звуки на словах,

чтобы люди мира помнили — это мы лежим во рвах,

до сих пор ещё не найдены — вот нога, а вот рука —

дети гришины и надины, безымянные пока.

А вокруг — сады и грядочки совершают свой обряд,

нам кроты поют колядочки, нам медведки говорят:

мол, на всех в достатке сырости, здесь — подземный водоём,

говорят, мы скоро вырастем и до свадьбы заживём.

Время ижицею тужится в круге отчего угла,

под случайный камень — лужица свежей крови натекла:

словно чёрный диск виниловый — сингл неба и земли,

погрузили в спирт этиловый, но прослушать не смогли.

Новый день с войной подружится, даже смерть уйдёт в запас,

и на свадьбе обнаружится — это вы убили нас,

вы, двоюродные братия, пригласив встречать рассвет —

заключили нас в объятия и сломали нам хребет.

Растоптали угощения, весь изгадили приём,

и теперь, мы — дети мщения, мы, и под землёй, найдём,

вновь луна правее сдвинется — больше вам покоя нет:

будет ницца или винница — мы обнимем вас в ответ.

08.06.2022

Шэрон ОЛДС

БЕЗНОГИЙ ЛЁТЧИК

Он приподнимает культю,

разворачивается в воздухе и

вваливается в кабину, сползая на сидение.

Вторую ногу сгибает рукой в колене,

втягивает её внутрь, захлопывает люк

и, наконец, усевшись в «Спитфайре»,

взмывает над Англией. В небе

ходячих нет, каждый — сидящая утка,

подавшись вперёд, он начинает охоту.

Его ничего не страшит, даже собственный гроб, —

чёрт, он уже сам стал

наполовину английским дубом,

а если ему оторвёт руки, то

он заменит их на другие.

Всё, что он хочет, это запаковать

как можно больше залётных,

впихнуть обратно, как птиц в мешок,

вместе с их бесполезными длинными лапками,

култыхающимися над водой Ла-Манша.

Шэрон ОЛДС

ГИПС

Когда врач снимал гипс с моего сына,

комнату захлестнул визг пилы

и колени мальчика покрылись пухом,

похожим на мякину существа,

только что вылупившегося на птицефабрике.

Вниз по шву, который проходит

по внешней стороне, и вверх, по внутренней —

линии, где цвет мальчишечьей кожи

меняется, будто рыба, от брюшно-белого

до полупрозрачного,

пила двигалась беспрепятственно:

«Не задевая плоти», — щурясь, заверил доктор.

Когда истошный скрежет затих,

он втиснул в щель серебряный клин,

похожий на нож для консервной банки,

надавил, покуда со скрипом не раскололась

лоснящаяся псевдорука и не показалось

родное предплечье — грязное, детское,

тонкое, как потемневшая ветка.

Врач поднял гипс с восхищением,

будто подарок: «Какой он легкий!» —

воскликнул, сверкнув глазами,

пощупал, слегка покрутил, ухмыльнулся,

сложил половинки в одно, и с помпой

пронёс через приёмную, где

все улыбались, будто на чьей-то свадьбе, —

так глубоко в нас желание

цельности и исцеления.